Солист Лунного Театра

      «У меня есть теория.       Скорее всего, всё, что существует в материальном мире, излучает тёмные волны.       Я долго пытался выявить их, но ни один из существующих измерительных приборов на это не способен. На самом деле, мне кажется, все космические объекты, оставшиеся без известных науке волн, скорее всего, излучают именно их».       Я рассмеялся и осторожно перелистнул потрёпанную страницу. Мой дедушка был тем ещё безумцем. Это семейное?       «Даже связи между планетами построены на этой силе? Гравитационная связь может объяснить далеко не все загадки искривления пространств, чёрных дыр, тёмных звёзд, скрытой массы и тёмной материи.       Но это всего лишь теория, конечно».       Портативный плеер, который Дир потерял в театральной беготне, нашёл Хоут.       Он притащил его на память, и теперь я мог слушать музыку. Я добавил туда ещё несколько записей — секретных разговоров и «сигналов», чтобы иногда напоминать себе, какой ценой нам досталась эта жизнь.       Вернуться к ней оказалось намного сложнее, чем почти похерить — мне пришлось провести три недели в больницах, чтобы восстановить жизнеспособность своего буквально раздробленного тела. Мэри лечила меня, иногда тихо офигевая с того, каким невыносимым я могу быть.       Но прощала. Они все прощали, что бы я им ни говорил.       После того как Земля прогнулась под условия, многое изменилось.       Пожалуй, в этом мире счастья, выздоровления и щенячьей радости я чувствовал себя ещё более… ненужным.       — Сай, — переговорная панель возле одной из дверей в операционные отвлекла меня от размышлений. Я отложил папку на больничную скамью, встал и подошёл к ней.       — Да?       — Я должен тебя предупредить. Мы не знаем, безопасна ли новая версия. Она может быть модернизирована. Поэтому… будь начеку, хорошо?       — Спасибо, — я устало улыбнулся ближайшей камере.       И да, Театр тоже меня терпел, несмотря ни на что. Свою свободу Кристофер Вильхелмо ценил превыше всего, и просьбу своей предыдущей копии он выполнял со всей самоотдачей.       Если честно, иногда я даже скучал по ненавязчивой опеке Дирижёра.       «Мне всегда нравились законы Артура Кларка. Дайте-ка вспомнить… Когда уважаемый, но пожилой учёный утверждает, что что-то возможно, он почти наверняка прав. Когда он утверждает, что что-то невозможно, — он, весьма вероятно, ошибается.       Единственный способ обнаружения пределов возможного состоит в том, чтобы отважиться сделать шаг в невозможное.       Любая достаточно развитая технология неотличима от магии.       Интересный был мужик».       Больницы никогда мне не нравились.       В детстве я проводил в них больше времени, чем другие дети. Мне ставили какие-то уколы, меня от чего-то лечили. Поэтому в их стенах я становился втройне нервным и не мог долго сидеть без дела. Музыка и документы здорово отвлекали, но через три часа ожидания я был готов лезть на стены.       Строчки начинали сливаться в единую ровную линию.       «Главная проблема, с которой я столкнулся во время разработки Каптис-3, — это создание связи между нервными импульсами и Волей. В теории лишь нечто объединяющее всё и вся в этом мире может стать решением такой...»       Когда дверь, наконец, открылась, я подумал, что дошёл до глюков и свихнулся.       Но скоро в коридоре показалась Мэри, серая от усталости. Кивнув на прощание, она развернулась на пятках и пошла к лестнице, не желая наблюдать то, что будет дальше.       Он вышел из палаты следом за ней.       Теперь глаза были другие. Не ядовито-зелёные, а жёлтые. Ярко-жёлтые. И лицо неуловимо отличалось — другая форма носа, чуть менее заострённые черты.       Но этот взгляд я бы узнал из тысяч других, какой бы ни была «оболочка».       — Ты выжил, — сдержанно сказал Крис, наблюдая за тем, как я откладываю документы, вытаскиваю наушники и выпрямляюсь. — Приятная новость.       — Ты не мог предупредить, что твоя копия знает, как разблокировать коннектом? — злость вскипела во мне мгновенно — я целых три недели не мог от неё избавиться. — Я думал, ты канул в пустоту! Какого хрена?!       — Я не знал, пойдёт ли на мои условия Земля, и не хотел обнадёживать ни себя, ни тебя, — торопливо ответил он. Как будто обдумывал всё это время. А… верно, так и было: он просто сидел в своей коробке, заблокированный, и ждал доставки нового тела. У него было время придумать, что сказать.       — Ты такая тварь, — вспыхнул я. Крис стал медленно приближаться, разглядывая меня со снисходительным спокойствием. На его губах заиграла осторожная улыбка. А я уже не мог остановиться. — Ублюдок виртуальный! Сволочь! Урод и мудак! Чтобы я ещё раз тебе повери…       Он остановился в паре шагов от меня. Взгляд потемнел, и наружу, словно сквозь треснувшее стекло, вылилась боль.       — Сидеть там и гадать, что произошло, было ужасно. В какой-то момент я поверил, что проведу вечность в неопределённости. Выжил ли ты? Пошла ли Земля на сделку? Поняли ли они, что я блефовал… или, может, ты так возненавидел меня, что не простил?       Поджав губы, я бросился на него, словно хотел сбить с ног, — он уверенно подхватил, совсем как тогда, когда я запрыгнул на его спину в день нашей встречи.       Объятие получилось дурацким и яростным. Слёзы закапали на лицо. Горячие губы нашли мои, и времени всего мира стало слишком мало для нас двоих.       Наверное, впервые в жизни я почувствовал себя на своём месте.       И с этим не стал бы спорить даже Солист.       — Ты слышал это, да? — спросил я Криса, подняв наушники над головой. — И второй сигнал?       — Конечно слышал. Напоминает турбины... Ну, это если бы существовал самолёт размером с Наугольник. Звуки в обычном понимании в космосе не распространяются, так что это просто электромагнитные колебания.       — А слова?       — Слова?       Я дал ему наушники. Крис надел их и присел рядом на стул. Слегка растерянный, поморщился, когда запись подходила к концу: там был самый громкий и жуткий звук.       — Ты о чём вообще?       — Эта запись сделана во время второй атаки скрытого мира, так? — я забрал у него наушники и снова надел на голову. — Этот звук… он не кажется тебе знакомым?       Крис наклонился к моему лицу:       — Сай, отвлечься не хочешь? Ты пытаешься найти подвох в космическом явлении. Без оборудования и расчётов ничего не получится.       — Научный подход ко всему, да? — буркнул я. — Просто… мне кажется… чем дольше я его слушаю, тем лучше слышу.       — Чего?       — Я слышу будто… слова? Но это не слова. Не голос. Дико?       — Нет. Но очень похоже на навязчивую идею. Я тысячу раз анализировал сигнал и не нашёл ничего, кроме горы обычных космических частот. Усиление — это аномалия оборудования.       Он фыркнул и, поднявшись, двинулся к выходу из комнаты управления.       — Я схожу за пайками. Тебе надо поесть.       Я проводил его взглядом и включил запись снова.       Тишина. Гул. Нарастающий, давящий звук. Будто тяжёлый шар катится по сознанию, медленно выдавливая в нём неповторимый узор. В первый раз это лишило меня сознания.       Но теперь я понимал, как нужно слушать.       Глухие удары — то, что не слышит никто, кроме него.       И никто, кроме него, не способен понять, что это слова.       За ту тысячу раз, что он обращался ко мне со своими вопросами, он всегда говорил именно так.       Он говорил на слепом и невидимом языке тёмных волн.       Саймур, знаешь, как далеко от Наугольника этот маленький спутник?       Можешь ли ты представить себе такие масштабы, а, Саймур?       Уверен ли ты, что понимаешь, как глупо поступают люди, пытаясь заглянуть за Горизонт Событий, Саймур?..       Что теперь, ты знаешь?       Только он может услышать в космическом громе предназначенное ему послание…       «Возвращайся домой».       Потому что так разговаривают там, откуда пришёл Солист.       Конец.