Яблоко раздора

      Аллена считали воспитанным юношей, умевшим вести себя в обществе. Мана, приемный отец, вложил немало сил в обучение ребенка, словно скульптор он вытесывал из грубого, агрессивного дитя задатки будущего джентльмена, способного выбиться в свет. Мистер Уолкер прививал своему подопечному правила хорошего тона, аккуратность и чистоплотность, а также умение вести беседы с разными людьми. Путешествуя с цирковой труппой уже ассистентом клоуна, мальчик научился быть вежливым и дружелюбным, располагая к себе собеседников вне зависимости от своей странной внешности. Только две персоны могли в пух и прах разрушить старания опекуна и пробудить в юноше необузданного беса.       Первым подобной чести удостоился учитель юного экзорциста — генерал Мариан Кросс, под крыло которого тот попал еще неоперившимся птенцом после гибели горячо любимого родителя. Богемный образ жизни наставника претил мальчику. Аллен испытывал недоумение и даже некое презрение к мужчине. В его глазах воин святого ордена являлся спасителем, готовым к борьбе со злом, заботе о ближних и помощи страждущим. Кросс же заботился только о себе, точнее о получении ежеминутного удовольствия от жизни. Кутежи, бордели, игровые дома, праздные путешествия по миру. Образ спасителя трещал по швам, как мундир на широких плечах генерала. Таская мальчонку по свету как личного рабчонка, учитель часто приговаривал: «Что позволено Юпитеру, не дозволено щенку». В какие только передряги юнец не попадал с легкой руки наставника! Юлить, блефовать, изворачиваться — Аллен стал мастером в этом деле, а бег — его излюбленным видом спорта. Как мальчишка бегал! Он мог дать фору греческим олимпийцам, да чего уж там, порой его не могли догнать ростовщики даже верхом на лучших скакунах! Списком жаждущих добраться через воспитанника до разгульного генерала можно было обмотать весь Букингемский дворец дважды. Казалось, неуемный Кросс задолжал всему миру, а в Лондонском и Вестминстерском банке тот был persona non grata номер один. Неудивительно, что милый мальчик сатанел только от одного имени учителя. Стоило отдать должное Мариану, несмотря на своеобразный педагогический подход, ему удалось вывести из нервного оцепенения ребенка после трагической смерти отца и даже возбудить в нем жгучее желание жизни и борьбы, пусть только и назло ему же.       Второй причиной беснования англичанина являлся гордый азиат, отношения с которым не заладились с первой минуты знакомства. Подобно цепному псу, тот хладнокровно набросился на обескураженного мальчишку у врат замка Черного ордена. Аллен, конечно, не ожидал королевских почестей при вступлении в ряды экзорцистов, но уж приставленный к горлу меч, по его мнению, явно выбивался из допустимого. Недоразумение быстро разрешилось, но осадок от «гостеприимного» приема остался. И как бы Уолкер впоследствии ни пытался сгладить острые грани между ними, Канда словно рыба-шар напыщенно раздувался, покрываясь шипами, при виде седого юнца, будто тот — нерадивый малек рыбки-клоуна, что по роковой ошибке заплыл на чужой коралловый риф. Извечный высокомерный тон строптивого упрямца до зубовного скрежета раздражал дружелюбного мальчика. При разнице в возрасте всего лишь в какие-то жалкие три года, Юу при любом случае смешивал его с грязью и указывал на бездарность юнца, «который вчера еще в штаны прудил, а уже рвется на передовую». И Уолкер взрывался, что бочка с порохом от мимолетной искры, мгновенно сбрасывая джентльменские повадки, словно ненужную шкуру, с рвением плевался в отместку ядовитыми колкостями, не хуже верблюда на песчаных дюнах Сахары. Обмен «любезностями» между соперниками, переходивший в обмен тумаками, вошел в ежедневный распорядок дня подростка. А тут еще и эти скабрезные шуточки на тему, которая и так являлась для младшего экзорциста особо животрепещущей и неприятной. И кто бы мог предвидеть, что истоком этого водопада интимных острот и сплетен, захлестнувшего с головой несчастного мальца, опять же стал страстно ненавистный им восточный индюк. Жизнь Аллену и так не казалась сахаром, а в условиях «дворцовых интриг» он был вынужден примерить роль эквилибриста под куполом шапито, одно неверное движение — падение в бездну. Еще немного и подросток стал бы шарахаться от каждого шороха и собственной тени.       Оптимизма не внушал и задорный настрой ученика историка. Но если Лави потешался в силу балагурного характера, не вкладывая в свои шпильки худого умысла, то Канда злорадствовал от всей души. Хоть молодой человек и понимал, что такое поведение выставляет его не в лучшем свете и веет полным ребячеством, не присущим серьезности и собранности зрелого воина, но и сдержаться абсолютно не мог. С появления в стенах штаба мелкий пакостник будто целью себе поставил истрепать нервы старшего соратника. Одна его физиономия, искривлённая слащавой улыбкой, действовала на Юу похлеще капоте матадора на быка. Манерный, лощеный франт, отплясывавший яичный танец перед каждой букашкой, заполонил собой в мгновение ока все пространство, и куда бы азиат ни пытался удалиться, тот, словно черт из табакерки, появлялся перед его носом в ипостаси благородного короля Артура, только латы не сверкали. И пес бы с ним, с этим героем-спасителем всея земли грешной, да шэньши поставил лучшего бойца управления в няньки этому бесполезному червю. И пока юродивый размазывал сопли с каждым сирым и убогим на миссиях да путался под ногами, именно ему, Канде, приходилось выполнять грязную работу и прикрывать задницу вшивого Робин Гуда, проливая свою кровь. И нет бы этот недомерок благодарно слился с антуражем замка, так он удумал нравоучения ему читать. Дескать, тот должен возлюбить всех ближних и стать добрым самаритянином, а не злобной гарпией с манией величия. Естественно, это не могло остаться без ответа. Юу — воин, берсерк, а не сестра милосердия Красного Креста и не фреска в Сикстинской капелле, чтобы ублажать взгляды верующих. И каково же было удивление азиата, перешедшее в жгучую неприязнь, когда этот потомок Джона Буля не сдулся при первой же стычке (а надо сказать, Канда умел быть крайне убедителен в спорах, правда, его аргументы часто приносили травмы оппоненту), а набрался наглости дать ему отпор. Да и потом сей индивид так и не обрел здравый смысл, постоянно вступая по любому поводу в словесные баталии с соперником, неустанно разрушая его нервную систему. Поэтому Юу, словно гончая, учуявшая кровь загнанной жертвы и свое охотничье превосходство, с садистским наслаждением уязвлял неугодного выскочку, нанося тому афронт по всем фронтам. Видя с каждым днем все более и более натянутую улыбку на бледном лице англичанина, его мечущийся взгляд и ссутулившуюся фигуру, длинноволосый тиран едва сдерживался от неуместного ликования.       Принесенные циклоном облака обрушили на объединённое королевство проливные дожди, грозившие смыть с лица земли всех представителей англосаксов вместе взятых. Сквозь плотную водяную завесу, чертыхаясь себе под нос, пробирался путник. Подойдя вплотную к массивным кованым вратам, заложник непогоды совсем неделикатно постучался мыском заляпанного грязью сапога.       — Кто? — раздался голос привратника.       — Кто, кто?! Конь в сыром пальто, — грубовато ответил незнакомец. — Что за привычка у этих кардиналов размещать управления в какой-то глуши, куда на кебе не добраться. Видимо, чтобы чиновники с врагами в дерьме, как в трясине, застряли. И долго я тут буду стоять изваянием Микеланджело?       Привратник приоткрыл одну из створок, стараясь заглянуть под поля шляпы визитера, чтобы в тусклом свете рассмотреть черты лица.       — Генерал?! — удивленный крик сотряс стены замка, сгоняя с крыш притулившихся голубей.       — Да что ж ты орешь, как еретик на инквизиторском костре, — возмутился нежданный гость, отстраняя служивого и проходя, наконец-то, в холл.       Скинув плащ и шляпу, низвергшие на мраморный пол Ниагарский водопад, и небрежно швырнув их застывшему встречающему, мужчина отдал приказ:       — Саквояж отнести в мои покои, плащ почистить, ванну наполнить. Отужинаю я у себя, предупреди Джери, и не забудьте подать бутылочку Romanee-Conti урожая не позднее одна тысяча восемьсот десятого года. Все запомнил? Рот захлопни, мрамор царапаешь.       После чего генерал, попыхивая сигаретой и стряхивая со жгуче-красной гривы капельки влаги, вразвалочку отправился вглубь здания. Стук его каблуков разгонял тишину коридоров. Редкие встречные при виде статной фигуры аристократа неосознанно вжимались в стены, в удивлении потирали глаза, а то и вовсе крестились.       — Второй акт «Мерлезонского балета», — усмехался рыжеволосый демон, созерцая реакцию орденцев на свое впечатляющее появление.       Совершив очередной поворот, Кросс заметил впереди шагающую любопытную персону. Особа обладала густой, ухоженной шевелюрой цвета воронова крыла, вольно покрывавшую плечи и спадавшую до самой талии, осанку придворной дамы и стройный стан, облаченный в лазурное ханьфу. Известный дамский угодник, конечно же, не мог пройти мимо неизведанных угодий. Посему выпустив облачко дыма, он прибавил шаг, дабы нагнать таинственную незнакомку.       — Миледи, кажется, мне еще не выпадала честь быть вам представленным, — хищная белоснежная улыбка озарила лицо мужчины.       Окликнутая леди резко остановилась и медленно обернулась. Правильные восточные черты лица исказила гримаса ненависти, а в голубых глазах плескался праведный гнев, суливший всем и каждому прелести семи кругов ада.       — Бывают в жизни огорчения, — обворожительная улыбка сменилась разочарованной ухмылкой. — Когда ж ты уже повзрослеешь? Как был злобной куклой, так и остался. Эх, такие данные пропадают. Мое почтение Тидоллу. В спину мне не плевать.       Махнув рукой сотрясаемому от ярости юноше, генерал продолжил свой путь по управлению. Канда, до крови впившись ногтями в ладони, едва сдерживался, чтобы не поддаться негодованию, в бессилии не зарычать и не затопать ногами, как вздорная девица. Рваными движениями собирая распущенные волосы в привычный хвост, он во всех красках представлял себе истерзанный труп чертового Казановы. С каким наслаждением азиат впечатал бы свой кулак в эту наглую физиономию… но он солдат, чтивший устав и субординацию. Каким образом этот мот и пьяница дослужился до генерала, для парня оставалось загадкой. Не иначе змей жизнь спас самому Папе Римскому или был внебрачным сыном какого-нибудь венценосного осла. Конечно, только подобный хмырь мог подкинуть в орден тупицу Уолкера. Ученик под стать учителю! Одно радовало, гуляка предпочитал скрываться от службы и посещал стены Европейского подразделения не чаще солнечного затмения, чего нельзя было сказать об его выкормыше.