Scars and Sweets

Барри посещал группу поддержки почти два месяца, но все еще с трудом мог говорить, если не считать знакомства в первый день. Но куратор сказала, что это совершенно нормально. Она никого не заставляла говорить без желания. Барри был не единственным, кто предпочитал отмалчиваться, но он с интересом слушал, и ему было комфортно рядом с теми, кто пережил и чувствовал то же, через что пришлось ему пройти. Иногда это мало утешало. Иногда Барри было вообще все равно, насколько члены группы походили на него. Например, когда подростки тыкали в него пальцем и смеялись, перешептываясь за его спиной. Или когда пожилые дамочки ахали и начинали расспрашивать его, как это случилось, и неважно, что они никогда раньше с ним не встречались и их это не касалось. Или когда малыш закричал при виде него и начал громко плакать, а его мать посмотрела на Барри так строго, будто он сделал что-то ужасное лишь потому, что выглядел так. И особенно тогда, когда Барри каждое утро встречался с кошмаром в отражении зеркала. Но иногда, иногда, это придавало ему сил пережить еще один день. Временами, когда он боялся выйти из дома и попасть под взгляды, Барри вспоминал Аманду. В ту неделю она рассказала на собрании, как она впервые за долгое время надела купальник на публике и заново открыла в себе любовь к плаванию. Временами, получив десятое письмо с отказом от очередного работодателя, Барри думал о Мике. На прошлой неделе он выложил, что появлялся с закатанными рукавами из-за спин своих коллег, демонстрируя свои шрамы, чтобы убедить клиентов, которые отказывались платить, как можно быстрее достать свои кредитные карточки. Временами, когда его голова пульсировала от напряжения в глазу, который все еще привыкал к ограниченному зрению, Барри вспоминал о Стелле. Она сказала им, что навещала своих внуков и смогла играть с ними почти весь день, не устав, и все благодаря новой методике физиотерапии. Временами, когда мама плакала, пытаясь скрыть от него свои слезы, а Барри так сильно скучал по отцу, что ощущал почти физическую боль, что было еще хуже, чем видеть в зеркале изуродованное лицо, он думал о Леонарде. Каждую неделю Леонард говорил что-то, что застревало у Барри в голове. Неважно, была ли это смелость, которую он проявлял, так спокойно говоря о своих шрамах, или понимание, с которым он отвечал каждому, кто делился своими переживаниями. И все-таки никто из группы так и не смог стать его другом; для этого Барри нужно было поговорить с кем-то из них, чтобы они смогли его понять и помочь. Но Барри надеялся, что однажды ему хватит смелости заговорить. Он работал над этим, пусть и медленно. Доктор Конрад сказала, что спешить не стоит. Это случится, когда придет время. Барри пытался верить и не щипать себя всякий раз, когда он пытался заговорить, но так и не мог заставить себя открыть рот.

***

— Ты Двуликий? Барри попытался сглотнуть, но язык казался тяжелым и неповоротливым. Маленький мальчик смотрел на него без тени страха, а в его голосе не было злой насмешки. Родителей мальчика поблизости не было. Барри любил детей, но опыта общения с ними у него не было. Он понятия не имел, что сказать. Не знал, что делать с волной боли, рождавшейся внутри, несмотря на то, что вопрос был почти безобидным. Двуликий был чудовищем. Барри выглядел как чудовище. В тот момент он и правда чувствовал себя чудовищем. Барри дернулся, когда чья-то чужая рука обвила его плечи и поджарое тело прижалось к нему в попытке явно продемонстрировать их близкое знакомство. — Ш-ш-ш-ш-ш, малыш. Ты раскроешь наше прикрытие! Нельзя, чтобы Бэтмен нашел нас здесь! — голос Леонарда, который Барри безошибочно узнал сразу же, прозвучал совсем рядом с его ухом, изборожденным шрамами. Целую секунду Барри порадовался, что его слух не был поврежден и он мог в полной мере оценить звучание голоса Леонарда. Барри слегка повернулся и растерянно моргнул, глядя на мужчину, стоящего совсем вплотную и ухмыляющегося малышу. — О-о-о-о, ты тоже суперзлодей? — с любопытством спросил мальчик, широко раскрытыми глазами таращась на Леонарда. — Конечно! Разве ты не узнаешь меня? У меня есть криопушка! — Мистер Фриз! — потрясенно воскликнул мальчик. — Почему ты тут? Ты собираешься заморозить все кофе, чтобы Бэтмен не смог выпить его, не смог проснуться и поймать тебя? Мама говорит, что не может проснуться без кофе, поэтому Бэтмен тоже не сможет, я знаю! Я прав, да?! Ты такой классный и умный! — Прав, малыш, — улыбка Леонарда стала совершенно злодейской, но Барри видел в ней добрую снисходительность. — Ты очень умный. Хочешь помочь нам победить Бэтмена? Мальчик собирался ответить, но тут появилась его мама с кофе в руках, тут же рассыпавшаяся в извинениях. Барри хотел сказать ей, что все в порядке, но у него были сомнения на этот счет. Если бы Леонард не появился, Барри так бы стоял, не зная, что делать. Даже сейчас, после сказанного Леонардом, Барри все равно было обидно. Но это был всего лишь ребенок, и он точно не хотел причинить ему вред. — Все хорошо, — с пониманием сказал Леонард, но его голос был серьезным. — Но вам стоит напомнить вашему сыну, что лучше не заговаривать с незнакомцами, вдруг бы мы оказались настоящими злодеями… Глаза женщины расширились, и Барри понял, что ее это задело. Никому не нравится, когда незнакомцы начинают учить, как им воспитывать детей. Но правоту слов Леонарда отрицать было нельзя. Женщина фыркнула, но ничего не ответила, схватила сына за руку и быстро ушла, прежде чем Леонард успел сказать что-то еще. Как только пара скрылась из виду, Леонард повернулся к Барри. Он впервые ощутил чувство потери, когда понял, что мужчина практически прижимался к нему все это время. Он тут же начал скучать по соприкосновению. Леонард, в свою очередь, выглядел несколько смущенным. Барри не мог позволить этой ситуации вот так вот зависнуть. И это дало ему силы говорить. — Спасибо, Леонард. Я… я никогда не умел общаться с детьми. — Не страшно, — он пожал плечами. — Постарайся не принимать это близко к сердцу. В этом возрасте дети не фильтруют речь. — Я знаю, но все равно… я знаю, — Барри сглотнул, вдруг поперхнувшись. — Для справки: ты совсем не похож на Двуликого, — улыбка Леонарда стала игривой. — У него злой взгляд. А твои глаза больше похожи на глаза щенка. Брошенного, но щенка. В тебе нет ничего злого, ни единой клеточки. Барри засмеялся, несмотря на неуверенность. — Я не был бы так уверен. Я… у меня иногда бывают довольно мрачные мысли,— Барри не знал, что заставило его это произнести. — У всех нас такое бывает, — ответил Леонард, более серьезно, удивляя Барри тем, что не согласился и стал настаивать на его мнимой невинности. — Разница в том, будем ли мы потакать им или нет. И если ответ утвердительный, мы должны понимать, куда тогда движемся. Барри кивнул, будто бы в этом был смысл. И, кажется, смысл все-таки был. Он знал кое-что о прошлом Леонарда из того, что он рассказывал на встречах. Что отец Леонарда был законченным мерзавцем. Знал, откуда Леонард получил большинство шрамов, знал, что Леонард практически один вырастил свою младшую сестру, виня себя в каждом полученном ею шраме, появление которого он не смог предотвратить. Барри вдруг почувствовал себя ужасно виноватым в том, что ничем не делится с Леонардом во время собраний группы. Но Леонард был здесь, помогал ему. Ему было вовсе не обязательно показывать, что они знакомы, вне группы. Понятно, что не всем, присутствующим на терапии, было комфортно выносить то, что там обсуждалось, за пределы безопасного пространства. — Я… действительно хочу поблагодарить тебя, Леонард. То, что ты сделал для меня… для этого мальчика… Я ценю это. Правда. Барри понял, что бормочет ерунду, и тут же захлопнул рот. — Нет проблем, Барри. И называй меня Лен. — Лен… ты, ты не хочешь выпить кофе… со мной? Они стояли возле кофейни. И это не было наглым предложением. И не было свиданием или предложением дружбы. Просто благодарность. Но Барри чувствовал себя сумасшедшим, лишь спрашивая об этом. — Прости, Барри, я не могу. Мне нужно на работу. Лен говорил правдиво. Барри расслышал в его голосе неподдельное сожаление. Но ему все равно показалось, будто в лицо ему плеснули ледяной воды. Его лицо было похоже на лицо урода из комиксов, как бы Лен ни пытался отрицать этот факт. Барри снова привычно уставился себе под ноги, чтобы избежать прямого отказа, которого ждал. — Я серьезно, Барри. Рука Лена двинулась быстрее, чем Барри мог заметить, и ласково толкнула его подбородок наверх, поднимая его лицо. Мягко, не напористо, но прося Барри взглянуть на него в ответ. Барри не мог сопротивляться этому жесту и встретился с Леном взглядом. Глаза напротив светились искренностью и пониманием. — Я не шучу, Барри, — повторил Лен. — Может быть, я не очень хорошо тебя знаю. И я хотел бы исправить это, но не могу прямо сейчас. Но что я знаю... так это то, что в тебе нет ничего, что мне бы не нравилось. А затем, словно в какой-то сказке, Лен провел пальцами по его лицу. Просто слабым, почти призрачным касанием, прямо вдоль шрамов, прослеживая паутину линий и выступов на коже. Прикосновение было нежным, почти благоговейным. Никто не трогал лицо Барри после случившегося, только врач или мама, и те касания были ни в чем не похожи на эти. Он ничего не мог поделать — его глаза наполнились слезами. Несколько слезинок поползли по щеке прежде, чем Барри смог сдержаться. Лен другой рукой вытер мокрые дорожки, теперь уже взяв лицо Барри в ладони. — Мне действительно нужно идти. Ты точно будешь в порядке? — спросил Лен. — Я бы пригласил тебя к себе на работу, но это будет полнейшим безумием. Кажется, тебе нужно больше тишины и уединения. Барри кивнул, удивляясь проницательности Лена. — Увидимся сегодня вечером на собрании, — продолжил он, напоминая Барри, какой сегодня день. — Если ты хочешь, мы можем после поговорить о наших планах. Барри кивнул, не в силах говорить, и сглотнул слезы. Он не мог поверить, что это происходило на самом деле. Он не позволял себе надеяться на то, что между ним и Леонардом что-то может быть, даже дружба, независимо от того, как они общаются в группе. — Я пытаюсь действовать не спеша. Ради нас обоих, — признался Лен, и его глаза потемнели. — Но черт, как же я сейчас хочу тебя поцеловать. Рот Барри приоткрылся, и он был уверен, что теперь со стороны он похож на рыбу. Ужасную рыбу, покрытую рубцами, с дурацки приоткрытым ртом. Но Лен скользнул пальцем по его нижней губе, как будто Барри все еще оставался привлекательным. — Просто… я вижу, что ты сомневаешься, Барри. Я вижу, что ты уже начинаешь думать, что ничего не выйдет и я не могу испытывать к тебе интерес. Просто… давай дадим этому шанс? Дадим мне шанс? — Да, Лен, да. Я дам тебе столько шансов, сколько нужно, — Барри слегка рассмеялся, наполовину прерывисто и обескураженно. Лен нахмурился. Руки Лена снова начали делать неожиданные вещи, которые Барри заметил запоздало. У Лена были потрясающие руки. Барри обратил на них внимание в первый же день. Длинные пальцы и выразительные жесты. Лен вдруг достал маркер, взял Барри за руку и написал черными цифрами номер прямо на его ладони. — У меня с собой нет телефона, и я сменил номер, так что я его не помню, — пояснил он. — Но это номер телефона на моей работе. Если ты не сможешь прийти на встречу сегодня, позвони и спроси меня. Если ты не появишься, я буду волноваться. Обещаешь? Барри кивнул, и его язык опять стал тяжелым и неповоротливым. Почему то, что Лен писал на его ладони, казалось ему таким горячим? Лен на мгновение задержал взгляд, глядя Барри прямо в глаза. Барри не знал, что он там видит, кроме того, что один глаз был всегда мутным и отличался от второго. Но как бы там ни было, Лену это понравилось, потому что он кивнул и ушел. Барри сомневался, что сможет сделать хоть что-то перед сегодняшним собранием группы.