Без крыльев, в белых халатах

      Всю неделю Юра проводит в автономном режиме, уйдя с головой в работу. Людмила Ивановна, одна из врачей приёмки, слегла в больницу с сердцем, и они с Женей остаются вдвоём. Это ломает Юрины планы с катком, да и вообще на все выходные в целом. Ещё и Фельцман наседает на голову с учёбой, и всё свободное время Юра пишет работу. Ну как пишет, качает куски из интернета, но их ещё надо грамотно совместить. Комиссия тоже умеет пользоваться гугл-поиском. И это помимо того, что предстоит ещё пройти тестирование и онлайн-собеседование. Юра практически не спит и не бывает на улице, а кофе и энергетики текут по его венам. И когда одним утром, сев в машину, он минут пять пытается завести двигатель ключом от квартиры, понимает, что больше так не может. До отпуска не протянет, сляжет с неврозом.       Слава богу, что у дедушки всё хорошо. Они регулярно созваниваются, и Николай Валентинович успокаивает внука, что справляется сам, да и Клавдия Петровна помогает ему. Юра ворчит, конечно, что один больной помогает другому больному, бабе Клаве тоже немало лет. Выручает Отабек, заезжающий к Николаю Валентиновичу, если оказывается в его районе на выезде. Юра подозревает, что ему приходится делать крюк для этого, потому что дом, где живёт деда, находится за пределами района обслуживания их подстанции. Но Отабек делает каменное лицо и спрашивает, что ещё из продуктов и лекарств нужно завезти. Юра только вздыхает и говорит, что он в неоплачиваемом долгу перед ним. Тот только невозмутимо кивает и отвечает, что ему хватит и пива в выходной.       — Если этот выходной у меня когда-нибудь будет, — бурчит Юра.       Когда к концу недели состояние Людмилы Ивановны не улучшается, в приёмное выделяют помощника, ординатора из травматологии, Антона, на год младше самого Юры. И получив, наконец, законные два дня выходных, Юра около суток тупо отсыпается, отключив телефон и домофон. А остаток выходного перед очередным дежурством проводит с дедом, накупив кучу еды, смотря дурацкие сериалы. Давно он так классно не отдыхал.       Утро нового рабочего дня ничего не предвещает. Проснувшись раньше, чем обычно, он краем уха слушает местные новости, пока варит кофе и позёвывает. Вроде выспался за эти два дня, но от деда вчера поздно вернулся, а потом отмывал палас в коридоре. Шуша мстит хозяину за отсутствие внимания, и Юра клянётся сдать её в питомник, пока стоя на коленях драит щёткой коврик. Та ещё и обижается и спать уходит на кресло. Женщины.       Юра слышит краем уха что-то про аварию на шоссе, зависнув в телефоне, но не успевает понять, где именно это произошло. Только поднимает к телевизору голову, как экран гаснет и на нём появляется надпись «нет сигнала».       — Заебись, — бормочет он, наливая кофе и после беря пульт.       Надо сменить, наконец, провайдера, вечно перебои со связью, а как начнёшь звонить — то работы у них идут, то испытания, то спутник скрылся. Ага, с орбиты сорвался в ебеня. Юра смотрит в экран телефона. На значке вай-фая горит восклицательный знак.       — За что я деньги плачу? — не особо зло спрашивает он сам себя, садясь за стол и отпивая кофе. Времени до начала смены ещё много.       В Москве с утра уже двадцать пять градусов, у Юры окна на солнечную сторону, и пока он на кухне завтракает, ему прилично напекает голову. После завтрака бы ещё раз принять душ, весь употел с горячего кофе, но лень, хотя успел бы. Одевается в свободные джинсовые шорты до колен с дырками, майку и кепку — так с виду и не скажешь, что врач.       Надо записаться на ТО, скоро зарплата, вспоминает Юра, садясь в машину и кидая на пассажирское кресло рюкзак, плотно набитый едой и двумя бутылками шампанского. У Милки сегодня день рождения, и его попросили ещё заехать за цветами по пути. Как самого молодого и безотказного. Денег, собранных на цветы, хватает на шикарный букет из белых и пурпурных фрезий. Юра ещё прикупает конвертик для денег в качестве подарка. Пока доходит до машины с включенным кондиционером, промокает весь насквозь. В телефоне пиликает уведомление. Юра смотрит в экран: «пользователь v-nikiforov опубликовал новое фото»       — Пошёл ты, Виктор Никифоров.       От него не было новостей с тех пор, как он улетел в Японию, и только по таким вот фоткам Юра узнаёт, что тот не сдох, нормально долетел и тусуется со своим японцем. Судя по довольным рожам обоих, они всё уладили. Но на сообщения Виктор не отвечает и обратно, судя по всему, не торопится. Фельцман каждый день орёт, что уволит гада. Может, теперь удастся кабинет отжать, хмыкает Юра.       Подъезжая к клинике, он сразу подозревает неладное. Не меньше четырёх машин скорой помощи стоят у входа в приёмное с мигалками. Пока паркуется, успевает заметить, как сразу из двух машин выносят каталки с лежащими на них телами. Одну каталку помогает тащить Отабек. Юра хмурится, прихватывая рюкзак и выходя из машины. У того смена должна была закончиться час назад, и он явно выглядит так, будто его вызвали уже из дома. Одет в защитного цвета штаны и белый верх от медицинского костюма. Он придерживает на каталке человека, а в другой, поднятой высоко над головой, несёт пластиковый пакет с инфузионным раствором для переливания. У Юры холодеет в животе, и он бежит ко входу, чуя неладное. Весёленько начинается дежурство. Отабек уже исчезает за распашными дверьми.       — Что случилось? — спрашивает Юра у ближайшего фельдшера, вытягивающего другую каталку из третьей скорой. Четвёртая машина уже отъезжает с дорожки.       — Юрий Сергеевич, как хорошо, что Вы раньше приехали, — Юра сталкивается с Милой в дверях, — уже хотели Вам звонить! Евгений Владимирович скоро подъедет, пока Вы за главного. У нас чрезвычайная ситуация, людей катастрофически не хватает, все в отпусках!       Девушка празднично накрашена и с красивой причёской, впрочем, как и всегда, не отличишь у неё, когда праздник, а когда обычный день. А сейчас бледная даже под слоем макияжа. Она тараторит, пока они все быстрым шагом идут через холл, сопровождая две каталки. На одной — молодая женщина в шейном фиксирующем воротнике, фельдшер скороговоркой перечисляет симптомы, и диагноз неутешительный. Та не чувствует ничего ниже плеч и молча плачет. Обкололи наркотическими обезболивающими. На второй каталке — пожилая женщина, с травмой груди, переломом бедра и множественными ушибами, без сознания.       — Вы новости с утра не смотрели что ли? — дыхание Милы сбито от почти бега. — На Дмитровке массовое столкновение, много пострадавших, везут к нам, мы ближе всех. Час уже как всё это началось. Всех вызвали, но этого мало. Скорее переодевайтесь, ждём Вас!       Они с грохотом выкатываются через двери холла в приёмник и несутся дальше по коридору, где Отабек с фельдшером уже довезли каталку до поста и закатывают в смотровую. Юра замирает посреди коридора, открыв рот и глядя на творящийся там хаос. Все орут, суетятся, бегают и сталкиваются друг с другом, коридор заполнен каталками с кричащими и плачущими людьми, по меньшей мере с десяток лежащих и ещё больше сидящих на скамьях. Раздаются хлопки дверей и телефонные звонки вперемешку с громкоговорителем, по которому вызывают врачей. Остро пахнет кровью и антисептиками. Юра приходит в себя от тычка в плечо. Мимо пробегает извинившись сестра с переносным дефибриллятором. Он моментально приходит в себя и залетает в раздевалку, переодевается за пару минут, стараясь унять бешено зашедшееся сердце. Руки мелко дрожат, выброс адреналина мощнейший, и он со второго раза попадает телефоном в карман. Выдыхает перед тем как выйти — и мгновенно собирается.       Крики, кажется, становятся громче, когда Юра выходит наружу. Вой сирен доносится до поста через открытые из-за жары окна, скорые подъезжают одна за другой. Задействован весь незанятый персонал, медсёстры бегают от каталки к каталке, от больного к больному и решают первоочерёдность оказания помощи. На каждого пострадавшего к одежде клеится сигнальная карточка. Красный цвет означает первую очередь. Это люди с подозрением на внутреннее кровотечение, с открытыми травмами головы, дети. Таких катастрофически много. Жёлтые карточки — переломы и другие серьёзные повреждения. Зелёные — незначительные повреждения. Пара каталок уже накрыты белыми простынями, там помощь уже не нужна. Их потом отвезут в душевую, где моют и обрабатывают бомжей, и где временно размещают тела. Но пока заниматься этим некогда.       Юра быстро ориентируется и подбегает к каталке с дико орущим молодым парнем, которого пытается успокоить медсестра, чтобы сделать обезболивающий укол. У парня вся нижняя часть тела в крови, джинсы порезаны на лоскуты, к левой ноге примотана бинтами шина и сквозь слой марли видна вывернутая наружу торчащая малоберцовая кость. Парень кричит, не останавливаясь, срывая голос, и бьётся спиной о каталку, не давая подойти к себе.       — Я подержу его, Вы делайте, — говорит Юра и встаёт у изголовья парня, крепко схватив за плечи и вынуждая лечь. — Эй, как тебя зовут? Ты слышишь меня?       Он пытается наладить зрительный контакт, у парня явно признаки травматического шока, зрачки сильно расширены, он не реагирует, только орёт матом и вырывается. Зверски силён, но Юра удерживает его, прижимая лопатками к каталке, приходится даже налечь всем телом.       — Смотри на меня, не отключайся, — говорит Юра уверенным голосом, глядя в белое, как полотно, лицо парню, — сейчас станет легче, всё будет хорошо!       — Нога, нога, я не чувствую ногу, — хрипит тот сквозь сжатые зубы, закатывая глаза.       Юра держит его вторую руку, чтобы не мешал проводить манипуляцию сестре. Та профессионально быстро находит вену и вводит лекарство, иглу оставляет в вене, отсоединив шприц.       — Всё в порядке с твоей ногой, чувак, подлечим, будешь бегать. Документы на него есть? — спрашивает Юра у сестры.       — Да, его Алтын привёз, — отвечает та, уже подключая к игле капельницу и регулируя подачу жидкости, — всё отнесли на пост. Нам подмогу выделили в помощь оформлять истории.       Развернувшись на месте, Юра сталкивается лицом к лицу с Романом, фельдшером скорой. На бегу поздоровавшись, бежит в смотровую, откуда доносятся нечеловеческие вопли. Пятеро медработников пытаются удержать на столе мужчину. От дверей Юре ещё не видно, что с ним, обзор широкими плечами закрывает Отабек, держащий мужчину за ноги. Через короткие рукава костюма видно, как напрягаются мышцы на его татуированных руках.       — Привет, — Юра проходит мимо него, слегка задев плечом, и встаёт сбоку от кричащего, раздетого по пояс. У того вся мощная волосатая грудь в крови, а сбоку в животе торчит кусок металла, и на первый взгляд, очень глубоко. — Блядь! Операционников вызвали? Кто за Никифорова сейчас?       Мужчина орёт не переставая так, что болят уши и приходится перекрикивать, чтобы услышать коллег, его едва удерживают, а Отабеку приходится сесть ему на ноги, держа за бёдра. Тот весит килограмм двести, не меньше, как его вообще затащили на стол?! Юра замечает, что лысый череп пострадавшего весь в крови, но открытых ран вроде бы нет.       — Не довезём, давление падает!       — Готовьте, будем здесь! — Юра кивает Миле у столика, та кивает в ответ и звонит по внутреннему, договариваясь с бригадой, заказывая кровь для переливания. Ещё меньше времени на принятие решения, брить ли волосяной покров. Юра встречается глазами с бледным Отабеком, оседлавшем этого быка. Костюм и штаны у него, как и руки по локоть, перепачканы кровью, даже часы и те заляпаны, вид крайне измотанный, но находит силы вымученно улыбнуться Юре.       — Сколько ему уже вкололи?       — Двадцать, он здоровый, как лось! — отвечает Отабек, покачиваясь и дёргаясь на зафиксированных ногах пострадавшего.       — Давайте ещё десять под контролем давления! — Юра кидается к шкафу и вынимает фиксирующие ремни. — Помоги!       Пока готовят ещё дозу морфина, он перекидывает один широкий ремень под столом и протягивает через бёдра, туго затягивает, и Отабек держит, слезая затем на пол. Сестра подкатывает «гуся»* и настраивает её над операционным полем, пока Юра надевает халат и моет руки. Когда он уже в перчатках подходит к столу, мужчину внезапно резко выгибает дугой и он начинает хрипеть, сжав посиневшие губы.       — Блядь, судорожный, быстро! — орёт Юра, и Отабек моментально реагирует, отстёгивая ремень и переворачивая больного на бок. У того скрючиваются конечности в суставах и всего колотит так, что качается стол. Его со всех сторон держат, не давая упасть. Юра вмиг оказывается у его головы и выдвигает ему нижнюю челюсть, просовывая шпатель за боковые зубы, чтобы не прикусил язык. Их учили в универе, что ни в коем случае нельзя ничего пихать в рот во время припадка, чтобы не сломать зубы. Но на практике оказывается, что откушенный язык гораздо серьёзнее выломанных зубов, тем более что пихать металлические предметы нужно не в передние зубы, а сбоку, через задние, открыв челюсть. Именно сейчас Юра вспоминает об этом, крепко держа припадочного за голову и пережидая приступ. Когда судороги прекращаются, Мила немедленно подключает капельницу, и пострадавшего переворачивают обратно на спину. Тот тяжело и хрипло дышит, шевеля фиолетовыми ещё губами, глаза закрыты, и скоро придёт в себя.       Надо немедленно закончить с ним, и пока вокруг разворачивают мини-операционную, а его снова фиксируют ремнями, в смотровую просовывается голова медсестры.       — Юрий Сергеевич, там ещё везут!       — Мила, — Юра смотрит на девушку, подключающую к системе флаконы, — мы не справляемся, где все?       — Все, кто есть, уже здесь, я же говорю, много кто в отпусках, другие заняты в операционных. От Антона мало толку, он как в ступор впал, когда первого привезли.       Юра уже не слушает. На глаз определяет, насколько глубоко вошёл кусок покореженного металла в брюшную полость, решает действовать практически вслепую. Страшно, пиздец. А ещё мужчина начинает приходить в себя и пытаться встать, это только осложнит процесс извлечения, если тот напряжёт брюшную стенку. И не думая дольше, Юра хватается за торчащий из живота отломок, ладонь другой руки прижимает к коже и аккуратно расшатывает. Мужчина воет, распахнув безумные глаза, и вырвавшейся из захвата рукой едва не попадает Юре по голове, тот успевает увернуться. Отломок глубоко засел, крови натекло под ноги уже прилично. Юра сразу зажимает рану, с помощью зажима туго тампонирует её стерильными салфетками. До операционной дотянет.       — Перекладываем.       Впятером они с трудом стаскивают тяжеленное тело на поставленную каталку. Юра поднимает глаза, видит Отабека у дверей, который показывает ему большой палец и ободряюще, хоть и устало улыбается. У Юры пот течет с волос, пластиковые очки запотели, колени и руки дрожат. Но он поднимает большой палец в ответ. Стащив очки и окровавленный халат на пол, выходит в коридор, осматриваясь. Уже решает подойти к стонущему и держащему челюсть парню, но слышит крики и топот сапог. Оборачивается и бежит навстречу.       По коридору бегом несут на руках ребёнка, с окровавленной головой, по словам, нашли одного на дороге, родителей нигде не было. Оказался не пристёгнут и пробил головой лобовое стекло. Юра выслушивает всё это от фельдшера, держа мальчика, лет восьми на вид, за тоненькую руку. Пульс еле-еле определяется, глаза полузакрыты, дышит с присвистом. Юра хватает чистую пелёнку и накрывает ближайшую свободную каталку в коридоре у стены. Мальчугана кладут на неё, прибежавшая сестра начинает измерять давление, пока Юра поднимает его футболку и щупает живот и грудь, спрашивая, где больно. Тот только тихонько скулит и отвечает, что везде. Всё лицо в слезах и порезах, но живот мягкий и рёбра не сломаны. Юру трясёт, он напуган до ужаса, но показывать нельзя. А пацан будет жить. Внезапно тот открывает расфокусированные глаза и широко распахивает ресницы.       — Вы ангел? — слабым голосом спрашивает он тихо. — А почему без крыльев?       Юра не знает, что ответить, и просто улыбается. Мила гладит мальчика по голове, уже подкатив к ним столик с перевязкой и начиная обработку царапин.       — Нет, милый, — ласково произносит она, — это добрый дядя-доктор, он сейчас сделает тебе укольчик, ты только не бойся, и у тебя ничего не будет больше болеть. Ты же будешь храбрым зайкой?       Юра благодарно смотрит на Милу, она подаёт ему шприц и быстро обрабатывает спиртом оголённое бедро парня. Тот даже не вздрагивает от укола, и Юра хвалит пацана. В горле ком стоит, Юра проталкивает его и, оставив мальчика на попечение Милы, оглядывается в поисках, кому ещё нужна помощь. Расслабляться некогда. Отабека не видно, наверное, поехал за остальными пострадавшими.       На одной из каталок парень, к которому Юра хотел подойти ранее, резко садится и начинает задыхаться, держась за грудь и подбородок одновременно. Юра подбегает, на ходу определив, что у того сломана нижняя челюсть. Чтобы интубировать, придётся доломать. К каталке уже подтаскивают кислород, но тот не даёт приблизиться. Спускает ноги вниз и пытается сделать вдох, бледнеет и сипит. Инородное тело в дыхательных путях, но всё же нормально было, когда Юра видел его перед этим. Сестра подходит к нему с кислородной маской, и внезапно тот вцепляется ей в шею, глядя выпученными глазами и продолжая синеть и задыхаться. Все начинают орать разом.       — Отпусти её, она тебе помочь пытается, разожми, разожми пальцы!       Повисают на нём, а Юра подцепляет его пальцы на шее медсестры, успокаивая и её тоже и морщась от криков ему в ухо. Когда удаётся ослабить мёртвую хватку, парня валят на каталку, а Юра подхватывает полуживую девушку.       — Ты как? — спрашивает он у неё, та хватает ртом воздух и мотает головой, на шее темнеют отпечатки. — Иди посиди, я скажу, чтобы тебе потом снимок сделали.       Он поднимается и возвращается к парню, которого держат в горизонтальном положении, но лучше ему не становится. Юре удаётся разжать его челюсти. Посветив фонариком в ротовую полость, в глаза бросается отсутствующий передний зуб. На раздумывания нет ни секунды, и Юра, рискуя остаться без пальцев, смело пихает кисть в глотку, давит на язык и нащупывает в спазмированной гортани отломок. Через мгновение после того, как он извлечён, парень делает мощный вдох и на глазах розовеет. Все выдыхают вместе с ним. Юра прислоняется к стене, прикрыв глаза, и прислушивается к звукам вокруг. Их приёмник сегодня как растревоженный улей. Но с количеством спасённых душ тише не становится. Кто-то громко блюёт, получив сотрясение. Две сестры с врачом держат орущего пациента, выдравшего иглу из вены. Большинство стонут и просят помощи. А в закутке для ожидания слышны пьяные бормотания. Он идёт к следующему для оказания помощи, как слышит:       — Юра Сергеевич!       Он оборачивается на знакомый голос и узнаёт девушку.       — Здрасьте, а я швы снять, невовремя, да?       — Блин, Лесь, не до тебя сейчас! Подожди, ладно, у нас тут сама видишь.       Та понимающе кивает, и Юра забывает о ней тут же. Евгений Владимирович выходит из второй смотровой в окровавленном халате, следом оттуда вывозят каталку и везут в сторону лифтов. Значит, ещё один вытащен с того света. Юра переводит дыхание.       — Что случилось-то? — спрашивает он у Жени, когда тот подходит.       — Пьяный вылетел на встречку, камаз не успел уйти от столкновения, его развернуло поперёк дороги, всё в кашу. Ты новости с утра не смотрел? — Юра мотает головой, как раз на этом моменте у него выключился телевизор. — Виновника тоже привезли, не поверишь — на нём ни царапины. Сидит там, — Женя кивает в сторону закутка, откуда раздаются стоны, — в полном неадеквате, просит вколоть ему обезбол.       — С-сука, — говорит подошедший нейрохирург. — Таким ничего не делается. Из-за него одного это всё тут!       Юра заглядывает в закуток и смотрит на мужика лет пятидесяти, может, больше, пытающегося заплетающимся языком что-то сказать, когда видит врача. Юра хмуро глядит на него, и что-то ему не нравится в его виде. Он подходит ближе и принюхивается. Странный запах, но не алкоголя.       — Алкогольное освидетельствование проводили? — не оборачиваясь, спрашивает он, доставая фонарик и светя в зрачки.       — Нет, зачем, и так всё ясно, — хмыкает Женя. — Проспится и выпнем его, если полиция раньше не заберёт. Возиться ещё с ним…       — Вы чё, блядь? — Юра выпрямляется и смотрит на врачей. — Он же не пьяный!       Он кидается на пост, едва не сшибив их по пути, находит ключи от сейфа и достаёт из него алко-тестер. Бегом возвращается обратно, ему уступают дорогу, и садится у ног мужчины.       — Как Вас зовут? — обращается к нему Юра. — Вы сегодня употребляли алкоголь?… — Тот мычит и мотает головой. — Подуйте вот сюда, сильно и долго, слышите меня? Нужно сделать глубокий вдох и подуть в эту трубку!       Мужчина послушно выполняет всё, что ему говорит Юра. Когда из аппарата выходит чек с результатом, у Юры холодеет спина. По нолям.       — У Вас диабет? — Получив утвердительный кивок, продолжает допрос: — Ели с утра? С собой есть таблетки? Глюкометр мне, быстро! — рявкает он, протянув назад руку не глядя. — Блядь, зачем Вы за руль сели вообще? Столько людей покалечили, — это Юра бормочет уже себе под нос, глядя в стекленеющие глаза мужчины.       Глюкометр оказывается в руке уже через несколько секунд.       — Сахар один и пять, Вы чем думаете?! — проведя тест, орёт Юра, трясясь, словно сам от гипогликемии. — Ещё немного — и всё, кома! Положите его на капельницу!       Юра поднимается на подкашивающихся ногах и поворачивается к Жене с нейрохирургом, в шоке уставившихся на него. Ничего не говорит, проходит мимо, а сестра уже несётся навстречу к незадачливому диабетику и укладывает его на диван, а вторая тащит стойку для капельницы. У Юры болит голова и сушит горло, ладони мерзко холодит пот, а на том конце коридора уже везут очередную каталку. Юра бежит навстречу, стараясь не паниковать от того, что он видит. Отабек верхом на каталке, оседлав женщину с кислородной маской на лице, проводит непрямой массаж сердца. За ними едут ещё две, обе везут пострадавших с повреждением позвоночника и переломами костей таза. Засмотревшись и замешкавшись, Юра не успевает отскочить, и его нога попадает под колёсико одной из каталок. Острая боль прошивает всю ступню, и на секунду Юре кажется, что он сейчас умрёт. Он едва не теряет сознание от боли, но не выдаёт ни звука. Стискивает челюсть, и пока кто-то рядом распоряжается вызвать травматологов и рентген, Юра, стараясь не обращать внимания на боль и опираясь на каталку с Отабеком, помогает завезти её в свободную смотровую. Тот ни на секунду не прекращает ритмично давить прямыми руками на грудную клетку. Юра мимоходом отмечает, насколько измученным тот выглядит. Но на лице — отчаянная решимость, губы плотно сжаты. Это немного отвлекает от сильнейшей боли.       — Сколько времени уже реанимируете?       — Пару минут, — отвечает за Отабека фельдшер. — Мы её везли ещё живой, а на подъезде сюда случилась остановка.       Каталку подвозят к столу, но перекладывать нельзя, пока Отабек проводит массаж сердца. Юра уже стоит у изголовья с интубационной трубой, над ними включают «гуся», подкатывают дефибриллятор, пострадавшую подключают к монитору. И они напряжённо ждут, наблюдая за Отабеком. Если у него не получится завести сердце, будут оказывать другую помощь. Юра склоняется ниже. Смотровая оглашается непрерывным тонким сигналом неработающего сердца. Юра встаёт поудобнее, чтобы не ныла нога, уже хочет сказать Отабеку прекращать реанимацию и дать им помочь ему, как вдруг аппарат начинает пищать. Он не верит ушам, забыв про боль, и смотрит на Отабека расширившимися глазами. Тот поднимает на секунду голову, и их лица так близко, что чужое дыхание касается его лица. Юра видит покрытый испариной лоб и влажные волосы, напряжённую складку между бровей и раздувающиеся крылья носа. Тот улыбается уголком рта и сваливается на пол, пошатнувшись, но удержавшись на ногах. Отходит назад, а Юра уже запрокидывает подбородок женщине и ловко интубирует. Клацает по её зубам металлом и морщится, неприятно было бы выбить зубы.       Потом её перетаскивают на стол, ей занимается подошедший травматолог, а Юра направляется в соседние смотровые к другим пациентам, когда его в дверях останавливает Отабек и кивает на его ногу.       — Ты в порядке? — беспокойно спрашивает он.       — В полном, устал просто, — кивает тот, с трудом сдерживаясь, чтобы не застонать от боли. — Там ещё много людей?       — Нет, но на месте ещё работают спасатели, вынимают из машин. Почти всех развезли, пару человек — на вертолёте, там ещё бензобак взорвался…       Словно в довершение его слов, со стороны входа раздаются грохот и крики. Очередную жертву, кажется, везут ещё быстрее, чем все предыдущие, и когда Юра видит, кто лежит на каталке, понимает почему. Мужчина укрыт одеялом, но оно странно провисает в нижней части. Юре становится не по себе, и он едва слышит, как парамедики через страшные крики жертвы сообщают о травматической ампутации обеих нижних конечностей. Отабек оттаскивает Юру за плечи в сторону и заглядывает в лицо. Юра кивает и вбегает в смотровую следом за каталкой. От отчаянных криков и просьб несчастного убить его и избавить от страданий отключается мозг. Юра действует на автомате. Не обращает внимания на то, как на лицо брызжет фонтаном кровь из разорванной бедренной артерии. Краем сознания понимает, что этого не спасти, и слышит, как за стеной грохочет по полу ещё одна каталка, и кто-то снова орёт, что нужна помощь, что ожоги почти пятидесяти процентов площади тела. В голове шум, и он уже не слышит ничего, и только когда хватают за плечи и кричат ему в лицо, что мужчина умер, Юра потрясённо молчит и смотрит, как тело накрывают простынёй.       Он выходит в коридор, залитый кровью весь. Кажется, Мила охает, вынырнув откуда-то сбоку, и заталкивает его в служебную душевую, сунув в руки полотенца и сменный костюм. Юра на автомате умывается в раковине, а потом суёт голову под кран с холодной водой и стоит так с минуту, глядя, как та из красной постепенно розовеет. Потом раздевается и суёт изгвазданный костюм в таз для грязного белья, но в душ не залезает, надевает свежий костюм на потное тело.       Больше никого не привозят, но в приёмном остаются те, кто ещё ожидает оказания неэкстренной помощи. Кому-то зашить неглубокую рану на голове, вправить плечо, загипсовать ногу. А ещё к ним поступают обычные пациенты, не пострадавшие на шоссе. Кто с сердцем, кто с тепловым ударом, болями в животе или укушенной раной, и им всем тоже нужна помощь. Юра переходит из одной смотровой в другую, оттуда — на пост, где ждёт очередной пациент с жалобами на головокружение, и думает только о том, как бы самому не упасть. Мила бегает по коридору с капельницами, раздаёт указания младшему персоналу затереть на полу рвоту или кровь. Другие сёстры разносят пузыри со льдом и бинтуют людей в коридоре прямо на полу, едва успевая оформлять истории на поступающих. Тамара Альбертовна в комнате отдыха баюкает мальчика с перебинтованной головой, уснувшего у неё на руках. Родители ещё не нашлись, но об этом уже все в курсе, и поиск ведётся. Приёмка постепенно пустеет, когда половину тяжёлых увозят в операционные на втором этаже. А к виновнику кошмара, отлёживающемуся после капельницы, приходят полицейские. С ними разговаривает Евгений Владимирович, пока Юра проверяет рефлексы у молодой девушки, ударившейся головой. Он ещё зашивает последнюю рану на предплечье, когда мимо перевязочной полицейские выводят диабетика.       — Эй, ему нужна госпитализация! — кричит Юра вслед. — Куда вы его?       Он уже готов бросить пациента и кинуться следом, но внезапно нападает такая апатия. Ещё и Евгений показывается в проёме двери и грустно смотрит на него, проходит в перевязочную и, надев перчатки, отбирает у Юры инструменты.       — Иди передохни, Юр.       Внутри такое опустошение, и потихоньку начинает отпускать. От тишины звенит в ушах, а боль в ноге возвращается с утроенной силой. Голова взрывается вспышками. Прихрамывая, он идёт по коридору на улицу покурить и встречает в холле Лесю, сидящую на скамеечке и пьющую из стаканчика, судя по запаху, куриный бульон из автомата. Отвратная вещь, но Юра вспоминает, что девушка с самого утра здесь. А время уже близится к вечеру.       — Чёрт, Лесь, прости, забыл о тебе, — бормочет он, оперевшись о косяк.       — Ничё страшного, Юр Сергеевич, — отвечает та с широкой улыбкой. — Хреново выглядите, ещё хуже, чем я во время ломки.       — Пошли, снимем тебе швы.       Он разворачивается и идёт обратно, слыша, как вскакивает и бежит за ним девушка.       — А Вы чё сами хромаете?       — Ничего, в норме всё, — устало отвечает Юра.       Они заходят в перевязочную, где уже никого нет, только прибирается санитарка. Несколько огромных пакетов с мусором стоят в углу, всюду раскиданы упаковки из-под шприцев, салфетки, бумажки, разбитые ампулы, кровь разбрызгана. Периодически забегает кто-то из сестёр взять что-нибудь из перевязки или лекарств. Юра указывает Лесе на табурет у стола и садится напротив, аккуратно снимает повязку, отмечая, что покраснения вокруг рубца нет. В первые разы, когда он снимал ей швы, края обычно были воспалены, Леська не следила за состоянием, не меняла повязку. В этот раз бинт чистый.       — Круто у вас тут сегодня! — говорит девушка, наблюдая за тем, как Юра, вооружившись пинцетом и ножницами, методично расстригает нитку за ниткой, поддевая каждую за кончик. Юра поднимает на секунду взгляд, и она поправляется: — Нет, в смысле, это, конечно, адище, но… Так чётко и слаженно работаете, а я думала, врачи только пиздят на больных. А оно вон как. — Юра хмыкает. — Часто у вас такое?       — По-разному бывает, — отвечает тот, вновь возвращаясь к процедуре. — Но такого трэша при мне ещё не было. Автодорожки часто происходят в нашем районе, но не в таком количестве сразу. В том году много пострадавших было при взрыве в метро, во время пожаров тоже.       — Вы просто супер-герой, Юра Сергеевич, — тот снова косится на неё. По имени звать не разрешал, а та выкрутилась.       — Ага, — усмехается Юра. — Бэтмен.       — Не, круче, чем Бэтмен, — смеётся Леся.       Юра снова усмехается, потом ещё раз, а потом понимает, что смех бесконтрольно рвётся из груди, и он не может остановиться. Леся смотрит на него испуганно, сжавшись на табурете, пока Юра, бросив инструменты, пытается продышаться.       — Извини, нервное, — говорит он, вытерев слёзы, и принимается за прерванное занятие. Руки нещадно дрожат, и с первого раза не удаётся поймать кончик нитки пинцетом.       — Я буду поступать тоже в мед. Тоже так хочу, — шепчет Леся. — Жизни спасать.       — Леся, тебе на свою-то наплевать, — цинично отвечает Юра, не сводя напряжённого взгляда с упрямой нитки.       — Ну это разное. Я бы жизнь отдала за другого человека, мне кажется, людям, которые не боятся умереть, ничего не страшно.       Юра кидает на девушку взгляд, но рассуждать на эту тему не хочется. Нить наконец удаётся подцепить, и он ловко рассекает её ножницами. Ещё пара ниток — и готово.       — Это похвально, ты молодец, что взялась за ум. Если нужна будет помощь в подготовке к поступлению, буду рад помочь.       Он кидает ножницы с пинцетом в лоток, не попадает, но посрать. Не глядя обрабатывает рубец антисептиком и накрывает стерильной салфеткой.       — Спасибо, — восхищённо тянет Леся, неверующе глядя на Юру, словно не ожидает от него. То ли в благодарность за медицинскую помощь, то ли в счёт будущей учёбы.       — Не за что пока, — хмыкает тот, забинтовывая предплечье. — Ну вот и всё, готово. День ещё поноси повязку, а завтра снимешь, марганцовкой обработаешь рубец…       — Марганцовку не достать счас, Вы не дадите?       — Нет, не дам, у нас тоже дефицит, — Юра отстригает ненужные концы бинта и откидывается на спинку кресла, разминая затёкшую шею. — Тогда зелёнкой помажь пару дней. И если ещё раз с этим придёшь сюда, помогать поступить не буду. Как хочешь.       — Не, я всё, я в завязке! — Леся поднимает руки в защитном жесте. — Честно-честно!       — Верю, ладно, давай, иди уже, — Юра трёт глаза. — До дома доберёшься?       Леся что-то угукает, и он даже не слышит, как она уходит. Не знает, сколько так сидит с закрытыми глазами. Слышит шаги, включается вода в раковине, бренчат металлические инструменты, которые намывают после обработки. Юра открывает глаза и смотрит на часы. Не может поверить, как быстро пролетело пол-смены. И когда санитарка покидает помещение, где ещё пахнет кровью и дезраствором, подходит к двери и запирается изнутри. Инструменты и перевязочный материал ещё убран не весь. Юра с трудом залезает на стол и закидывает ноги. Стаскивает кеду с правой, кидая её на пол, и сглатывает. Носок весь пропитан кровью. Мужественно выдохнув, он осторожно снимает носок, начав с пятки.       — Бля-адь, — стонет он, поняв, что кровь уже запеклась и носок присох к пальцам. Надо отмачивать. Поискав глазами флакон с каким-нибудь раствором, он обнаруживает его на подоконнике. Приходится сползти со стола.       Забравшись обратно со вскрытым флаконом, Юра льёт на стопу, не заботясь о том, что заливает стол и пол. Самое противное, что пятого пальца он не чувствует. С силой жмурит глаза и старается не заорать. В кармане раздаётся сигнал входящего звонка. Он вынимает телефон и не сразу видит, кто звонит — в глазах двоится. Проморгавшись, Юра мажет вспотевшим пальцем по экрану. Тот срабатывает не с первого раза.       — Да ёбаный в рот! — матерится Юра, и наконец, удаётся сдвинуть зелёную кнопку. — Да, слушаю!       — Юра, с тобой всё нормально?       — Бек, — с облегчением выдыхает тот, стараясь говорить ровно, но голос дрожит. — Ты ещё не дома?       — Нет, ещё на вызов ездили, — отвечают ему, и Юре уже легче от звука его голоса. Как у Отабека так получается, оставаться всегда спокойным и нерушимым? Юра вспоминает то, как он реанимировал женщину, сидя верхом на её ногах. Смог бы так Юра? Он вздрагивает, чувствуя, что едва не теряет сознание на столе.       — Ты на вторые сутки что ли заступаешь?       — Юр, у тебя точно всё хорошо? Я видел, ты хромал…       — Да всё норм, неудачно попал под колёса, ха-ха, — печально шутит Юра, а потом слышит сигнал, и автоматический голос сообщает ему, что «абонент недоступен или находится вне зоны действия сети».       Юра убирает телефон и аккуратно снимает отмокшую ткань с пальцев ноги, стонет, чувствуя, что сейчас уплывёт. Естественно, он не боится крови, видел ранения и похуже. Но одно дело оказывать помощь чужим, и совершенно другое — себе. Когда в универе Юра сам прокалывал себе ухо и растягивал потом тоннель, он чуть сознание не потерял. Зато всем друзьям проколол на раз. Парадокс.       Мизинец посинел и опух, кожа содрана, по всей стопе распространилась гематома, и всё это адски болит и дёргает. И без рентгена ясно, что перелом, но снимок в любом случае сделать надо будет. Всё завтра. А пока он перебинтуется. Пятые пальцы на ноге обычно не гипсуют, достаточно крепко зафиксировать с соседними, и маленькие косточки зарастут сами. Их ломают чаще всего от ударов о мебель, Юра всегда ржёт над такими случаями. Ну нелепо же. А теперь вот, пожалуйста, сидит в перевязочной в одиночестве, чтобы не тревожить сестёр, и сам оказывает себе помощь. Пластырем прибинтовывает мизинец к соседнему, так, чтобы он не двигался, а потом бинтует стопу. Испорченный носок выкидывает в отходы класса «Б» и еле впихивает ногу в кеду. Потом находит в шкафу с лекарствами ампулы с диклофенаком и колет себе в бедро. Ждёт ещё какое-то время, когда обезболивающее подействует, и только тогда выходит, прихрамывая ещё сильнее. В комнате отдыха дремлет на диване Мила с оставшейся на ночное дежурство санитаркой, Женя с открытой бутылкой шампанского сидит и пьёт в одиночестве.       — Будешь? — устало моргает он Юре.       — Не, не хочу, — мотает тот головой, проходя на другой диван и падая в него. Закрывает глаза, и его уносит куда-то.       — Надо стресс снять. Если не хочешь шампанского, у меня в шкафу коньяк есть.       — Нет, я же сказал, не хочу пить, — Юра морщится от нового приступа головокружения и, переждав, когда пройдёт, поднимается. — Покурю лучше. И ты не засиживайся, иди поспи.       Женя машет рукой и пьёт из горла, опрокинув бутылку и вылив половину на себя. Шипит, матерится. Милин день рождения не удался. Стол не успели даже накрыть, а причёска и макияж испортились ещё до обеда. Юра вспоминает о забытом на заднем сидении машины букете. Вот же чёрт!       Юра стоит на крыльце под фонарём, курит и смотрит перед собой в темноту парковки. Не думает ни о чём. Ему говорили, если начнёшь подсчитывать количество неспасённых тобой и сравнивать с остальными, с ума сойдёшь и долго работать так не сможешь. Но Юра помнит каждое лицо, отпечатавшееся в мозгу, видит иногда по ночам.       Он замечает краем глаза движение сбоку, поворачивает голову и видит серого кота, робко обтирающегося об угол здания. Молодой ещё совсем, не больше года, а глаза живые такие, блестят, как фары. Уличный, но ручной, их таких во дворе клиники десятки бегают, Юра часто подкармливает.       — Кыс-кыс, иди сюда, маленький.       Он присаживается на корточки, сунув сигарету в рот и протягивая руку. Подняв тонкий хвост, кошак резво бежит к нему. Прикормленный, не боится уже. Юра гладит подставленную спинку, щуря глаза от лезущего в них дыма, выбрасывает сигарету, а кот трётся о ноги. Мявкает слабым голоском.       — Что, маленький, кушать хочешь? Я тоже, — Юра вспоминает, что за целый день не то, что поесть, даже в туалет сходить не смог. А теперь, с осознанием этого, разом хочется всё сразу — спать, ссать, жрать. — Счас погоди, я схожу за колбасой. Подождёшь?       Тот снова мявкает, и Юра смеётся, продолжая гладить между мягких ушек.       — Понятливый, да? Жди здесь, я сча вкуснятину принесу, вместе пожрём. Никуда не уходи!       Так быстро, как может, Юра, прихватив букет из машины, хромает до комнаты отдыха, где Женя уже спит за столом, уронив голову на руки, рядом с полупустой бутылкой шампанского и с контейнером с салатом. Мила с Настей спят сидя в обнимку, и это так мило смотрится, что Юра кладёт между ними чуть подвядший букет и кощунственно фотает их на телефон. Совсем не для того, чтобы поиздеваться. Потом роется в холодильнике, выуживает нарезку колбасы и сыра, контейнер с другим салатом. Выкладывает всего понемногу в большую миску, прихватывает ещё одну, поменьше, набирает хлеба, берёт вилку, бутылку с водой и идёт обратно. Кошак терпеливо дожидается под дверьми, даже пытается проскользнуть внутрь, но Юра ногой придерживает его.       — Неа, сюда нельзя, нечего антисанитарию нам разводить, и так заебали каждую неделю со смывами.       Он усаживается на скамейку недалеко от входа, туда же запрыгивает кот, беспрестанно урча и тычась под локоть. Юра ставит ему миску, наливает в неё воды, а рядом кладёт куски сыра и колбасы. Кошак тут же суётся голодной мордой и начинает жевать, даже скорее заглатывать целиком, смешно дёргая усами. Юра ржёт:       — Не торопись, никто не отнимает. А хотя сородичи, наверное, счас сбегутся на запах. Так что, да, жри быстрее.       Сам с жадностью накидывается на мясной салат, который Милка готовила, и периодически подкидывает кусочки колбасы коту. Постепенно наваливается дикое оцепенение, и только сейчас Юра понимает, насколько сильно устал. Даже до ординаторской не дойдёт, будет спать здесь, на улице. С котом в обнимку. Он усмехается и кладёт руку на загривок животного, тут же заворчавшего. Да всё-всё, не трогаю, ешь.       Скрипят ворота, и на территорию заезжает скорая, а Юра не способен даже пошевелиться, откинувшись спиной на стену позади скамейки с бутером в руках. Смотрит из-под тяжёлых век на подъезжающую машину. Хоть без мигалок. Щурится, высматривая, кто сидит в кабине. И облегчённо выдыхает, когда с водительского места спрыгивает Отабек. Потрёпанный, но выглядит явно лучше самого Юры, который ощущает себя сейчас изнасилованным во все дыры трупом.       — Привет, Юр.       Тот салютует ему бутером, с колена чуть не падает контейнер. Отабек усмехается и подходит к скамье, встав в круг света от фонаря, глядит на разлёгшегося рядом с Юрой кота, засунувшего голову в миску и увлечённо пережёвывающего колбасу. Наклоняется и гладит кота, а Юра смотрит на животное, даже отвлёкшегося от еды ради ласки, и чешет затылок. По спине от шеи стеклись мурашки. Как массажа хочется, спина деревянная.       — Приятного. Поздний ужин или завтрак? — кивает Отабек на контейнер, не отрываясь от кота, который снова приступает к трапезе.       — Всё вместе. Хочешь?       — Давай, я сам нормально не ел, — отвечает тот. — Сейчас с вызова еду. В тоннель заехали, и связь пропала.       — Я так и понял, — говорит Юра, накладывая на хлеб колбасы и сыра. — Привёз что ли кого?       — Да не, ложный оказался.       — Суки. — Юра подаёт бутер согласно кивнувшему Отабеку. Тот садится с другой стороны от него, Юра подвигается, притеснив кота, и тот недовольно ворчит. — А ты чё один?       — Лёша поехал домой, попросил меня машину отвезти, — Отабек смотрит на бутерброд. — А я к тебе решил заехать.       — У меня ещё не было такой смены, — говорит Юра с набитым ртом.       — Да, я домой уже ехал, только переоделся, — так же невнятно отвечает Отабек, жуя, — и звонок. Все бригады подключили. Мы быстро среагировали, ближе всех были, многих удалось спасти.       — Да, — соглашается Юра, вспоминая накрытые тела на каталках. — А виновный в этом оказался больной диабетом. Представляешь? У него сахар резко упал. До чего людям насрать на свои жизни, хоть бы о чужих, блядь, подумали!       Отабек смотрит как-то пристально. Юра глядит в ответ и думает, что, наверное, выглядит особенно стрёмно, или воняет. А потом Отабек протягивает к нему руку и, проведя по Юриным волосам, показывает нитку от бинта. Как только и заметил? Сейчас бы в душ всё-таки и снять одежду, насквозь пропитавшуюся потом.       — С ногой что? — сурово вдруг спрашивает Отабек, и у Юры не хватает решимости солгать.       — Перелом пятого, под каталку попал, — пожимает тот плечом.       — Почему сразу не сказал?       — Да как-то не до этого было, веришь? — иронизирует тот, скривив губы. Откусывает ещё бутер и предлагает Отабеку салат, тот не отказывается и, забрав контейнер себе, черпает Юриной вилкой. — А потом и забыл, перестал замечать. Завтра сделаю снимок, но ничего серьёзного быть не должно. Называй меня теперь доктор Хаус. — Оба фыркают от смеха. — Пить будешь?       Они какое-то время молчат, пережёвывая еду и запивая водой. Становится так хорошо, и боль понемногу отпускает, и желудок уже не так ноет, и есть на кого опереться плечом.       — Леська, прикинь, на врача собирается пойти, — говорит Юра, когда они позже курят у входа. Кошак сытый и довольный сваливает в темноту, благодарно мявкнув на прощание.       — Насмотрелась на тебя? — смеётся Отабек.       — Ага, наверное, — пожимает тот плечом и отрешённо глядя в пустоту.       — Ну может, выйдет из неё толк.       — Я ей то же самое сказал, — кивает Юра, прислоняясь к бетонной перегородке. — Если тупить не будет, всё у неё получится. Ей надо только уверенности побольше и друзей-мудаков подальше.       Они докуривают в полном молчании, потому что силы даже на разговоры заканчиваются. Юра засыпает стоя, и Отабек провожает его до приёмного, придерживая за плечо. Кажется, он просит его остаться, когда они доходят до ординаторской, но Отабек говорит, что надо машину пригнать обратно. А ещё Юре кажется, что его ласково гладят по волосам, когда он уже проваливается в сон, упав на диван. _________________________________ * «Гусь» — разговорное среди медиков название операционной бестеневой лампы.