Глава 3
29 мая 2017 г. в 02:38
Юра открывает глаза в полутёмной комнате и в следующую секунду понимает, что именно его разбудило. Он подрывается, из пальцев почему-то выскальзывает и грохается на пол телефон.
— Всё, я встал, я не сплю, кого привезли?
Голос спросонья хриплый и не его, веки слипаются. Он пытается нащупать на полу кеды, ноги почему-то еле шевелятся, будто связанные, руки нашаривают вслепую в поисках халата.
— Никого не привезли, Юрий Сергеевич, утро уже, вставайте. Кофе будете?
— А, да, — заторможенно отвечает тот, переставая суетиться, и съёживается сидя на краю дивана, засунув руки между колен и отчаянно зевая. — Кофе, да, буду.
Татьяна Николаевна смеётся, обзывает его нахохлившимся воробушком и треплет по голове. Выходит из ординаторской, а Юра зябко ёжится и прикрывает глаза. Сидит так с минуту, втянув голову в плечи, и наконец, расслабляется. Со стоном падает боком на диван и носом в подушку, потягивается, разминая мышцы. Ногам по-прежнему что-то мешает, и Юра обнаруживает завернувшийся вокруг них плед. Странно, он не помнит, что накрывался им, замёрз что ли? Юра не собирался вообще-то спать. Хоть вчерашний понедельник явно побил рекорд по отсутствию происшествий, и можно было бы прилечь, но Юра чувствовал подвох. Поэтому, закончив с историями, он поужинал тем, что нашёл в холодильнике, и допоздна переписывал конспекты для предстоящей аттестации, которой его пугал Фельцман. Юра скоро начнёт прятаться от Якова Семёновича, который, завидев его, издалека кричит: «Плисецкий, когда зачёт мне сдашь?!» Плисецкий делает умное лицо и быстренько сматывается.
Потом Юра порубился в игры и попереписывался с Отабеком, но тот неожиданно пропал без предупреждения, Юра решил, что уснул. Устаёт тоже парень. Потому что надо не кофе развозить по ночам, а спать ехать, если вызовов больше нет. Хотя не то чтобы Юра против, но Отабек его разбаловал.
Он также составил список чего купить деду из продуктов и лекарств. Собирается зайти вечером, наверняка там накопилось много домашних дел, надо помочь, деда старенький уже, хоть и бодрячком. Да и поболтать заодно, Юра соскучился и понимает, что тому скучно одному дома. Друзей у него почти не осталось, врачи редко доживают до такого возраста, но деда его старой закалки. Никогда не пил и не курил, спортом занимался. Хотя вот повадилась к нему захаживать соседка, баба Клава. Юра не раз заставал её дома, хорошая такая бабулька, деревенская, одинокая. Он по-доброму прикалывается над дедом, что молодуху себе нашёл. А так, свозила бы его за город на дачу, а то самому Юре некогда вечно, родителям тем более, а деда бы хоть воздухом свежим подышал. Надо поговорить с бабой Клавой, потому что скоро отпуск, а у Юры на него большие планы. Он уже скопил приличную сумму и хочет хотя бы на неделю, а в идеале на две, скататься в горы, которыми грезит с детства. За деда переживал сначала, справится ли тот один, но теперь-то уж точно справится.
Юра лежит на диване в ординаторской, распутав конечности и натянув плед повыше, и потихоньку просыпается. Привычка чутко спать и быстро втягиваться после пробуждения вырабатывается у него не сразу, как у многих врачей. Ему сначала все говорили: ты спи, тебя, если что, разбудят и позовут. Но зная себя, как тяжело он по утрам раскачивается, первое время он вообще не ложился и бдил до утра. Читал или скаченные фильмы-сериалы смотрел. Хватило его ненадолго, и после того как он уснул прямо в больничном лифте, по совету Никифорова приучил себя вырубаться ночью на пятнадцать минут. Наглухо задёргивал жалюзи, чтобы ни лучика света от фонарей во дворе не пробивалось, накрывался ещё пледом сверху с головой, и отключался. Сначала ставил будильник, а потом организм сам втянулся и расталкивал его без напоминаний. И можно дальше жить и работать всю ночь. Но для этого нужна установка. А так, если совсем разоспаться, можно и не встать, и не добудишься его. А тут, видимо, его разморило вчера от безделья, и Юра не помнит даже, как отрубился.
Он потягивается под пледом, трёт глаза и извивается во все стороны, отчаянно зевая. С пола тренькает, и он свешивается с края, нащупывая на ковролине телефон.
Доброе утро, Юра
Прости меня вчера выключило
Что-то писал тебе, а потом просыпаюсь уже с телефоном на лице
Юра улыбается, представив эту картину. А потом думает, что сам, наверное, не лучше, тоже ведь очнулся с телефоном в обнимку. Ёрзает по дивану, сбивая плед ногами, быстро набивает:
приветы
я так и подумал :D
сам только проснулся
хотя поспал бы еще
Всё спокойно было?
да, давно такого не было
зомби апокалипсис настал, а мы не в курсе?
чем заниматься будешь?
С парнями хотели покататься, а так не знаю, думал же что отсыпаться буду
Тебе ничего не нужно?
Юра поднимается, спускает ноги на пол, не прекращая строчить о том, что собирается к деду. Отабек спрашивает, нужна ли помощь, и когда Юра отказывается, интересуется самочувствием Николая Валентиновича и просит передавать привет. Деда часто спрашивает про Отабека. Надо будет позвать как-нибудь в гости, просто сегодня намечается уборка, и Юра не думает, что Отабек захочет этим заниматься.
я тебе кстати должен вкусного пива за кофе
Ты мне ничего не должен
Но если очень вкусного, тогда не откажусь
Они забиваются на вечер у Отабека, и Юра уже предвкушает расслабленный вечер в компании друга. Может, в фифа сгоняют матч, Юре надо отыграться за прошлый раз. А потом он вспоминает о вчерашнем разговоре с Виктором и мрачнеет. Неужели можно пять лет помнить человека, с которым знаком всего три дня? Юра не верит, Никифоров не создаёт впечатление влюбчивого человека. Даже если представить, как классно этот Кацудон трахается. Интересно, надумал он чего за ночь? Но на телефон Виктор не отвечает. А по внутреннему Юре сообщают, что Виктор Михайлович пораньше отпросился и уже уехал. Чего блядь? Куда это он уже свалил? Во даёт, у него же операции на сегодня назначены. Нехорошее предчувствие закрадывается в мозг. Юра отправляет Поповичу смс о том, что он пиздюк.
Начало восьмого, скоро народ начнёт подтягиваться, Юра как раз успеет привести себя в порядок, совершить обход и заполнить документацию. Умывается в служебном туалете, чистит зубы, глядя на себя в зеркало и несколько раз зависнув с щёткой во рту. В комнате отдыха уже ароматно пахнет кофе.
— Вы хоть поспали, Татьяна Николаевна?
— Да какое там? Сколько лет работаю, никак не могу привыкнуть спать на рабочем месте, — отвечает та, нарезая хлеб и сыр с колбасой. — Это ещё на отделениях можно позволить себе расслабиться, а в приёмнике как?
Юра соглашается, заглатывая бутерброд сразу до середины и запивая кофе. Красота. Сейчас бы тот, вчерашний, с ореховым сиропом. Купить что ли домой кофеварку? Возни с ней, правда, много. Как в сексе, хмыкает Юра. Час подготовки, пять минут удовольствия и ещё час потом отмывай. Так что обойдётся он как-нибудь без секса. Без кофе, то есть. Кофе можно купить готовый или сварить в турке, а с сексом такое не прокатит. Юра задумывается над странными ассоциациями в голове.
Передав смену, он переодевается, прощается со всеми, желая спокойного дежурства. Он не верит в приметы, а вот в спину ему летят едкие замечания коллег и стук по дереву. Он смеётся и идёт на стоянку. Несмотря на выпитый кофе, сонное наваждение никак его не оставит, и он мечтает уже о тёплой постели. Глазами машинально ищет белую мазду. Кинув рюкзак на пассажирское сидение, Юра забирается в салон и снова набирает Виктора. Слушает длинные гудки, нервно постукивая по рулю. Чё он прям с работы что ли слинял к своему япошке? Никифоров, конечно, тот ещё отбитый, но не до такой же степени. Хотя хер его уже знает. Юра с досадой кидает телефон к рюкзаку и подпрыгивает на месте, уловив движение слева. В окошке маячит Попович с дикой улыбкой.
— Блядь, Гоша!
— Для тебя Георгий Васильевич, — ржёт тот. — Ты чё шуганый такой?
— Иди нахуй, чё подкрадываешься?
Юра выходит, вытаскивает сигареты. Попович выглядит помятым, на щеке след от подушки, слева волосы торчком. Как будто дрых с вечера и встал пять минут назад. А ещё засос под ухом. Юра думает, что показалось, а когда присматривается, с отвращением отводит взгляд и щёлкает зажигалкой. Даже у Поповича есть секс. Что с ним не так?
— Сообщение твоё получил, пришёл к тебе, чтобы ты пояснил за это, — гангстер, тоже мне, фыркает про себя Юра, отмахиваясь от сунутого в лицо мобильника с открытым чатом.
— А, ну так я и в глаза тебе не зассу сказать, что ты пиздюк, — отвечает он, посмеиваясь и наблюдая, как у того вытягивается лицо.
Подразнить Гошу, что может быть лучше с утра? Взрослый, а до сих пор ведётся на его подколы. Юра выдыхает дым.
— Да ладно, я просто пытаюсь с тобой на одном языке разговаривать. А ещё врач называешься. Ты позоришь достойное звание…
— Ой иди нахуй, Плисецкий, — Гоша морщится, поняв, что его развели опять, но не злится. — Так ты чё имел в виду?
Юра раздумывает, рассказать ли ему о вчерашнем разговоре, но Попович, может, хотя бы поможет что-то узнать больше. Несмотря на кажущуюся придурковатость, а может, даже и благодаря ей, они с Никифоровым всё же неплохо общаются.
— Да с Виктором вчера разговаривал, и всё с ним в порядке, глаз на месте.
— Ну преувеличил я, в темноте не разглядел, — пожимает тот плечами. — Так он тебе всё рассказал?
Юра щурится, прикрывая глаза от летящего в них дыма, и откидывает со лба волосы.
— Слушай, ты вчера говорил, что видел его уже таким. Это пять лет назад было?
— Значит, всё-таки рассказал, — Георгий смотрит на него с уважением.
— Ну так я ж не пиздюк, как некоторые, — высокомерно задирает Юра нос и хихикает, успевая увернуться от тычка в плечо.
— Плисецкий, блядь! Да ты хоть знаешь, в каком состоянии он тогда был? Я несколько раз из петли его вытаскивал, ну не буквально, конечно, — тут же добавляет Гоша, когда Юра замирает с сигаретой у рта.
— Фу блядь, Гоша, вот умеешь ты выражения подобрать. Как ты с больными-то общаешься?
Попович не обращает на последнюю реплику внимания, и лицо сразу приобретает серьёзное выражение.
— Он тогда бухать начал по-страшному, когда вернулся из штатов. Отпуск догуливать не стал, сразу на работу вышел, но каждый день приходил с бодуна. Фельцман до операционной его не допускал, а тот скандалы закатывал. Орал, помню, на два этажа слышно было.
— Пиздец.
— Да. Полгода прошло, видел бы ты его, на человека не был похож. Заросший весь, вонючий. Трахался как не в себя со всеми подряд. Плакался мне, про этого своего японца, что забыть хочет и не может. В больнице ночевал, потом и тут бухать начал и уже не просыхал. Пьяным сколько раз из-за руля вытаскивали, ключи отбирали. Голый по коридорам бегал по синьке, кидался на всех. А после того как я стащил его с подоконника, все пересрались. Я не отходил от него. То скальпель отберу, то шприц, а он ржал и говорил, что знает десять способов безболезненно самовыпилиться.
— Ебать его таращило, — Юра совершенно забывает про сигарету, и она тлеет у него в пальцах.
— Ага, — кивает Гоша. — А потом Фельцман сказал: или езжай кодируйся, или уволю. Ну уволить, конечно, не уволил бы, врач всё-таки хороший, но и дальше так продолжаться не могло. А Семёныч знает, на что нажать. И пригрозил, что не видать Вите места начальника. Так что он собрался и поехал в Электросталь.
— А почему туда? — удивляется Юра.
— Там медиков из запоя выводят. За государственный счёт. Месяц как на курорте. А потом вернулся, и ему сразу должность, кабинет, пить перестал.
Юра хмыкает, вспоминая мини-бар в его столе. Ага, перестал он.
— Но с тех пор как подменили его, — продолжает Георгий. — Он и раньше погуливал, а тогда вообще каждый выходной с новым парнем. До этого хоть девчонок иногда снимал, а тут, видать, башню ему сорвало. На азиатов только тянуло. Он тебе показывал своего японца?
— Ага, — хмыкает Юра задумчиво, — показывал. Слушай, это пиздец, конечно, но, по-моему, он снова натворил глупостей.
— А чё случилось?
— Съебался наш Витя.
Гоша озирается по сторонам, в поисках машины, но естественно, не находит, а потом выхватывает телефон.
— Не пытайся, я уже с утра звоню, — говорит Юра, поигрывая ключами в кармане. — Ладно, я поеду, если что узнаешь, звони.
Он прощается с озадаченным Поповичем, который хмуро гипнотизирует телефон, садится в машину, пристёгивается и, глядя в зеркала, выруливает со стоянки. Машет рукой охраннику на кпп и вскоре выезжает на трассу. Соседняя полоса плотно забита и еле движется в сторону центра. Ну а Юре в противоположную, и он маневрирует в свободном потоке. Район довольно оживлённый, между двумя вокзалами и рынком, где постоянно что-то случается. То криминальные разборки, то дтп, им с Отабеком работы хватает. До дома ехать недалеко, минут сорок, на метро чуть меньше, и Юра даже с грустью вспоминает те времена, когда ещё не обзавёлся собственным транспортом. Ему всегда нравилась атмосфера подземки. Но потом деда слёг с инфарктом, и когда его выписали, нужно было ездить к нему не по одному разу, таскать пакеты, и для экономии времени Юра через знакомых взял подержанное авто. Барахлит иногда, конечно, и подводит. Но с недавнего времени стал помогать Отабек. Тот на своём харлее вмиг домчит по любым пробкам, да ещё и с машиной поможет, у друзей своя автомастерская. А заехать с лекарствами и сделать укол вообще вопроса не стоит, деда с этим сразу напрямую звонит Отабеку.
Юра ведёт машину, щуря слезящиеся глаза. От недосыпа и от слепящего в лобовое солнца. Очки всё-таки дома забыл. Пару раз чуть челюсть на сторону не сворачивает, широко зевая. Интересное такое ощущение как ночь не поспишь. Одну ещё ладно, можно пережить, но когда подряд несколько — это уже край, а он и перед сменой невыспавшийся пришёл. Юрка перед госами не спал вообще и держался только на энергетиках. Состояние было близкое к просветлению. Как экзамен у постели больного сдавал, помнит с трудом и до сих пор не верит. Потому что за спиной не стоял ни деда, ни тем более родители. Всё сам.
Вспомнив, что у него дома пустой холодильник, он заезжает в супер-маркет, набрав заодно в тележку и по списку для деды. Лекарств он купил ещё в больнице, цены на них подняли нефигово так, хорошо что ему со скидкой. У молочного отдела хмыкает и берёт себе несколько клубничных йогуртов «для неё». Всё равно на кассе решат, что он для девушки купил. А хотя вот не пофигу кассирам! Сиди себе да пробивай. Хотя он согласен, что бывают и странные наборы у покупателей. Как-то перед ним девушка покупала блок презервативов и бананы. Юра еле сдерживался. Уже на кассе вспоминает, что забыл корм кошке. Хорошо, в такое время народу нет, и никто не цыкнет ему в спину нетерпеливо. Он еле дотаскивает два полных пакета до квартиры и захлопывает дверь.
— Любимая, я дома! — Юра сгружается на пол, включает в коридоре свет и кидает ключи на полочку под зеркалом. — А, да, я и забыл. У меня же нет любимой.
Ни на его голос, ни даже на шуршание пакетов никто не сбегается.
— Животное и то меня не встречает, — удручённо вздыхает он.
Он стаскивает кеды, держась рукой за стену, кидает на пуф рюкзак и вешает куртку на крючок. В зеркало на него смотрит бледное с подглазниками лицо, в глаза словно песка насыпали, и чувствует себя Юра так же, как и выглядит. Проходит в комнату, где на разобранном и незаправленном со вчера диване, поверх пледа, спиной к нему разлеглась кошка. Он никогда не заправляет диван перед сменой, чтобы прийти и упасть сразу спать. Однажды ему после дежурства не хватило сил даже раздеться, не то что расстелить постель, и он уснул тогда на диване в куртке и ботинках. Первое время работать без сна было очень тяжело.
— А я, между прочим, тебя кормлю и чешу, — говорит он даже не поднявшей голову Шуше. Та ушами только ведёт, и Юра из вредности дёргает за край покрывала. Шуша выдаёт короткий мрр и поворачивает наконец голову. Смотрит голубыми прищуренными глазищами с осуждением. — Чего, слазь давай, папа с работы пришёл и будет спать.
Та широко зевает зубастой пастью, потягивается, и Юра, подавив зевок, терпеливо ждёт, когда шерстяная нахалка поднимется и подойдёт. Тычется ему лобастой мордой в руку, ласку требует. Может, я тоже хочу ласки, и чтобы за ушком почесали, прийти с работы и чтобы в кровати лежал кто-то тёплый со сна и обнял, и уснуть вместе. Ничего подобного, думает он, почёсывая подставленную шею, меня всё устраивает, эта дура кровать мне нагреет, а то кому-то ещё и завтрак готовь, и в постели ублажай, и разговоры разговаривай. Ему и одному хорошо. Что хочет, то и делает. Хочет спит весь день, имеет право, хочет втыкает в комп до утра и ни перед кем не отчитывается. И покупает йогурты не для неё и даже не для него, а для себя.
Юра относит тяжелющие пакеты на кухню и морщится. В раковине с выходных замочена сковородка, но сейчас мыть её он точно не будет. Он быстренько распихивает продукты по шкафам и холодильнику, отложив отдельно то, что отвезёт дедушке. Шуша обтирает бока о его голени, попискивая и шевеля усами.
— Ну конечно, как пожрать, так ты меня любишь, а как папу встретить, так хуй. Вот и жди теперь.
Насыпав в миску корм и поменяв воду, Юра идёт в ванную, раздеваясь на ходу и закидывая вещи в стиралку. Душ взбодрит, конечно, и есть соблазн лечь спать грязным, но Юра ему не поддаётся и залезает в ванну. Больничное всё равно смыть с себя надо, и он подставляет лицо и руки под тёплые струи воды, льющиеся сверху. Намыливает голову и этим же шампунем моет всё тело, а чё такого?
Когда Юра выходит, натянув футболку и трусы, Шуша уже лежит на прежнем месте, вылизывая подушечки на лапе. Он выбрасывает её «дела» и меняет наполнитель в лотке, задёргивает плотные шторы и приоткрывает створку окна, пуская немного воздуха. Затем дёргает за плед, стаскивая его на пол вместе с кошкой, и падает на мягкое, тёплое, заворачивается в одеяло. Шуша с минуту ворчит на пледе, а потом запрыгивает к нему и топчется в ногах. Юра специально мешает ей, шевеля ногами и не давая устроиться, и по итогу в его лодыжку вцепляются всеми лапами и зубами сразу. Через одеяло не больно, Юра смеётся и протаскивает её туда-сюда.
— Всё, хорош, спать.
Но сон не идёт. Он лежит на спине, пялясь в потолок, думает о Никифорове и о том трэше, что ему рассказал утром Попович. Почему-то кажется, что он его больше не увидит. И Юра засыпает с мыслью о том, что перестанет уважать Никифорова, если тот свалит в Японию. А просыпается резко от того, что сверху что-то грохнуло. Он смотрит на экран смартфона: сорок минут прошло. С соседями ему не повезло, шумная пара с очень нервной мамашей, орущей каждый вечер на своего ребёнка. Юра уже знает, какой у них сын «тупорылый, и что ничего-то ты не умеешь, только бы мультики смотрел целыми днями, а уроки кто учить будет». Он никогда не понимал той грани, когда мультики начинали мешать учёбе. Вот ему всегда хватало времени и на то, и на другое, родители никогда его этим не парили, и нормальный же вырос. Вроде бы.
Юра не может больше уснуть и пишет Отабеку, что если вечером всё в силе, то он приедет после того как поможет деду, но не раньше восьми. И пока ждёт ответа, замечает уведомление об обновлениях в инстаграм. Юра нехотя запускает приложение. И его челюсть отвисает при виде выплывшего фото радостного Виктора с замазанным фингалом на фоне Внуково. Какого хрена? Это во сколько он тогда свалил с работы? Время поста семь часов назад. Юра открывает гугл и смотрит, что самый ранний рейс в четыре двадцать утра, лететь турецкими авиалиниями с пересадкой тридцать три часа. Вдуматься только, тридцать сука три часа! Нет бы подождать вечера и долететь за девять. Юра ржёт, понимая, что не может злиться на этого идиота, и пишет ему в директ:
Виктор, ты еблан!
Решив, что спать больше не хочет, Юра встаёт и, не одеваясь, идёт готовить завтрак. Шуша не разделяет его энтузиазма и забирается на его место под одеялом, Юра накидывает на неё плед с пола. Включает на кухне телек и вытаскивает из холодильника лоток с яйцами, бутыль с маслом и молоко. Сковороду мыть по-прежнему лень, и он замешивает омлет в миске и ставит её в микроволновку на пять минут. А пока ждёт, неряшливо нарезает овощи с рукколой для салата, поглядывая в телевизор. По новостям опять очередной политический бред, Юра не очень в политику, и облизав пальцы, переключает на музыкальный. С олдскульными зарубежными клипами.
Звонит деду, тот давно уже не спит, и договаривается, что Юра приедет пораньше. У самого дома тоже бы замутить уборку, но пока пыль ещё не отваливается кусками и не виснет клочьями на кошке, когда та ползает за диваном — значит, ещё терпит. Юре до сих пор стыдно и смешно, когда он обнаружил сделанную Отабеком надпись пальцем на экране телека «помой меня», когда тот был у него в гостях. У самого так в квартире чисто, Юра ни разу не видел нигде валяющегося мусора или забытых в мойке кастрюль с присохшей картошкой. Когда он успевает? Точно у него кто-то есть, хотя ни одной женской вещи никогда у него не видел. А вот зубных щёток у Отабека в ванной на полочке две, и одна из них — Юрина. Тот иногда остаётся у Отабека, когда они допоздна зависают за приставкой, а пива выпито столько, что за руль нельзя. И даже полочка в шкафу со сменной одеждой и полотенцами для Юры имеется. Надо тоже завести для него полку, хоть разгрести шмот в шкафу, пускай Отабек и не так часто остаётся, как Юра у него.
Когда Отабек наконец отвечает на смс, что будет ждать его дома, как тот закончит, микроволновка звенит, он вытаскивает миску и странно глядит на колыхающуюся смесь, даже не подумавшую схватиться.
— Бля-адь!
Вспоминает, что последний раз, когда пользовался печкой, размораживал крылышки и забыл переключить режим. Печь старая, не с сенсорной панелью, всё приходится настраивать вручную. И яйца просто пять минут впустую катались по кругу. Поржав над собой, Юра крутит ручку, переставляя с режима разморозки на шестьсот ватт, и ставит миску обратно. На плите прогревает турку. С готовкой он не дружит, а вот кофе получается отменным. Даже свои рецепты есть. Юра сыпет на дно турки немного сахара и несколько секунд ждёт, когда он начнёт плавиться. Отсыпает три приличные ложки кофе, чуть корицы, заливает водой из фильтра и три раза доводит до поднятия пенки. А потом кидает сухую гвоздику и выключает плиту. Пока настаивается, набирает сообщение Отабеку, рассказывает про омлетный фейл. Отабек присылает россыпь ржущих смайлов. С ним бы точно такого не случилось. Он классно готовит, особенно мясо, а верх кулинарного достижения у Юры — разморозить полуфабрикат. Ну или омлет для ленивых вот сварганить. Зато Отабек не умеет варить кофе так, как Юра. И он очень надеется вечером на что-нибудь вкусненькое домашнее, хотя и на пиццу согласен.
Юра сервирует стол по-холостяцки и разваливается с ногами на угловом диванчике у окна. Омлет аппетитно дымит, Юра ждёт, пока остынет, и хрустит салатом, держа в другой руке телефон.
Не спится?
соседи разбудили
а ты чем занимаешься?
Собираюсь сейчас уже выходить пока погода не испортилась, вроде дождь обещали
Юр, тебе точно помощь не нужна?
не, спасибо, чувак
давай в другой раз приходи в гости, деда спрашивает о тебе постоянно, я уже ревную :D
Перестань, я рад помочь если получается
о, прикинь, никифоров в японию съебался
Шутишь?
ты на него в инсте не подписан?
Нет
он там фотку из аэропорта выложил с довольным еблетом
я подозреваю он не знает сколько ему лететь иначе бы он так не радовался :D
представь только 33 часа
я ебал
А что он в японии забыл?
блин я ж тебе вчера не рассказал
И пока Юра, забыв про остывающий кофе и омлет, хватается за телефон обеими руками и собирается настучать охуительный рассказ, Отабек присылает ему:
Давай вечером пересечемся расскажешь?
А, да, точно, Отабек занят, наверное, а Юра отвлекает. Он помнит, что Отабек собирается встретиться с друзьями покататься на байке, но с ним не просится. Юра побаивается его грубоватых шумных друзей, которые окрестили его феей, когда весной Отабек пригласил его на открытие мото-сезона. Нет, над ним никто не смеялся в открытую, а прозвище вполне себе безобидное, Юру в школе и не так называли, так что он не обижается. И все шутили по-доброму, чтобы Юра покрепче держался, а то унесёт. Ну хоть «зажопником» в глаза никто не назвал. Но Юре всё равно почему-то было стыдно. Он тушевался, чувствуя себя разряженным клоуном в специально купленных байкерских сапогах, в которых он вспотел сразу же. А вот Отабек в этом же смотрится очень круто. Прирождённый гонщик. И штаны явно между булок не врезаются. И пресс твёрдый под футболкой, когда Юра с перепугу вцепился в него на разгоне. Это потом он узнает, что есть специальные поручни держаться, но когда резко срываешься с места, инстинктивно хватаешься за первое, что попадается под руку. И первым попался Отабек.
Позавтракав и отправив Поповичу ссылку на пост Никифорова в инстаграм, Юра собирается к деду. Вытаскивает из шкафа старую клетчатую рубаху, которую не жалко будет испачкать, надевает её поверх футболки с тигром, натягивает потёртые джинсы и звонит деду сказать, что скоро будет. Шуша из-под пледа уже выбралась и лежит колобком на подушке, косясь одним глазом. Ленивое неблагодарное животное.
Деда встречает Юру быстрым шарканьем тапочек из-за двери, и на душе сразу теплеет. Они обнимаются, а Юра отмечает свежий запах лосьона после бритья. Что-то новенькое.
— Привет, деда! Ну как ты тут?
— Привет, Юрочка, да потихоньку. От тебя больницей опять пахнет.
Николай Валентинович держит его за плечи и рассматривает с тёплой улыбкой. Соскучился.
— Да ну, я же ходил в душ, — Юра хватает за волосы и тянет самую длинную прядь к носу. Шампунем вроде пахнет.
— Этим запахом пропитываешься насквозь, не выведешь ничем.
Деда уж точно знает, Юра хорошо помнит из детства тот особый запах, когда встречал его и родителей с работы. А сам от себя и не замечает.
— А от тебя вот тоже пахнет, — подмигивает он, — Клавдию Петровну ждёшь?
Николай Валентинович прячет улыбку и норовит отобрать у него пакет, но Юра не отдаёт и проходит на кухню. Вообще дедушка и сам поддерживает чистоту, как может, и в состоянии приготовить себе еды и помыть посуду. Но уже подслеповат и не замечает кое-где пыль. Не говоря о том, чтобы после болезни забраться на антресоли и протереть наверху, Юра категорически запрещает это. Поэтому он вооружается ведром с влажной тряпкой и, пока деда на кухне варит суп — Юрин любимый борщ, — забирается на табуретку и обтирает все поверхности. Мебель ещё советская, с лакированными дверцами, на которых отпечатки пальцев и пыль видны очень хорошо. Но деда ни в какую не хочет поменять на более современную, Юра пытался. Затем он принимается вытирать пыль на полках, приподнимая фотки в рамках и мелкие сувениры. Снимки родителей давно убраны, а вот Юркины — с младенчества до выпуска из универа — натыканы повсюду. От влаги дерево начинает источать тот самый запах, знакомый с детства. В конце мая уже не топят, поэтому Юра открывает окна проветрить. Пылесос в этой квартире не признают, и он, захватив мусор, сворачивает ковёр из зала и утаскивает его во дворик, где с третьей попытки удаётся закинуть его в прыжке на высоченную перекладину. Натянув на нос ворот футболки, от души выхлопывает, а потом, спрятавшись за ковром от дедушкиных окон, закуривает. Николай Валентинович не знает, что внук курит, и до сих пор верит, что Юра просто стоял рядом с ребятами и они его обкурили. Попробуй не поверь, глядя в эти честные ангельские глаза.
Когда он возвращается, в квартире уже уютно и по-домашнему пахнет едой. Деда обязательно ему потом перельёт супа в контейнер с собой, специально варит огромную кастрюлю.
— Как на работе, Юрочка? Не обижают?
— Ну деда, — смеётся тот, размешивая сметану по тарелке, доверху наполненной борщом. — Всё нормально, вчера смена спокойная была, продрых до утра.
Николай Валентинович, конечно, был строгим заведующим и сон на работе не одобрял, но Юрочка же любимый внук. Да что там любимый, единственный!
— Как Яков Семёнович? Давненько не звонил ему. На пенсию не собирается?
— Да куда он уйдёт, ты чего? — Юра разговаривает с полным ртом, напихав туда сразу всего. — Он замутил с Барановской и молодится, надо ведь теперь соответствовать.
— С Лилечкой? — поднимает кустистые брови деда. — Вот кобелина сутулая!
Юра давится супом и закашливается, ржёт до слёз, а деда рассказывает, что Фельцман уже с четвёртой женой развёлся и от каждой по трое детей имеет. Оказывается, тот ещё бык-осеменитель, а так и не скажешь. А «Лилечка» замужем была только раз, муж умер, и детей у неё нет. И на хрена такой женщине этот старый ловелас? Не нашла бы себе получше что ли? И ладно бы там одна не справлялась, но ведь главврач, прилично зарабатывает. Деда с ним соглашается.
Они сидят на кухне, за окном стремительно темнеет, хотя ещё не очень поздно. Юра выглядывает за занавеску и видит набежавшие тучи. Деда щёлкает рычажком на старинной лампе-бра на стене, и становится до невозможности оранжево-уютно.
— А у тебя на личном что, Юрочка?
— Ну деда, — смущается тот, раздумывая, сделать ли ещё бутерброд или оставить место для вечернего жора у Отабека. — Тебе меня мало? Вон у тебя ещё Отабек есть, усынови его. Или как это, увнукови?
Николай Валентинович смеётся и прижимает Юру к себе за плечо, и тот не успевает дотянуться до колбасы на тарелке. Деда иногда заводит этот разговор, и он уже не знает, какие отговорки придумать. То, что Юре просто некогда искать вторую половину, тот и слышать не хочет. Говорит, что врачам только на работе и искать. Но он не хочет как его родители.
А потом приходит баба Клава и зовёт деда прогуляться перед сном недалеко от подъезда, пока совсем не испортилась погода. И пока тот собирается, Юра перемывает всю посуду, вытирает стол, выключает лампу, привычно обжигая пальцы о нагревшийся металлический абажур. Собирает ещё пакет мусора и ставит в коридоре.
Тучи грозятся вылиться в неслабый ливень, и Юра торопится домой переодеться и заехать за пивом.
Примечания:
Спасибо всем, кто ждал, и всем, кому пришёлся по душе неторопливый и расслабленный тон моего повествования. Это такая завязка, знакомство с героями. Далее будем бодренько разгоняться, ну парни ещё пива попьют — и за работу :D
___
UPD: я наверно этим коментом сбила всем настройки, поэтому предупреждаю: нет, сразу трахаться в следующей главе они не будут, "за работу" это я в буквальном смысле.