***
— Может, он и правда занят? — мягко сказала мама Барри, когда он наконец рассказал ей про Лена. — Я понимаю, тебе кажется, что прошло много времени, но мы с тобой оба не работаем. Когда ты занят целый рабочий день, то две с половиной недели могут пролететь так, что ты и не заметишь. Чем, ты говоришь, он занимается? — Я не знаю, потому что он не говорит! Я до сих пор понятия не имею, кем он работает. Барри уже не первый день проклинал себя за то, что стер рабочий номер, который написал на его ладони Лен. Он так и не позвонил. Он даже сначала не хотел мыть руку, но этого было не избежать. Он переписал номер на листок бумаги и хранил его в кармане джинсов. Точнее, он думал, что бумажка лежит там. Но она куда-то исчезла. Конечно, у Барри был номер мобильного Лена, но это не могло дать никаких подсказок насчет его работы. Это было даже хуже, чем признаться маме. Он даже не знал фамилии Лена, чтобы поискать его страничку в сети. Это был плохой знак, особенно после того, что их встречи откладывались. Барри понимал это, будучи честным с самим собой. Но сам Лен казался таким идеальным для Барри. И не потому, что у Барри не было особых вариантов для дружбы или свиданий. Уж если его лицо не напугает, то факт работы в С.Т.А.Р. Лабс точно. У него все еще оставалась пара друзей со старшей школы и колледжа. Но у них была своя жизнь. Барри знал, что они в какой-то степени переживают за него. Но после несчастного случая, каждый раз, отправляясь с ними куда-то, Барри чувствовал себя обузой. Люди пялились на него, на его друзей. Друзья пытались ему помочь, иногда это помогало, но чаще всего это заканчивалось ситуациями, неудобными для всех. Поэтому Барри перестал принимать их приглашения, а они перестали звать его с собой. Барри знал, что мама беспокоилась именно из-за этого. Она волновалась за Барри, потому что он был очень одинок, и поэтому не побоялась отсутствия информации о Лене. Но даже если бы Барри был окружен хорошими людьми, его все равно бы тянуло к Леонарду. Просто он был человеком, который не знал Барри без шрамов, и все еще хотел быть с ним. Если интерес был неподдельным, значит, они его действительно не волновали. Он не делал этого из чувства долга, жалости или привычки. Шрамы в его глазах не превращали в гадкого утёнка человека, которого он знал прежде лебедем. Так что Барри нравился ему таким, каким он был прямо сейчас, как он есть, а не просто остатком от того, что было до происшествия. Просто он воспринимал шрамы частью Барри, частью того, кем он был. И именно это Барри и хотел видеть в друге или, как он надеялся, больше, чем просто друге. Кроме этого, у Леонарда и Барри было удивительно много общего. Лен мог поговорить с Барри о гиковских штучках и делал это без всяких усилий, и неважно, говорили ли они о новостях техники или о последнем научно-популярном фильме. Барри был удивлён, что Лен никогда не посещал колледж; он определенно был более, чем просто умен для этого. Но Барри понимал, что эта часть жизни была доступна не каждому, да и обстоятельства были весьма сложными для Лена. И даже то, что их различало, не представляло собой проблему. Лен был хоккейным фанатом. Барри же еле-еле мог вспомнить, что у Централ Сити была собственная хоккейная команда. У него не было возможности увлечься спортом. Но Лен никогда не подтрунивал над его невежеством. Барри даже как-то раз попробовал включить игру ночью, пока разговаривал с Леном, и понял, что не чувствовал себя слишком уж растерянно. Он мог следить за действом, и это было захватывающе, даже если он и не знал большую часть правил. Ещё и восторг Лена был заразительным. Если бы половина их разговоров происходила в реальности, Барри был бы счастлив до невозможности. Но он так и не мог отделаться от подозрения, что Лен нарочно ограничивает их общением по телефону. — И все же для меня источник большинства проблем — безработица. Работа не просто обеспечивает финансовую стабильность и позволяет чувствовать себя более независимым, но и занимает чем-то голову. Если бы мы оба работали, никто из нас не проводил бы так много времени, волнуясь и зацикливаясь на мелочах, — настаивала мама Барри. Он не мог с ней не согласиться. Но с работой сейчас было трудно. Она была лишь на частичной занятости с тех пор, как родился Барри, зарплата его отца-врача без проблем обеспечивала всю семью. Она потеряла свою последнюю работу, когда Барри пострадал и она захотела быть рядом, пока он не поправится. Опыт же работы Барри был скудным. Работа с неполным днем в куче мест во время школы, после — в С.Т.А.Р. Лабс, как только он выпустился из колледжа. Сложить теперь время, которое заняло его восстановление, плюс чёрную метку, которую получили теперь все работники С.Т.А.Р. Лабс, отсутствие другого опыта, да ещё и его шрамы сами по себе… все это отпугивало потенциальных работодателей. У них пока что было достаточно сбережений, чтобы держаться на плаву, но однажды они закончатся. Они оба безуспешно искали работу уже несколько месяцев. — И на этой ноте я подумываю о том, чтобы начать собственное дело, — предложила мама Барри. Барри уставился на неё, совсем этого не ожидая. — Ты знаешь, что я обожаю печь, — начала она. Барри знал. Некоторые его первые воспоминания были о выпечке матери. Как он наблюдал за всем процессом, пока не стал достаточно взрослым, чтобы на самом деле помогать. Как аромат наполнял дом даже после того, как духовка была выключена. Так что неудивительно, что даже на сегодняшний день сладкий запах выпечки был одной из самых успокаивающих вещей для Барри. — И к тому же ты, конечно, знаешь, что я так и не смогла отыскать пекарню с вакансией, — продолжила его мама. — Так что я начала думать о собственном пекарском деле. Что-нибудь не очень большое, не целый магазин. Вроде услуг по выпечке для местных магазинчиков и ресторанчиков, слишком загруженных или маленьких для того, чтобы выпекать что-то своё. Таким образом заявить о себе, а потом, может, двинуться к выпечке для небольших мероприятий вроде вечеринок будущих мамочек и не только. Чтобы я могла заниматься этим сама по себе, ну или с твоей помощью, пока ты не найдёшь другую работу. Барри кивнул: это был хороший план. У него никогда не было страсти к выпечке подобной той, что была у мамы, возможно, потому, что он всегда сравнивал свои результаты с ее и проигрывал. Но он был знаком с большинством рецептов и действительно получал удовольствие от того, что помогал ей.***
Спустя несколько дней Барри вместе с мамой сделал уйму образцов и ходил с ней от одного места к другому, пытаясь убедить магазинчики продавать их продукцию. Барри хотел, чтобы сперва они позвонили, прежде чем показаться лично, по весьма объективным причинам с его стороны. Но его мама настаивала на том, что сказать кому-то нет сложнее лично, особенно если кто-то возьмёт на пробу что-то сладенькое совершенно бесплатно. Логика в этом была, и, конечно, он не мог пустить ее одну лишь потому, что ненавидел светить лицом на публике. Но все еще было сложно, каждый раз. Каждый раз, когда кто-то счастливо приветствовал его красивую маму, а потом поворачивался к нему, подпрыгивая и вздрагивая от его вида. Большинство из них были вежливы и прятали свою реакцию так быстро, как только могли. Но Барри все еще видел их все и знал, что его мама видела тоже. И каждый раз ранил их обоих. Барри знал, что мама переживала за него, неважно, как сильно она не пыталась бы прикрыть все улыбкой. Именно поэтому Барри редко выходил с кем-то ещё из семьи или друзей. Несколько местечек согласились продавать выпечку его мамы на пробу, но не сильно много. Это был медленный старт, но лучше, чем ничего. Барри старался мыслить позитивно, но этим они занимались уже целый день, а неудобные взгляды в его сторону продолжали множиться. — На углу следующего квартала новое маленькое кафе, — сказала его мама. — Давай попробуем ещё там, а после закруглимся, хорошо? Барри кивнул, ощущая на себе тяжесть взглядов, направленных ему в спину, как только они вышли из кофейни, им отказавшей. Он довольно часто ходил сюда, они должны были бы уже привыкнуть к нему. Но видимо, не привыкли. Когда они дошли до заведения, Барри увидел, что оно называлось Hot and Cold Café. Он не видел его прежде, хоть и жил неподалеку. Скорее всего, оно открылось в последний год после взрыва ускорителя. Вывеска на двери говорила об их фирменных блюдах — разновидностях горячих и холодных сэндвичей. Барри зашёл вслед за мамой внутрь и огляделся. Милое местечко, маленькое и уютное, чистое и домашнее. Еда пахла замечательно, и Барри осознал, что он ничего не ел с завтрака, несмотря на то, что они посетили так много заведений. Если все пойдёт хорошо, может быть, он предложит маме взять домой пару сэндвичей с собой. Поприветствовавшая их официантка выглядела юной, ее волосы были выкрашены в ярко-розовый. Но после того как ее взгляд впервые ненадолго задержался на лице Барри, она широко и по-настоящему улыбнулась. На ее бейдже значилось «Маджента», и вот это уже выглядело не таким уж и реальным. Но кем был Барри, чтобы указывать, кому и как себя звать? Его мама начала объяснять девочке, зачем они пришли, и Барри отключился. Он слышал это уже бесчисленное количество раз, у его матери все было схвачено. Настоящий разговор начнется, как только они встретят управляющих, если те будут согласны. Барри снова обвёл взглядом магазин, расслабляясь немного: никто на него не пялился, все были увлечены своей едой. Заслышав отчётливый стук высоких каблуков о мраморный пол, он на автомате повернулся к женщине, входившей через заднюю дверь, скорее всего, кухонную. Она резко застыла при виде его, лицо ее побелело, и она очень быстро заморгала. Барри почувствовал, как его желудок знакомо скручивается от стыда и смущения. Женщина развернулась на своих каблуках и буквально выбежала в дверь, через которую она только что вошла. Видимо, Барри был таким отвратительным, что она даже смотреть на него не могла. Барри стиснул зубы, заклиная себя не плакать, но он мог почувствовать, как сдавливало горло. Он быстро глянул на маму, которая все еще упорно заговаривала Мадженту и явно была не в курсе, что только что произошло. И хотя бы за это он был благодарен. Если бы его мама узнала, что один из здешних работников так плохо отреагировал на Барри, она бы никогда не стала вести здесь дел. Но он так хотел, чтобы ее предприятие удалось. Она не должна была терпеть неудачи или чувствовать себя плохо, просто потому что некоторые люди по отношению к Барри были недалекими придурками. Так что Барри сделал глубокий вдох и тихо вышел из ресторанчика. Его мама по-любому заметила бы и начала волноваться. Но он никак не смог бы сдержаться внутри после всего. Ему просто нужно было немного времени, свежего воздуха, и когда она закончит, он уже будет в порядке и сможет выкрутиться. Да, так будет лучше всего. Он немного отошёл от двери, чтобы изнутри заведения его не было видно, но чтобы мама легко нашла его, как только выйдет. Барри поплотнее натянул толстовку на своё лицо и прислонился лбом к каменной стене здания, разрываемый болью. Пару раз он ударил кулаками в стену. Недостаточно сильно, чтобы навредить себе, но достаточно сильно, чтобы ощутить жжение. Если бы он только мог быть сильнее! Менее чувствительным! Он ведь должен был уже привыкнуть к этому! Не до такой степени, чтобы уже не болело, нет, но хотя бы настолько, чтобы не плакать перед всеми! Особенно когда рядом была его мама! Он меньше всего на свете хотел, чтобы она беспокоилась ещё больше. Но он был обречен портить ей счастье. И после этой мысли Барри уже не мог больше сдерживаться. С чувством полного провала он смотрел, как слеза разбивается об асфальт у его ног.