***
Себя ему не жаль. Ни капли. Он сам виноват. Почему он не радовался тому, что у него было? Господи, Лэнс себя ненавидит. Запирается в своей тесной квартирке, отпрашивается с работы на следующий день и не шевелится. Трус. Трус. Трус. С ними ему видеться нельзя. Нельзя. Он упадёт и будет рыдать у них в ногах, прося прощения, которого не заслужил. Он прячется в комнате. Выходит глотнуть воды и возвращается обратно. Плакать он больше не может. В нём ничего не осталось. Он получает одинокое сообщение от Ханка, коротенькое и удивлённое: «ты ок?» Лэнс не заслужил. Он не отвечает. Он скучает. По Широ и по Киту. Сердце болит, потому что он любит их, любит так сильно — но он ранил их так больно. Тот взгляд Кита. Испепеляющий, полный ненависти. Когда на тебя смотрят так… это как заглянуть в глаза быку. Лэнса мутит. Как Кит отдёрнул руки прочь от пальто. Как выплюнул имя Заркона. От воспоминаний голова начинает болеть. Лэнс просто… не понимает. Почему? Почему? Лэнс заслужил всё, что Широ ему сказал. Заслужил, чтобы его разнесли по кирпичику — но что такого сделал Заркон? Откуда Кит знает, кто такой Заркон? Ничего не понятно. Если уж Лэнс будет мудаком, то он хотел бы хотя бы знать все причины, почему он мудак. Кит ему не пишет. Широ не звонит. Хорошо, это правильно. Пальто лежит на кресле. После целого дня, проведённого на одном месте за разглядыванием отклеивающихся обоев, Лэнс наконец встаёт с кровати. Он смотрит на себя в зеркало. У него тёмные круги под глазами, и самую малость запали щёки. Господи, и кожа совсем пиздец. Лори бы удар хватил сейчас. Она бы обозвала его последними словами. Ханк бы разочаровался. Пидж бы назвали его жалким. Лэнс должен всё исправить. Он без понятия, как, но опять отпрашиваться с работы в понедельник делу не поможет. Лэнс чистит зубы. Принимает нормальный душ. Решает прямо здесь и сейчас, что должен хотя бы узнать, насколько велик нанесённый им ущерб. И для начала он должен извиниться перед Кораном и Аллурой. Но — середина дня, воскресенье. Клуб сейчас закрыт. Лэнс пялится в телефон. Коран же не будет против, правда? Лэнс никогда не звонил тому на личный номер, но ему нужны ответы. Нужно извиниться, и нужно узнать всё. Он набирает номер, расхаживая взад-вперёд по комнате и вслушиваясь в гудки. Когда в трубке раздаётся голос, накатывает облегчение — и тревога вместе с ним. — Алло! Говорит Коран. — Коран… Это Лэнс. — Ох!.. Лэнс? Ты в порядке? — Да… Я… — Мы за тебя очень волновались. Широ и Кит не говорят, что случилось. — Догадываюсь, — вздыхает Лэнс. Под ложечкой тянет. — Коран, я слажал. Я должен перед тобой и Аллурой извиниться. — …Ох… — Вы столько сил в ремонт вложили… а я пропустил открытие, потому что мне предложили с-собеседование на работу получше. Чёрт, только не разреветься бы сейчас. Коран на том конце молчит. Хмыкает через какое-то время. — Понятно… — Мне ужасно стыдно. Мне так жаль. — Ну… — Голос Корана звучит бодрее: — Извинения приняты! Нет ничего постыдного в том, чтобы прицениться к другой карьере. Не волнуйся на этот счёт, дружок, мы смогли тебя подменить в ту смену. На короткий миг становится легче. Вот бы Коран был рядом сейчас — Лэнс бы его насмерть заобнимал. — Открытие… хорошо прошло? — О, оно было грандиозным — хоть и чуточку менее шикарным, чем могло бы быть с тобой, но мы всё равно смогли отличиться! — Рад слышать… — Ты там не изводись, слышишь? Это всего лишь одно выступление. — Да, но… по-моему я слажал куда больше. — Лэнс проводит ладонью по лицу. — Кит и Широ… когда я сказал им, кто меня пригласил на собеседование — они разозлились. — И кто же? — Генеральный директор по имени Заркон? Или З.? Ты слышал о таком? Коран втягивает воздух. Пауза, и наконец он бормочет: — Да. Да, слышал. — Кто он? — Знаешь… я мог бы рассказать тебе, но ты бы лучше всю историю от Аллуры услышал, — говорит Коран. — Она сегодня в клубе, занимается документами у себя, если захочешь к ней наведаться. — Я — д-да, — запинается Лэнс. — Я бы хотел. Можно? — Я позвоню и скажу ей, что ты едешь. — Спасибо, Коран, — Лэнс вздыхает. — Ты лучший. — Я стараюсь! — хмыкает Коран. — Надеюсь, всё хорошо будет, Лэнси. — Спасибо. — Лэнс сглатывает, стараясь не расплакаться снова. Когда Коран отсоединяется, Лэнс точно не может сказать, чувствует ли он себя лучше или всё же хуже.***
До «Дэнниз» на углу он доезжает на автобусе. Остальной путь — проходит пешком, минуя славную парочку, обжимающуюся у телефонного столба. Кутается в зелёную парку и дышит в шарф. Рваные джинсы были скверным решением на сегодня; холод особенно не щадит бёдра. Чёрный ход, оказывается, не заперт. Лэнс толкает дверь плечом — вслушивается в резкий шум воздуха, дожидается щелчка, когда дверь сама закрывается за ним. Лэнс выдыхает и ныряет в тепло помещения. Сдёргивает одной рукой шарф и медленно идёт по отремонтированному клубу, рассматривая всё по пути. Тут правда потрудились на славу. Стены, потолки. Даже пол. Стоит тишина, от которой мурашки по коже. Ни звука из студии, ни звука из клуба. Лэнс расстёгивает куртку и поднимается по ступенькам в кабинет Аллуры. Никаких больше рыжих лампочек. Никаких красных обоев. В приоткрытую дверь он видит Аллуру, расписывающуюся на бумагах и печатающую что-то. Даже в выходной она работает в поте лица. Волосы стянуты в узел, пара прядей падают ей на лицо; она выглядит усталой. Лэнс делает вдох. Сердце отбивает в ушах; он не представляет, что она скажет. Накричит на него? Два удара костяшками о дверь. Аллура поднимает голову, смотрит на него и выпрямляется. — Лэнс, ты приехал. — Привет, — печально говорит Лэнс. — Можно войти? — Да, да, садись. Лэнс забредает в кабинет и садится на новенький стул. Стул не скрипит. Свет не мигает, но здесь по-прежнему пахнет цветами. Аллура откладывает бумаги в сторону. Складывает руки на коленях и смотрит Лэнсу прямо в глаза. — Итак? — Мне так жаль, — лепечет Лэнс. — Мне очень стыдно за то, что я пропустил открытие. — Коран мне объяснил, почему, — кивает Аллура. — Дерьмо случается. Ты не первый, кто пропадает без предупреждения в ночь важного выступления. — Я… не первый? — Не-а. — Аллура пожимает плечами. — Я сержусь, конечно, но это часть работы. Лэнс вздыхает и растирает лицо согревшимися руками. — Я всё равно чувствую себя как говнюк. Прости. — Ну, на самом деле… — Аллура откидывается на спинку кресла. — Это не передо мной тебе стоит извиняться. — А? — Ты очень обидел Широ и Кита. Они безумно волновались, а вчера просто хандрили весь вечер. Господи. Сердце Лэнса обрывается. — Ты искал что-то получше, да? — спрашивает Аллура. — Менее постыдную работу? — Н-ну… я… — Лэнс отводит взгляд. — Я не знаю, чего я хочу. Он ещё никогда не чувствовал себя таким потерянным. — Широ, Кит, — начинает она. — Пидж, Ханк, Эмили, Кев. Лори, Коултер, Наннель, Коран… — Что?.. — Все они очень серьёзно относятся к клубу. Они… — Аллура улыбается. — Они его любят. Как и я. Лэнс не знает, что сказать. Ему нет оправданий. — Гнаться за деньгами — это не плохо, Лэнс. Веришь или нет, но они правят миром. — Аллура встаёт, отодвинув стул — ножки проезжаются по полу. — Но… если прибавить к делу любовь… Она неспешно идёт к маленьким полкам, висящим друг над другом. На каждой по безделушке, но на самом верху в вазе стоит ваза с цветами. Они странные — не розы и не тюльпаны. Экзотические, сочные. Красные, как помада Лэнса с того выступления.Красные, как куртка Кита. — Когда любишь кого-то, дело касается уже не только тебя. Лэнс делает вдох. Смотрит, как она вытаскивает из вазы один цветок и поворачивается к нему. Улыбается; её голос неожиданно мягкий, понимающий — совсем не то, чего Лэнс ожидал. Она говорит как друг сейчас, понимает вдруг Лэнс. Настоящий друг. Вот та Аллура, которую все обожают. Лэнс теперь понимает. Мягкий взгляд, мягкие волосы. Она смотрит на ярко-красный цветок в пальцах и спрашивает: — Лэнс, ты знаешь, что означает целозия¹? — Э-э… — Лэнс смотрит непонимающе. Ёрзает на стуле и старается говорить ровно: — Это цветок такой? Она бросает на него взгляд. — Да, это цветок. А какое у него значение? — ...а какое у него значение? — «Самолюб». Ох. Понимание наваливается разом. Без предупреждения, неожиданно. Как огромный несущийся поезд. Как бейсбольный мяч прямо в лицо. Чёрт, он вёл себя, как эгоист. Она права, права… — Нет ничего страшного в том, чтобы искать лучшего. — Аллура ставит цветок обратно в вазу и возвращается на своё место. — Но и говорить об этом с теми, кого любишь, важно тоже. Лэнс роняет голову в руки и тяжело вздыхает. — Ох, боже. Аллура… Аллура фыркает — это почти похоже на смешок. Скрещивает руки. — Так, значит. Заркон? — Он… он мне столько всего предложил. — Лэнс не понимает головы. — Я слепой. — Он наверняка обещал тебе целый мир. Целый мир. Сияющий и прекрасный. Но как Лэнс мог забыть? В этом мире у него есть держание за руки. Есть прогулки по парку в октябре. Есть поделённые хот-доги, есть смех между поцелуями. Лэнс откашливается. Собирается с мыслями и смотрит сквозь пальцы на своего босса, сидящую напротив. — Аллура, кто он? — Это долгая история, боюсь. — Я хочу знать. — Лэнс роняет руки на колени. Болит всё. — Пожалуйста. Какую беду я сделал? Что я натворил? — Правда хочешь? — Да. — Заркон… — Аллура вздыхает и трёт висок. — Заркон когда-то работал на моего отца. Лэнс пялится на неё. — Чего?.. — Мой папа был потрясающим человеком. — Она улыбается. — Столько трудился. Научил меня столькому. Рассказал о стыде и о гордости. Он владел сетью шикарных ночных клубов — я, даже когда была маленькой, считала, что это восхитительно. Стоп-стоп-стоп. — Так «Паладин»… принадлежал твоему отцу? — Да. Когда я подросла, он рассказал мне, что быть секс-работником не зазорно. Это было делом его жизни — развлекать. Он показал мне, что то, что кажется сексуальным, будет грязным только если смотреть зашоренным взглядом. — Она покусывает губу и улыбается: — А у него всегда глаза были широко раскрыты. Лэнс сглатывает. — Что произошло? — Заркон… был его бизнес-партнёром. — Аллура поднимает голову. — И его Чёрным Паладином. — Что-что-что? — лепечет Лэнс. — Заркон стриптизёром был? — И не просто стриптизёром. Люди издалека приезжали, только чтобы увидеть его, — говорит Аллура. — Вместе с Кораном он и мой папа открыли клубы в разных городах — успех был безумный. Обстановка в каждом была изумительная. Живая музыка, очереди длиной в несколько кварталов… — А что пошло не так? — Лэнс садится прямее. Он уже слышит по её голосу — видит в её глазах. Аллура меняется в лице. В кабинете стоит тишина. Не басит музыка. Аллура опускает взгляд на столешницу и вздыхает. — Папа заболел. — Она заправляет беглую прядку за ухо. — И умер, а в своём завещании… он оставил все клубы мне. Мне всего девятнадцать было. Лэнс вздыхает. — Ох. — Заркон был в ярости. Он считал, что «Паладин» принадлежит ему… так что он ушёл, взяв с собой всё, что заработал, и поставил себе за цель уничтожить всё, над чем они с папой столько работали. — Боже мой. Что он сделал? Аллура садится ровнее. — Начал с бродвейских театров. Потом — танцевальные клубы. Потом — караоке-бары, и партнёрство с «Дю Солей», и комедийные клубы. Он… открывал заведения, одно за другим. Он вёл дела так агрессивно, что… — Аллура сглатывает. — Нам пришлось закрыть все клубы. Этот… этот единственный остался. Ощущение такое, что сердце Лэнса сдавили под прессом. Как будто кто-то взгромоздился ему на плечи. Как будто ему двинули в лицо. Неудивительно, что Кит мигом его возненавидел. Неудивительно, что глаза Широ помутнели, словно подёрнутые туманом. — Я пиздец, — говорит он вслух. — Я хуже не придумаешь. — Ты не знал, Лэнс. — Но я мог спросить, — скулит он. — Мне так жаль. Блядь, блядь, блядь. — Судя по всему… Заркон тебя развёл, — вздыхает Аллура. — И меня заодно. Мне кажется… мне кажется, что он решил ударить нас туда, где будет больнее всего. А ты… — А я падкий на наживу идиот без грамма совести, — стонет Лэнс. Теперь всё это обретает смысл. Цепная реакция — начинается, и всё рушится разом. Его отношения, клуб в целом… — Эй, — резко окликает Аллура начальственным тоном, и Лэнс мигом выпрямляется. — А? — Знаешь, почему он тебя выбрал? — спрашивает Аллура. — Я вот знаю. Ты, вообще-то, потрясающий, Лэнс. Если так посмотреть на это всё… — она взмахивает рукой. — Многого из этого бы без тебя не случилось. — Нет, я… — Не прибедняйся. — Аллура наставляет на него палец. — Ты невероятный. И ты слажал, как у людей иногда бывает. Помнишь, как ты упал на своём первом выступлении? — ...да? — И я тебя простила? — Да. — Иди. — Аллура взмахивает рукой. — Иди и поговори с ними немедленно. — С-сейчас? — бормочет Лэнс. — Да они… они ни за что не захотят меня видеть. — Не звони им и не пиши, — командует Аллура. — Едь к ним домой и извинись. Ладони мокрые. Сердце колотится. Аллура видит его насквозь — Лэнс даже не может прикрыться ложной самоуверенностью. У него ничего нет. Ничегошеньки. — А если они меня не простят? — Как думаешь, они тебя любят? Вопрос отдаётся в теле, как колокольный звон. Любят ли? Любили ли? Теперь-то, наверное, точно нет… Лэнс не может ответить, но Аллура улыбается. — Они простят. Знаешь что… — Она встаёт снова и берёт из вазы одну целозию. — Возьми-ка. — Уверена? — Боже, да. Я устала от твоей кислой рожи. Верни мне Лэнса с большим самомнением. Лэнс смеётся — Аллура улыбается в ответ. Он забирает цветок — тяжёлый, крупный, — и обнимает её на прощание, прежде чем выбежать в дверь.***
К тому времени, как Лэнс вызывает такси и садится смотреть, как дорога проносится за окном, его осеняет пониманием, которое встряхивает его до глубины души. Это всё неважно. Мораль, быт. Важны — Кит и Широ. Важен клуб. Ханк и Пидж, Коран и Аллура — все они важны. Слова Ханка всплывают в голове; чёткие и ясные, как в тот день, когда Лэнс их впервые услышал: В «Паладине» мы все семья, чувак. Ты пока не понял. Значит, поймёшь позже. Теперь — он понимает. В это мгновение, прямо сейчас — понимает. В груди сдавливает. Он прикусывает язык и делает вдох, потому что — кому вообще есть дело? Кому какое дело до того, что он встречается с двумя мужчинами? Кому какое дело до того, что он стриптизёр? Это всё его, разве нет? Лэнс любит эту работу. И любит их. Широ и Кита. Так сильно, так невыносимо сильно, что от одной только мысли о том, как больно он их ранил, становится дурно. Он хочет всё исправить. И пускай мама не одобрит. Пускай парикмахер на него косится. Лэнс — это Лэнс. Он в школу приходил в одном белье. Носил на занятия платья и засыпал пьяный на вечеринках. Он хлестал пиво из стойки на руках, прыгал с балконов, въезжал в бассейны на гольф-картах. И Аллура права. Это не только его касается. Не только в деньгах дело. Лучшая жизнь? А что может быть лучше? Чем быть любимым? Чем быть принятым? Чем работать бок о бок с друзьями, краситься и носить классную одежду? Чего ему стыдиться? Господи, он идиот. Заркон влез ему в голову. Сендаком и его прицельно выбранными словами. Театральными сценами и обещаниями большего. Не нужно Лэнсу большего. Ему нужен Широ. Ему нужен Кит. Он хочет держаться с ними за руки и прижиматься к их бокам. Хочет разделить с ними горести — хочет поддерживать их в плохие дни, хочет заставить их улыбаться, когда им грустно. Хочет готовить им пасту и смеяться над ними, когда они пьяные, хочет быть рядом. Такси едва ползёт. Лэнс барабанит пальцами по бедру и нетерпеливо поглядывает в окно. Он держит целозию в другой руке. Крепко, как напоминание. Может, их вообще нет дома. Значит, Лэнс сядет на их пороге и будет ждать.