Солнце светит без нас

      Слава ушёл гулять один. Он сам не заметил, как ноги занесли его в парк развлечений, и очнулся только тогда, когда оплачивал билет на колесо обозрения. По правде, денег у него было в обрез, и даже траты на аттракционы пробивали брешь в бюджете. Ну, он собирался купить рубашку, всё-таки на свадьбу же намылился. Ещё нужно было на подарок сэкономить. И на билеты обратно в Питер. А штаны у него, кстати, имелись приличные. А вам что, много штанов надо что ли? Были у него одни голубые джинсы, которые ему ещё Саша покупала, когда вместе жили. Но сейчас он сильно похудел. После наркотических загулов уже был довольно тощим, а в больнице, так вообще, как призрак передвигался. Мог со стеной слиться, и по цвету, кстати, тоже. Сейчас поправился немного, но значительная часть шмоток все равно висела на нём, как на вешалке. Штаны он не мерил с давних пор, почти их не носил же, но надеялся, что ремень спасет положение. Он вроде бы, когда эти джинсы покупались, тоже не очень габаритным был.       Слава сидел в покачивающейся на ветру кабинке, тихо плывущей вверх, и всё больше задумывался над тем, зачем приехал сюда. Когда ты трезвый, то видишь без розовых очков, как мир совсем к тебе не лоялен. Он тебя явно недолюбливает и в любую минуту готовится подставить подножку, подложить грабельки, чтоб ты еще раз по ним прогулялся, для закрепления опыта, так сказать. Он слишком резкий, раздражающе шумный, дневной свет тускло-слепящий, хоть Слава и прячет глаза за темными стеклами нелепых очков. Мёртвое солнце зависло в белесом небе, как мутный рыбий глаз.       Кабинка плыла вверх, медленно блекли звуки веселой музыки, детские визги и смех. Слава заткнул уши наушниками и включил в телефоне «Ленина Пакет», полностью отгораживаясь от потусторонней какофонии. Он откинул голову на стенку кабины и позволил солнцу доставать радиоактивными лучами до его сомкнутых под дешёвыми пластиковыми очками век. Было почти что умиротворенно и из динамиков звучало:       Катя любит Сашу, Саша любит Полину, Полина любит Диму, а Дима любит Кристину. Кристина смотрит в окно, там за окном человек, Она любит его, хоть и не знает его. Даша любит Костю, Костя любит Иру, Ира любит Машу, Маша ее боится. На улице бегает Жучка, Жучка любит еду, А Вера любит, когда её мама с папой не бьют. И все они умрут, все они умрут, Да, все они умрут, но все они умрут. И все они умрут, умрут, все умрут, Все они умрут, умрут, они умрут.       Кажется, он посетил еще не всех врачей. Наркологи, психологи, уролог. Настало время психотерапевта. В смысле, толкового, платного специалиста. Наверное, стоило ему показаться, потому что после прощания с веществами, жизнь стала по истине невыносимой. Раньше наркотики разрушали его, а теперь его разрушают другие вещи. Велика ли разница? Его разрушает тотальная бессмыслица существования, вот как. И всё бы ничего, но алкоголь не приносил должного расслабления и веселья, как раньше. Бухло вообще ничего не приносило, кроме агрессии, возрастающей в сотню раз, и больной головы с утра. Сейчас ещё и тревожные мысли о баттле добавились.       Насколько Слава был безалаберным похуистом, но баттлы проигрывать не любил. Не привык просто, потому что все, с кем он баттлил, баттлились хуже него. То же касалось и Оксаны. Этот петушок только пыль в глаза пускал, мол, он крутой баттл-рэпер, даже поэта Саню СТ победил. Накидать быстро текст Славе ничего не стоило, но тут уже не прокатит читать с листка или доучивать по дороге к месту событий. Будет совсем стрёмно забыть текст, учитывая, что Оксана всегда хорошо готовилась. А после больницы Славу мучали рассеянность и забывчивость, даже настоящие провалы в памяти случались иногда. Ещё был велик соблазн вообще слиться. Сколько он дразнил Оксану: «надеюсь, не съедешь», «если этот петух не сольётся». А сам? Ну, а почему Оксане можно переносить даты, а ему нет? Но там ещё и Чейни стоял с другой стороны. Слава представил, как невозмутимо сообщает ему, что баттлиться передумал. И так по самое «не хочу» в говне перед ним. Хотя это и не важно. Всё равно всё уже закончилось. И начинать не стоило. Слава понял это, когда, как дурак, приперся к нему под дверь.       Возникло острое желание действительно взять билет и уехать домой. Вот прямо сейчас. Ну, когда с колеса слезет.       — Один вопрос: кто запустил чертово колесо здесь? — пробормотал Слава, разглядывая открывшуюся внизу панораму Краснодара.       В пятидесяти метрах под ним покачивались зеленые кроны, домишки стояли вразнобой с современными многоэтажками, ехали маршрутки. Отсюда это был городок для лилипутов, кукольный заповедник, всё игрушечное, и над всем этим — ненастоящее солнце. Здесь, так высоко от земли, Слава почувствовал себя совсем одиноко. Он вспомнил, как с мамой и сестрой катались на таком же колесе в Хабаровске. Может, не таком высоком, и кабинки тогда были открытыми, без прозрачных стенок. Можно было легко вывалиться наружу.       Когда Слава ступил на землю, ему показалось, что нагретый воздух раскалился еще сильнее. Он купил ледяную колу в торговой палатке и сел на лавку у аллеи. Долго сидел, закинув одну руку за деревянную спинку, заложив ногу за ногу, периодически отхлебывая напиток, от которого просто десны немели. Вспомнил, как нюхали с Оксаной кокс. Слава втер в десны. И правда, хороший был кокс. Окси дерьма не держит, не так ли? Поэтому у Славы и не было шанса задержаться рядом с ним. Он для Окси отброс своего рода, наверное.       Слава подумал, что нужно послушать «Горгород», может, удастся вытащить оттуда строчки для баттла. Он слушал уже. Как только альбом вышел, так и послушал сразу, прямо во время рабочей смены, делать всё равно было нечего. Хорошее было время, развлекались со Светло записью епишек и концертами на пять зрителей, даже Саша иногда с ними зачитывала свой куплет. Баттлы, опять же, были душевнее. И Ден был совсем другим. Конечно другим, он же был совсем пацан. «Целуй меня взасос, если хочется сдачи». Это было лишнее, наверное. Тогда он уже влюбился в Дена. Ну, не на самом баттле, а когда общались и бухали все вместе. Он боялся и надеялся одновременно, что Ден все поймет и верно расценит. Хорошо, что тогда этого не произошло.       Слава точно знал, что Ден на него первым запал. Он не смог бы объяснить, откуда такая информация, просто знал. Вообще, по Дену хуй угадаешь, что у него на уме и на кого у него стоит. Но Слава точно знал, что провоцирует неравнодушного Чейни. Не чужого, такого, как сейчас. Мирона тогда и в проекте не было. Слава конечно же слушал все его треки, все совместки и многое знал наизусть, и даже клепал шутливые песенки про Окси, но не думал, что когда-то столкнется нос к носу с жидярским носом Оксимирона. Когда он стал чуть ближе и замаячила перспектива баттла, то у Славы будто крышу ураганом унесло. Оксана стала его идеей-фикс. Но Чейни все еще был рядом и все еще был нужен. И Слава рискнул во второй, или даже третий раз, уже не намеками, а прямо говоря, что хотел бы от него.       Слава никогда не считался с людьми. Он был добрым мальчиком, воспитанным подростком, почти хорошим студентом — ради мамы, правильным парнем — ради Саши, но что-то пошло не так. Он был таким хорошим парнем, и был тем парнем, который упарывался как черт, едва не угодив в могилу, плевал на увещевания друзей, использовал Дена. Слил всю свою жизнь в унитаз.       Это забавно, но по сучьей сущности с ним сравнилась бы только Оксана Фёдорова. Жидку, походу, вообще однохуйственно было всё вокруг. Он шёл к своей цели, а все, кто хотел и был полезен, шли с ним. Или не шли, и тогда шли на хуй. Он бы плакать не стал. Как он красиво игнорил Шокка на протяжении всех лет с распада Вагабунда. Слава был уверен, уж какая Окси шлюха, так с Шокком их точно связывало больше, чем рэпчик. А самого Славу он просто использовал ради секса и вышвырнул за ненадобностью, а сейчас собирается использовать ради хайпа. Как же это напоминало ему его самого. Он он, в отличие от Окси, никогда таким не был по-настоящему, не хотел быть. Где-то там внутри под ребрами прятался другой Слава. Он всё искал повод проявиться, но такого повода не предоставлялось. Ну, это вроде как когда по утрам собираешься бегать начать, но то времени нет, то лень, то «а смысл?». Почему бы не быть просто таким вот, как есть. Все вокруг так мало живут, ещё заморачиваться не хватало. Это нигде не зачтется. Поэтому Слава плевал на спорт, ну, и на многое другое, заодно.       Слава сидел на лавке под узорной тенью от алычи, зажмурив глаза и откинув косматую голову на спинку скамейки. Ему было двадцать семь лет, и он хотел попасть в клуб «двадцать семь». Но он нихуя значимого-то и не сделал пока что.       А как же епишки Еже?       Даже Окси не вынес на баттле и альбом «Солнце мёртвых» не записал. Пока что. Можно будет вернуться к этому вопросу в конце сентября.

***

      В квартире было тихо. Славе показалось, что она пуста. Букер куда-то смылся скорее всего. Слава же отверг идею погулять вместе — как супружеская пара престарелых геев — у пруда, покормить уток, или что там еще увлекательного значилось в Фединой программе. В общем, наверное, снова обидел его, ранимого поэта, и Букер понял, что ему лучше не навязываться. Наконец-то понял.       — Привет.       Слава как раз снимал кед со второй ноги, держась за стену. От неожиданности он вздрогнул. Рассчитывал побыть в одиночестве, слишком уж впрягся в воспоминания и мысли всякие невеселые, и сейчас вступать в какие-то диалоги не хотелось.       — Чего дома сидишь? — спросил Слава.       По обеспокоенному Фединому лицу он понял, что тот подозревал разное, от новых визитов к Дену Чейни или Хайду до нажираловки в пабе в одно рыло. Может, уже давно хотел начать атаковать его сообщениями, но сдерживался.       — Ну, что ты так смотришь, Фёдор?       Когда Слава его так называл, то мысленно добавлял «дядя».       — Мне кажется, ты что-то хочешь сказать, — продолжил он. Может, психанёт и свалит все-таки? — Что-то я баблишко всё спустил, сегодня последнее разменял в парке. Даже на рубашку не хватит, нам еще обратно ехать же. Пойду в гавайской тогда.       Он прошел в комнату мимо Феди.       — Незачем вообще туда идти, — прилетело в спину.       Букер тяжело опустился рядом со Славой на кровать. Словно очень уставший человек. С чего ему было уставать?       — Раньше как-то проще было, помнишь? — Слава вздохнул и закинул руки за голову, кожа на ребрах натянулась, четко вырисовывая каждую кость под тонкой футболкой. — Раньше, трава была зеленее, солнце светлее. Блант вкуснее.       — А сейчас, — спросил Букер. — Да тебе что, солнца мало? Я в магаз вышел за мороженым, так сам чуть как мороженое не расплавился.       — Солнца тут слишком много, да, непривычно. А я не знаю, как баттлить Оксимирона.       — Что? — не понял Букер. — Ты ж текст, наверное, продумывал еще года три назад, Хельга. Ты то и не знаешь, как баттлить Оксимирона? Да ты диссертацию по Оксимирону легко бы защитил. Тебе степень по Оксимирону надо дать учёную...       — Я потерял запал. Мне не поставить гандбольный мировой рекорд.       — Чего? — Букер устал сидеть и прилег рядом на бочок, подложив руку под щеку и глядя на Славу.       — Ты рождаешь не панчи, а пёрлы, как «гандбольный мировой рекорд». Вот чё придумал для текста на баттл. А что дальше придумывать, хуй его знает.       — Это про Оксимирона?       — Ну не про тебя же.       — Похоже, ты и правда проебешь, Слав.       — Ты не слушал «Горгород», — сказал он утвердительно. — Это на его альбоме строчка. Мировой гандбольный рекорд, ипподромы, соборы, боулинг… Забыл, чё дальше. Такая хуйня. Если честно я сам разочаровался, что такая вторичная хуйня. Жидок исписался. А ведь я же был его фаном. Это уже не тот человек, кого я достать хотел. Я же вынесу его, просто вот как два пальца об асфальт.       — Ты же сказал, что не знаешь, как его баттлить. Но насчет рекорда я не понял.       — Ну, гандбол же. Командный вид спорта, — Слава закатил глаза. — Вот и Оксимирон хуйню спорол. Это пока что всё, что я придумал, пока в парке гулял. А нет! Кстати, еще вот это: «ты читаешь хип-хоп, а не грабишь банки, если вокруг тебя дохуя стволов, это значит, ты гуляешь в парке»!       Букер заржал. И внезапно дотронулся почему-то холодными пальцами до Славиного влажного лба, убирая с него липкую длинную челку.       — Ты лучший баттл-рэпер, Слав. Ты его вынесешь.       Федя внезапно навис над ним, и Слава, тут же воспользовавшись моментом, ловко потянул его за вихры на затылке, впиваясь в мягкий рот жадным поцелуем, ощущая подбородком чужую щетину. Букер выдохнул удивленно и раскрыл широко глаза, уставившись на него, но отстраниться не пытался. Но Слава бы и не дал ему снова отстраняться. Опять притянул его лицо и начал целовать, быстро пьянея от ощущений. Просто он был вампиром.       Букер схватил его за запястья раскинутых рук, вжимая их в кровать, словно боялся, что Слава куда-то денется. Нет уж. На безрыбье и Букер рыба. Еще какая. Большая. Он чувствовал бедром крепко стоячий Федин член, и у него самого стояло хорошо. Все-таки пидором он был стопроцентным, и ему очень нравились бородатые мужики, но и лысые карлицы, впрочем, тоже.       Судя по всему, Федя давно его хотел, просто не давался почему-то. Это можно было и потом выяснить. Слава нетерпеливо рванул собачку на молнии его шорт. Она не поддалась с первого раза, со второго ему удалось добраться до Фединых боксеров и обхватить через ткань набухший член.       — Я хочу тебе отсосать, — прохрипел Слава, скидывая Букера с себя и меняясь с ним местами.       Теперь уже он нависал над Федей. Тот всхлипнул и затих, когда Слава освободил от трусов его член и сразу же обхватил губами скользкую головку, а потом вобрал в рот весь ствол почти до основания. Просто у Букера был больше, чем у Дена, и даже больше, чем у самого Славы. И больше, чем у Оксаны. Он ритмично работал ртом, головка тыкалась в небо, Букер беспомощно стонал.       Скоро Слава почувствовал Федины пальцы, ощутимо вцепившиеся ему в волосы, и то, как он начал сам двигаться, пытаясь трахнуть Славу в рот. Что ж, Слава был не против. Он позволил Феде почти что насаживать свою голову на член и проникать в горло. Только раз подавился. Букер испуганно разжал хватку на его затылке, что-то бормоча невнятное. Слава последний раз втянул в рот красную головку, и в его рот брызнула сперма. Он и не пытался отстраниться, почти всё проглотил, а потом медленно облизал губы       — Я… сейчас, — Букер раскинулся на кровати, всё ещё тяжело дыша и глядя на Славу мутным взглядом. — Сейчас, Слав. Я тоже тебе…       Слава лёг рядом, прижимаясь горячим боком к Фединому бедру. У самого в штанах нещадно стояло, но хотелось другого.       — Как ты вообще насчет второго захода? Выебешь меня? — Слава погладил Букера по груди своими длинными пальцами.       — Д-да, — запнулся он. — Думаю да. Только водички глотну, ладно? И попробуем. В смысле... ты прям хочешь именно, чтоб я?..       Слава сам сбегал ему за водичкой, но в тот день они все же обошлись дрочкой. И не потому что у Букера не встал член. Просто презервативы оказались где-то проебаны, Слава и не помнил, чтобы клал их в сумку. Так что дырявым, как Оксана, ему пока что стать не посчастливилось. Может, и к лучшему.       Уже глубокой ночью Слава проснулся от путанного кошмара, где он убегал от трехглавого чудовища, и обрадовался, что рядом на кровати лежит живой Букер. Это всегда приятно понимать, что кошмар всего лишь игра воображения. Вот бы так и в жизни можно было.       Слава выдохнул, прислушиваясь к биению своего сердца. Он уже успел пожалеть, что они потрахались с Букером, ведь это привяжет его, скорей всего. Хоть Федя и хорохорился, говоря, что Слава много о себе возомнил. Может быть, но нужно было быть слепым, чтобы не замечать влюбленный собачий взгляд Феди. Впрочем, не горело, и с этим, как и с другим, он мог разобраться попозже. Тем более, что после этого стало как-то легче дышаться. Даже тут, в Краснодаре.