Без крыльев, в белых халатах

      Пока Юра дожидается, когда ему откроют, он успевает проклясть весь алтыновский род на несколько поколений. Дождь поливает, кажется, со всех сторон, он умудряется промокнуть до трусов, пройдясь всего пару домов от припаркованной машины до подъезда. И зачем только приехал на ней? И телефон не достать из кармана, утонет сразу, и пакеты тяжёлые, и третий раз уже набирает окоченевшими пальцами код домофона, а над подъездом даже козырька нет. Да твою ж мать!       Его внезапно едва не сшибает открывшейся наружу дверью, и пихнув кого-то плечом и буркнув извинения, Юра пробирается внутрь и тащится к лифту. Спасибо, блядь. Сейчас если этого байкера недоделанного дома не окажется, то он прямо тут сядет у него под дверью и будет пить всё это пиво в одно лицо. Он загружается в лифт, слышит, что дверь подъезда снова хлопает, впуская кого-то, но пошли все нахуй, не будет он никого ждать. Ставит пакеты на пол и достаёт смартфон. Кабина едет чертовски медленно, трубку на том конце линии упорно не хотят брать. Блядь, думает Плисецкий, блядь-блядь-блядь, а если что-то случилось? Дороги скользкие, и не видно ни черта. Но Отабек же опытный мотоциклист. А если?…       — Да? — слышит он, наконец, долгожданное и давится воздухом.       — Э-э, здоро́во, — бодренько и приветливо говорит Юра, стараясь, чтобы зубы от озноба не стучали слишком сильно. — А ты где?       — Дома, Юр, — Отабек, кажется, удивлён, — мы ж договаривались, я тебя жду.       — Серьёзно?!       Юра не удерживается от смешка и хочет напинать проклятый лифт за то, что едет так медленно. Да что ж все тормоза такие?       — А ты где? — спрашивает Отабек, и у него что-то там гремит на заднем плане, как будто тяжёлое уронил.       Нет, он прикалывается или что?!       — Я где? Да как тебе сказать, Бек, чтобы не обидеть!       — Юр, всё нормально? — Голос Отабека приглушён, как будто он занят чем-то параллельно, а Юра его отвлекает. — Я уже хотел тебе звонить, у нас тут электричество вырубали, а домофон почему-то до сих пор не работает. Ты через сколько будешь, чтобы мне тебя встретить?       Юра приваливается к стене кабины и выдыхает. Вся злость моментально улетучивается. Электричество. Домофон. Сквозь плотную завесу дождя он даже не мог различить, горит ли панель на двери, а за шумом ливня не слышал сигнала. То есть он всё это время торчал под дверью, которая была разблокирована. Молодец, Плисецкий, это пять.       — Юра, у тебя всё нормально? — голос Отабека становится обеспокоенным. — Ты едешь или нет?       — Да, — Юра шмыгает носом, — открывай дверь, я уже на этаже.       Лифт выпускает его наружу, и в ту же секунду его окутывает просто нереальным запахом жареного мяса, витающим по всей лестничной клетке. Юра бы поплыл по этому запаху, как в старых диснеевских мультиках, если бы мог. Господи, он только сейчас понимает, насколько голоден. Тарелка дедушкиного борща давно провалилась, и он сейчас съел бы коня. Вода капает с чёлки и заливает глаза, и ему плохо видно, как его встречают и забирают пакеты. Ну конечно, пакеты с пивасом важнее промокшего и продрогшего Юры Плисецкого. Он грустно проходит за Отабеком в знакомую тёплую прихожую, залитую уютным жёлтым светом. И всё сразу становится хорошо, как по щелчку пальцев.       — Юра, что случилось? Ты пешком шёл?       Юра раздражённо откидывает с лица сосульки мокрых волос и видит, как Отабек рассматривает его с улыбкой.       — Блядь, не смешно, Отабек! Мне кажется, меня через портал перекинуло в Питер, а потом выбросило у твоего подъезда, потому что, блядь, я не знаю, как ещё это объяснить!       Он разводит руками, оглядывая себя и натёкшую под ним приличную лужу. Хоть всего выжимай. Стаскивает джинсовку и держит её над ковриком, на котором стоит.       — С утра же говорили, что будет дождь, — Отабек забирает куртку и пытается не смеяться, но Юра палит его напряжённое лицо.       Потом косится в зеркало и фыркает при виде себя. Его кошка после помывки выглядит лучше. Мокрый кошак. Но всё равно не честно. Он не виноват, что не видел блядской лампочки, и если бы тот чувак не вышел, так бы и стоял там, пока не превратился в русалку.       — Давай скорее раздевайся, сейчас замерзать начнёшь.       Глядя под ноги, Юра скидывает насквозь отсыревшие кеды, Отабек тут же суетится с сушилкой. Уносит джинсовку в ванную и говорит Юре проходить сразу туда, а он сейчас принесёт ему одежду и полотенца.       — Чай будешь? — кричит Отабек уже из комнаты, когда Юра заходит в небольшую ванную, снимая носки.       — Не, пиво буду.       Пахнет-то как здесь вкусно, мятным чем-то. Не чистил же Отабек зубы перед Юриным приходом, в самом деле? Но душ точно принимал, стена вся в капельках воды. Он с отвращением стягивает толстовку, вешает рядом с курткой на полотенцесушителе. Руки и ноги будто в морозилку запихнули, и не раздумывая, Юра выкручивает вентили до упора и, раздевшись полностью, быстренько залезает под горячий душ. Ему можно, он невинная жертва обстоятельств. Чё там с полотенцем, запоздало думает он под упругими струями, когда дверь вдруг приоткрывается и на стиралку кидается стопка полотенец с домашней одеждой. Юра замирает за непрозрачной шторкой с лейкой в руке. Дверь плотно прикрывается с той стороны, и Юра слышит, как звякают бутылки пива в фирменных пакетах, когда их поднимают с пола. Холодное вкусное, с тоской думает он, а ему бы сейчас, и правда, горячего чая. Зря отказался.       Отогревшись, Юра вылезает, заполнив ванную густым паром, и с ужасом вдруг понимает, что трусы-то у него тоже мокрые. Вода заливала ему и за шиворот короткой толстовки, и за пояс джинсов. В досаде потупив с минуту, что вряд ли Отабек даст ему погонять свои трусы, Юра прячет на сушилке под футболкой своё бельё, насухо вытирается и натягивает на распаренное в горячей воде тело мягкие спортивки и футболку. Ну хоть не сильно облегают, и будет болтаться, со смешком думает он, поправляясь. Юра давно приволок из дома эти вещи, чтобы не таскать с собой, на случай незапланированной ночёвки. Забирает только изредка постирать, и они успели растянуться, но он не помнит, когда последний раз уносил их домой. А они всё же чистые и пахнут кондиционером. Юра ворошит волосы полотенцем, воровато пшикает в подмышки дезиком с полочки над раковиной. Принюхивается, но запах не такой. Ещё пару раз просушивает волосы и выходит.       Пахнет совершенно фантастически, и Юра готов простить Отабеку всё, что угодно, только покормите его и дайте пива. Тот кричит с кухни, чтобы Юра проходил и устраивался. Ему очень нравится эта квартира. Он убеждён, что дома похожи на своих хозяев, и Отабеково убежище в точности ему подходит. Немногим больше, чем Юрина квартира, но из-за перепланировки в студию и минимума мебели кажется, что значительно превышает по площади. Из ванной, которая выходит в прихожую, где уже погашен свет, Юра выходит в просторный, ярко освещённый зал, где из мебели только широкий диван у стены. А мелочи, дополняющие интерьер, — это чёрные плотные шторы в сочетании со светлыми стенами и ковровым покрытием, книги, поставленные в стопку прямо на пол, торшер в углу, мотоциклетный шлем, приставка, подключённая к плазме на стене напротив дивана, ноутбук на зарядке, зеркальные створки стенного шкафа, где у Юры есть своя полка. Ничего лишнего, и Юра отдыхает здесь от своей заставленной мебелью однушки. И от кухни, где снять кофе с плиты, развернуться и, не делая лишних шагов, поставить на стол — это в порядке вещей. Он привык. Когда Юра оказывается у Отабека первый раз, он чувствует себя как в настоящем логове, выстроенном под хозяина, и ему очень комфортно здесь. Он бы соврал, если бы сказал, что где-то ещё ощущал себя настолько в безопасности.       Юра проходит за угол, на кухню, источающую те самые запахи, сбившие его с ног ещё на лестничной площадке. Здесь тоже повсюду свет. Отабек стоит к нему спиной у плиты в чёрных джинсах и футболке, прям под свой интерьер. Колдует над чем-то, из духовки веет жаром, и Юра, наконец, расслабляется и падает за маленький стол у окна, завешенного теми же непроницаемыми шторами. Юра знает, что Отабек тоже любит спать после дежурств в полной темноте. Также он полностью оптимизировал пространство кухни, используя каждый сантиметр, в отличие от минималистического чёрно-белого дизайна зала. На кухне царит хаос, но упорядоченный. Хозяин всегда здесь знает, где что лежит, и в целом Отабек смотрится здесь на своём месте. Спокойно, расслабленно, как сытый тигр в клетке, ни одного лишнего движения, такой домашний и уютный. Юра улыбается своим мыслям.       — Я полотенца там оставил, — решает он заговорить, чтобы не напугать Отабека.       Тот поворачивает на голос голову и угукает.       — Пиво в холодильнике, пару бутылок я в морозилку закинул охладить. Но сначала, — он разворачивается, и Юра видит то, над чем тот колдовал всё это время, — ты выпьешь это. Тебе надо согреться.       Юра только сейчас обращает внимание на примешивающийся к запаху мяса пряный аромат. И видит, что Отабек держит в руках прозрачный заварочный чайник, наполовину заполненный какими-то травами, наполовину — жидкостью коньячного цвета. Из носика идёт густой пар, а запах просто волшебный!       — Это что, какое-то казахское зелье?       Он смотрит, как Отабек ставит чайник на стол, а сам разворачивается к шкафу с чашками. У него их больше сотни, Юра уверен. Однажды хотел пересчитать, но сбился, потому что они расставлены по всей квартире и обнаруживаются в самых неожиданных местах. Отабек из каждой поездки привозит какую-нибудь клёвую, или ему дарят те, кто в курсе, что он их коллекционирует. Каких только нет. И смешных, и странных. Как например, в виде рта с гнилыми зубами, чтобы никто больше не пил из неё. Мерзость. А Юрина любимая — с дурацким котом в леопардовой кепке и очках, и он сразу забивает её себе, когда видит первый раз. И пьёт теперь только из неё.       — Что-то вроде, — хмыкает Отабек, разливая настой по чашкам. — По типу глинтвейна, только лучше.       — А ничего, что я потом пиво пить буду? Не намешаю?        Юра сомневается и ёрзает на стуле, поглядывая на его манипуляции. Отабек протягивает ему кружку.       — Там нет алкоголя, и даже если бы и был, от такого количества ничего бы не случилось.       — Да ты прям шаман, Отабек Фархадович Алтын, — Юра греет руки о бока чашки и вдыхает травяной настой.       — Просто Отабек, — смеётся тот и усаживается напротив со своей чашкой. — Меня никто по отчеству не зовёт, все думают, у меня его нет.       — Ну и зря, уважать должны.       Юра пробует на вкус, с опаской и пытаясь не обжечь губы, наклонившись к широкой чашке так низко, что макает в неё кончики волос. Отфыркивается и смотрит на то, как Отабек отпивает из своей.       — Ты тоже замёрз?       — Нет, — тот смотрит поверх чашки, — чтобы тебя поддержать. Пей давай, нельзя болеть.       Юра жмурится, делая первый глоток, и растворяется в ощущениях, когда на языке распадаются вкусы, которых он ни разу прежде не пробовал. Потрясающе вкусно. Он не замечает, как выдувает чашку, и просит ещё. Отабек смеётся и говорит, что больше одной чашки нельзя. Показывает недовольному Юре пустой чайник с остатками трав на дне, рассчитанный всего на две порции. Юра бурчит что-то про жадных казахов и расползается по столу, уронив голову на руки. По всему телу разливается такая приятная усталость. Немного только смущает тот факт, что он сейчас без трусов, но он позже свалит в ванную и вытащит из-под развешанной на сушилке одежды своё бельё. Если не забудет. Юра заторможенно моргает.       — Хочешь спать?       — Нет, просто расслабило так резко, — не поднимая головы, отвечает Юра. — Что ты мне дал? Я под наркотой?       Отабек смеётся приятным низким смехом. Он уже не сидит с ним за столом, а отходит к плите и смотрит в приоткрытую дверцу духовки. В животе немедленно отзывается.       — Нет, просто травы, бабушка нас только ими лечила, — Юра хочет заснуть под голос Отабека. — Ты скоро почувствуешь эффект. Это сейчас тебя расслабило.       — А потом я бегать по потолку буду?       Тот снова смеётся, и Юра на секундочку прикрывает глаза, слушая звуки рядом с собой. А когда открывает их в следующий раз, перед ним на столе стоит запотевшая бутылка с капельками влаги на боках. А на плите — противень, от которого исходит божественный аромат. Юра стонет и потягивается, выгибая спину.       — Охуенно пахнет. Я уснул?       — Да, ненадолго, — Отабек, перекладывающий мясо в блюдо, оборачивается, — и что-то даже говорил во сне.       — Неправда, — Юра выпрямляется на стуле и утирает тылом ладони уголок рта, из которого натекло слюны. Блин.       — Как себя чувствуешь?       Юра прислушивается к себе и действительно ощущает если не прилив сил, то во всяком случае отсутствие сонливости и усталости точно.       — Круто, спасибо! Это как энергетик, только натуральный. Твоей бабушке надо запатентовать рецепт.       Он хватается за горлышко бутылки и только теперь понимает, насколько горячая у него кожа. Стекло приятно холодит пальцы, и Юра прикладывает его ко лбу. Отабек снова отвлекается от мяса и смеётся.       — Отнеси табуретки в зал, энергетик, я сейчас всё принесу, и можешь включать.       Он замачивает противень в раковине и достаёт тарелки, а Юра подскакивает со стула, запоздало вспомнив про отсутствие белья, но Отабек, кажется, не замечает или тактично делает вид. Он быстро утаскивает обе табуретки к дивану, зачем-то приглушает слишком яркий свет, бьющий по зрачкам, и ретируется в ванную, где щупает свои трусы. Вроде высохли, но ещё не совсем. Ай ладно, на нём досохнут, а штаны тёмные, не видно будет мокрых пятен. Прикосновение влажной ткани не очень приятно, но всё же лучше, чем гениталиями своими махать.       Пока он возится с приставкой, загружая игру, Отабек ставит большое блюдо с горячим, запечённым в чём-то невероятно душистом мясом на одну табуретку, на вторую — тарелки с вилками и две пачки салфеток. Открывает на кухне пиво и спрашивает, где Юра такое нашёл.       — Давно хотел попробовать, — говорит тот, не отрываясь от экрана, — я не спец, но говорят, вкусное и не сильно алкогольное. Я только в одном месте такое видел.       Отабек садится на диван, а Юра, закончив с настройками, падает прямо на пол, поближе к еде, и тянет носом над блюдом. Отабек говорит, что мариновал его с апельсинами и мёдом, а Юра — что никогда не ел сладкого мяса. Но не сомневается, что это очень вкусно.       — Всё, давай уже, не могу, жрать хочу.       Они касаются горлышками своих бутылок и делают первый, самый вкусный глоток.       — М-м, ништяк, теперь это моё любимое будет, — произносит Юра, читая нерусские надписи на этикетке.       — Да, неплохое, — раздаётся сзади. — Играть будем или нет?       — Конечно, чувак! — Он кидает Отабеку консоль и берёт свою. — Готовься, сейчас Юра Плисецкий тебя нагнёт.       В наступившей тишине слышно, как гудит лампа под потолком. Не оборачиваясь, Юра поднимает бутылку, словно салютуя:       — Ты этого не слышал, — и начинает ржать, съехав поясницей на пол. И получает подзатыльник от смеющегося Отабека.       Спустя два проигранных всухую матча и ещё два пива Юра уверен, что Отабек спецом опоил его, но он не злится, как это обычно бывает, когда проигрывает. И даже виртуальные игроки оказываются ни в чём не виноваты. Юре отчего-то так круто сидеть и пить пиво, заедая вкуснейшим мясом, прямо на полу, оперевшись спиной о диван. А колени Отабека, сидящего в полуметре от него на диване, так близко от Юриной головы, и ему хочется положить на них голову.       — Всё, чувак, я напился, — резюмирует он, откидывая голову на сиденье и расслабляя шею. В голове пусто, в отличие от переполненного желудка.       — Неправда, — смеётся Отабек, — ты видел, сколько оно градусов? Почему я тогда трезвый?       — Не знаю, плевать, но мне та-ак круто!       — Устал? Может, поспишь? Давай расстелю, — колени Отабека на периферии Юриного зрения дёргаются.       — Не-не-не, какое спать? — Юра садится снова ровно. — Я ещё отыграться должен. Пошли покурим? Дождь вроде перестал.       Ливень, и правда, прекратился, не оставив после себя даже стучащих по подоконнику капель, только свежий воздух и чистое небо. Они выходят на балкон, с высоты одиннадцатого этажа почти ничего не видно, кроме кое-где светящихся окон рядом стоящих домов среди пышных крон деревьев. И тишина стоит такая, что слышно, как шипит сгорая сигаретная бумага.       — А в Питере сейчас белые ночи, — первым нарушает тишину Юра, бездумно глядя перед собой.       — Да, это красиво очень, — соглашается Отабек. — Часто бывал там?       — Не, пару раз всего, — пожимает тот плечом, и от трения ткани кожу по спине стягивает мурашками. — А уже и не хочу, если честно.       — Из-за отца? — тихо спрашивает Отабек.       Юра недолго раздумывает над ответом, стуча пальцами по перилам.       — Из-за него тоже. Я приезжал как-то к нему на каникулах, но сразу стало понятно, что никому я там не упал, у него новая жизнь, другая семья. И мне там места нет, и в том городе тоже. Да и здесь нужен только деду, с матерью раз в неделю по телефону общаюсь.       — Ты очень нужен здесь, — едва различимо практически выдыхает Отабек, и вместо «здесь» Юре слышится «мне».       Он удивлённо косится на друга. В темноте почти не различить его лица, а глаза и вовсе как провалы. У губ на секунду загорается оранжевый огонёк. Мысли немного путаются, закручиваясь в голове, как сигаретные клубы дыма. Вроде и не пьян, а такое чувство, что залпом проглотил бокал шампанского, и пузырьки теперь щекочут живот и поднимаются выше. Отабек стоит близко, почти касаясь плечом, и встречается с Юрой глазами. Понимают друг друга без слов.       — А твой папа не собирается вернуться сюда? — спрашивает Юра, отводя взгляд.       — Я думаю, что уже нет, — бесцветно отвечает тот. — Мама кого-то нашла, а отца повысили, и я последний раз два года назад его видел, когда приезжал домой. Тяжело тоже всем.       Минуту они молчат, по очереди прикладывая фильтр к губам и выдыхая. Юра смотрит, как красиво серый дым растворяется в ночном воздухе.       — Как Николай Валентинович?       — О-о, деда, — оживляется Юра и мысленно благодарит Отабека, что сменил тему, пока они тут оба не разревелись пьяными слезами. — Молодуху себе нашёл, представляешь? Клавдия Петровна, молодец вообще бабуля, не теряется, быстренько моего деду обработала, на свидания таскает. Скоро на свадьбе погуляем. Пойдёшь со мной?       Он касается ладонью его плеча, и Отабек кивает, долго и серьёзно смотрит на него, уже закончив курить и отпивая пива. А потом Юра заходится смехом, сползая на пол балкона и подтянув колени к животу.       — Пиздец, — выдавливает он из себя. — Вообще-то я рад за него, вижу, как он улыбается, а то сдал в последнее время после инфаркта.       — Неправда, он у тебя держится молодцом, характер боевой.       Отабек присаживается рядом, они прижимаются друг к другу плечами, и Юра тянет из него тепло, чтобы не замёрзнуть, хоть тот и дал ему свою толстовку. Он затягивается, внезапно обжигая пальцы, шипит, и Отабек подаёт ему пепельницу.       — Да уж, боевой, — хмыкает тот. — Боюсь всё равно его одного оставлять, если получится с отпуском.       — Почему не должно получиться? Николая Валентиновича можно на это время в больницу положить на обследование.       — Ты шутишь? — фыркает Юра в колени, согнувшись пополам и обняв ноги. — Чтобы деда просто так в больницу лёг? Ты плохо его знаешь, Бек.       — Всё равно без присмотра не останется, соседка, ты говоришь, заходит.       Юра дёргает плечом, а Отабек подталкивает его, подбадривая, и говорит, что всё будет нормально.       — Съездишь в отпуск, — добавляет он, наклонившись ближе, и Юра чувствует, как дыхание Отабека шевелит его волосы, — я не думаю, что Николай Валентинович обрадуется, если ты из-за него отменишь поездку своей мечты. Ты же так давно хотел.       — Да, но видел бы ты, как он смотрит на меня, когда я прихожу, вижу же, что скучает очень.       — Не ищи проблему там, где её нет. И ты же не на год его оставляешь.       Юра упрямо вздыхает и отпивает выдохшегося пива. Надо ещё принести. И правда, вкусное.       — Расскажи мне лучше про горы, — просит Отабек. — Уже выбрал место?       — Да-а, — Юра воодушевлённо кивает, вспоминая фото с сайтов и уже представляя, как летит с трассы на борде, — нашёл пару мест у нас, где снег круглый год. Ближе и дешевле — в Красноярском крае или в Хакасии. Там очень круто! И ты, кстати, обещал мне поехать со мной, и это не обсуждается!       Отабек смеётся под настойчивым Юриным взглядом.       — Эй, я сказал, что подумаю!       — Ничего не знаю, — Юра усиленно мотает головой, и волосы бьют по щекам. — Ты горячий южный парень, надо показать тебе, что такое настоящий снег.       — Юр, я в Москве давно уже живу и видел снег.       — Не-ет, — пристаёт тот и хватает Отабека за футболку, начинает трясти, — это не снег, это так — пшик. А вот там — снежищще!       Он изображает руками высоченные горы, крутые подъёмы и рассказывает о мечте съехать с горы во время лавины. Не прям такой лавины-лавины, поясняет он, а небольшой, искусственно вызванной. На видео смотрится пиздато, Юра смотрел, как несколько парней спускаются по склону, и под их ногами бурлит снег, как волны океана. Конечно, чертовски жутко, горы непредсказуемы и опасны, никогда не угадаешь, какой пласт снега сойдёт, умирать под его толщей страшно. Но ради таких красот стоит рискнуть. Хватило бы только денег на всё, и Юра облазит все трассы.       — А море тебе уже не катит? — спрашивает Отабек, когда он заканчивает расписывать все прелести горнолыжных курортов.       — Да нет, море тоже норм, — пожимает тот плечом, поправляя накинутую на плечи толстовку, съехавшую на спину от взмахов руками, — на сёрфе можно покатать, и у меня волосы летом на солнце выгорают так прикольно. Просто давно уже в горы хочу.       Отабек улыбается, Юрины глаза привыкают к темноте, и он может различить эмоции на лице друга. Юра, и правда, очень хочет, чтобы они поехали вместе, он бы и один съездил, но вдвоём-то веселее.       — А ещё, — говорит Отабек, сложив сцепленные руки на коленях, — летом можно на рок-фест какой-нибудь отправиться.       — О-о-о да, это ещё круче! — Юра аж подпрыгивает на попе. — Я был пять лет назад на Гринфесте в Питере, «Перцы»* приезжали. Охуенно было! Я ужрался тогда знатно, первый и последний раз. Никогда так плохо не было, парни с группы ловили меня по всему Невскому. Я помню, как орал на Дворцовый мост: «Разводись, блядь! Почему ты не разводишься?»       Юра хохочет, вспоминая и рассказывая эти моменты, и от смеха он глотает половину слов, но Отабек смеётся вместе с ним.       — А ты был на каком-нибудь фесте? — успокоившись и вытерев слёзы, спрашивает Юра.       — Конечно, был, на «Нашествии» два года назад. Они как раз у нас в Алматы проходили. Я тогда специально отпуск взял, заодно и с отцом увиделся. А в этом году будет, где обычно, в начале июля.       — Блин, жалко, я б съездил.       Юра, конечно, наслышан про неоправданно огромные цены за билеты, и про организацию таких мероприятий, много жертв было в давках, от перегрева или драк, но с Отабеком бы съездил. С ним не пропадёшь.       — Почему нет, — отвечает Отабек. — Фест три дня длится. На один точно попасть можно, но, конечно, гораздо интереснее там жить, под открытым небом, в палатках.       — Бля, я хочу, — загорается Юра.       — Поехали, — так просто говорит тот. — Я-то точно отгулы брать буду, мы все поедем на байках.       — А, — моментально сникает Юра, представив три дня в компании с его друзьями. Нет, спасибо, он не голодный.       — Но многие знакомые автобус заказывают, и места уже надо сейчас покупать. Могу узнать.       У Юры пропадает энтузиазм, потому что цены действительно непомерно высоки, и тогда придётся пожертвовать горами. А у него ещё в планах выкупить у хозяйки когда-нибудь квартиру в свою собственность, а то стыдно уже жить в съёмной. Тяжело будет, но зато своё. Вон у Отабека квартира, не сказать, что шикарная, но чистая, уютная и своя.       — Ладно, посмотрим, — машет он рукой. — Тем более летом будем работать в приёмке вдвоём сутки через сутки, вырваться вряд ли получится.       — Жалко.       — Ну ничего, с тебя потом фотки, — улыбается Юра, снова заряжаясь позитивом. — И не одну убогую фотку, которая будет до скончания веков висеть у тебя в инсте, а подробный отчёт!       Отабек легко поднимается на ноги и протягивает ему руку.       — Договорились, Юр. Пошли уже в комнату, холодает.       Кряхтя тот поднимается, отсидев ноги, и они заходят в дом, где ещё пахнет мясом и немного пивом. Юра немного оттаивает, вернувшись с холода в тепло, и его начинает клонить в сон. Он садится на излюбленное место у дивана на полу и задумчиво вертит в руке консоль, не торопясь врубать новую игру. Отабек идёт на кухню за пивом.       — Юра, ты будешь ещё мясо или нет? — доносится оттуда.       — Пока нет, спасибо большое, обалденно вкусно, но я всё, лопну счас. Но пиво буду!       С кухни слышен тихий смех, и скоро Отабек возвращается с новыми охлаждёнными бутылками и подаёт одну Юре. Тот принимает пиво из его рук, они снова чокаются, «за победу команды Плисецкого», как объявляет Юра.       — Ну что, погнали?       И рубятся до тех пор, пока у Юры не начинает болеть горло от воплей и криков. Ну хоть разок выиграл, и то хорошо. Расслабило окончательно, пальцы гудят и не сгибаются, в голове шумно от выпитого. И хочется уже растянуться где-нибудь и прижаться к подушке. Он проверяет телефон, пока Отабек отлучается в туалет, и вспоминает про Никифорова. Думает о том, что тот до сих пор ещё не приземлился даже. Ебануться, прилетит только ещё завтра вечером. Нет, уже сегодня, думает Юра, глянув на время.       Отабек возвращается и садится на край дивана, заглядывая Юре в лицо.       — Юр? О чём задумался?       — А? Да не, я так, о Никифорове вспомнил, — машет Юра рукой и потягивается до хруста в пояснице.       Отабек притих, замерев на месте, а Юра продолжает:       — Я же тебе хотел рассказать, учудил он вчера.       — То, что в Японию улетел?       — Ну да, и это тоже, — усмехается тот. — Тёмная такая история, не могу понять, что мне в ней не нравится. С одной стороны, даже не хочется парить тебе мозг на эту тему. А с другой, он всё-таки мой…       Юра задумывается над «мой кто?», и Отабек подсказывает:       — Друг?       — Нет, какие мы с ним друзья? — отмахивается тот, не глядя на него и машинально поглаживая холодный бок бутылки.       — Ну вы хорошо общаетесь, — говорит Отабек.       — Да, но… я не знаю, как это назвать, мы точно не друзья, но он почему-то мне доверяет, рассказал вот эту историю любви своей. Для меня он в первую очередь наставник. Я когда ещё учился, в свободное время подрабатывал в больнице кем придётся. Санитаром на пол-ставки, а по факту — куда позовут, туда и иду. И просился всегда в самые тяжёлые отделения. Хирургию, травму, нейро. Это сейчас я понимаю, что самый трэш в приёмном. И у вас, на скорой, конечно. А тогда меня просто тянуло во всё это. И попал я однажды в оперблок. Оперировали мужчину после падения с высоты. Очень сложная долгая операция, и реаниматологом был Никифоров. А я уже тогда был о нём наслышан, как он ведёт себя во время операций, какие тупые шуточки мог отпускать про пациента. А потом что-то пошло не так, — хмыкает Юра, делая большой глоток из бутылки. — У мужика на столе сердце остановилось. И я смотрю, никакой суеты, всё чётко, слаженно, минута — и сердце опять работает. И за эту минуту оба оперирующих врача не шелохнулись, у них обоих руки по локоть были в животе того мужика, там внутри была просто каша из органов, на него ещё сверху что-то упало при падении. И они пережимали ему брюшную аорту и хуй знает что ещё, а Виктор со своими медсёстрами вытащили его, даже не вспотев. И я тогда на него совсем другими глазами посмотрел, хотя он после продолжил тупо шутить. А потом как-то так получилось, что когда год назад я устроился в приёмное, он взял надо мной шефство, многому научил. И я многим ему обязан. Восхищался им. Хотел добиться того же, что и он. А тут вчера узнал…       Отабек внимательно выслушивает Юру и его дальнейший сбивчивый пересказ Витиной истории от лица самого Никифорова и от лица Поповича, перемежая собственными комментариями и говоря о том, что оставаться в стороне и игнорировать не очень хорошо. А потом Юра показывает ему утреннее сэлфи из аэропорта.       — То есть он заранее всё решил, ещё до того как мне рассказал, — горько усмехается он, допивая пиво. — А сам сидел, спрашивал с таким умным видом, кто на операцию поступил на завтра, пиздюк, тоже мне… Хуже Поповича. Вот как так? Бек, вот ты бы бросил всё ради какого-то парня, с которым поебался пару раз? — Юра почему-то начинает злиться и не замечает, что его несёт. — Пять лет ни слуху ни духу, а тут увидел фотку в инсте — и всё, опять крышу рвёт! Да и ничего особенного в этом Кацудоне, он и посимпатичнее себе снимал. Короче, когда он вернётся, я… я не знаю, что я сделаю. Въебу ему для начала.       — А если не вернётся? — тихо спрашивает Отабек.       — В смысле, не вернётся? — Юра в шоке поворачивает к нему лицо. — А куда он денется? Там что ли останется? Тогда я лично полечу за ним и верну.       Юра смотрит на него и натыкается на такой серьёзный взгляд, что сразу понимает вдруг, что мысль благополучно проёбана, а злость испаряется. Он хитро прищуривается и расплывается в коварной ухмылке.       — Бек, а у тебя есть кто-нибудь?       Лицо того меняется, бровь дёргается, и Юра хихикает, разворачиваясь на полу к нему всем телом и не обращая внимания на то, как качнулся тот в его сторону.       — Не, ты не подумай, я не клеюсь, просто ты же такой классный, и байк у тебя там, и тату, и врач. Девчонки пищат, наверное, и вешаются на тебя.       — Так, Юр, ты всё.       — Ну скажи, ну Бек! — Юра хватается за его колено и мотает им из стороны в сторону.       Отабек как-то странно мычит, не отрывая от него глаз, и Юре впервые становится неуютно под его взглядом. Но колено не отпускает.       — С такой работой разве можно с кем-то построить личную жизнь? — наконец, произносит Отабек с нечитаемым выражением на лице.       — Ну да, — соглашается тот, тут же обратно погрустнев. — Вот и деда у меня всё выпытывает, внуков, вернее, правнуков уже хочет. А когда мне встречаться? И с кем? Нет, а правда, кто-то ведь должен у тебя быть?       — Ну так, — неопределённо пожимает Отабек плечом, — несерьёзно было. Один раз с пациентом… с пациенткой, — быстро поправляется он, Юра хмурится и хочет что-то переспросить, но Отабек уже продолжает дальше, и он не успевает, а мысль ускользает. — Пару раз повстречались. Ещё на работе с коллегой.       Отабек закашливается и отпивает пива, отведя взгляд в поставленную на паузу заставку игры на экране плазмы. Что-то настойчиво бьётся в черепушку изнутри, но Юра никак не может сформулировать эту мысль.       — Вот с коллегами ещё хуже, как мне кажется, — говорит Юра, зацепившись за другое. — Ладно, если вы ещё в разных учреждениях работаете, а если в одном? И так за день насмотришься друг на друга на работе, а ещё и дома. Хотя многие так и живут.       — Потому процент разводов среди врачей больше, чем у остальных, — усмехается Отабек.       — Просто влияние любви на реальную жизнь сильно преувеличивают. Повлюбляются все, понадевают розовых очков и ничего вокруг не видят.       — Вроде наоборот, говорят, что жизнь кажется лучше, когда влюблён.       — Вот именно, что кажется, это ключевое слово, — Юра тычет пальцем в воздух. — А проблемы как были, так никуда и не исчезают только лишь от того, что тебе есть с кем потрахаться. То же самое, как игнорить проблемы, запивая алкоголем.       Юра нервно стучит пяткой по полу. Отабек молчит, крутя в пальцах бутылку.       — Прости, — выдыхает Юра, — меня что-то несёт сегодня, не знаю почему. Вот поэтому я не пью почти, потому что такую хуйню начинаю лепить. Тебе я доверяю, а вот попей с кем-то вроде Гошки или Милки — и пиздец, наутро все всё о тебе будут знать. Это ещё раз доказывает, что все беды от бухла. Вон и Кацудон, если бы не набухался в ту памятную ночь, не поехал бы с этим Крисом, и жили бы сейчас дружно и даже, может, трахались втроём. Блядь, всё, ладно, ты прости, я тут гружу тебя, у меня просто никого больше нет поговорить, кроме деда.       Он виновато смотрит на Отабека снизу вверх, а тот опять глядит в ответ каким-то странным взглядом.       — Ты вовсе меня не грузишь, — говорит он.       — Ну и ладненько.       Юра резво поднимается на ноги, и у него внезапно кружится голова. Его ведёт вбок, он пытается удержать равновесие, схватившись за диван, но под руку внезапно попадается колено Отабека, и он чуть не валится на него полностью. Тот едва успевает придержать Юру за плечи, подавшись вперёд.       — Юр, ты чего?       Он ненормально залипает на губах Отабека, когда тот произносит его имя. И всё происходит, как при замедленной съёмке. На первом слоге рот округляется, на втором — дёргается кадык, прокатывая по горлу согласную.       — Юра!       — А?       Юра не понимает, с чего его вдруг унесло с пива, ведь не первый раз так сидят с Отабеком. И с чего вдруг они завели подобные разговоры. Но что-то как будто неуловимо меняется, или это сука Никифоров виноват. Залил ему в уши про сраную любовь, а что с ней делать, не объяснил. Да и сам не знает. Никто не знает наверняка. Юра пялится на шею Отабека, на татуировку, выглядывающую из выреза футболки, опускает расфокусированный взгляд на своё колено, впившееся в край дивана между расставленных бёдер Отабека, на их сцепленные руки — смуглое на светлом. Чувствует тепло Бекиных пальцев на своей коже. Возвращается к его лицу и, не выдержав тяжёлого взгляда, отталкивается от дивана.       — Ты в порядке? Куда ты?       — Да, всё круто, я поссать.       Он долго умывается в ванной холодной водой, разбрызгав капли по зеркалу и полу, и смотрит в покрасневшие глаза своему отражению. Пиздец, Плисецкий, ты исполняешь! Никогда больше пить не будет. И друга у него никогда больше такого, как Отабек, не будет. Да и этот может сейчас его послать за такое поведение. Ну какого хуя, почему весь пиздец постоянно ему?       Он щупает одежду на сушилке. Всё высохло и встало колом, особенно джинсовка. В кармане что-то твёрдое, Юра запускает туда руку и вынимает забытую там жвачку. Если он сейчас по-тихому свалит, Отабек пойдёт его искать? Юра с силой трёт лицо полотенцем. Пиздец-пиздец-ёбаный пиздец!       В дверь стучатся.       — Юра, всё нормально?       Он выключает воду и отодвигает защёлку. Хуй знает, зачем закрылся. Отабек обеспокоенно заглядывает, на шее висит полотенце, в руках — пижамная одежда.       — Можно? Ты закончил?       Юра вспоминает, что не почистил зубы, но кивает и выходит, проскользнув между ним и косяком. Не собирается он никуда сбегать, Отабек вроде не злится. Юра проходит в зал и отодвигает панель в стене за диваном, скрытую от взгляда. Если не знать, можно и не догадаться, что она там есть. Но Юра знает. Там, за раздвижными дверцами — ещё одна комната. Юра не знает, как её назвать. Спальня, комната для гостей, кабинет, тату-салон. И всё это — одна небольшая комнатка. До планировки она была частью зала, но Отабек отделил её. И теперь у него тут вдоль стены, напротив входа, стоит кушетка, крутящаяся тумба под ней, на подоконнике одна на другой — коробки с одноразовыми пелёнками и чёрными латексными перчатками, которые Юра любит тырить на работу. Там же — стопки альбомов с эскизами, часть которых развешана ещё на свободных местах по стенам. У другой стены, справа, небольшая лестница ведёт под потолок, где устроена кровать с бортиками, чтобы не ёбнуться во сне на пол. Юра обожает это место, он бы там жил наверху. В детстве, когда родители возили его в деревню на поезде, он всегда заползал на верхние полки, не стащить было оттуда. Сваливал туда еды, книжек и валялся наверху до самого приезда.       Юра подходит ближе и встаёт на нижнюю перекладину лестницы, заглядывая наверх. Застелено чистым бельём, а покрывало сложено в изножье. На стенах постеры каких-то металлических олдскульных групп с патлатыми участниками, он не особо разбирается. Может, и не олдскульные, сейчас тоже модно так краситься и отращивать волосы. Юра проводит рукой по кровати и уже мечтает сюда залезть и уснуть. Но спускается на пол и рассматривает в сотый раз разложенные на полках под кроватью коробки с инструментами, материалом. Почти благоговейно касается кончиками пальцев тату-машинки в чехле, любуется разноцветными баночками с краской. Он ещё ни разу не видел, как работает Отабек. Юра уверен, это священное действо и мастера отвлекать нельзя. Он и сам давно мечтает набить себе татуировку, и если решится, то пойдёт только к нему. Надо только решить, какую и где.       — Могу помочь выбрать, — раздаётся за спиной, и Юра вздрагивает, оборачиваясь. — Прости. Напугал?       Тот поражённо выдыхает. Отабек, читающий мысли. Отабек с влажными после душа волосами и пахнущий мятной пастой. Босой. В чёрных спортивках и футболке с волком. Да ну нахрен!       — Приходи как-нибудь, — продолжает Отабек, глядя ему в лицо, — посмотришь, как это делается. Вдруг втянешься. Придёшь или нет?       Юра кивает, и Отабек смеётся:       — Юра, скажи хоть что-нибудь.       Он открывает рот и говорит совсем не то, что хочет на самом деле:       — Я, наверное, спать, меня выключает.       — Да, конечно, ты уже сутки без сна, — заботливым тоном тут же отвечает Отабек. — Ложись, отдыхай.       — Спасибо, Бек.       Тот тепло улыбается, и Юра проклинает себя за свои недавние мысли в ванной. Отабек исчезает в комнате, принимаясь расправлять диван. Хотя Юра прекрасно знает, что спит Отабек в своей мастерской, но когда у него ночует Юра, он переселяется на диван, потому что Юра влюбляется в ту кровать под потолком с первого взгляда. Ещё бы снизу одну сделать, и можно спать, как в детском лагере. Говорить всю ночь и ржать над ютьюбными видео, таскать в постель жратву и вытряхивать потом крошки.       — Какие планы на завтра? — спрашивает Отабек, расстилая простынь.       — Особо не планировал ничего, — сонно отвечает Юра, зевая, прислонившись к косяку и наблюдая за Отабеком слипающимися глазами. — Но вообще надо бы замутить дома генеральную, пока окончательно всё не заросло.       Отабек кивает, а Юра ищет и не находит ни соринки на светлом бежевом ковролине. Как они не усрали его, поедая мясо прямо на нём? Загадка века. У Юры дома давно бы уже пол был заляпан пивом и жиром.       — А ты чем заниматься будешь?       — Клиент придёт, — Отабек кивает головой на проём, в котором стоит Юра. — Буду до вечера, наверное, с ним возиться.       — О, почему? — Юра чешет локоть и трёт глаза, снова широко зевая.       Отабек усмехается, застав его с разинутым ртом.       — Он хочет перебить старые наколки, — отвечает он, пока Юра смущённо улыбается и заправляет волосы за уши. — Будем думать, подбирать рисунки.       Юра понимающе кивает, хотя на самом деле он нихуя в этом не понимает, кроме одного. Отабек хоть и жалуется иногда на сложных клиентов, у которых не хватает ума сразу набить красивую татуировку вместо партаков, но он всей душой любит это занятие. И у него оно классно получается, Юра видел его работы, эскизы. Свои татуировки он тоже придумывал сам, но Юра видел часть их только на бумаге, а не на его теле. А попросить показать он стесняется. И довольствуется только тем, что на виду — цветными «рукавами», от середины предплечья и выше. Пристально не присматривался, но видел розы, черепа, сердца, много всего в стиле олдскул. Есть и оригинальные, как чёрно-белые часы-сердце и чумной доктор с фонарём.       — Я в следующий выходной на каток, — отвлекается Юра и переминается с ноги на ногу, глядя, как Отабек встряхивает одеяло. — Ты вроде говорил вчера, что катаешься.       — Немного, надо вспомнить, — кивает тот.       Юра кивает в ответ и зевает снова, заражая и Отабека.       — Ладно, всё, давай спать, — говорит тот. — Будильник не завожу, как проснёмся, так и проснёмся, мужик днём придёт.       — Окей, спокойной ночи тогда.       Юра отрывает себя от косяка и сонно улыбается Отабеку.       — Спокойной ночи, Юр.       Он заползает наверх, ныряя в кровать, и счастливо улыбается в подушку, чувствуя себя каждый раз снова ребёнком. За стеной шуршат одеялом и поскрипывает диван под устраивающимся Отабеком.       — Бек? — тихо зовёт он.       — Да, Юр? — шуршание прекращается.       — Прости меня, ладно?       — Тебе не за что извиняться, всё хорошо, спи.       Обняв одеяло руками и ногами, он улыбается и уже через секунду проваливается в сон. __________________________ * «Перцы» — американская рок-группа Red Hot Chili Peppers, если вдруг кто не знает.