The Coxcomb

Знаете это чувство, когда нужно выступать перед целым классом? Типа, когда мутит так, что хочется натурально блевануть? Только в обратную сторону. Заглотить густого масла и надеяться, что оно тебя убьёт. Или как будто в желудке вырос рой пчёл, и теперь они такие: «За свободу! За королеву!» и пытаются прорваться наружу сквозь органы. Ага, вот как-то так Лэнс себя чувствует. Он дышит на ладонь и смотрит, как выдох поднимается паром, словно у дракона. Их машина стоит на подъездной дорожке. Они дома. Дверь недавно покрашена, свежая и белая. Он эту дверь видел пьяным. Видел её после хороших ночей и после не то чтобы удачных. Видел, как Кит сражался с замком — Лэнс помнит, как Широ вносил его в эту дверь. Лэнс набирается мужества и стучит. Два удара и ожидание. Сначала никто не отвечает, так что Лэнс стучит громче. Вдох и выдох. Он без понятия, что собрался говорить, но не может же он сдаться теперь. Лэнс стучит снова — перестаёт, когда слышит: «Иду-иду! Секунду!» Он этот голос так хорошо знает. — Кит? С той стороны берутся за ручку — звук приглушённый, лязгающий. Пауза. — …Лэнс? — Кит, мне нужно поговорить с вами. Ещё одна пауза, и Кит хрипит: — Убирайся! Господи. Он сам на себя по голосу не похож. От этого голоса сердце обрывается и дыхание застревает под языком. — Кит. — Лэнс стучит опять. — Пожалуйста. Я извиниться хочу. За дверью слышны голоса — спорят. «Кит, просто впусти его». «Ты серьёзно, блядь? После всего?» «Мы можем хотя бы выслушать его извинения». «Нихера я слушать не хочу!» — Пожалуйста, — выдыхает Лэнс. — Я через дверь извинюсь, серьёзно, клянусь. Прямо здесь. — Убирайся. Сердце сдавливает. В голове мечется горячечное они тебя ненавидят, они тебя ненавидят… Но Лэнс должен попробовать. Он прерывисто выдыхает, прижимается лбом к двери и ведёт костяшками по косяку. — Я не то имел в виду, когда сказал… насчёт… гордости… — Хватит! — Кит, открой дверь… — Нет, Лэнс! Уходи! — Я сам не понимал, сколько «Паладин» для меня значит, — с трудом говорит Лэнс, и глаза щиплет. — Я… Я так боялся, что никогда не смогу гордиться своей работой. Боялся… Боялся, что не смогу рассказать никому о том, что мы делаем. Боялся, что не смогу рассказать никому о вас. По ту сторону двери затихают. Лэнс перебирает слова на языке, но никакие не складываются правильно. — Нет ничего плохого в том, чтобы… н-нет ничего постыдного… В голове одна паника. Ему страшно. Рот сам вспоминает мелодию: — Детка, мне всё равно… если ты крутишься у шеста, пока ты возвращаешься домой. На той стороне сдавленно вздыхают. Снова глухо переговариваются, а потом дверь без предупреждения распахивается, и Лэнс чуть не вваливается внутрь. Он удерживается на ногах, тяжело дыша морозным воздухом, руки застыли вдоль боков. Он поднимает глаза и видит Кита — жгучий взгляд, поджатые в тонкую линию губы. У него за спиной Широ, на его лице почти угадывается улыбка. — Ненавижу тебя, — цедит Кит. — Прости. — Входи давай, пока ты там не умер, — рычит Кит и, топая, уходит вглубь дома. Лэнс выдыхает и переступает порог, закрывая дверь за собой. Внутри намного, намного теплее. Широ стоит, где стоял, окидывает его взглядом, но уголок его рта всё же дёргается вверх. — Привет. — Привет… — Лэнс закусывает губу. — Э-э… я… — Я хочу послушать, что ты собрался сказать. — Широ окидывает его взглядом. — Но ты выглядишь почти как покойник. Ты сколько снаружи простоял? — Т-типа, минут двадцать, — Лэнс коротко смеётся. — П-пытался набраться храбрости, ха. Взгляд Широ смягчается. Он кивает и разворачивается на пятках. — Я кофе принесу. — Не надо, — одновременно говорят Лэнс и Кит. Широ строго смотрит на них обоих; Лэнс торопливо кивает и молча садится на двухместный диванчик. Кит на него не смотрит. Он прожигает взглядом ковёр, щёлкает костяшками и постукивает ногой. Лэнс стаскивает ботинки и подбирает под себя ноги. Когда Широ возвращается с чашкой горячего кофе, у Лэнса тянет под ложечкой, и сердце сжимается. Даже когда Широ злится, он такой заботливый. Он потрясающий. Лэнс его недостоин. Но он — эгоист. Эгоист, который хочет Широ. Хочет их обоих так сильно. — Спасибо. — Не за что. — Широ садится рядом с Китом. — Так что, э-э… — У тебя есть две минуты, — цедит Кит. — А потом я тебя вышвырну. — Хорошо. — Лэнс кивает. — Ладно, я… — Он делает вдох, он делает выдох. Смотрит им в глаза и говорит уже твёрже: — Мне правда жаль. — Отлично. — Я не знал даже про Заркона. Аллура… она мне всё рассказала. И было безобразно хреново с моей стороны идти к нему, не сказав вам ничего, особенно потому, что он столько усилий приложил, чтобы оставить вас без работы. — Ага. Лэнс ёрзает. — И мне стоило спросить вашего мнения… потому что мы встречаемся, и я… ваше мнение мне важно. Я должен был сказать вам, что чувствую, и быть откровеннее. — …насчёт чего? — подсказывает Широ. — Насчёт… того, что я… стыдился. Быть стриптизёром. — Лэнс делает вдох. Ведёт ладонью по кружке и пробует: — Я совсем перестал понимать. Ко мне приходил этот чувак, Сендак, и он просто… я для него станцевал, а он оставил мне визитку Заркона и пообещал что-то лучшее. Он мне в голову влез! — Лэнс взмахивает рукой. — Я просто… начал думать, что, может, это всё неправильно. А потом мама начала вызванивать, и я такой: «Боже, я же никогда не смогу ей рассказать, чем занимаюсь», и… Широ моргает. — Я даже не знал. Кит скрещивает руки. — Ага. Аналогично. — Мы бы тебе помогли всем, чем можем, даже если бы ты решил сменить карьеру. — А я должен был вам рассказать. Обо всём. Простите меня. Широ пристально смотрит на него. — Ты и дальше так думаешь? Лэнс садится ровнее, разглядывая свой кофе. Ставит чашку на столик. — Нет. — Он мотает головой, и медленно… медленно, начинает улыбаться. — Нет, я — я это обожаю. Обожаю на сцене быть, обожаю радовать посетителей. Обожаю танцевать, и костюмы, и людей… — Лэнс умолкает. Встречает их взгляды и кивает. — В клубе все настоящая семья. Я этого раньше не понимал. Кит и Широ переглядываются. Общаются на этом своём секретном языке — переговариваются одними глазами. Их выражения смягчаются, плечи опадают. Хороший знак, наверное. — Я люблю то, что делаю, — добавляет Лэнс. — Я люблю вас. Они одновременно вздыхают. — Лэнс… Он продолжает улыбаться, хотя горло царапает и в глазах жжёт. — Я не хочу потерять это всё. — Он трёт левое веко. — Пожалуйста. Я не… — Не смей плакать, — сплёвывает Кит. — Не смей, блядь, потому что тогда я расплачусь. Хватит. Лэнс смеётся, и звучит ужасно. Он кашляет и трёт глаза снова. — Прости. — Я тебя люблю, — говорит ему Широ — словно маяк зажёгся над морем, и вокруг стало светлее. — Правда люблю. — Аналогично, — шмыгает Кит, сердито растирая глаза. Его голос дрожит: — Но я не… я не хочу, чтобы ты отказывался от хороших предложений ради нас. Не хочу тебя вниз тянуть. Даже если… даже если это будет Заркон. — Предложение от Заркона — не хорошее. — Лэнс мотает головой. — Он меня использовал. Ударил по клубу через меня. — И всё же… мы… пожалуй, перегнули палку. — Широ опускает взгляд на протез. Лэнс давно заметил, что он так делает всегда, когда нервничает: обводит пальцами живой руки выемки и ложбинки механической. — Вы были вправе задать мне трёпку, — заверяет Лэнс. — Я… я повёл себя как грандиозный мудак. Вы столько сил в наш номер вложили, а я… всё пропустил, и… — Достаточно, — обрывает его Кит. — Не хочу больше об этом говорить. Хватит. — Мои… мои две минуты закончились? — Ага, — выдыхает Кит. — Иди сюда. У Лэнса глаза на мокром месте. Он медленно поднимается со своего места и бредёт к дивану, где Кит хватает его за запястье и дёргает, усаживая между собой и Широ. — Ох. — Мне не понравилось на тебя злиться. — Прости… — Прекрати. Это не только твоя вина. Лэнс смеётся — звучит как-то мокро. — Я вас не заслуживаю, чуваки. — Но погоди. — Широ придвигается поближе, пока Кит и Лэнс вцепляются друг в друга, обнимаются до смешного крепко. — Я не понимаю одного. Лэнс чуть отстраняется. — М-м? — Почему ты не захотел жить с нами? Мы… мы правда очень хотели, чтобы ты переехал к нам. Мы… мы и сейчас хотим. Лэнс застывает. Кит крепче сжимает его бедро. Лэнс сглатывает. — Я… Он чувствует на себе их взгляды. Всю тяжесть мира. Он так вымотался. Его мутит после сегодняшнего аттракциона с эмоциями. — Н-не давлю, ничего такого. Просто… интересно… — Нет! Нет, я… я не знал, есть ли мне здесь место, — говорит Лэнс, наскоро слепив улыбку. — Я… кажется, я в вас влюбился так давно. То есть, я знаю что влюбился. Просто не знал… сомневался, что… — Блядь, чувак. — Кит поднимает руку и щёлкает Лэнса в висок. — Ай! — Что там у тебя ещё творится в голове, а? — шипит Кит. — Серьёзно. — Н-ничего! — Вот и хорошо! Потому что я думал, что мы это чётко обозначили! — Что обозначили? — Коммуникация, Лэнс. — Широ сжимает его запястье. Тянет руку на себя. Переплетает его пальцы со своими один за другим. — О чувствах нужно говорить. — Ох… да. — То есть… мы с этим тоже не очень справились. Кит и Широ обмениваются взглядами. — Но мы исправимся. — Ты не просто… какое-то дополнение, — говорит Кит, решительный, непоколебимый. — Мы хотим, чтобы ты был с нами. — Даже после всего? — смеётся Лэнс. — Особенно. — Боже, эти пару дней, что мы с тобой не разговаривали, убийственные были, — улыбается Широ, и Лэнс… у него больше не осталось слов. Он не может ничего сказать — не может описать, как себя чувствует. Знаете это ощущение? Знаете, как бывает, когда слажаешь? А когда тебя прощают? Вы знаете, как это бывает. Это описывать не нужно. С плеч Лэнса будто свалилась тяжесть — ушли все его больные сомнения. Пальцы перебирают его волосы, на бедре лежит ладонь. Он прижимается носом к плечу и делает глубокие вдохи. Сказать больше нечего. Они остаются сидеть на диване. Никаких птиц снаружи. Никаких сверчков. Только холодная погода за окном, и изредка гудит посудомойка.

***

— Это примирительный секс? — спрашивает Лэнс, немножечко хрипло, немножечко жалко в оглушительной тишине спальни. — Нет, — говорит Кит. — Да, — говорит Кит. — Не знаю, — говорит Кит и прячет лицо у него на шее. Лэнс согласно мычит и неторопливо притирается к его бедру. На них нет одежды. Нет барьеров, в каком-то смысле. Назвать сегодняшний день эмоциональными горками было бы преуменьшением. Назвать его эмоциональным прыжком со скалы — это только половина истории. В общем, они втроём добрели до спальни, закатились в кровать и прижались друг к другу, как стайка печальных щенят. — Я просто… — Кит вздыхает, оборвав мысль. Его дыхание жаркое и влажное, щекочет ухо. Знакомое. Под другим боком Широ лениво поглаживает голень Лэнса. — М-м? — Устал, — говорит наконец Кит и осторожно прижимается губами к челюсти Лэнса. К шее. К кадыку, поцелуй за поцелуем. — Прости… — Цапаться весело, — вздыхает Кит. — Но ссориться с тобой отвратительно. Лэнс перекатывает язык во рту — прижимает к зубам, тычет в щёку изнутри, нервничает. Он тоже устал, но есть что-то безопасное, притягательное в тяжести Кита на груди, ленивых прикосновениях Широ к лодыжке. В его движениях нет системы, нет умысла, нет цели — просто осторожное прикосновение к голени, просто бережно сжатое пальцами колено. Лэнс ёрзает. — Я… Широ негромко шикает на него. Никаких больше разговоров — неплохая мысль, по крайней мере пока. Кит проталкивает бедро между ног Лэнса. Лэнс притирается в ответ и очень тихо скулит, не открывая глаз. Когда Кит целует его, получается медленно. Романтично. Сладко. С любовью. Это в итоге ни к чему не приводит. Не должно вести, на самом деле. Это просто нежные прикосновения рук, перемежающиеся тихими трогательными словами. Много чего со щелчком встаёт на свои места — Лэнс бы пошутил про открывающую тему «Секретных материалов», но это совсем не шутка. Он правда понимает, в самом деле. Лэнс вообще-то ужасно везучий сукин сын — и он счастлив. Впереди не ждёт проторённых дорог. Никто не даст им инструкцию к поли-отношениям. Гадалки — те ещё жулики. Гороскопы херня на палочке, сколько бы Широ ни искал в них смысл. Лэнс может верить только тому, что видит своими глазами. Тому, что настоящее. Тому, что правит миром. Для Лэнса? Вот оно. Есть ли что-то помимо этого? Конечно. Его ещё многое тревожит — но по крайней мере здесь, под навалившимся Китом, под боком у Широ, он может побыть счастливым. Он может дышать свободно — и иногда этого более чем достаточно.

***

Когда Лэнс возвращается на работу, сжимая руку Кита в своей, вся студия в унисон облегчённо вздыхает. Это почти обнадёживает — знать, что все болели за эти их странные, славные отношения. Лэнс улыбается и вкалывает на полную. Новая студия, новые полы. Новые пилоны, новый Лэнс.

***

— Привет, — улыбается ему Лори. — Рада тебя видеть. — Взаимно, — ухмыляется Лэнс. Он рассматривает отремонтированное закулисье. Чёрт, восхитительно. Зеркала, паркет. У них новые места в гримёрке, с расчётом на больше танцоров и больше гримёров. — Всё в порядке? — В процессе, — улыбается Лэнс. — И это особенно здо́рово, по-моему. Лори… Лори бросает на него взгляд, который он не может понять. Успокоенный, полный облегчения. Как бы говорящий: «Да, да, ты наконец-то всё понял». — Сегодня будешь в чёрном. — О-о, густая подводка? — А то. — Она разворачивает кресло. — Как у енота? — М-м, но это дело не на пару минут, — хмыкает Лори. — Suficiente tiempo para decierte quien se esta acostando con quien. — Ay, Muñeca, — мурлычет Лэнс. — Deme todos los detajes.

***

Всё в процессе. Это, пожалуй, правда здо́рово.

***

— Рад, что ты вернулся, — говорит Ханк на выдохе. — В каком смысле? — моргает Лэнс, так и не опустив выжидающе протянутую руку. Ханк подаёт ему пиалу. — Да ничего такого. Просто… ты последние пару месяцев ходил с этой уродской напускной улыбкой. — Уродской? — Лэнс играется с зажигалкой, стеклянная трубка поблёскивает в свете фонаря за окном. — Попрошу тут, я милашка, даже когда лгу. — Не особенно. — Ханк откидывается назад, расслабленный даже больше, чем обычно. — Но я не хотел лезть, потому что думал, что ты мне скажешь, если дела будут совсем плохи. Палец Лэнса соскальзывает, высекая искру. Лэнс поднимает взгляд, опускает снова. — Ну да. Ты в курсе, что произошло? — В этот раз он щёлкает зажигалкой как следует, и запах в машине густеет. Ханк подпирает голову рукой, опираясь локтем о приборную доску. — Не особо. Пидж назвали это «злоебучим клубком человеческих эмоций». Что бы это ни значило. Лэнс смеётся и кладёт трубку между ними. — Не то чтобы неправда. Ханк улыбается, и Лэнс улыбается в ответ.

***

На работе много дел. Лэнс устаёт. В квартире громоздятся коробки для переезда, а в холодильнике пусто — так что Широ затаскивает его домой после рабочего дня и усаживает к себе на колени. Включает телевизор, и Кит заказывает пиццу на ужин. Лэнс приваливается к груди Широ, водя пальцами по гладкому металлу протеза, обводит шрам, спускается вниз опять. Запоминает каждую ложбинку, каждый винтик, каждое ребро гладкого силикона. Протез прохладный, но не холодный. Умиротворяющий, потому что настолько неотъемлемая часть Широ. Молчание славное, пока Лэнс его не нарушает. — Как часто ты с мамой разговариваешь? Широ моргает и усаживает Лэнса удобнее. — Раз или два в месяц. — И она знает? — Про тебя? Или про работу? — И про то и про то. — И про то и про то тогда. — Широ ведёт ладонью по бедру Лэнса. В жесте ничего сексуального — это просто приятно. — Она знает. Лэнс поворачивается, чтобы заглянуть ему в глаза. — Как мне стать смелым, Широ? Широ улыбается, делает вдох, перекатывает слова во рту, прежде чем сказать: — Ты знаешь, она была ужасно против всего этого. — Правда? — М-гм. — И что сделала? — Накричала на меня, — улыбается Широ. — Не разговаривала со мной пару дней. — А потом? — Ничего. — Широ пожимает плечами. — Она всё равно меня любит. — Ну да. А если так не будет? Широ делает вдох — грудь вздымается, прежде чем опасть на выдохе. Он приобнимает Лэнса за плечи и сжимает, умиротворяющий, как никто другой. Всё пахнет им. — Сложный вопрос, — бормочет Широ. — В идеале, родители дают тебе многое. Многим ради тебя жертвуют. Всё равно любят тебя, в итоге. — Он пожимает плечами. — Но иногда… этого просто не происходит. Я бы хотел, чтобы жизнь была больше похожа на сказку. — И я. — Я думаю… тебе стоит сделать то, что в итоге сделает тебя счастливее всего. — Широ смотрит ему в глаза. — Твоя жизнь принадлежит только тебе, в конце концов. — Ну да. — Лэнс ёрзает. — Просто… у меня братья и сёстры есть. Кузены и кузины, Широ. Столько людей, с которыми… с которыми я никогда не смогу вас познакомить. — Ты так в этом уверен? — Просто не представляю, как они смогут принять всё это, — бормочет Лэнс. — Слушай… — Широ придвигается ближе. — Родители не заводят детей, думая, что они все получатся как под копирку. Лэнс сглатывает. — Н-ну да. — Я поддержу любое твоё решение, в любом случае. Лэнс хихикает и тянется чмокнуть его в щёку. — Спасибо. — Аналогично, — сонно отзывается из ванной Кит, и Лэнс смеётся по-настоящему.

***

— Прошу прощения? Пожилая леди устало смотрит на него поверх очков. — Да? Я могу вам помочь? Да. Лэнсу нужно кое-что исправить. Он нервно переступает с ноги на ногу, кеды чиркают по полу. Мрамор. Серьёзно, самая недружелюбная отделка, какая только бывает. Отсюда видно Кита и Широ, занявших крошечный серый диванчик под люстрой. Они переговариваются между собой, но то и дело поглядываю в сторону Лэнса. Лэнс сжимает плащ покрепче. Мягкая белая ткань мнётся в пальцах. Он кивает. — Здравствуйте, меня зовут Лэнс Макклейн. Э-э, я знаю, что мистер З. сейчас в отъезде, но я должен вернуть ему вот это. — Он поднимает плащ, и глаза ресепшионистки загораются. — Ох! Мистер Макклейн. Мистер Заркон ждал от вас звонка, да? — Да. Я бы хотел поговорить с ним, как только он вернётся. Она хмурится. — Да? Но он на месте. Вы можете подняться к нему прямо сейчас, я предупрежу. Лэнс хмурится тоже. Вот значит как? Заркон ещё больший ублюдок, чем Лэнс думал. Это было больше, чем просто попыткой переманить Лэнса к себе. Он это всё запланировал, да? Специально назначил встречу на день открытия. Постарался, чтобы Лэнс пропустил выступление. Всё заранее продумал. А про плащ он знал? Знал, что Кит увидит его и взорвётся? Лэнс стискивает зубы и вежливо кивает. — Да. Спасибо вам. Кит и Широ выжидающе смотрят — Лэнс взмахивает рукой в сторону лифта, и Широ говорит одними губами: будь осторожен. В лифте тихо и холодно. Лэнс перекидывает пальто через руку, пытаясь успокоить бурлящий в груди гнев. Кусает щёку. Смотрит, как загораются номера этажей. Динь! Лэнс выходит — дорогу он помнит. Налево, направо, мимо окон и прямиком к огромной, роскошной двери. Он трогает костяшками дерево. Что-то навороченное, наверное, эбен или что-то такое. Лэнс вздыхает и стучит один раз. Дверь распахивается тотчас. И вот он — стоит во всей своей злодейской красоте, сверкает фиолетовыми глазами, улыбается. Волосы зачёсаны назад, белый костюм такой же безупречный, каким Лэнс его в первый раз видел. Заркон кивает. — Лэнс, я не знал, что ты заглянешь сегодня. — У меня свободный день выдался, — цедит Лэнс. — Входи, — улыбается ему Заркон. Лэнс переступает порог. Царит чистота и тишина. Диван на месте. Бар выглядит нетронутым. Напряжение ощущается. — Не ожидал увидеть вас сегодня, — начинает Лэнс. — Вы, вроде как, должны были отправиться в Дубай в воскресенье. — Да, точно! Полёт отменили, к сожалению. Технические неполадки с моим частным самолётом, похоже. — Ясно. — Лэнс окидывает его взглядом. Делает вдох и фальшиво улыбается. — В общем, просто хотел вернуть вам это! — Он протягивает плащ. — О, нет-нет. — Заркон кивает. — Оставь себе. У меня других полно. — Мне кажется, это будет неправильно. — Лэнс кладёт пальто на диван. — С учётом того, что… я отказываюсь от вашего предложения. Заркон резко втягивает воздух. — Что? — Я не могу бросить «Паладина», — улыбается Лэнс. — Это мой дом. — Но… — голос Заркона становится ниже: — Я тебе предложил всё. Всё, что захочешь. — И я вам благодарен, — кивает Лэнс. — Но я не могу оставить мою семью. Я обожаю то, что делаю. — Он разворачивается к двери с улыбкой. — Спасибо вам, мистер За… Сильная рука больно вцепляется в его запястье и дёргает. Лэнс ахает и оказывается с Зарконом лицом к лицу. У того жуткий взгляд — пронзительный, горящий. Совсем не похожий на взгляд Кита. Совсем другой огонь. — Это не семья. — Заркон наклоняется, его дыхание обжигает. — Они предатели. Заркон делает шаг вперёд — Лэнс отшатывается и врезается спиной в стену. Глаза Заркона горят. Его длинные мозолистые пальцы держат с силой, которой Лэнс не ожидал. И это больно. Лэнс втягивает воздух, дёргает руку и выворачивается, пытаясь высвободиться из хватки. Больно, больно… — Отпустите! Заркон нависает над ним. — Ты допускаешь огромную ошибку, — рычит тот. — Нет, — шипит Лэнс, — это вы ошибаетесь. Оставите на мне хоть синяк, и мои бойфренды поднимутся сюда и раскатают вас в хренову лепёшку, и плевать им на ваших телохранителей. Заркон рычит, холёное лицо уродливо искажается. Он одёргивает руку, и Лэнс от неожиданности отступает к двери. Заркон делает вдох. Приглаживает костюм. Смотрит Лэнсу в глаза и отвечает, голос холодный как лёд: — Ты же понимаешь, что если будешь не со мной, то будешь против меня. — Ага. — Лэнс растирает запястье. — Но я буду не один. Глаза Заркона распахиваются шире. Лэнс пользуется моментом, кивает на прощание и поворачивается на пятках. Направляется к выходу, руки вдоль боков, подошвы тихо ступают по полу. Заркон бросает ему вслед: — «Паладин» не выстоит. Лэнс ухмыляется, разворачивается и смотрит ему в глаза, продолжая пятиться. Он широко раскидывает руки. — Значит, я пойду ко дну с ним вместе. Он разворачивается и пропадает в конце коридора.