Солист Лунного Театра

      Чувства — это что-то очень сложное.       Раньше всё было проще. Несмотря на борьбу за выживание, несмотря на роль, слепившую из порывистого испуганного подростка чудовище, способное отнимать человеческую жизнь без колебаний. Обстоятельства, которые привели меня к нынешней точке, были простыми. Но мои чувства так сильно усложнились, что всё это превратилось в… фон.       В фоновый шум.       Внутреннее напряжение достигло пика. Несмотря на это, мысли текли ровным строем, чёткие и ясные, будто образы виртуали. Факты, очищенные от упаковки и шелухи, итоги, которые вывел мой уставший рассудок, пару часов прокипятившись в урагане эмоций.       Я ослаб. Я страдал. Лишь потому, что Реджи отстранился. Прощаясь со мной, он был растерян и избегал смотреть в глаза. Нечто необъяснимое встало между нами в тот момент в архиве, когда я хотел снова продемонстрировать свою вседозволенность и потянул за нить нашей связи. Моё самомнение оказалось разбито, нить порвалась, и прояснилась одна важная деталь, всё это время ускользавшая от внимания. Нас с Реджи не связывает никакая «судьбоносная упряжка». Мама называла так отношения с отцом, и мне был ясен лишь подтекст — это общность, близость, которую невозможно уничтожить.       Но я был один. И Реджи тоже. Нас связывали чувства, которым ни я, ни он не находили объяснений и причин.       Реджи, как и я, был растерян. И не понимал себя.       Но самый важный момент, момент надлома, ускользнул безвозвратно. Из-за чёртового наркотика часть нашего разговора плавала на периферии памяти, а что-то вообще стёрлось — я был в ужасе, осознавая, что упустил важное. Где я ошибся? Когда выбрал не те слова? Или это Реджи накосячил? Что между нами, блядь, произошло?       Ответа не нашлось, и успокоиться я уже не мог. Сон не шёл, на месте тоже не сиделось. Так что я нацепил первые попавшиеся шмотки, сунул в карман пластинки из сейфов и отправился на поиски решения другой загадки.       Нулевой день завершился, и на улицах не было ни души. Паноптик, утомлённый непривычной суетой, спал. По гравиполю изредка пробегал блик-импульс, из-за которого небо распадалось на ячейки, чтобы снова стать кристально прозрачным. Стояла всепоглощающая глубокая тишина. Застывшие во мраке угловатые муравейники напоминали детские головоломки. Пузырь Обсерватории белел с правой стороны — проходя мимо него, я снова засмотрелся на ширму. Как жаль, что ей больше не суждено открыться…       Театр издалека и во мраке выглядел пугающе. Старый дремлющий паук. Особенно хорошо на нём лежали густые лунные тени, настолько чёрные, что напоминали дыры.       Пирсинг я снял, и занимать себя помогали пластинки. Клацали они тоже неплохо. Желанного покоя жалкая замена, естественно, не приносила, и на середине пути я остановился, чтобы просто полюбоваться тьмой.       Этой ночью небо мне понравилось. Даже голубая ущербная сфера его не портила. Не знаю, может, всему виной бессонная любознательность, а может, мне наконец-то было что высматривать в матовой пустоте бесконечности.       Скрытый мир. Верно, нам рассказывали о скрытой массе и тёмной материи, но возможно ли, что где-то там, за горизонтом событий, живёт некто, которому не понравилось грубое человеческое вмешательство? Кто-то иномирный и другой по своей сути?       — Красиво, правда? — хриплый низкий голос вытащил из задумчивости. Я перевёл взгляд и вздрогнул. Сероватое хищное лицо неожиданного собеседника рассекал длинный белёсый шрам — если бы у меня был такой, я бы носил маску всегда, не снимая, просто чтобы своим видом никого не пугать.       Рядом стоял он, несомненно. Парень, который засветился на записи во время саботажа, с растрёпанными короткими рыжеватыми волосами, худощавый, в необычно хорошей одежде. Странно, я ожидал, что он будет в ярости, когда мы встретимся, — но его глаза были полны любопытства и прохладного внимания.       Очень скоро стало ясно почему.       — Ты открыл сейфы, Саймур?       Я невольно отступил на шаг, но это было бесполезно: позади тоже раздавались торопливые шаги. Только дурак будет зажимать театрала в одиночку, н-да?       — Откуда...       — Я помог взломать Обсерваторию, если ты успел забыть, — снисходительно пояснил он, — и точно знаю, ты использовал слепок своего отца. Самое время поделиться тем, что вы с Дирджестом обнаружили.       Стараясь казаться расслабленным, я переступил с ноги на ногу и потёр шею ладонью:       — Откуда ты знаешь о проекте?       — Не ты один родился в семье исследователя. Удивлю, если скажу, что нас тут таких сотни? Кстати, меня зовут Энтес. Счастлив познакомиться с тобой.       — И что же ты ищешь, Энтес? Ради этого стоило так рисковать?       Тени окружили нас со всех сторон. По ощущениям, «приспешников» было не меньше восьми человек. В моей душе вскипела чёрная радость. Самое время размяться: слишком долго я сидел без дела и не имел возможности выплеснуть раздражение.       — Лишь пытаюсь докопаться до правды. Саймур, давай я не буду изображать злодея, а ты просто пойдёшь навстречу? Всё закончится безболезненно и без потерь. Мы оба получим выгоду.       — Для начала объясни, зачем саботировать Театр.       — Мне нужно было кое-что проверить. Если ты не станешь вести себя глупо, я всё расскажу в подробностях, но позже. А сейчас мне нужны файлы. Кроме как в архивных сейфах, им находиться негде, так что… — он кивнул в сторону Обсерватории. — Мы ведь не станем поступать друг с другом так, как земные учёные, когда Луна не захотела сдаться, да? Это не закончится ничем хорошим.       — Что?..       Равнодушное изуродованное лицо разрезала кривая усмешка. В таком состоянии Энтес выглядел ещё более жутко.       — Эпидемия унесла множество жизней. Я просто хочу знать почему.       — Вирус попал на Луну случайно.       — Не случайно.       Качнув головой, он демонстративно засунул руки в карманы:       — Проект, из-за которого Земля пожертвовала целой колонией… Разве ты не хочешь знать, какую опасность таит Паноптик?       — Исследования остановились, — я потерял над собой контроль, начал нервничать и сыпать фактами, но выяснить правду было важнее, чем сохранить чужие тайны.       — У меня есть другая информация… Да, по какой-то причине проект был остановлен. Но Луна проигнорировала и первый, и второй приказы. Я их не виню: учёные, знаешь ли, двигают прогресс, пробиваясь через невежество и лживые представления. Саймур, мы можем разобраться вместе. Я долго ждал, когда Дирджест вытащит ключ из закрытых сетевых зон, и мне хватило времени, чтобы кое-что проверить. Если мы не объединимся, вполне возможно, очень скоро нас всех просто прикончат.       — А если я не захочу?       Сзади раздались тихие смешки.       — Заставим.       Первым делом я сбил с ног Энтеса. О, это было приятно: я подбил его под колено и толкнул в грудь с такой силой, что, грохнувшись на спину, он надрывно закашлялся. Остальные набросились со спины, но я уже был настолько бешеным, что молниеносно развернулся и начал бить без разбору, пауз и колебаний — кому-то в удивлённое лицо, кому-то ребром ладони по уязвимо подставленной шее, кому-то с ноги точно под дых. Вся ярость, тщательно сдерживаемая и заглушённая, вырвалась разрушительной волной. Я дрался не так, как дрался бы загнанный в угол театрал, о нет. Я выпустил из клетки Солиста, а этот ублюдок и без Бутафории, и после серьёзной травмы мог навалять кучке придурков, неспособных даже пять раз подтянуться на турнике.       Последнего я уложил особо показательно, несильно тюкнув виском о бордюрчик. К тому моменту, как я разобрался с кордебалетом, Энтес пришёл в себя и попробовал напасть снова. В моём теле сработал рефлекс уклонения от лезвия, и его удар прошёл по касательной. А вот я не промахнулся, и левая рука той ночью у меня была тяжёлая.       Когда он начал заваливаться, я схватил его за горло. Сильно, так сильно, что кожей ощутил испуганное, живое биение крови. Это вывело меня из опасного состояния, близкого к механическому, — хватка чуть-чуть ослабла. Прекратив панически вырываться, Энтес удивлённо заморгал, неверяще, непонимающе разглядывая меня.       Не зря был личинкой учёного — всё-таки дошло без лишних пояснений.       — Солист…       — Давай начнём сначала. Выкладывай, что знаешь о проекте, иначе я убью тебя прямо здесь. Ты же понимаешь, для меня это обычное дело.       — Солист… — раздалось у меня за спиной. — Это Солист!       — Я пришёл к тебе, потому что знаю слишком мало! — удушенно зашипел Энтес. Странно, мне казалось, я просто придерживал, но он явно задыхался. — Мой отец записал… в своём дневнике. Они проигнорировали приказ, стоят на пороге открытия и теперь случиться может что угодно. Я ничего толком не знаю! Именно поэтому!       — Откуда у тебя информация об устройстве Театра?       Он вдруг задрожал, языком ощупывая окровавленные губы. Но быстро возобладал над собой, зараза.       — Документы отца…       — Неужели?       — Не веришь — могу показать! Ты не понимаешь! Из-за «небесной кулисы» Паноптик был уничтожен! Мы должны знать, чем занимались учёные, что они нашли и почему Земля обозлилась на нас! Иначе мы покойники!       Я брезгливо оттолкнул Энтеса и тряхнул рукой. Мышцы словно свело судорогой, пальцы разогнулись не сразу.       — И поэтому ты решил, будто имеешь право угрожать театралу?       — Саймур, очнись! То, что делает Театр, — лишь всё усложняет. Ваше противостояние, твоё противостояние — это ошибка… Мы ещё можем исправить это. Если будем знать!       — Разберусь без помощи уродов, которые возомнили себя чёрт знает кем.       — А вы не такие? Вы, ваша театральная шайка… никем себя не возомнили?!       Я собирался было пойти своей дорожкой, но эта фраза заставила меня остановиться.       Развернувшись, я мотнулся назад и хорошенько пнул Энтеса под рёбра. Он заскулил и закрылся руками.       — Нас оправдать можно, мы вас, ублюдков, спасти пытаемся. А вот тех, кто только вредит, — не особо.       Напоследок я зыркнул на сопливую компанию, всеми силами старающуюся не привлекать внимание. Они помогали друг другу подняться, приходили в себя и напряжённо слушали.       — Ваше счастье, что я без оружия. Увижу ещё раз — живыми не уйдёте.       Я развернулся и пошёл к Театру. Энтес что-то крикнул мне вслед, но я даже вслушиваться в его бредни не стал.       Последнее, что осело в моей памяти, — это испуганный шёпот одного из пацанов: «Не могу поверить, Солист — это он…»       Да, солнышко.       Я тоже не могу поверить, что здесь и сейчас я гораздо больше Солист, чем Саймур Брадфорд.       Потому что ещё полгода назад я бы так не поступил.       В предсказательную я вломился злющий, буквально дрожа от бешенства.       Дирижёр ещё не видел меня в настолько нестабильном состоянии. Я полыхал и не мог связать двух слов. Чтобы хоть как-то прийти в себя, первым делом стал нарезать круги по комнате. На втором повороте сунул слегка недоумевающему Диру пластинки и продолжил своё шествие, едва удерживаясь от пинков по и без того дышащему на ладан оборудованию.       — Стой спокойно, дай просканирую…       — Завязывай с этим! — рявкнул я и остановился. — Они сказали, что эпидемия не была случайностью. Что Земля не просто чистит Паноптик, ха… она его и уничтожила!       — Ты подрался с мимами, — Дирижёр включил на одном из экранов запись драки. Камера висела слишком далеко, чтобы заснять всё в подробностях, но увиденных содрогающихся силуэтов оказалось предостаточно. — По-другому решить конфликт было невозможно?       — У тебя везде камеры! Как ты вообще умудряешься что-то пропускать?!       — Я не могу следить за всей колонией сразу. Ответь, по-другому решить конфликт…       — Да! Да, невозможно! Они знали, что мы добыли слепок, знали, как я открыл сейфы, и собирались стащить зашифрованные данные, но плевать я хотел почему: пока я Брадфорд, мать вашу, эта информация принадлежит мне!       — Что ты узнал?       С трудом переставляя ноги, я добрался до стены, припал к ней и медленно сполз вниз. Каким-то чудом смог подавить гнев, чтобы пересказать всё, услышанное от Энтеса. А потом и вычитанное в секретных документах первого сейфа.       Во втором была не такая интересная информация, но там нашлась папка с надписью «Поля захвата, разработка Каптис-4». Из-за неё я окончательно потерял покой, перед Реджи сделав вид, что не нашёл ничего интересного. Зато стало ясно, почему на внутренней стороне перчатки стоит надпись «Тэкко К-4».       Каптис-4. Бутафория.       Я собирался вернуться к ней, когда появится возможность. Может быть, даже этой ночью, чуть позднее. Но сейчас мне физически требовалось чьё-то общество. Пусть и не совсем человека.       Пока я плавал в воспоминаниях, Дирижёр внимательно разглядывал одну из пластин. Стало тихо, в воздухе раздавались лишь моё тяжёлое дыхание и еле слышимое гудение Театра. Под него я и успокаивался, закрыв глаза и заставив мозг прекратить думать. Когда я более-менее пришёл в себя, Дир уже добрался до переговорной панели.       — Лиман.       В динамике раздалось недовольное кряхтение.       — Да?       — Ты нужен в Театре.       Он сразу же отключился, не дав Лиману поинтересоваться, что стряслось.       — Зачем нам Корифей?       — Он уже сталкивался с таким, — Дир приподнял пластинку, — когда искал информацию об Электроцентре. Прима тоже. В Гидропонике есть целые блоки данных о выращивании культур. Такие штуки созданы, чтобы уничтожить информацию, если её будут извлекать неправильно.       — Что там?       — Аудиозаписи. Вот эти два… — он отобрал нужные, с маленькой красной пометкой, — зашифрованы. У Корифея были такие же. Он знает, как с ними работать.       Я с облегчением вздохнул и опустил голову на колени.       — Что случилось? — вдруг спросил Дирижёр.       — По-твоему, всё это, всё, что мы выяснили, просто принять?       — Неважно, по какой причине случилась эпидемия. Она случилась, и у нас нет и не будет иного прошлого. Забудь.       Я поднял на него взгляд.       Дирижёр смотрел сквозь пряди тёмных вьющихся волос глазами-фонарями, бесстрастно и пристально. Ему уже никогда не стать прежним…       Задорным, улыбчивым мальчишкой. Не прибежать ко мне средь бела с трясущимися от радости руками. Не утащить меня ночью на крышу Гидропоники считать ячейки гравиполя. Не похвастаться новыми программами виртуали, редкими и самыми-самыми красивыми: «Легенды о музыке» и «Красота подводного мира». Ему теперь плевать на подводный мир, музыку и мечту побывать на Земле.       Ему не стать прежним.       Никому из нас.       Если всё это случилось только потому, что учёные захотели зайти дальше…       Как я могу забыть? Забыть то, что участником был мой отец? Что он — один из тех, кто погубил сорок тысяч человек и заставил нас бодаться с военными Земли за право дожить жалкие семь лет на иссякающих запасах продовольствия, экономя каждый литр воды и ватт энергии?       Я должен забыть? Те сотни раз, когда я надевал Бутафорию, позволяя ей врезаться в мои мышцы и нервы, сотни раз, когда я убивал, безоговорочно веря в правильность своих действий? Я должен забыть, что виноватыми во всём могли оказаться не люди с Земли-суки… а… мы? Колонисты?       Из всего известного сейчас ясно одно: активность скрытого мира вредила всем. И людям на Луне, и… Но, если Энтес прав, они не остановились. Они продолжили исследования.       Их собирались обезвредить тайно — эпидемией, но что-то пошло не так и некоторые приобрели иммунитет. Молодое поколение, дети заигравшихся фанатиков, уничтоженных земными королями.       Кажется, я окончательно перестал понимать, где моя жизнь…       И где теперь Театр.       Дешифровать записи удалось через четыре часа. Мы втроём осели в одной из системных комнат Театра, сонные и уставшие, догрызая скопившиеся пайки Дирижёра: он ел всего один в день, поэтому имел запас. Безвкусный питательный батончик налипал на зубах, но это всяко лучше, чем ничего, особенно в моём состоянии.       Корифей работал больше всех, и я ему, пожалуй, только мешал. Но остаться в тишине со своими мыслями я попросту боялся. Мне начинало казаться, что я схожу с ума.       Спустя четыре часа возни аудиофайлы были вытащены из большей части пластинок, высвечивались на экране неровными строчками и дразнили непонятными названиями.       Корифей покосился на Дирижёра, дожидаясь его решения.       — Запускай с первой, — сказал тот.       Я сел и сжался. Без металла во рту было непривычно, поэтому я начал грызть нижнюю губу, постепенно сдирая с неё тонкую кожицу.       Корифей ткнул пальцем в экран.       На первых трёх файлах оказались записи голосов одних и тех же людей. Женщина, представившаяся Анной Моргейн, сотрудницей научного объединения «Немезида», вела спор с профессором Мейсин и доктором Брадфордом по поводу запрета наблюдения объектов класса «Кальпида». Из этих записей мы узнали несколько важных вещей. У других, менее крупных тёмных звёзд не наблюдалось никаких реакций. Учёные считали случай с выбросом совпадением. Или пытались делать вид, что считают.       Они называли волну взрывом массы и объясняли, что она могла идти из самых тёмных глубин космоса миллионы лет, прежде чем наконец достигла Солнечной системы.       Один небольшой факт заставил меня замереть, недоверчиво рассматривая экран, и пропустить остаток диалога. Они сказали дату. В тот день, девятнадцать лет назад…       Девятнадцать лет назад, в день атаки скрытого мира, я появился на свет.       — В тот день случилась первая волна, — тихо сказал Дирижёр, приостановив запись.       Я закрыл глаза. Сердце колотилось, мешая думать и сопоставлять.       Внезапно оживился Лиман.       — Первая?       — Вот, — Дирижёр ткнул на запись под названием «второй взрыв массы».       Надо же, я даже внимания не обратил.       — Исследования были запрещены… но они продолжили, — прошептал я. — Они продолжили, списав волну на совпадение и случайность…       Он запустил четвёртую запись. Учёный кричал. Отвечал ему только мой отец, и он снова был уверен в том, что эти исследования важнее всего.       Порог открытия.       Великие тайны.       История сотворения мира.       Сотни погибших — лишь необходимость.       «Необходимость»?!       — Они продолжили и подвергли опасности всё живое, — прохладно заметил Дирижёр. — Второй взрыв уничтожил пятьдесят процентов жизни на Земле, почти не задев Луну…       Нет. Даже моя выдержка и способность в необходимый момент отбросить эмоции не могла справиться с этим ударом.       Зачем...       Внезапно на записи возник ещё один голос, который вывел меня из полутранса. Холодный, ровный, механический, но с человеческими интонациями, показавшимися чертовски знакомыми. Пока тот говорил, учёный на фоне орал: «Просто послушайте Вильхелмо!»       Откуда? Откуда, откуда я знаю это имя?       «По данным анализа сигналов первой и второй атаки, выявлено усиление степени воздействия. Следующая волна уничтожит всю жизнь на Земле. Паноптик должен принять во внимание новые данные...»       Запись оборвалась.       Из всего списка осталось лишь два аудиофрагмента: «сигнал один» и «сигнал два».       — Эти файлы были зашифрованы, — сказал Корифей. Я впервые видел его таким озадаченным, но, в отличие от меня, он был собран и серьёзен. — Слушаем?       Я кивнул, сжав ледяными пальцами виски.       Дирижёр сглотнул.       Пошла первая запись.       Сначала была тишина. Пронзительная, бесконечная тишина. Затем из холодной пустоты беззвучия полился гул. Густой, налипающий, кошмарный звук, ударивший сперва по барабанным перепонкам, а затем — по внутренним органам.       Он звучал как тьма. Как космос. Как пустота, как бесконечность. Это была она. Атака скрытого мира.       Я вздрогнул, попробовал встать на ослабшие колени…       И сразу, едва почувствовав пол, провалился в беззвёздный мрак.