Из Сибири и снова в Сибирь - вторая сестра.

- Ну так что, отдаем дело в суд и идете на каторгу или наберетесь ума-разума в участке? – услышала Толя вопрос Василия Савватьевича и, не задумываясь, ответила, - Только не на каторгу. В голове девушки почему-то сразу пронеслась мысль о том, что с нее сейчас будут требовать деньги за то, чтобы не трогать больше это дело, Толя уже прибрасывала, сколько придется ей заплатить, однако, все произошло совершенно не так, как она могла себе это представить. Выйдя в коридор и со страхом думая о том, о чем может разговаривать Василий Савватьевич с Людой, Толя сидела и, от нечего делать, смотрела по сторонам. Жандарм, стороживший Толю, чтобы она никуда не сбежала, сказал девушке: - У полицмейстера рука тяжелая, можешь уже прямо сейчас начинать морально готовиться. В момент сообразив, что ее ожидает, Толя вдруг начала вспоминать каторгу. В голове Толи пронесся этап, жандармы, кандалы, мытье золота, стычки с жандармами… «Плевать, пусть поступает как хочет, лишь бы не на каторгу», - подумала Толя, - «Лучше в участке отмучиться, чем под суд пойти…» Увидев, что из кабинета полицмейстера прямо по направлению к камере вышла Люда, Толя поняла, что сегодня они домой не вернутся точно. - Капитолина Игоревна, садитесь, пока есть такая возможность, побеседуем, - сказал полицмейстер Толе, когда девушка вошла в кабинет, - Вы вообще, мадам Арсеньева, осознаете, что человека убили? - Я никого не убивала, - ответила Толя. - Капитолина Игоревна, ведь уже все решили, дело до суда не дойдет, - сказал Василий Савватьевич, - Облегчите душу признанием. Решив, что от своих слов, если что, она всегда успеет отказаться, тем более, что беседа велась не под протокол, Толя сказала: - Что поделать, лес рубят – щепки летят. Графа жалко, однако, ничего не поделать. - У меня в голове такой ответ не укладывается! – возмутился Василий Савватьевич, - Капитолина Игоревна, я уже пожалел, что решил дело замять, однако, вспять ничего не повернуть. Получив сполна розгами, Толя так же оказалась в камере и так же, как и Люда, услышала, что она вернется домой только через неделю. Улегшись на нары и разревевшись, Толя пролежала так до вечера. Более-менее успокоившись, девушка уснула, а с утра снова пустилась в слезы. Толе было обидно, что она никак не может все сделать нормально, не попавшись полиции, что она такая идиотка, что вечно выдает себя чем-то. Однако мысль о том, что все, более-менее, обошлось, утешала Толю. «Хотя бы на каторгу не пошла», - думала девушка, вытирая слезы. Когда Толя и Люда вернулись домой, Анна Юрьевна, глядя на заплаканное лицо Толи и шокированную Люду, тихо сказала мужу: - Профессионально полиция сработала, неделя прошла, а они до сих пор в шоке. Увидев, что Толя легла на кровать, Анна Юрьевна сказала дочери: - Толя, надеюсь, это последнее твое покушение было? Видишь же, чем дело оканчивается и что тебя чудом от каторги пронесло. - Последнее, - сквозь слезы сказала Толя, - Ребенка сиротой оставлять жалко. - Игорь, знал бы ты, как у меня душа за девочек болит, - сказала Анна Юрьевна мужу, - Сначала переживала, как они там в участке, потом переживала, когда узнала, что Василию Савватьевичу стало понятно, где были девочки и чем занимались. Как я боюсь, чтобы они как Евдокия не окончили, с каторги не вернулись… - Тут только надеяться надо, что больше они никуда влазить не будут, - ответил Игорь Георгиевич. На следующий день, немного придя в себя, Толя сказала Люде: - Мы ведь завязали? Не знаю, как ты, а я завязала. Знаешь, Люда, хорошо, что нам хотя бы от папы не попало, не ругал он нас. А так да, в полиции такое пережили, что я вспоминать не хочу, но, знаешь, Люда, лучше нас вот так отодрали и нарушение режима записали, нежели на каторгу бы мы снова пошли. И, хотя бы, я не помирала в эту неделю, как тогда, когда мы с тобой в больницу попали…