Чужой (родной) сын

Мередит привыкла жить одна. Вещи всегда лежат на месте, не теряется пульт от телевизора, не путается шерсть для вязания, не падает внезапно посуда на кухне, нет смысла запираться в ванной. Стылый, но такой комфортный порядок одиночества. Теперь Мередит пытается научится жить на одной территории сразу с несколькими взрослыми и очень странными гостями. Даже не людьми. - Хозяйка, - говорящий енот, что требует никогда не называть себя так, скалится, как ей кажется, несколько виновато, хотя она и не уверена. – Дракс случайно там кран сорвал. Я починю, не проблема, но нужна изолента. У тебя есть? Скотч его вполне устраивает. Когда-то она ходила в группу психической поддержки, для родителей, потерявших своих детей, училась вновь жить в тишине пустого дома, где больше не раздавался смех сына. Однажды, придя с такой встречи, она разбила на мелкие куски радио, что до этого не замолкало на кухне. Мередит бессвязно кричала, не помня, что существуют слова, плакала и всё била-била-била скалкой для теста по несчастному прибору – она потому долго собирала его раскрошенные внутренности на идеально чистом полу. Тогда в её доме поселилась окончательная тишина, а на курсах она больше не появлялась. Но с недавнего времени тишины она больше не знает. Снова смеётся Питер, из его наушников тихонько доносятся старые, уже давно немодные мелодии, слова которых намертво въелись в её память. - Мам, - он каждый раз улыбается, называя её так. – Потанцуем? And if you don't love me now You will never love me again I can still hear you saying you would never break the chain And if you don't love me now You will never love me again Оказывается, она ещё помнит, как танцевать. На работе ей говорят, что она помолодела, и Мередит верит, конечно, пусть и не знает в чём причина вернувшейся молодости – в волшебных кремах, что просто в промышленных масштабах привёз Питер с космических рынков (дарит он ей их неловко, неумело, стесняясь. Мередит вспоминает многочисленные истории коллег, которым выросшие сыновья обязательно дарят на праздники косметику. Видимо отсутствие фантазии не вылечит даже космические приключения) или в том, что тишина больше не вытягивает из неё силы. - Нужно отвести его в класс к дошкольникам, - уверенно заявляет Мередит, аккуратно поливая Грута из специально купленной садовой лейки. Грут не знает, что такое дошкольники, но она ему нравится, потому что всегда готова покачать на мягких коленях, а поэтому он распускает свежие мягкие листики и довольно соглашается. - Я есть Грут. Конечно, в итоге, после долгих споров, они приглашают Софи Монфрид, выпускницу их же колледжа, что занимается с болеющими детьми на дому. Она очень старалась научить Грута хоть чему-то кроме его вечных трёх слов, но потерпела бездарное поражение. Мередит считает, что, если бы рядом не крутился Ракета, охотно и многословно переводящий с языка Грута на общий, успехи были бы больше, но всех, кажется, устраивает такое положение дел, и она смиряется, всё так же, впрочем, продолжая его поливать. - Вам спокойно, - Мантис неумело улыбается, помогая ей накрывать на стол. Мередит не знает, что ответить и просто кивает. Ей не совсем спокойно. Она не была готова встретить живого сына, а к его спутникам до сих пор относится с некоторым страхом – они страшны в своей непохожести. Питер тоже. У Мередит есть подозрение, что сын чем-то сходен с синекожим пиратом, скалящим акульи зубы на голограмме, но спрашивать об этом не решается, потому что не хочет знать ответ. В конце-то концов, любая мать надеется, что её мальчик будет самым лучшим, храбрым, красивым, честным. И вряд ли приводит в образцы для подражания главаря космической банды. Но судьба распорядилась так, что её сын вернулся уже взрослым человеком. Мередит достаточно мудра, чтобы понимать – его не переделать. Он вырос без неё. А значит она должна просто принять его и его выбор. Если бы Питеру - её живому взрослому Питеру! – нравилась местная красавица Софи, что умеет вкусно печь черничные пироги и ведёт подготовительные занятия для шумных дошкольников, было бы понятней. Но он, очевидно, влюблён в Гамору. Во всяком случае, она гораздо ответственней, чем он сам, успокаивает себя Мередит, подкладывая очередной кусок вегетарианской лазаньи к ней на тарелку. Киборг делает вид, что в восторге, но незаметно перекидывает свою порцию Драксу. Также незаметно она пытается краситься косметикой, что берёт с прикроватного столика Мередит, но выходит ужасно. Наверное, потому что земная палитра цветов не рассчитана на зеленокожих барышень, которые вздумали нарумяниться. Несмывающимся тинтом, естественно. Гамора пытается делать вид, что всё так и задумывалось, испуганной тенью прячась от языкастого енота. - В следующий раз, - вздыхает Мередит, терпеливо оттирая со смущённой девушки косметику. Ватный диск, смоченный молочком, от соприкосновения с кожей Гаморы даёт странную фиолетовую реакцию, так что оставалось только надеяться, что более страшных последствий не будет. – В следующий раз обязательно спрашивай для чего это нужно, ладно? Гамора молчит. Она не хочет говорить о том, что у неё не было матери, которая учила бы быть женщиной. Мередит медленно учится понимать не только Питера, но и их всех – напуганные дети, которые умеют стрелять из больших пушек. Ещё они управляют космическими кораблями, спасают галактики и создают очень-очень крутые бомбы из старого фена, электрической зажигалки и скотча (Ракета обиделся, когда Мередит отобрала эту конструкцию, простив её только за печенье. О том, что это собачье лакомство, купленное в зоомагазине, женщина умолчала – основные принципы общения с енотом она уже выучила). Но где-то внутри, под скафандрами и бронежилетами, сидят маленькие обиженные и напуганные дети, которые очень хотят, чтобы их кто-нибудь приласкал. Мередит перестала их бояться. Но со страхом смотрит на звёздное небо. Скоро они улетят туда, оставив её на растерзание тишины.