Словно дома

      Дорога вымотала меня больше обычного. Я, хоть и привычный кататься за рулем на большие расстояния, чувствовал себя разбитым. Голова не переставала болеть, отчего мысли путались, а в глазах стоял белый туман, а кашель лишь усиливался, выворачивая ребра и раздражая горло, от чего я с трудом мог разговаривать. Вся грудина и спина разрывались от постоянной боли. В общем мне было нехорошо. Даже очень.       Дочь видела, что мне плохо, и периодически уговаривала остановиться. В придорожных кафе мы заказывали кофе с огромным количеством сахара. На еду я уже смотреть не мог больше суток, а из-за температуры, тело требовало источников энергии. Хоть меня и рвало почти каждый раз, когда в желудке появлялось хоть что-то, но от дочки я старался это скрыть. В общем, короткими перебежками мы все же оказались в Нью-Йорке к концу второго дня, отклонившись на пару часов от обещанного времени.       В холле был настоящий погром. Перевернутая мебель валялась буквально повсюду. Благо кухонный гарнитур был практически не тронут. Мэй подметала осколки битого стекла, а вместо панорамного окна, зияла дыра. Питер ставил на место софу, постоянно поглядывая в сторону окна. — Что тут, черт возьми, произошло?! — не выдержал я, и меня наконец заметили. — Твоя надежная крепость не такая надежная. — Это сделали те же люди? — обратился я к пауку. — Понятия не имею. Это была вспышка, а потом нас раскидало. Видимо какая-то бомба. Потом налетели люди в черных костюмах. Я с трудом с ними справился. — Пятница? — спросил я, но искусственному интеллекту не дала ответить Мэй. — Если бы ты вернулся вовремя, то всего этого могло бы и не быть! Приди ты на час раньше они бы испугались, либо Питеру не пришлось бы драться одному. — Пятница, кто были эти люди? — Ты меня вообще не слушаешь?! — не унималась Мэй. — Слушаю… — ответил я просматривая видео с внешних камер наблюдениями на телефоне. — Тогда скажи! Скажи хоть что-нибудь! На нас напали в твоем доме, а ты стоишь и пялишься в телефон? — Что я должен сказать?! Что мне жаль?! Или что там говорят, когда у кого-то случаются проблемы? — мне становилось совсем невыносимо и от этого я становился агрессивным. — Я сейчас пытаюсь найти, откуда эти ребята в масках прилетели и куда делись, а ты мне мешаешь! — Прости, что?! Нас сейчас чуть не убили, а ты говоришь, что я тебе мешаю? — Именно так, — я отдал чемодан дочке, а сам, пытаясь сдержать очередной приступ кашля, пошел прочь от эпицентра скандала.       Мое, и так периодически шалящее сердце, с трудом справлялось с температурой. Голова кружилась от нехватки кислорода. Я поплелся в ванную, посчитав, что в холодной воде мое спасение. И вроде даже полегчало. Умывшись, я почувствовал немного сил, чтобы хотя бы засесть за компьютер в поисках нападавших.       Не успел я покинуть ванную комнату, как кашель снова настиг меня. Легкие не выдерживали и руку окропили капельки крови. Кашель не прекращался, кислорода категорически не хватало и меня вырвало. Хорошо, что унитаз был рядом, потому что убирать за собой совершенно не хотелось.       А Мэй тем временем не унималась. Не зная, куда я пошел, она высказывала свое недовольство в коридоре. И мне бы удалось остаться незамеченным, если бы я не потерял равновесие и не стукнулся о дверь плечом. — Помоги мне его защитить… — обреченно прошептала она, подойдя впритык к двери, но не решаясь открыть. — Он сам неплохо справляется с этой задачей, — я впустил женщину, — он действительно хорош. Просто поверь в него. Рано или поздно ему придется стать взрослым. Он хорошо справляется и пусть иногда сует нос, куда, — договорить я не смог, потому что меня снова вырвало. — Тебе нужно пить больше воды… Я принесу… — она сбегала за стаканом в одно мгновение. — А антибиотики… Я поставлю тебе капельницу… Хэппи привез все необходимое… он привез всего и на выбор… этот парень мне безумно нравится. — Да, он молодец… Мне совсем плохо… можешь оставить меня ненадолго? Я приду в свою комнату через пару минут…       И, как ни странно, она послушалась. Она действительно делала то, что мне нужно и мне это нравится. Я сел на пол и выпил оставленную воду. Единственное, чего я не хотел, чтобы кто-то из детей меня увидел таким разбитым и беспомощным. Им обоим и так сейчас очень непросто. — Пап? — как назло Оливия подошла к двери. — Ты в порядке? Ты неважно выглядел сегодня и я подумала… Ты совсем не ешь, кашляешь и задыхаешься… что с тобой? — Воспаление легких. Не переживай, через пару дней буду как новенький, — я снова умылся и натянув максимально бодрую гримасу, вышел из комнаты. — Извини, что заставила тебя больного ехать за мной за тысячу миль. — Все хорошо, — я поцеловал дочь в макушку и направился в комнату, — разбери вещи и ложись спать. Завтра поедем в школу уговаривать принять выпускные здесь. — Думаешь это реально? — Это лишь вопрос цены. Иди спать. — А ты? — И я.       Я задремал. Сквозь какой-то тяжелый туман болезненного сна я слышал, как дочь разговаривает с Мэй, правда совершенно не запомнил о чем они говорили. Однако спать мне посчастливилось не долго. Я почувствовал, что кто-то взял мою ладошку и стал тереть кожу с внешней стороны. Я открыл глаза, передо мной сидела Оливия и, увидев, что я открыл глаза, стала вытирать пот со лба. — Там к тебе пришли… — прошептала она, поняв, что я окончательно проснулся. — Кто? — спросил я и ощутил, как пересохли мои губы и даже язык. Они были готовы растрескаться, как высохшее озеро. — Пеппер.       Дочь, больше ничего не сказав, ушла из комнаты, оставив меня наедине с собой. Я совершенно не понимал зачем Пеппер понадобилось приходить, а если и так, то зачем ей я? Я кинул взгляд на часы они показывали девять вечера. Было холодно. Ну точнее мне так казалось. Температура никуда не делась. Собрав остаток сил в кулак, я поплелся вниз к гостье.       Оливия и Пеппер мило беседовали улыбаясь друг другу. Они всегда были в хороших отношениях, но я очень гордился тем фактом, что в любой спорной ситуации, дочь всегда принимала мою сторону. Семейство Паркеров куда-то на время исчезло, скорее всего занимались личными вещами. Увидев меня, Олли улыбнулась и оставила нас одних. — Ты как? — Пеп обеспокоенно оглядела меня с ног до головы, в тот момент, когда я принял максимально естественный вид. Мое состояние больше не ее проблема. — Я в норме. Тебе что-то нужно? — Сегодня было собрание совета директоров и тебя вернули на пост генерального директора. Благо у них есть такие полномочия. Я приехала, чтобы первой тебе это сказать. Ну и убедиться, что с тобой все хорошо. — А тебя… С тобой что? Тебя приняли в совет после снятия с должности? — Нет. Я больше не управляю твоей компанией. — Это было необязательно. — Обязательно. Нам нужно сжечь все мосты. — Тебя просто так выперли на улицу? — Мне предложили должность пресс-атташе, но я пока не объявила своего решения. У меня есть сутки на раздумья. — Ты уже все решила? — Нет. Пока нет. У меня есть мысль бросить все, рвануть в Канаду, либо быть постоянно рядом с тобой, совершенно уничтожив свою жизнь. — Не волнуйся. Обещаю, что с моей стороны проблем не будет. — А я и не за тебя волнуюсь. — Чем я могу помочь? — Прости меня. Прости, что оставляю тебя. Я знаю, что поступаю нехорошо. — Даже подло, я бы сказал. — Пожалуй, я пойду.       Я смотрел ей в спину. Наверное, нужно было ее остановить и все разъяснить. Решить вместе, как поступить дальше. Но я не хотел. В первый раз в жизни я хотел, чтобы она ушла. Она даже не обернулась. А я ждал. Ждал до того самого момента, пока не захлопнулась входная дверь. От волнения сдавило в груди, а виски словно взяли в огромные тиски.       Оливия подошла незаметно. Она положила свою ладошку мне на предплечье. От неожиданности я отдернул руку, но разобравшись, обнял дочь за плечи. — Что между вами произошло? — наконец спросила она, развеивая нависшую тишину. — Мой идиотизм… — Как с мамой?       Этот вопрос меня сбил с толку. Я действительно был идиотом, но долгие годы это было закрытой темой. Табу. И сегодня не был тот день, когда я готов сбросить ограничения. Мое прошлое, достаточно мрачное и липкое, и это последнее, о чем я бы хотел вспоминать. Тем более меня давно принято считать футуристом. Я строю будущее. Я вижу только его. — Нет. Нет, ты что? Нет, конечно! — после долгой паузы начал оправдываться я. — А что тогда? — Язык не научился за зубами держать. Вот что.       Как я уже сказал, сегодня не вечер откровений. Настанет момент, время, когда я спокойно смогу вспоминать наше расставание. Возможно у Олли уже будут свои дети. Да… возможно я просто посчитал ее маленькой для такого разговора. — Ну, это не новость. — Похами мне тут еще! — Ты хреново выглядишь. — Чувствую себя так же. Послушай… Оливия…       Я почувствовал, как сердце пропустило удар, потом еще один и еще один. Уши заложило, а глаза застелила черная пелена. Правая нога согнулась в колене и все тело потянуло в ту же сторону. Я почувствовал, как дочка пыталась удержать мое тело от удара о ступеньки, ухватившись за руку, но ничего хорошего из этого не вышло. Я почувствовал, как потянул ее за собой. — Пап? Папа! Папочка! — последнее, что я услышал, прежде чем отключиться.       День обещал быть долгим. Я очнулся в своей кровати с компрессом на голове, с капельницей в правой руке и голодный как собака. Я приподнял голову, чтобы взглянуть на часы, но взгляд зацепился за Мэй, калачиком свернувшуюся на прикроватной лавочке. Компресс свалился со лба и полностью закрыл обзор. Я убрал уже сухую ткань на тумбочку. Жалюзи были опущены, так что достоверно назвать время суток было затруднительно.       Я спустил ноги на пол и в этот момент матрас предательски хрустнул. От шума женщина проснулась и ошалелым взглядом начала осматривать помещение. Наконец заметив меня, она подскочила и поспешила удалить капельницу. Я потер затекшее лицо, а потом перешел на волосы, хоть как-то пытаясь прийти в себя. — Долго я был в отключке?       Я надеялся на отрицательный ответ. — Почти двое суток. Но, по крайней мере мне удалось сбить жар и тебе должно стать лучше. Да и отключкой сложно назвать то, что с тобой происходило. У тебя был сильный жар и ты бредил. Метался по кровати и нес откровенную ересь. Звал Роудса и Пеппер. Клялся надрать зад Баки и приковать Питера к его же кровати, если он не будет слушаться Хэппи. — Я и сейчас ему готов это сказать… А не могла бы ты принести обед? — Уже время ужина, сэр, — отозвался голос Пятницы. Нравится же ей встревать в разговоры. — У меня и завтрака-то не было, так что отвали. — Номинально завтрак был. — Я теперь еще и ем во сне? — Ага! Глюкозу через капельницу, — сказала Мэй и ушла за едой. — А Роуди уже ушел? — Он и не приходил, — ответила Пятница и картинка стала проясняться. — Мне все приснилось? Просто сон… Кошмар… — Ты, когда потерял сознание, видимо ударился головой, плюс у тебя был сильный жар, отсюда и галлюцинации, — вернулась женщина с тарелкой бульона. — Я сообщу Оливии, что ты проснулся. — Стой. Не надо. У меня в голове каша. Не стоит ей видеть меня таким. — Она почти сутки провела у вашей постели. Вам ее не удастся удивить, — снова встряла Пятница. — Без звука, — скомандовал я и взял ложку. — Мэй, останься… прошу… побудь рядом еще пару минут, пока я не приду в себя. — Тебе страшно? — Мужчины не умеют болеть. — Хорошо, — она сбросила обувь и забралась на кровать с ногами, — я останусь… Но ты мне расскажешь все. — Что все? Я тебе не скажу кодов от сейфов… Потому что я их сам не знаю, а остальное спрашивай…       Питер очередной раз спас мою шкуру. Он позвал тетушку и та, разумеется, решила перенести допрос. В следующий раз я уже буду готов и отмажусь как-нибудь сам.       С глупой улыбкой на лице я сполз с кровати. Три дня в постели не привели ни к чему хорошему. Душ сейчас был первой необходимостью. Даже если бы похитили Оливию, то я бы отложил ее спасение на пятнадцать минут. Потому что я всеми фибрами души чувствовал свою отвратительность. — Пап, ты тут?       Дочь зашла в комнату, но, видимо, услышав плескание воды, ломиться в душ не стала. — Чего тебе? — Я вкусняшки принесла. — Оставь на тумбочке, спасибо. — Это не все. — Может ты дождешься, пока я помоюсь? Я не очень люблю разговаривать голый и в пене. — Эта мысль теперь не даст мне покоя! ФУ!       Я все-таки решил поторопиться. Хоть моя дочь и была типичным подростком для которого сломанный ноготь — причина рыдать до утра, но при этом сломанная рука вызывала лишь усмешку, но ведь какая бы не была причина, ей нужно внимание.       Я быстро закончил свои водные процедуры и вышел из комнаты, попутно натягивая на себя чистую футболку. — Что стряслось? — Школа. Школа стряслась. Я не забрала документы из Атланты. В Нью-Йорке мы не подали документы. Сегодня все школы подали списки экзаменуемых. Так что-либо я сдаю экзамен в Атланте, либо нигде. Я не хочу на второй год, — выдала дочь уставившись на меня пристальным взглядом. — А в чем, собственно, проблема? — я стащил с подноса венскую вафлю, — в Атланте, значит в Атланте. — Тебе нужно договориться с какой-нибудь из школ, чтобы меня приняли меньше чем за неделю до конца учебного года в выпускном классе. — Может оформим тебе гувернантку, чтобы ты отстала от меня? — Не уверена, что это законно. — Пить пиво в пятнадцать тоже не законно, но твоя мать на тебя жаловалась. — Она боится, что я стану такой как ты, — наматывая выбившийся светлый волос на указательный палец ответила она, продолжая пристально меня разглядывать. — Не думаю, что я такой плохой пример для подражания. — Она с тобой не согласна. — Не важно. — Тебе лучше? — Намного… — ответил я расправляясь с остальной едой, — Кофе просто отвратительный. — Сама готовила, — гордо произнесла дочь.       Подкалывать друг друга, пусть даже немного зло или обидно было для нас в порядке вещей. Так Оливия научилась переносить более стойко все трудности, которые ей подготовила судьба. Ведь когда мы в первый раз познакомились она была слишком нежным цветком, теперь на нем выросли шипы. Она стала розой. Розой с закидонами девочки подростка и боязнью грозы. — Такое ощущение, что ты сварила прах моей прабабушки. — Я тоже тебя люблю. — Оливия направилась вон из комнаты. — И я тебя люблю, — крикнул я вслед.       Разумеется, никто не собирался заморачиваться с оформлением домашнего обучения. Намного проще было отправиться в Атланту на время экзаменов. Тем более, что практически по пути была больница. Больница, в которой проходил курс тяжелого лечения младший брат Оливии.       Меня не слишком забавляла идея отправиться в лапы врачей и бывшей, но дочь настояла. Она скучала по брату и матери. Она очень переживала, хоть и не показывала этого.       Еще два дня я провалялся на кровати без дела. Сил и желания не было ни на что. Зато погода была просто прекрасной. О прошедшем урагане напоминали только переполненные дождевые стоки и разлившийся пруд в центральном парке. Питер постоянно там пропадал. Мэй прилежно выполняла свои обязанности по дому, а Оливия упорно утверждала, что готовится к экзаменам.       Выезжать мы собрались уже завтра, поэтому я отпустил Паркеров на неделю. Именно столько мы собрались провести в Атланте. Питера тоже ждали экзамены, хоть и не такие важные, поэтому Мэй настояла на возвращении в Куинс. Пришлось снять им квартиру в старом районе. На большее она не согласилась.       Вечер прошел тихо и уютно. Ну почти. Не считая трех приступов истерики у дочки, два из которых были на почве экзаменов, а один по поводу того, что не хочет лететь на самолете. Не знаю, какие предрассудки ее пугали. Ночью, переведя Хэппи в «боевой режим» и приказав ему приглядывать за Паркерами, мы отправились в столицу.       Вашингтон встретил нас приятным слегка прохладным утром. Все живое, уставшее от долгого непрекращающегося ливня, словно ожило. Открыло второе дыхание и пыталось получить как можно больше сил на дальнейшее существование. Я бы не сказал, что я большой фанат зноя, но погода меня устраивала.       Из-за поворота показались первые корпуса больницы. Небольшие здания размазало по внушительной территории, отчего машины впускали без проблем. В серой гамме место казалось еще более унылым, чем должно было. Больше всего на свете я бы не хотел быть сейчас тут. Ненавижу больницы, а еще больше ненавижу сложившуюся ситуацию. Говно, а не ситуация. Я серьезно.       Я пропустил Оливию вперед. Она знала дорогу и уверено вела меня за собой. Мы зашли в палату. Еще из коридора через стеклянные стены я видел мальчишку, такого маленького для такой большой кровати. Рядом на стуле сидела его мама и читала книжку. По обложке я понял, что это «Маленький принц». Оливия когда-то притащила эту книжку ко мне домой и она пролежала на столе несколько месяцев. Каждый день я проходил мимо, обещаясь в следующий раз убрать, а Пеппер не убирала ее принципиально. — Привет.       Она обернулась. Изможденная бедой, свалившейся на голову непосильным грузом. Я никогда ее такой не видел. И мне на мгновение даже стало страшно. — Тони?       Я ничего не ответил. Да и не нужно было. Она медленно поднялась и подошла ко мне. Ненадолго остановившись в полуметре от меня, она опустила голову, словно чувствуя за что-то вину или горькую благодарность, а потом просто прижалась к моему телу, крепко обнимая руками на уровне груди. — Все в порядке? — спросил я и положил свои руки женщине на лопатки.       Она слегка ослабила хватку и посмотрела мне в лицо. Глаза хоть и были все мокрые от слез, они сияли какой-то непередаваемой радостью, она кивнула и наконец отступила. — Только что приходил врач. Болезнь отступила. Мартин здоров. Все позади. Благодаря тебе. Я не знаю, как тебя благодарить. — Пришел за порцией благодарностей? — Отвратительным тоном раздался за спиной голос отчима Оливии.        Он стоял закинув руки за спину. Видимо перемирие между нами было не долгим. Не знаю, что в этот раз ему стукнуло в голову, но он был крайне раздражен. — Ты хоть иногда бываешь дружелюбным? — Прости. Я должен тебя отблагодарить…       Он подошел ближе и замахнулся для удара, но в этот раз я был готов. Через мгновение его запястье было зажато между моими пальцами, а атмосфера становилась все более тяжелой. Почему-то я знал, что так будет. Какое-то странное предчувствие мигало красной лампочкой, словно треклятое паучье чутье. А меня точно не кусал радиоактивный паук? В общем назревала очередная драка. И поэтому не хотел идти. — Ты идиот?! Он спас жизнь твоему сыну! Хотя не обязан был, — завопила Диана, кинув в мужа белое больничное полотенце.       Мужчина бросил грозный взгляд на жену, не предвещавший ей ничего хорошего в ближайшем будущем, но ей было глубоко наплевать. Она была в первую очередь матерью, чьего ребенка только что спасли от ужасной участи. Мучительной смерти от рака. — А ты его спроси для чего ему это нужно. Грехи замаливаешь? А? Старк?       Я не отвечал. Отчасти потому что Гарри был прав, а отчасти потому что не хотел падать до его уровня в пищевой цепочке. Я откинул в сторону руку, отчего противник пошатнулся и сделал шаг назад. — Я жду тебя в машине, — кинул я дочке, поправляя манжеты рубашки, и вышел из палаты.       Больничный запах в коридоре сводил с ума. Несмотря на то, что клиника была частной, запах лекарств и антисептиков был отвратительным. Справа и слева оставались палаты с такими же больными детьми как Мартин. Неужели они натворили в прошлой жизни столько плохого, что теперь так расплачиваются?        Эта мысль не давала мне покоя и когда я вышел из здания. Даже погода почувствовала насколько паршиво у меня на душе и из небольшого серого облачка мелким аэрозолем запрыскал предательский дождь.       Скоро мы будем далеко отсюда. В последние дни я решил на время исчезнуть. Залечь на дно. Уехать в старый дом матери вместе с дочерью, паучком и его тетей. Мы будем одни. Вдалеке от шума суеты и цивилизации. Вдалеке от травли после произошедших событий с капитаном. Я еще не до конца представляю, как сам справлюсь, но знаю, что все будет хорошо. Ведь мы дома там, где нас любят, а с Оливией я даже здесь под этим дождем СЛОВНО ДОМА.