Яблоко раздора

      Аллен в очередной раз клевал носом, пытаясь занять себя чтением романа. Виной этому служили кошмары, что захватили его в плен в последние ночи и никак не давали выспаться несчастному юнцу. Он подрывался с постели весь в холодном поту, тяжело переводя дыхание. Его сны были красочны и очень реалистичны, но всегда сводились к одному и тому же сюжету. Звон цепей, чадящие факелы, пляшущие демонические тени на сводах пещеры, смрадный запах, холод, мерзко пробирающийся к хребту, пугающий отблеск света на стеклах очков смотрителя и его тихий голос: «Я же тебе говорил», а затем скрип захлопывающейся тяжелой крышки саркофага, отгораживающей его от мира и погружающей во тьму, и лишь в узком окошке размером в несколько дюймов мальчишка видел отсвет огня. А далее Уолкер неизменно вскрикивал и просыпался в путах сбившегося одеяла. Насколько англичанин помнил, то Лави говорил, что сновидения отражают наши тайные страхи и опасения, растревоженный разум выкидывает такие шутки. Но Аллену было не до смеха. Осознавая, что на его совести есть некий грешок, он невольно опасался своего начальника. Вняв тонкому намеку на толстые обстоятельства, которым служила прогулка в пыточную, устроенная господином Ли, юноша понял всю тяжесть своего положения. Он прекрасно относился к мисс Ли, даже считал ее образцом истинной леди, но в душе питал к ней только теплые и нежные чувства друга, ни о какой влюбленности и речи быть не могло. Из-за своей скромности и воспитанности в общении с прекрасным полом, он потакал всем ее капризам, не имея возможности возразить. Да и обидеть столь чистую и добрую девушку он категорически не мог. Однако дамоклов меч, нависший над ним, грозился в один момент перерезать нить его судьбы, и это требовало решительных мер. Захлопнув книгу, так и не прочитав и пары страниц, Уолкер собрался с духом и направился искать спасения. Сказал бы ему кто-то ранее, у кого он собирался просить помощи, он бы театрально рассмеялся этому глупцу в лицо. Хочешь посмешить Бога, расскажи ему о своих планах, именно в этом убедился на своем примере англичанин, скрепя сердце направляясь в левое крыло замка, где располагались комнаты орденцев. Другого выхода у него не было, как обратиться к источнику своих проблем последних месяцев. Погрузившись в мысли и не обращая внимания на встречных сослуживцев, Аллен обдумывал, как же ему начать разговор. Они и в обычной жизни не особо-то умели общаться, это больше походило на лай борзых собак, чем на диалог, а тут же достаточно деликатная тема. Юноше нужно было осторожно подобрать слова, чтобы разговор увенчался успехом, а не очередной дракой.       «Быть вежливым и официальным? Многоуважаемый мистер Канда, не соблаговолите ли вы разрешить мое затруднительное положение, виной которого послужила ваша же словоохотливость… Тьфу, ты. Канда подумает, что я окончательно головой тронулся или издеваюсь над ним. Быть дерзким и напористым? Возьми на себя ответственность за сплетни, которые поползли из-за твоего длинного и завистливого языка! Будь мужчиной, в конце концов! — Аллен неожиданно замер посередине коридора, гордо приподнял голову и взмахнул рукой, затем опустил плечи и удрученно хлопнул себя по лицу. — Ага, как возьмет ответственность да как приложит меня об дверной косяк, вот и сказочке конец. С волками жить, по-волчьи выть? Слышь ты, трепло, у меня из-за твоего паршивого языка проблем по самые гланды! Интересно, я успею договорить до того, как мне в лоб прилетит меч, и хорошо бы, если он будет в ножнах. Ааа… Канда, как же с тобой сложно…»       Заплутав в собственных мыслях, юноша не заметил, как ноги привели его к двери комнаты извечного соперника. Невольно сглотнув, Уолкер стал «бегать» глазами по дереву, не решаясь сделать следующий шаг своего плана. Обычная дубовая дверь с металлическими петлями, с облупившимся кое-где лаком, с медной ручкой, такая же как у всех обитателей замка. Эту дверь выдавала только угловатая надпись, сделанная перочинным ножом, гласившая: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Англичанин невольно усмехнулся столь «ободряющему» девизу, узнав почерк одного рыжего балагура. Он уже было занес кулак, чтобы постучаться, как вдруг вновь замер.       «Если легонько постучать — тук, тук — он подумает, что я лебезить явился. Нет, — помотал белобрысой головой юнец. — А если я так — бдыщ, бдыщ — он может решить, что я вызов ему бросаю. Тоже не пойдет. Хрясь, ее с ноги, чтоб знал, с кем связывается! Он, весь такой Марс в человечьем обличье, открывает злополучную дверь, а я тут скулю с переломанной ногой на пороге… Дева Мария… Уолкер, соберись уже!!! Что ты тут мнешься, как девица на выданье! Не хватало, чтоб тебя увидели топчущимся под дверью, будто воришка какой!» — отвесил себе мысленную оплеуху юный экзорцист и решительно трижды глухо постучал в дубовую преграду.       За этот краткий миг юноша успел взмокнуть от напряжения, проклясть себя и свою сумасшедшую идею и даже постыдно пожелать сбежать с глаз долой, но за дверью не послышалось ни звука. Еще немного помедлив, Аллен нажал на ручку, и лакированное дерево поддалось.       — Канда, можно войти? — осторожно спросил англичанин, заглядывая в помещение.       Комната встретила визитера аскетичной обстановкой, сгущавшимися сумерками за большим окном и отсутствием хозяина.       — Аллен Уолкер, поздравляю, вы неудачник! — обреченно пробубнил юнец. — Его не учили запирать двери? Хотя да, глупость сморозил. Кто ж решиться нарушить уединенный покой нашего ворчуна кроме одного самонадеянного самоубийцы?! Так, не сметь отступать! Что ж, подождем!       Англичанин одернул жилет, выпрямился и, чеканя шаг, вошел в келью, притворив за собой дверь. Оглядев комнату и увидев, что на стуле лежала сложенная одежда из прачечной, юноше ничего не оставалось, как присесть на кровать. Потянулись минуты томного ожидания.       Когда старые викторианские часы на центральной башне замка отбили ровно восемь ударов, Комуи сжалился над своим вынужденным пленником и отпустил того на все четыре стороны. Разминая затекшую спину из-за бесконечного просиживания штанов на диване, молодой человек вяло шел в свою комнату. Единственное, чего хотел азиат в тот момент — прилечь, желательно, на пол, чтоб немного унять боль в окаменевшей пояснице. Лучше бы он уголь разгружал или дрова колол, чем изображал из себя горгулью, отпугивавшую личных демонов одного трусливого, но хитрого китайца. Открыв дверь, Канда истуканом застыл на пороге. Полная луна, взошедшая на небосклон, нежно касалась серебряным сиянием дымчатых волос мальчишки, что блаженно посапывал на кровати. Хлопнув глазами раз, другой, третий, старший экзорцист понял, что это видение уставшего мозга не собирается исчезать. Молодой человек даже подумал, может, эта рутинная работа настолько его вымотала, что он, сам того не понимая, перепутал крыло обители. Но оглянувшись в коридор, лишь подтвердил — это его крыло, и он еще не выжил из ума.       «Неужели пока я был заточен в кабинете с Рувелье, шэньши пришла очередная нелепая «гениальная» идея всеобщего переселения? И он спихнул меня куда подальше? Нет же… Это мои вещи на стуле, мои часы с лотосом, моя чахлая мята на подоконнике… Да, граф его дери, Муген у изголовья стоит! Почему Мояши дрыхнет на моей кровати в моей комнате?!» — мысленно возмущался удивленный азиат.       Какое-то наитие заставило англичанина разлепить сонные веки. Он и сам не заметил, как успел задремать, пока ждал невесть куда запропастившегося соперника. Хоть и чужая, но все же уютная постель обладала непреодолимым притяжением, да так и сманила юнца упасть в свои льняные объятья. Немного поерзав, Аллен перевел еще затуманенный дремой взгляд на странную, смутно знакомую тень, что замерла на пороге комнаты. Юноша присмотрелся, и тень начала приобретать осязаемые черты. Худая, подтянутая фигура, волна гладких волос, рассыпанная по плечам, растерянное, оттого и глуповатое восточное лицо. Медленно и осторожно, словно факир перед королевской коброй, Уолкер поднялся с кровати и, крадучись, в пять мягких шагов оказался возле хозяина кельи. Тот же даже не шелохнулся, продолжая пребывать в оцепенении от непонимания происходящего. Юнец же очень быстро смекнул, что ошарашенное состояние оппонента могло оказать ему неподдельную услугу. Поэтому он ласково взял того за руку, провел в помещение и усадил на примятую постель, будто несмышленого ребенка.       — Ну и где же ты пропадал? Я уже заждался тебя, знаешь ли? — спросил мальчишка, одарив самой благожелательной улыбкой Юу, затем присел на корточки рядом с ним, доверительно заглянув в синь глаз. — Мне с тобой нужно поговорить, на деликатную тему. Обещай, что меня выслушаешь и не будешь злиться. Я знаю, что тебе это не понравится, но в этом есть и твоя вина. Поэтому нам нужно найти выход вместе из этого неловкого положения, — тихо, но с расстановками говорил Аллен, продолжая удерживать в своих руках холодную ладонь юноши.       — Мы можем выйти из этого неловкого положения, если ты, Мояши, поднимешься с пола, отпустишь мою руку, и я зажгу свет, наконец, — вышел из транса хозяин комнаты.       — А?       Уолкер недоуменно открыл рот. Он так старался более мягко начать разговор, что не заметил ту абсурдную романтичную обстановку, виной которой сам же и стал. Представив, как это выглядит со стороны: полумрак, накинувший темный саван на предметы, и в ореоле лунного света две фигуры близко-близко друг к другу, одна склонившаяся над другой, едва ли не стоявшей на коленях, бархатная тишина и сплетение рук, седой мальчишка вспыхнул и подскочил с места. Получив свободу, Канда поднялся с постели, подошел к столу и зажег керосиновую лампу, окончательно разгоняя эту смущающую атмосферу.       — Ну и какие черти тебя сюда занесли?       — Амурные. С крылышками и стрелами, — пробубнил юнец, подперев спиной дверь. — Проклятье, весь настрой сбил, я тут битый час речь готовил, чтобы к тебе подступиться, а ты…       — Что я? — похолодев от непонятного страха, спросил азиат, во все глаза уставившись на гостя. — Ты о чем, вообще?       — О том, Баканда, что тебе пора взять на себя ответственность за устроенную заваруху и мою подпорченную кровь. Вот чего ты язык за зубами не держал? А? Да еще и кому? Лави рассказал. И, вообще, с чего тебя интересовали такие интимные подробности моей жизни? Мог бы и такт поиметь, будто сам никогда не взрослел. А то разнесли благую весть на всю округу. Лишь бы поиздеваться.       — Это-то тут причем? Нашел, что вспомнить, мхом уже поросло. Ну сказал и сказал, буду еще перед тобой отчитываться!       — Ничего не поросло, совсем не поросло! Я теперь в очень двусмысленном положении: с одной стороны — смотритель, а с другой стороны — мисс Ли.       — Ага, он тут павлином по ордену расхаживал, перьями потрясывал. Шэньши его за эти перья прихватил, а спрос с меня?       — А с кого же еще?! Ты все это начал, и похабные остроты дошли до ушей мисс Ли, и у нее ко мне странный интерес появился.       — Это уже не новость.       — Вот именно, горят мои перышки синим пламенем! Хочешь, не хочешь, а тебе придется помочь мне выкрутиться. Отвлеки внимание семьи Ли от моей скромной персоны.       — Ты ничего не попутал? Он будет лямур крутить с Линали, а я его обязан от ее братца прикрывать?       — Да нет у меня никаких лямуров! Я хочу, чтобы прекратилась вся эта неразбериха раз и навсегда. Я лишь друг мисс Ли, не более, и так должно остаться. Поэтому мне нужно прикрытие от обоих членов этой семьи. И ты мне в этом поможешь.       — Еще чего! Нашел тут благодетеля!       — А если ты не согласен, то мне придётся пойти иным путем. Я могу ненароком за карточной партией пустить какой-нибудь слушок о тебе, — любезным голосочком пропел Аллен.       — Не удивил. Обо мне какие только байки не ходят, того глядишь, героем грошовых ужасов стану.       — Это смотря, что я скажу. Ну, например, что ты бобтейл, а еще любишь в тайне примерять дамские наряды. Искатели с удовольствием потешатся такими вестями, учитывая, что ты не пользуешься у них почетом. Вот и почувствуешь на себе всю силу сплетен.       — До шантажа опустился, мерзавец, — прищурился Канда, сжав руки в кулаки.       — Не вынуждай меня прибегать к таким уловкам. Я дал тебе пищу для размышлений, — проговорил младший экзорцист и стремительно ретировался, так как понимал, что слишком испытывает терпение своего противника. И не зря он так думал, ибо как только за англичанином захлопнулась дверь, в нее ударилась книга, запущенная твердой рукой владельца комнаты.       Разъяренный азиат стукнул кулаком о столешницу и стал мерить быстрыми шагами помещение.       «Совсем страх потерял, негодяй! Да как он смеет мне угрожать! Докатился! Ну ты у меня еще поплачешь, мелочь несносная! Да кто ему поверит?! — негодовал Юу, но замерев возле зеркала, бросил взгляд на свое отражение: точеная фигура, стройные ноги, белоснежная кожа, миловидные черты лица, голубые глаза, шелковистые волосы до талии. — Да чтоб тебя на вертеле бесы в аду жарили, седая тля!»       Неожиданный стук в дверь, вырвал Канду из мыслей, в которых он красочно представлял посмертные муки некого юного смельчака, дерзнувшего играть с огнем. Еще пыхтя от возмущения, юноша резко распахнул дубовую страдалицу, что жалобно скрипнула петлями на такое обращения с собой. Запал взбудораженного азиата, однако, быстро сошел на нет, стоило тому оглядеть позднего визитера.       — Я, конечно, предлагал тебе просторы своего «подкроватья», но не ожидал, что ты воспользуешься этим предложением так скоро.       — Я не за твоим любезным предложением явилась. Позволь войти. Не очень-то вежливо томить гостя на пороге, — отчитала китаянка своего приятеля.       Юу молча отступил с прохода, тем самым давая девушке возможность пройти в его покои. Притворив дверь, азиат выжидал, когда же гостья огласит цель своего визита. Но Линали осторожно поглаживала поникшие листочки мяты, нагло забытой нерадивым хозяином на видавшем лучшие годы подоконнике, задумчиво вглядывалась в заоконные темные дали, все собираясь с духом начать беседу.       — Из моего окна открывается какой-то особенный вид? Или ты не за этим все же пришла? — поторопил мисс Ли нетерпеливый ворчун.       Девушка еще несколько мгновений промешкалась прежде, чем оставила в покое обделенное вниманием растение и обернулась к горе-садоводу.       — Мне нужна твоя помощь, — обронила Линали.       «Ба, да я пользуюсь сегодня невиданным спросом, народная тропа страждущих не успевает зарастать», — скептически подумал азиат.       — Как бы тебе объяснить, — продолжила китаянка, потупив взор. — Ты же знаешь, что у gēge нездоровое отношение ко всем молодым людям, так или иначе проявляющим ко мне интерес. Иногда, да нет же, что я говорю, всегда, всегда он перегибает палку в своем стремлении оградить меня от любого дурного, на его взгляд, влияния! Но я уже не ребенок, а леди и имею право на кавалеров. Я не драгоценная статуэтка в музее, а живой человек, которому не чужды нежные порывы. Ты же меня понимаешь?       — Допустим, — настороженно произнес Юу, отчетливо ощущая, что он, не желая этого, вскоре станет невольным участником какой-то авантюры.       — Вот, даже ты это осознаешь. Поэтому я прошу тебя, поговори с gēge. Тебя он послушает как никого другого. Убеди его прекратить гонения на ничем не провинившихся джентльменов. Пусть даст мне, в конце концов, свободу. Тем более что ему незачем переживать, так как более воспитанного человека не сыскать на всем белом свете.       — Ты о ком-то конкретно говоришь? — волна брезгливости пробежала по лицу юноши.       — Об одном нашем общем знакомом, — выдохнула мисс Ли, мечтательная улыбка тронула девичьи губы.       — Тч, не о мелочи ли ты вещаешь?       — Да он молод, но не по годам умен, — восторженно произнесла Линали, уперев руки в бока.       — Проходимец!       — Рыцарь!       — Выскочка!       — Борец!       — Наглец!       — Храбрец!       — Шут гороховый! — злобно сверкнул глазами юноша. — Вот его суть! Что ты в нем нашла?       — А ты? — решительно парировала вспылившая китаянка. — Почему же тебе он так покоя не дает?! Ничтожных людей ты даже не замечаешь, они подобно грязи на подошвах твоих ботинок. А вот Аллена ты не выпускаешь из своего внимания. Стоило ему появиться, как ты будто вышколенный пес в стойку встал. Мимолетное слово — искра, касание — буря! Признай уже, что он достойный, достоин даже быть твоим соперником! Он тебе не по зубам!       — Ты бредишь, глупая женщина! — нахмурился Канда. — Его победить — лишь хлопнуть и размазать! Нашла кого равнять!       — Что же ты тогда целый год все мимо хлопаешь? — Линали дерзко заглянула в морозную синь глаз гордеца.       — Блоху не так легко поймать, — фыркнул юноша, отворачиваясь от настойчивой возмутительницы спокойствия.       — Алмаз режет алмаз, — довольно усмехнулась девушка.       — Тебе не кажется, что ты неприлично долго задерживаешься в комнате мужчины на ночь глядя? — бросил через плечо ворчун, желая прервать неудобный разговор.       — Ты — не мужчина, ты — моя семья! — твердо ответила Ли. — Не уходи от темы!       — Я не собираюсь потакать распутству! Иди спать уже, бесстыдница! — стремительно развернувшись, азиат подхватил китаянку под руку и бесцеремонно выставил за дверь.       — Я с каждым днем убеждаюсь, что у меня кровный не один, а два брата — деспота! — донесся звонкий возглас девушки через дубовую преграду. — Доведете меня, уйду в монастырь! Мужской!       Пришла очередь повертеться в постели и Канде. Молодой человек никак не мог выкинуть из головы давешние беседы. Он все не понимал, почему же и Линали, и Уолкер обратились именно к нему. Почему он был таким особенным и чем заслужил этой «чести»? Зерно сомнения, брошенное его же рукой, к утру проросло благоухающим деревом, готовым принести свои плоды. Так и не сомкнув глаз, юноша направился за помощью. Обратиться за советом к старшим собратьям ему не позволяла гордость, он же, право дело, не сопливый карапуз, чтобы «почемучкать» перед взрослыми. Беспокоить наставника было чревато, тот мог и с другого конца света примчаться холить и лелеять своего застенчивого и смурного любимца. А из-за своего характера азиат не нажил в стенах ордена друзей, с кем мог поговорить по душам. Жребий вновь пал на болтливого повесу, которого Юу мог под страшными пытками назвать своим приятелем. Лави нашелся в своей комнате, обложенный со всех сторон рукописями и книгами. Не спрашивая дозволения, Канда расположился на чужой кровати. Ученик историка невольно запаниковал под твердым взглядом друга. В рыжей голове лихорадочно крутились шестеренки — чем же он мог провиниться перед быстрым на расправу воином? Перебирая в памяти события последних дней, Лави не припоминал чего-то столь дерзкого, что поставило бы жирную точку в его жизни.       «Хм, как же заводят эти разговоры издалека?» — мысленно терзал себя Юу.       — Что делаешь? — спросил хмурый азиат.       — Пишу, — пискнул хозяин комнаты.       — Что? — прозвучал требовательный голос.       — Походные записи переписываю. Кхем, — откашлялся повеса, придавая дрогнувшему голосу привычную тональность.       — Зачем?       — Служба у меня такая. Что-то случилось? Канда, не пугай меня!       — Тч, — цыкнул ворчун. — Черт вас побери, не умею я — вокруг да около! Что меня связывает с Линали и ее братом?       — В смысле? Ты себя хорошо чувствуешь? — не на шутку испугался балагур.       — Да что ж такое! Почему именно ко мне чуть не свататься к Линали ходят?       — Ааа, — облегченно выдохнул летописец. — Фух, у меня аж желудок свело. Да тут все просто! Вы с Линали выросли вместе. Ты, можно сказать, ее названный брат, вызывающий уважение и страх, но не кровожадный собственник, как Комуи — ее кровный брат. Поэтому путь к сердцу красавицы можно проложить через тебя, нежели через дикого дракона, что разорвет в клочья любого воздыхателя. Но в то же время ты, — призадумался повеса, — как евнух в гареме султана.       — Кто?! — взбеленился азиат.       — Это метафора! — воскликнул Лави, стремительно прикрывая дражайшую голову крепким фолиантом от карающей длани разгневанного приятеля. — Понимаешь, ты имеешь непозволительный доступ к драгоценному несорванному цветку, при этом пользуясь безоговорочным доверием султана — Комуи. И кто же тот смельчак, что приходил к тебе ходатайствовать? Мелкий? — заискивающе выглянул из-за укрытия балагур.       — Догадливый, — выдохнул успокоившийся Юу. — Кстати, чего это ты раньше на говно изводился, а сейчас так спокоен в отношении его похождений?       — Ну, я тут все обдумал и пришел к решению зрелого мужчины — должна остаться недостижимая цель, которая будет греть мою душу. Ежели я получу ее, то мир станет скучен. Что ж, дорогу молодым! — помпезно высказался ловелас.       — Зассал, значит, — усмехнулся проницательный друг. — Теперь ждешь, как зритель в Колизее, что же Цезарь сотворит с Мояши?       — Неее исключено, — прыснул плут, заговорщически переглянувшись с приятелем. — Рассудительность — лучшая часть отваги!