Яблоко раздора

      Канда лениво провожал глазами пробегающий за окном пейзаж пробуждения от зимнего оцепенения природы королевства. Поезд несколько минут назад тронулся от тихой станции богом забытого городка и начал набирать ход, усердно пыхая клубами дыма. Усталость, недосып и постоянное общество суетливого Лави в течение затянувшейся на два чертовски длительных месяца миссии сделали свое дело, азиат был выжат как лимон. Его сил не хватило даже выйти прогуляться по свежему воздуху во время стоянки поезда, хоть тело настойчиво просило размять затекшие члены, но уютная тишина купе одержала верх над разумом. Неугомонному «кролику» надоело «пинать лежачего» в лице впавшего в анабиоз напарника, абсолютно не реагировавшего на внешние раздражители, хоть раздражители имели внушительные размеры и упрямство барана, посему он ускакал отягощать своим присутствием других пассажиров злополучного экспресса, оставив в одиночестве чахнуть восточного юношу. Юу был близок к состоянию гусеницы, готовой завернуться в кокон от всего внешнего мира, чтобы набраться сил (больше душевных, нежели телесных) перед возвращением в орден. Бабочка из этой куколки вышла бы прекрасная, но плотоядная. Процесс окукливания прервался появлением в купе нежданного гостя.       — И тебе доброго дня, Баканда! — проговорил визитер, наткнувшись на синеву глаз пассажира.       Юный англичанин успел прочесть целую гамму нескрываемых чувств в этом глубоком омуте: усталость и отрешенность, сменившиеся удивлением, любопытством, недовольством, раздраженностью, а украшала, словно вишенка, это адское зелье щепотка вредности. С жадностью путника, блуждавшего по раскаленной пустыне, пригубив сей напиток из эмоций соперника, Аллен с озорством улыбнулся и смело шагнул в небольшую комнатку как полноправный хозяин. Размещая потертый чемодан на верхней полке над головой явно не осчастливленного таким стечением обстоятельств экзорциста, юнец, предвосхищая невысказанные вопросы и пререкания, четко отрапортовал:       — Да, я еду с вами. Нет, других купе нет, в тамбуре я ехать не буду. Господин Ривер наказал с умом распоряжаться средствами и не транжирить попусту, поэтому я сел на экспресс на предыдущей станции, чтобы присоединиться к вам и сэкономить деньги на отдельном купе. Места здесь хватит всем. И если тебя что-то не устраивает, ты можешь совершить пешую прогулку до Лондона, наслаждаясь природой и своим обществом, быть может, сгинешь на неведомых дорожках. И нет, я не обнаглел и страх не потерял!       — Тч, — многозначительно высказался оппонент.       — Сам такой, — припечатал самодовольный мальчишка, располагаясь напротив немногословного соратника.       Стальная лавина схлестнулась с ультрамариновой мощью цунами, пытаясь одержать верх в этой безмолвной битве. Игре в гляделки, в которой каждый юноша старался ни в коем случае не уступить противнику, буквально прожигая на роговицах друг друга мысленные дыры, не суждено было продлиться долго. Неожиданно резкий маневр поезда на повороте железнодорожного полотна едва не привел к столкновению молодых людей лбами, вынуждая прервать зрительный контакт. Два кожаных оккупанта верхней полки, угрожающе клацнув замками, сверзились с насеста на головы хозяев, не забыв при этом усеять пол своим содержимым.       — Появился Мояши, и все пошло кувырком.       — Конечно, во всем виноват исключительно я. Все смертные грехи на моей совести! Цены растут — Мояши виноват, Темза из берегов вышла — снова Мояши, у кого-то подагра разыгралась — ах, опять несносный Мояши, — бухтел Уолкер, потирая ушибленное упавшим чемоданом плечо и подбирая перемешавшиеся пожитки.       Сортировка скромного и схожего скарба, состоявшего из личных вещей, сменного белья, склянок с лекарственными настоями, бинтов, сухпайка, скудного мешочка монет, замасленных дорожных карт, складного ножа и прочих мелочей жизни, для Канды проходила довольно нескучно под тихое пыхтение уязвленного мальчишки. Юу поймал себя на пугающей мысли, что успел немного соскучиться по звонкому голосу самопровозглашенного рыцаря Черного ордена, особенно когда этот голос звенел от напряжения и обиды. Брезгливо прихватив кончиками пальцев кулек с какими-то сладостями неизвестного азиату происхождения, тот цинично помотал им перед носом младшего соратника.       — Что?! — схватив кулек и прижав его к сердцу, как фамильную реликвию, воскликнул Аллен. — У меня растущий организм, которому требуется сахар для работы мозга. Есть такой орган, правда, не у всех. Одно исключение стоит передо мной.       — Дитё малое, — фыркнул парень, собирая рой разлетевшихся листов с пометками искателей о завершенном задании.       — Это я-то дитё?! — неподдельному удивлению в голосе Уолкера не было предела, что заставило старшего экзорциста обернуться и рассмотреть внимательно то, что могло привести к такой реакции всегда чопорного и манерного англичанина.       Предмет в руках мальчишки, вызвавший столь бурные эмоции, оказался книгой в зеленом бархатном переплете с зажатой между страницами лентой, которая отмечала место, где остановился читатель. От вида этого фолианта у Канды сперло дыхание, и он неосознанно отвел глаза в сторону, лишь бы не наткнуться на серую гладь зеркал души заклятого приятеля, чтобы не увидеть в них ожидаемую издевку и лукавство.       — Серьезно?! — искренняя улыбка расцвела на лице Аллена, озаряя его внутренним светом. — Я готов был увидеть «Искусство войны» Сунь-Цзы или иной трактат о тактике боя. Господи, да даже «Молот ведьм» не привел бы меня в такое замешательство! Баканда, в промежутках между тем, как ты втаптываешь в грязь простых смертных и лелеешь свое высокомерие, ты зачитываешься под теплым одеялом народными сказками? О да! Чужая душа потемки!       Под приглушенный смех «своей головной боли» (воспитанность и ощущение затаенной опасности не позволили юнцу открыто смеяться над противником) восточный юноша нервно озирался по сторонам в надежде найти то, что смогло бы отвлечь иронизирующего шутника от компрометирующей находки. Дернул же его черт захватит с собой в поездку любимый сборник, чтоб волею судьбы он появился на обозрении никого иного, а именно извечного выскочки! Верткая птица удачи обронила свое перо в виде бумажной брошюрки, затерявшейся между сложенных накрахмаленных рубашек.       — Чья бы корова мычала, — торжествующе подхватив затаившуюся беглянку, парировал любитель фольклора. — Сам-то дамские романчики почитываешь!       — Это «Джейн Эйр», невежда! — возмутился ценитель английского романтизма. — Один из лучших романов уходящего века, получивший самые лестные отзывы критиков. Очень чувственная и драматичная вещь.       — Вот, вот. Дамочка накарябала историю для таких же малахольных персон, у которых глаза на мокром месте. Ты тоже по вечерам рыдаешь в подушку, читая эту дичь?       — Да, как у тебя язык поворачивается оскорблять достойнейших леди?! Ты не просто невежда, ты еще главный невежа Британии! — вспылил юный джентльмен, отбирая у грубияна свой драгоценный томик. — Не смей прикасаться своими грязными руками к труду прекраснейшей писательницы!       — Нашелся тут защитник попранной чести праздных дамочек. Может, ты еще по выходным ходишь с плакатами на протесты вместе с суфражистками или приковываешь себя к воротам Букингемского дворца во имя их прав? — съязвил азиат над раскрасневшимся от возмущения доблестным рыцарем.       — Не смешивай все вместе! Я уважаю и ценю женщин, они несут только добро, созидают красоту мира. Мы живем в просвещенное время, на пороге нового века. И старые костные догмы должны остаться в прошлом. Дамы — неотъемлемая часть общества, они делают нас лучше, можно сказать, чище. И, конечно же, все представительницы прекрасного пола достойны лучшей доли и возможности заниматься любимыми делами. Я не вижу в этом ничего предосудительного. Это ты запыленная ветошь со своими пуританскими взглядами, оставшаяся на обочине жизни в гордом одиночестве!       — Плевать я хотел на весь мир в целом. Да пусть хоть шпалы кладут или в парламент баллотируются, лишь бы эти гарпии не подходили ко мне ближе, чем на милю, — передернул плечами Юу, погрузившись в одно из мало приятных воспоминаний отрочества.       Будучи еще не отосланным на обучение к генералу Тидоллу, оставаясь на попечительстве центрального управления, совсем юный, нескладный и худой мальчишка Канда неделю постыдно скрывался по закоулкам и залам замка от маленькой, но очень прилипчивой Линали, которой в голову пришла дичайшая мысль. Трусливая и плаксивая девчонка, в очередной раз отсиживаясь в подвалах обители от злых и страшных дядей — служащих ордена и подкармливая хлебными крошками мышей, умудрилась подхватить вшей. Строгая старшая сестра милосердия не стала церемониться с пугливой малышкой и предприняла решительные меры — пара щелчков ножниц, и воздушные локоны осыпались витыми узорами на мраморный пол лазарета. В день, когда этот большеглазый и короткостриженый пупс в оборочках пышного платьица предстал перед взором нелюдимого мальчика, тот вопреки своему вздорному нраву от души звонко рассмеялся, за что потом горько поплатился. Эта робкая девочка с упорством маститой гончей преследовала юнца — обладателя роскошной шевелюры по всем лабиринтам ордена. Лишившись волос, маленькая мстительница нацелилась захватить в свой плен неприкосновенную ценность юного азиата — копну длинных тугих черных, как мгла, прядей, в которых, по мнению узурпаторши, превосходно смотрелись бы ее осиротевшие нежно лиловые ленты и цветочные украшения. Сам Канда этого мнения полностью не разделял, из-за чего ему приходилось бегать и забираться в самые труднодосягаемые места обители. А что ему еще оставалось? Не мог же он драться с пусть и надоедливой, но все-таки девчонкой, а к его сожалению, единственным, кого не боялась плакса, был именно он. Так отмораживая пятую точку на крыше голубятни, подраставший воин раз и навсегда понял, что ему никогда не суждено постичь тайны женской натуры, ежели сумасбродные девицы жгуче желают рядить мужчин в свой же гардероб. Чтобы не покрывать себя позором, Юу решил никогда не подпускать к себе близко ни одну представительницу странного рода. Лучше уж он монашеский постриг примет, чем однажды окажется облаченным в ворох юбок с кринолином с легкой руки одной из извращенных душегубок.       — И вообще, где тебе дано понять глубину душевных переживаний и порывы любовных страстей, — продолжавшийся монолог Уолкера вернул молодого человека из путешествия в прошлое, — не дорос еще! Читай своего «Румяного колобка» и не возникай!       Восточный боец уже собирался в привычной, грубой форме высказать все, что он думает об опостылевшем умнике, как дверь в купе приоткрылась, и на пороге появился потерявшийся напарник.       — О, какие люди почтили нас визитом! Давненько не виделись, Аллен!       В мгновение осознав весь размах трагедии, которая обязательно разыгралась бы, узнай болтун о секретных пристрастиях своих приятелей, два заговорщика переглянулись и, молча упрятав томики в нутро чемоданов, захлопнули их крышки.       — А что вы тут делаете? — полюбопытствовал рыжий повеса.       — Тебя обсуждаем, — в один голос обронили юноши.       — Я смотрю, вы нашли общий язык, — в смятении проговорил летописец, присаживаясь рядом с новым пассажиром, пока старший экзорцист возвращал на свои места сбежавших смутьянов.       — Здравствуй, Лави! Как твое здоровье? — горячо пожимая руку друга и оглядывая того с ног до головы, спросил англичанин. — Ушибы, травмы есть? Я уже, честно, и не надеялся увидеть тебя в добром здравии после такой долгой отлучки с Бакандой.       — Кто кого еще замучил, — тихо возмутился азиат.       — Ха! Не переживай, мелкий. У меня как у гидры несчетное количество голов, Юу рубит одну, а на ее месте уже другая вырастает, — хохотал ученик историка. — Но стоит заметить, это было не так весело, как я предполагал. Скучная миссия — слонялись по чешским деревенькам, слушали мракобесные выдумки сельчан, а толку никакого. Нет там чистой силы, только сапоги зря стоптали по глухим дорожкам. Меня утешало наличие хмельного пива, а холодными ночами — согревающих объятий пышногрудых местных красоток. Правда, если бы мы не наткнулись на парочку-троечку акум, то, боюсь, бешенство Юу достигло бы предела, и он отыгрался бы на мне, как Геракл на гидре.       — Сколько уже можно повторять! Не называй меня по имени, Бака Усаги!       — Ладно, ладно, не дымись, — в примирительном жесте поднял руки балагур. — Как твои успехи?       — Моя миссия увенчалась большим успехом, чем ваша, мне удалось найти осколок. Это было нетрудно, он хранился в одном монастыре в Норвегии. Местные жители во главе с падре прихода считали его святыми мощами, точнее осколок хранился в перстне на руке усопшего бургомистра, которого за добрые деяния возвели в ранг святых. Останки главы под действием чистой силы обладали неким исцеляющим свойством, и горожане при болезнях обращались за помощью к ним. Мощи действительно лечили разные травмы. Чтобы забрать перстень, мне пришлось соврать падре, который был ко мне очень благосклонен. Я сообщил ему, будто кольцо передадут в Ватикан на святую землю, чтобы увековечить деяния главы. С тех пор как я забрал перстень, меня мучает совесть. Я понимаю, что чистая сила необходима в сражениях с созданиями графа, только благодаря ей экзорцисты могут уничтожать оболочки акум, освобождая заключенные в них души несчастных людей. Но этот осколок был надеждой и маленьким чудом для норвежцев. Я же своими руками лишил их этого. Падре с почестями и улыбкой провожал меня, а я чувствовал себя настоящим мерзавцем, похитившим их реликвию.       — Опять начинаешь сопли на кулак наматывать, мелочь, — фыркнул Канда. — Приказы не обсуждаются, война есть война. Твоя задача выполнять поручения, так что кончай тут морализировать.       — Аллен, в этом нет твоей вины. Юу, прав. Мир, к сожалению, не делится на черное и белое, он сер, — вздохнул Лави, ободряюще похлопывая по плечу младшего товарища. — Таков удел экзорцистов.       — Это несправедливо. Чтобы спасти души умерших людей, нам приходится жертвовать живыми, — сокрушенно промолвил мальчишка.       — Все, хватит упаднических настроений, — хлопнул в ладоши летописец. — Рассказывай лучше, как тебе скалистые просторы северных земель. Что еще нашел там? Может золото нибелунгов, кольцо могущества Андвари или, быть может, прельстился златокудрыми девицами?       — Кто о чем, а ему только о бабах, — меланхолично вставил свое замечание восточный юноша.       — Не всем же вести такой спартанский образ жизни, когда холодная гладь меча роднее и милее человеческого тепла, — парировал повеса.       — Зато твой образ жизни чрезмерен. Поставил себе цель — в каждом захудалом поселение оставить отпрыска. На старости лет из твоих бастардов можно будет страну основать. Усаги Неуемный — патриарх Кроляндии.       — Ты ж у нас несговорчивый и отчужденный, вот и приходится мне одному тянуть эту лямку, работать за двоих, так сказать, — развеселился рыжеволосый парень.       — Разочарую тебя, Лави, но ни прелестных нимф, ни чертогов Одина, ни таинственного злата в фьордах мне найти не удалось, — отсмеявшись над пререканиями напарников, ответил англичанин. — Ты хорошо знаком с легендами этой страны.       — Я разве не рассказывал?! Мы со стариком около двух лет прожили в одной коммуне в фюльке Ругаланд Вестланна при дворе бургомистра, там-то я и нахватался местного колорита и фольклора. Могу поведать кучу баллад не хуже бродячих музыкантов-шпильманов. Кстати, а почему ты едешь в одиночестве? Где твоя свита?       — Искатели, сопровождавшие меня, вместе с осколком чистой силы напрямую отправились в орден, а меня господин Ли попросил забрать документы из собора Святого Патрика в Дублине. Поэтому мне пришлось сделать крюк, потеряв две недели хода. И только сейчас я возвращаюсь в обитель.       — Ого, значит, ты еще в Ирландию заглянул. Странно, — задумчиво произнес ученик историка, почесывая подбородок. — Чем это ты не угодил смотрителю, что он тебя, ценного бойца, как почтового голубя использовал?       — Да с чего ты взял, что я попал в немилость?! — искренне удивился юнец. — Просто поручили забрать, раз я в дороге все равно был, а мне и несложно.       — Ну, Дублин совсем не по пути в Лондон. А для таких целей в управлении имеются посыльные. Что-то ты не договариваешь? Долго я в родных стенах отсутствовал. Как там экзорцисты поживают? Линали? — пытливо оглядел собеседника летописец.       Аллену явно стало не по себе от поднятой темы и настойчивого взгляда приятеля, а Канда издал вздох обреченности.       — Пойду воздухом подышу, — рыкнул Юу и вылетел в коридор поезда.       Понимая, куда дует ветер, азиат предпочел покинуть купе, пока не стало поздно. Более слушать горячечный бред неугомонного собрата он был не в силах, и так шестьдесят дьявольски длинных дней юноша представлял из себя «кружок «Свободные уши», в которые потоком вливались стенания отвергнутого страдальца. Если хоть секунду бы промедлил, то восточный воин поддался бы зову крови и совершил ритуальное самоубийство, прихватив с собой на тот свет всех пассажиров злополучного экспресса.       Оставшись наедине с учеником историка, Уолкер чувствовал себя некомфортно. Лицо Лави преобразилось, из доброжелательно-игривого оно стало пугающим, приобрело какие-то хищные черты, а глаза смотрели серьезно и проникновенно без присущей им смешинки. Мальчишка поерзал на сиденье, а затем подорвался с места.       — Что-то я проголодался с дороги. Поищу вагон-ресторан, — бросил через плечо подросток, стремительно скрываясь за дверью.       «Вот уж угораздило, — мысленно распинался англичанин, торопливо двигаясь прочь от недавно занятого купе. — Не к добру эти взгляды Лави, жуть аж наводят. Неужели это из-за мисс Ли? Но откуда он знает, они же уехали до того, как она затащила меня в оранжерею? Да и что тут такого?! Ну, составил я ей компанию в прогулке один раз. Это же невежливо отказывать даме в небольшой просьбе. А она очень хотела посмотреть цветение орхидей. Искателям больше заняться нечем, только слухи пускать о всяких фривольностях! Подождите! — неожиданная догадка заставила замереть юного англичанина. — А если эти сплетни дошли до ушей господина Ли? И предположение Лави о намеренной задержке моего возвращения в орден небеспочвенно? Да что ж за невезение-то такое! Простите, мистер Ривер, но сохранить деньги у меня не получиться. Когда нервничаю, я становлюсь зверски голодным. Где этот вагон-ресторан, граф его дери?!»       Усердно стараясь подавить зевоту, младший экзорцист торопился в столовую, где жаворонок в лице руководителя центрального управления назначил всеобщее собрание. Войдя в шумный зал, наполненный уже суетой и возней прибывавших служащих, англичанин заметил фигуру, вокруг которой образовалось небольшое пустое кольцо, именно туда и поспешил протолкнуться пострел сквозь разбуженный пчелиный улей, пока ему не отдавили носки начищенных сапог. Пристроившись рядом с Кандой (на появление в своей личной зоне седого вторженца Юу отреагировал лишь приподнятой бровью), Аллен стал вертеть головой, оглядывая присутствующих. Возвратившись в замок поздней ночью, он не успел увидеться с соратниками. Поклон от барона Кроули, вежливая улыбка от герра Нойза (как слепой австриец почувствовал на себе его взгляд, мальчишка даже не представлял, мистика какая-то), кивок приветствия мистера Дарка, легкий реверанс от фрау Лотто, взмах руки досыпавшего и подпиравшего дверной косяк Лави, румянец на щеках мисс Ли.       Гвалт утренних бесед прекратился с появлением в зале непривычно собранного смотрителя. Комуи проплыл, подобно призраку, в своем неизменно белом халате мимо подчиненных, легко запрыгнул на поставленный в центре прохода стул, игравший роль импровизированного постамента.       — Кхе, кхе, — прочистив горло, начал свою речь глава. — Леди и джентльмены, мне предстало сообщить вам пренеприятнейшее известие, к нам едет инспекция из Ватикана во главе с сэром Рувелье и кардиналом Шефре. Они прибудут в замок завтра к полудню. Поэтому я настоятельно прошу вас вести себя чинно и благородно, как подобает истинным приверженцам святого ордена, дабы не вызвать на мою голову десять египетских казней. Мне и вас с лихвой хватает. Будьте благоразумны, не плюйте против ветра! Помните, yóu zuǐ huá shé* не сыграют вам хорошей службы!       Все грани недоумения, вызванные незнанием китайского языка, отразились на глуповатом выражении лица юного воина. Азиат, заметив замешательство своего соседа, пришел на выручку:       — Не пиз**! — достаточно громко прозвучала фраза брюнета в притихшем зале.       — Канда как всегда краток и лаконичен, — поправив очки, продолжил Ли старший. — Didi, в ближайшие дни я лично прошу тебя быть еще более лаконичным и не открывать вообще рта без надобности. Завтра в обед, пока сэр Рувелье будет сдирать с меня шкуру, точнее проводить проверку казначейских книг, Его святейшество, особо озабоченный нравственным воспитанием экзорцистов, проведет лекцию о грехопадении и прелюбодеянии в читальном зале библиотеки.       — А тем, кто близко знаком с данной темой, можно не присутствовать? — донесся голос с дальнего ряда, вызвав всеобщий смешок.       — Исключительно для вас, молодой летописец, явка обязательна, — не оценил шутку повесы начальник. — Далее у вас, господа, будет свободное время, чтобы подготовиться к приему высокопоставленных гостей. На этом у меня все, благодарю за внимание. Да будет Господь милосерден к нам!       — Аминь, — поддержали смотрителя подчиненные.       Покидая зал, Юу заметил поникшую китаянку, что нервно мяла кружевные манжеты на рукавах своего платья. «Здоровая девица, а все туда же», — фыркнул азиат, заложив новый курс на сближение с опечаленной девушкой, замершей возле окна, украшенного витражом с изображением геральдической лилии.       — Что уже поджилки трясутся? — спросил парень, сложив руки на груди и облокотившись об выступающий угол проема окна.       Юноша прекрасно был осведомлен о пугливом нраве, которым обладала в детстве Линали. Насильно вырванная из рук брата и привезенная в незнакомую страну извечного дождя и тумана, девчушка, словно мышонок, металась по замку, сторонясь всех взрослых. Винить ее в таком поведении он не мог, сам испытал на себе всю жестокость и безразличие старших в отношении к будущим воинам ордена. Служащих не интересовали желания подопечных, в приоритет они ставили только необходимость достижения победы любой ценой — вырастить беспрекословных бойцов. Да вот детям эта война была абсолютно чужда, все, о чем они молили — вернуться домой к родным и близким. Канда не молил, ему некуда было возвращаться, но хорошо понимал горючие слезы, застывавшие коркой на щеках ребятни. Он не плакал, его слезы стекали едкой отравой по нутру, переполняя душу. Юу сторонился всех, даже своих ровесников, в этой темнице ему не нужны были друзья-узники. Но вот по какой-то непонятной ему причине, к нему, хмурому, злобному драчуну робкая малышка тянулась. Подобно белокрылой и незапятнанной чайке, китаянка стремилась к нему, как к маяку в бушевавшем море, паршивому такому маяку в слизи и тине, накренившемуся, с выбитыми стеклами, с едва трепыхавшимся пламенем, продуваемому всеми северными ветрами в забытом даже дьяволом уголке бескрайнего сурового морского простора. А птаха все взмахивала крыльями, курлыкала, но неустанно прилетала к несуразному исполину, садилась на проржавевшие от соленой воды перила и смотрела на теплящийся огонек в его сердце, выискивая свою правду. И Канда привык к ее безмолвному присутствию рядом, затем к детскому шепоту, которым она рассказывала, как бы не ему, а просто воздуху, о своей деревне, о пруде рядом с сыхэюанем, о рисовом поле, на котором работал брат. Привык к тихому сопению под своей кроватью, где девчонка нашла тайное пристанище от кошмаров наяву, привык скидывать, как бы невзначай, на пол подушку, потом и одеяло, из которых его чайка с васильковыми глазами вила гнездо. Маяку не холодно, он и сам изнутри покрыт изморозью, а птаха мерзла на каменных плитах, хоть упорно это скрывала. Прошло время, и птенец вырос в грациозную птицу, но животный страх затаился на дне ее души, прочно засел, не вырвать. Больше всего на свете китаянка боялась одного человека, едва заслышав его поступь, она цепенела от ужаса. Встречи с ним она страшилась больше, чем всех кругов ада. Инспектор Малкольм Рувелье — надзиратель и палач в ее персональной тюрьме.       — Мне кажется, я задыхаюсь, от одного его имени легкие раздирает, — прошептала Ли, надеясь, что спутник не расслышит.       Но юноша имел острый слух.       — Во всяком случае, койку с детства не меняли. Это будет забавное зрелище, застрявшая под пружинами в складках кринолина, пигалица сверкает панталонами и барахтается, как муха в паутине. Хоть пыль протрешь, — высказался юноша, заглядывая в васильковые омуты.       — Shǎguā, — выдохнула девушка, ощущая, как буря отступает под натиском белого, будто лунного, света, исходившего из недр ее потрепанного всеми штормами, но устоявшего маяка.       Две персоны вместе с пятеркой слуг прошли сквозь ворота замка Европейского подразделения. Одна, облаченная в алую мантию до пола, держалась за спиной другой, волевой походкой шествовавшей во главе процессии.       — Сэр, Ваше Высокопреосвященство, рад приветствовать вас… — с энтузиазмом начал вещать заготовленные дифирамбы встречавший почетных гостей хозяин замка, но был бестактно прерван на половине фразы.       — В этом я сомневаюсь. Достаточно лицемерия, мистер Ли, — проговорил Рувелье, приглаживая усы, покручивая набалдашник трости с выгравированным на нем крестом и покачиваясь на месте, перенося вес своего тела с пятки на носок.       — В нашей скромной обители, — упавшим голосом продолжил смотритель.       — Не такая уж она и скромная. Содержание управления обходится церкви в тысячи фунтов стерлингов ежемесячно, — иронично заметил инспектор.       — Прошу вас, — указав ладонью вглубь здания, загробным тоном произнес Комуи. Китаец уже прикидывал, какими настоями он будет лечить язву, что непременно заработает в ближайшую дюжину дней.