Без крыльев, в белых халатах

      Юра не помнит, как добрался до ординаторской. Как промчался мимо поста приёмника, что-то крикнув на ходу Вере, которая попыталась его притормозить. В голове только — лишь бы не встретить никого, с кем надо здороваться за руку. Но уже вроде как всех видел с утра. Чужая сперма до восхитительного стыдно склеивает пальцы правой. А в зеркале — не он. Губы пиздец, как красной помадой сначала накрасили, а потом неаккуратно стёрли сухой салфеткой, размазав вокруг. Лицо как в кипяток макнули. Даже кончик носа раздражённо алый, натёртый о чужую щетину. И идиотская улыбка. Смотреть стрёмно, настолько неприлично он выглядит. Отабек верно заметил: «я только что классно кончил» так и светится на лице. И «хочу ещё» — рядом. А это что? Он гнёт шею, скашивая глаза, рассматривает, не показалось ли. Придавливает пальцем место, где частит пульс — больно. Так и есть. Под левым ухом темнеет засос, там, где недавно были губы Отабека. Как он не заметил, что его кусают? Даже думать об этом так странно. И чем теперь прикрыть?       Он моет руки, глядя на свои до сих пор подрагивающие пальцы. Этими пальцами он всего десять минут назад бесстыже лез в штаны Отабеку. Своему другу. Который одновременно дрочил ему. И он до сих пор помнит под ладонью горячую плоть, тонкую рельефную кожицу на таком твёрдом стволе. По ощущениям, у Отабека чуть толще, головка крупнее. И жёсткие волоски в паху. И он так дрожал от того, что Юра с ним делал. Так жарко дышал ему в шею. Как это осознать? И как они только не спалились к чертям?       Он крепко смыкает ресницы, глушит стон в закусанные губы. Снова смотрит на собственные пальцы под струёй воды, ласкающие друг друга, как совсем недавно ласкали чужой член. Блядь… Он ополаскивает лицо горстью холодной воды, но не помогает ни черта.       В дверь тихо стучат. Персонал бы зашёл сразу. Юра шумно выдыхает и в последний раз глядится в зеркало. Нет, губы всё-таки пиздец, в мясо. Не дотронуться. И лыбиться невозможно перестать. Он убирает волосы мокрыми руками назад, перехватывает посередине головы резинкой и идёт открывать. За дверью стоит Отабек, дышащий так, словно за ним гнались. Красный тоже весь. И взгляд такой…       — Привет, — вырывается у Юры дурацкое, и он нервно давится смехом, глядя на Отабека. Делает два шага назад, пропуская его внутрь. — К тебе никто не прицепился? Типа куда без бахил и в верхней одежде?       — Нет, я сделал вид, что по телефону разговариваю, — серьёзно так отвечает. Видно сразу, не до шуток парню.       — Конспиратор, — усмехается Юра.       — Всё нормально? — Отабек внимательно смотрит. Обшаривает его лицо, волосы, задерживает взгляд на болящих от кусачих поцелуев губах. Они стоят посередине комнаты, залитой ярким верхним светом, и неловко до сжимающихся в карманах кулаков. Юра чувствует себя словно под линзой микроскопа, нарезанный на ломтики и размазанный по предметному стеклу. В темноте на улице почему-то было по-другому, но ясно теперь, от чего так съезжает башка. Глаза и губы у Отабека тоже пиздец.       — Да, нормально, — эхом отвечает Юра. Он вдруг не знает, куда себя деть, и идёт к столу у окна. Проводит пальцем по поверхности. Гладкий. Трахаться скользко будет. А диван тут скрипучий и шершавый. Жопу обдирать только. А дверь они закрыли? А резинка у Отабека есть? За спиной слышит шум воды в умывальнике и влажные намыливания ладоней друг о друга. Оборачивается, прислонившись обозначенной задницей к краю стола, и смотрит, как теперь Отабек смывает пену со своих пальцев. Юрину сперму он смывает. Которую этими же пальцами так умело собирал с головки, и его члену было так хорошо. Юра сжимает бёдра, скрестив ноги. Поднимает глаза выше и встречается взглядом с Отабеком в зеркале. Выдерживает его достойно. А чего теперь бегать и прятаться? Всё уже сделано.       Отабек молча выдёргивает бумажных полотенец сразу несколько. Поворачивается к Юре. Тот кидает быстрый взгляд на дверь. Снова на Отабека. Край стола неудобно врезается в зад. И не то чтобы пути к отступлению отрезаны. Не для Юры точно.       — У вас можно в душ сходить?       — Конечно. Счас ключ дам. — А с места не двигается. Отабек идёт на него, не глядя пульнув бумажные комки в мусорку. Трёхочковый. Стягивает с плеч куртку и бросает на диван. Не отрывает от Юры глаз ни на секунду. — Присоединиться к тебе? — И сам же палится, нервно хихикает. А Отабек сканирует глазами своими. Встаёт напротив. И от него так тащит жаром. Юра подтягивает ноги ближе к себе и скребёт пальцами горло, в том месте, где зудит засос, замечает, как хищно при этом сужаются глаза Отабека. Голова сама запрокидывается под этим взглядом, открывая лучший обзор на дело его рук. Точнее, рта. Он поглаживает свою шею. Юра не специально, оно само.       — Провоцируешь? — низким своим голосом говорит тот, прищурив опасные глаза и оценивающе разглядывая свою работу.       — Ага. У тебя научился… — Юра нахально смотрит в ответ. Отабек берёт его за кисть и отводит руку в сторону, склоняется, рассматривая его шею поближе. Дыхание касается кожи, и глаза сами закрываются. Телом Юра тянется к нему и сжимает его пальцы.       — Юр, мы не будем здесь, — слышит он, — не сейчас.       — Почему? — Его словно выталкивает с глубины на поверхность, и следующие слова звучат так жалко. — Я хочу.       Выражение лица Отабека смягчается и теплеет. Он отпускает его руку и устраивает ладони на его шее, приласкивая большими пальцами под ушами, а Юра расцепляет ноги и подтаскивает его ближе, уцепившись за ткань формы.       — Хочу всё это, — порывисто продолжает он, оказываясь прижат животом к Отабеку в нежном обволакивающем объятии, отпуская голову окончательно, — всё, что ты мне вчера говорил. Ты же сам сказал… Встречаться, целоваться. Заниматься любовью… Я хочу сейчас.       — Мы не будем торопиться, — шепчет ему Отабек, обнимая словно всем собой сразу и на корню пресекая Юрины попытки вырваться и запротестовать, что ведь ты обещал, сам говорил, а теперь что, пиздабол, обидно крутится у него на языке. — Я тоже хочу, и у нас будет всё, Юр, но я не хочу пробовать тебя так, на ходу. Спешить и опасаться, что кто-то будет ломиться в дверь или звонить. У нас будет это, всё, что захочешь, я обещаю. И везде, где захочешь. И в душе. И на этом столе. И на байке. Но наш первый раз будет долго. Если ты не сбежишь от меня к этому времени.       — Блядь, Бек, — Юра сухо сглатывает, не смеет поднять глаза. Тяжело смотреть, когда тебя так ощутимо едят взглядом и говорят такие вещи. — Я никуда не денусь, не дождёшься, сам соблазнил — неси ответственность.       — Я согласен, — Отабек тихо смеётся ему в губы и прижимается коротким поцелуем. Почему они такие незаконно мягкие и имеют такую власть над ним? — Мне было очень хорошо. Ты такой красивый, когда кончаешь, Юра, — губы щекочут ухо. — Я бы ещё на это посмотрел, — прижимаются к коже чуть ниже, прихватывая губами свой недавно поставленный след.       — Блядь, заткнись.       Юра подставляет шею, кладёт руки на его поясницу под тканью, чувствуя твёрдые мышцы. Млеет от контраста колючей щетины и мягких губ. Он представляет на миг, каким будет их первый раз, если у него уже сейчас так крышу рвёт. Отабек весь — одно сплошное эротическое обещание, он требовательно прижимается губами к свежему укусу, втягивает кожу в рот, и всё — Юра снова перестаёт соображать. А Отабек уже отпускает его, чувствительно прижавшись губами к шее. Юра крупно вздрагивает и стонет.       — Прости.       Да хер там он сожалеет. Вдевается пальцами за шлёвки на костюме Юры и легко дёргает на себя, задница на секунду расстаётся с краем стола, и их бёдра сталкиваются. И кто кого ещё провоцирует и не хочет торопиться?       — Бек. — Юра тянется за его ртом, поднимая руку и сгребая в кулаке его волосы, тащит к себе. Страшно хочется. Пускай губам будет ещё больнее. Его щеки ощутимо касаются и кончиком языка тычутся в ямочку, когда Юра улыбается. — Бек, отойди тогда, если ты не будешь…       — Это сложно, — шепчет Отабек в его волосы, так интимно и так близко, держит за поясницу, напирая и отклоняя его назад, — от тебя не оторваться. Юра, — тихо стонет он его имя.       Юра упирается ладонями в его грудь, чувствуя под пальцами быстрое биение. Вжимаясь стояком в снова такой же твёрдый стояк Отабека, будто не они кончили десять минут назад.       — Иди уже в душ, — смеётся он, отталкивает его, уворачивается от губ и снова подставляется.       — Что там с ключом? — тот уже покусывает пылающую раковину уха.       — Да, сейчас, бля, отпусти, Бек… — Он дрожит, говоря вслух совсем не то, что думает, когда Отабек мокро лезет языком в ухо, самого трясёт, и Юра уже готов послать всё к чёрту. Какая предосторожность, о чём вы? В его руках так тепло и надёжно. Юра расслабляется, опираясь на него всем весом. Но внезапно всё исчезает. И не в метафорическом смысле. А буквально. Отабек убирает свои руки и оборачивается, глядя на дверь, за которой удаляются шаги. Юра выдыхает, приваливаясь к столу. Сердце сейчас остановится. Он бы даже не услышал, если бы кто-то вошёл. Отабек снова смотрит на него, облизывает губу. Выглядит таким возбуждённым и голодным. Как у себя дома, где они впервые поцеловались, и сейчас на улице, когда Юра заставил его кончить ему в руку. Он заправляет прядь выбившихся волос за ухо под взглядом Отабека, жадно глотает воздух, чувствуя, как собственное возбуждение заново ноет в мошонке. Не здесь, так не здесь. Хоть у кого-то из них должно остаться здравомыслие. И это пока явно не Юра.       Он обходит стол, проклиная свой неудобно вставший член, выдвигает ящик и нашаривает на дне ключ с биркой. Кидает его Отабеку, тот не успевает поймать, и ключ проезжается по полу.       — Бля, извини, не хотел.       — Ничего, спасибо. — Отабек наклоняется за ним. А Юра смотрит на натянувшуюся ткань брюк на его заднице, бессознательно поправляет член. Тот выпрямляется, подкинув ключ в руке, но уходить не торопится. Смотрит, изучает. И свет вокруг них словно приглушается. Их теперь разделяет стол, но легче не становится. Только стыдно за свою спонтанную реакцию, как чуть было не решил, что они сейчас с ходу начнут трахаться.       — Я быстро, — наконец, произносит Отабек. Юра кивает.       — Не торопись.       Отабек кивает в ответ, смерив его таким взглядом, словно что-то ещё собирается добавить. И Юра уверен — позови он его с собой, пойдёт не раздумывая. Он уже открывает рот, собираясь сказать в спину Отабеку какую-нибудь пошлую шуточку, но захлопывает его, когда в проёме открывшейся двери видит Абдула, занёсшего кулак для стука. Все замирают в нелепых позах, как в манекен-челендж.       — О, Отабек, брат, привет, — первым оживает Абдул, они пожимают друг другу руки, а Юра падает в кресло, пока не засветил свои оттопыренные спереди штаны. — Какими судьбами здесь?       — Заехал по делам и душем вашим воспользоваться, — нисколько не теряется тот.       — Ясно, а я думал, может, подработать у нас хочешь, — смеётся Абдул. — Рук катастрофически не хватает.       — Вы и так себе лучшие руки больницы забрали, чего вам ещё надо? — Отабек улыбается в ответ, оборачиваясь и глядя на смутившегося Юру. — Когда, кстати, обратно Юрия Сергеевича вернёте?       — А мне кажется, ему и тут неплохо, да, Юрий Сергеевич?       Юре становится неловко под взглядами двух мужчин, чувствуя себя чем-то неодушевлённым. И он проклинает собственный восприимчивый организм, плеснувший крови в сосуды на лице. Он раскачивается в кресле из стороны в сторону, пытаясь сохранить непринуждённый вид и поддёрнув воротник-стойку повыше. Отабек смотрит на него уже за порогом ординаторской, но не уходит.       — Ну вообще, — говорит Юра, — договор скоро закончится, и я сразу вернусь в приёмник. Мы с Фельцманом это обсуждали, я здесь временно, пока он кого-нибудь не найдёт. Я уже хочу обратно к себе, скучаю по бомжам и колдырям любимым.       — Жаль, а мы к тебе привыкли, — добродушно улыбается Абдул, а потом будто вспоминает: — Я чего пришёл? Юр, подменишь меня на часик? Я съезжу хоть переоденусь, вторые сутки на работе, а потом отпущу тебя.       — Не вопрос, — дёргает тот плечом. Ему не впервой оставаться за главного.       — Спасибо, я быстро туда и обратно. Тебе привезти чего-нибудь поесть?       — А, нет, спасибо, не надо, у меня есть, — Юра даже теряется на секунду и смущённо улыбается, стараясь не смотреть на Отабека, стоящего за спиной Абдула и как-то нехорошо прожигающего тому затылок. И когда тот уходит, опирается о косяк плечом, глядя на Юру.       — А ты нарасхват, я смотрю, — криво усмехается он. — За тебя тут уже дерутся. Подкармливают.       — Да ну, перестань, ты чего, какое дерутся? Абдул — нормальный мужик, — Юра закашливается, — в смысле, ну ты понял, он не клеит меня.       — Да? — Бровь скептично дёргается. — А мне показалось, ты ему нравишься.       — Бек, ты ёбнулся или прикалываешься? — Юре становится не по себе, потому что по выражению лица Отабека ему не понятно, шутит тот или нет. Хоть и говорит всё это с улыбкой. Приревновал, или показалось?       — Я шучу, Юр, — смеётся тот и закрывает за собой дверь, а Юра отправляется на вечерний обход.       Он сидит на посту, стараясь не отвлекаться от работы. В реанимационных палатах всё спокойно: кто в коме, кто просто на снотворном. Отошедшая от кесарева роженица расхаживается по палате интенсивной терапии и готовится перевестись в гинекологию. Все послеоперационные больные готовятся к вечерним процедурам. А Юра то и дело косится в сторону душевых в конце их отделения и пытается не представлять голого Отабека, стоящего там под струями воды. Интересно, дрочит? Юра бы не отказался тоже уединиться.       Он шумно выдыхает и встаёт пройтись снова по палатам, чтобы успокоиться. Эрекция жмёт уже не так сильно, и он не может вспомнить, чтобы у него когда-нибудь стояло на кого-то так сильно. Теперь, когда они с Отабеком всё выяснили, события понеслись со скоростью разогнавшегося состава. Он не успел ещё распробовать губы Отабека, как уже держал в руках его член, и почти ничего не мешает ему дать запихнуть в себя этот член. И ведь Юра готов. Перспектива лечь с ним в постель почти не пугает. Им не нужно узнавать друг друга перед этим, соблюдать хуй пойми кем придуманные правила трёх свиданий, бояться, что тебя используют, чтобы трахнуть. И тем не менее Отабек не хочет торопиться. Ждал так долго и всё же хочет подождать ещё. Ладно, подождём. Или это Отабек так мстит и отыгрывается за то, что он френдзонил его всё это время? Ну так можно же отыграться иначе. Юра хмыкает и ловит странный взгляд пациентки, которой измеряет давление. Всё нормально, быстро говорит он, я просто задумался.       А может, Юрина ошибка в его первых недоотношениях как раз и заключается в том, что он тогда слишком торопился? Хотел всего и сразу, не разобравшись. Он ведь спустил тогда всё на тормозах и не анализировал свои поступки. Может, в этом всё дело?       Глуша собственные мысли, Юра распоряжается медсестре сделать ещё обезболивающее девушке после кесарева и отправлять её в отделение. А потом слышит, как хлопает в конце коридора дверь душевой, приближаются негромкие шаги. А ещё через пару минут Отабек заходит к Юре на пост отдать ключ. С захваченной из ординаторской курткой, с телефоном в руке. От него пахнет влажным и вкусным, мокрые волосы откинуты назад. Красивый до ноющих яиц и непрекращающейся эрекции.       — Спасибо за душ, Юр, — говорит Отабек, глядя на него сверху. — Звонили со станции, вызов есть, за мной сейчас заедут. Я байк оставлю здесь?       — Конечно, оставляй. — Юра качается в кресле. Так не хочется его отпускать. — А что за вызов?       — Девушка нашла своего отца на полу в коридоре, голова разбита, пока не ясно, что там. Тут недалеко, так что скорее всего к вам привезём.       Юра кивает, глядя снизу вверх на стоящего в проходе на пост Отабека. В отделении — стерильная тишина. Сколько у них ещё времени есть? Так хочется целоваться. И Отабек словно угадывает его мысли, или просто Юра настолько читаем. Делает шаг, склоняется к нему, кладя ладонь на затылок и роняя куртку ему на колени, и Юра даёт губы, они сталкиваются носами. Отабек целует его напористо. По рецепторам ударяет аромат их местного мыла, которым он пользовался в душе. И ещё не выветрившийся запах выкуренной не так давно сигареты, хотя Юра вылизал его рот дочиста. Он стонет от удовольствия, хватаясь за его одежду, не желая отпускать. По нижней губе проходится мягкий язык, и он раскрывает рот шире, впуская его. Они сбивчиво дышат и так подстраиваются друг под друга, что даже зубами не сталкиваются. Идеально.       Отабек по очереди притрагивается напоследок к верхней и нижней губе и распрямляется, а Юру тащит за ним по инерции. Чуть не хнычет, что ему не хватило и он хочет ещё. Отабеку хорошо, он подрочил и расслаблен. А Юра не дышит, кажется, целую вечность и с трудом отцепляет пальцы от его одежды. Губы опять саднит.       — Насчёт выходных надумал? — спрашивает Отабек, надевая куртку. — Поедешь со мной или нет?       Юра моментально скисает. Он бы предпочёл провести ленивые выходные, поваляться в постели, заняться чем-нибудь неприличным. С Отабеком, например. Так не хочется терять упущенное уже время, потому что, судя по тому, как всё развивается, Отабек явно не будет долго водить его на свидания, соблюдая те самые правила, и целомудренно держать за руку. Не то чтобы Юре это нужно. А выходные в компании его друзей предполагают ещё отсрочку.       Отабек сразу чувствует его настроение. Подходит и упирается руками в подлокотники его кресла. Заглядывает в лицо, так близко и одуряюще.       — Пожалуйста, Юр, — шепчет он, — я очень хочу, чтобы ты поехал. Будет весело, обещаю.       — Не знаю, Бек. Что-то я как-то не очень.       — Почему?       Юра сам уже понимает, что давно сдался. Что не сможет отказать этим умоляющим глазам. Но хочет, чтобы его поуговаривали, и ломается дальше.       — А как быть с подарком? Что вообще дарят на годовщину свадьбы? Я, если честно, всё, в этом месяце пустой, денег только на бензин.       — Об этом не переживай, мы с парнями уже всё спланировали. Кира дачу достраивает, они со Светой планируют второго ребёнка, ну и в общем, расширяются, поэтому на все праздники мы им дарим деньгами. Сертификатами в строительный.       Юра всё это время смотрит на его губы, почти не слушая. Отабек выпрямляется, поправляя куртку, но не уйдёт, видимо, пока Юра не даст положительный ответ. Выжидает.       — Вы на все выхи туда?       — Да, с ночёвкой. Ехать не очень далеко, в сторону Домодедово. Я на байке, могу за тобой заехать, если хочешь, и отвезу обратно. Ну что? Соглашайся, не пожалеешь, будет очень круто.       У Юры ещё много вопросов, но его выклинивает после слова ночёвка, хотя он давно согласен. Как не согласиться, когда Отабек уговаривает так, будто обещает что-то невозможно сладкое и запретное. Тот видит это по его лицу и порывисто целует, взяв в ладони его лицо и умно затыкая ему рот, прежде чем Юра успевает сказать что-то ещё. Едва не сносит его своей нетерпеливой радостью. А потом из кармана начинает трезвонить мобильник. Отабек скидывает звонок.       — Всё, поехал. Тебе поесть привезти точно не надо?       — Точно, Бек, иди уже, я если что поем в приёмном, там у нас полный холодос, не умру с голоду.       Тот вроде как успокаивается, а Юре до восторга странно слышать ревнивые нотки в его голосе, что вдруг кто-то накормит Юру раньше него.       Отабек уходит, чуть позже возвращается Абдул, и Юра идёт в душевые, где ещё напарено и тепло. Неспешно раздевается и встаёт под горячий поток, регулируя шланг так, чтобы не замочить волосы. Расслабляется, скоро согревшись и позволяя мыслям и фантазиям вести его. Думает о том, как бы упирался вот в эту стену ладонями. А Отабек бы стоял за его спиной, целовал шею. Юра выдыхает и заводит руку назад, берётся за ягодицу, оттягивая её в сторону, трогает кончиком пальца проход и вспоминает, как ему стрёмно было делать это в ванной Отабека, как он представлял тогда, какой у него член. Допредставлялся. Второй рукой берётся за правую ягодицу и с усилием раздвигает их, чувствуя, как приятно натягивается кожа промежности. Смотрит вниз, на оголившуюся покрасневшую головку перевозбуждённого члена. Надавливает пальцем чуть сильнее, но не проникая внутрь, а поглаживая сфинктер.       Юра упирается лбом в стену и зажмуривается, дышит ртом, заглушая, кажется, даже бьющуюся о поддон душевой воду. И представляет, что Отабек ласкает его там, а Юра раскрывает себя для него. Мысли об этом заставляют все мышцы поджиматься, а фантазии заводят его ещё дальше. Что Отабек ласкает не пальцем, а губами, языком, вылизывает, сидя сзади на корточках и раздвигая сильнее его ягодицы. Толкаясь кончиком языка глубже.       Юра выламывается в пояснице, опускает вторую руку на член, одновременно натирая влажный проход. И кончает до позорного быстро, но так ярко и остро, не удержав в себе вскрика.       Долго ещё стоит под душем, совершенно разомлев и мечтая о кровати с тёплым Отабеком под боком.       Как и обещал, тот вскоре привозит в приёмное мужчину с разбитой головой. Отделение тут же просыпается, гудит беспокойным ульем, сёстры готовят операционную. Мужчина, около сорока лет, долгое время уже беспробудно пьёт. Живёт один, а находит его дочь после того, как он перестаёт отвечать на звонки. Отабек, когда помогает поднять его в реанимацию, рассказывает Юре, что у того в квартире электричество отключено за неуплату, и в коридоре они не обратили внимание на одну деталь, решив в темноте, что это обычная травма по синьке. А когда до машины донесли, при свете увидели, что он весь жёлтый, с распухшим животом. Диагностируют ему тяжёлую стадию гепатита, механическую желтуху, асцит на фоне цирроза. Ещё пока в сознании, хоть и спутанном. Не жилец, сразу видно. До утра не доживёт. Но его откачивают, подключают к системе вливания. Со слипающимися глазами заполняя анамнез в истории, Юра цинично думает, хоть бы не на моей смене, так не хочется писать посмертный эпикриз. И замученных сестёр жалко, которым готовить тело для морга: мыть, подвязывать рот и руки.       В четвёртом часу Юру, прилёгшего в ординаторской на пятнадцать минут, срочно вызывают в реанимационную палату, где дежурит Абдул. У привезённого открывается желудочно-кишечное кровотечение. Когда он вбегает, на ходу напяливая перчатки и маску, Абдул уже отсоединяет катетеры. Печально смотрит на Юру, тот понимающе кивает. Ещё в начале было ясно — с дырой в желудке, разлитым перитонитом и разложившейся печенью бесполезно даже пытаться. А в эпикризе всё равно придётся писать про положенные полчаса реанимационных мероприятий. Такие правила.       Абдул отпускает Юру домой за час до окончания дежурства.       Неделя пролетает очень быстро. Или долго, если учитывать, как успевает Юра соскучиться по Отабеку. У него неизменно, как по команде, крепко встаёт каждый раз, когда он вспоминает ту взаимную мастурбацию за углом приёмника. Идеальной фантазией на качественно подрочить он теперь обеспечен.       Кожа на спине уже не ведёт себя так, будто грозится облезть при малейшем прикосновении. Он закидывает Отабека сообщениями с вопросами, когда новый сеанс, и что он хочет скорее увидеть татуировку в цвете, и что даже присмотрел себе уже новые эскизы. В альбоме у него дома ещё с прошлого раза заприметил очень крутого пеликана, разрывающего клювом себе грудную клетку и кормящего птенцов. Но у Отабека на неделе всего пара выходных, и оба они заняты подготовкой к празднованию годовщины свадьбы Кирилла «Бочки». Что-то там ездит с друзьями докупает. Он одобряет выбор Юриных эскизов и пишет, что после выходных возьмёт его. На сеанс закраса, конечно же, фыркает про себя Юра, читая этот двусмысленный ответ в чате.       Отабек тоже скучает и не стесняется в выражениях, чтобы показать это. Спрашивает, не сошли ли ещё с Юры его засосы, и пишет, что хочет наставить новых, и даже места уточняет.       Гоша на пятиминутке однажды палит его, когда Юра переписывается с Отабеком в вотсапе про татуировки, сам не ожидая, куда это его заведёт. когда ты покажешь мне свои тату? Когда захочешь а про член ты мне напиздел или нет? есть там у тебя че?       Юра отчаянно краснеет и кусает губы, чтобы не заржать на всю аудиторию. Оглядывается убедиться, что никто не смотрит. Гоша слева тоже чатится в телефоне. Юра ждёт, что там настрочит Отабек. И усмехается, прочитав ответ. На члене у меня ничего нет, он и так хорош и ему не требуется дополнительных украшательств       Ну хоть фотку не присылает. Хотя Юра на ощупь уже успевает убедиться, насколько хорош член Отабека. Весь вспотев, он набирает: дурак у тебя мания величия :D может ты еще и имя ему дал? Нет, но я его прокалывал когда-то И смайлик в чёрных очках вдогонку.       Юре приходится отложить телефон экраном на колено и подышать, выкидывая из головы образы проколотой уздечки. Он видел красивые пирсинги члена на фото. А в жизни сталкивался только с неудачными их вариациями, когда к нему приходили с загноившимися и порванными уретрами и силиконом, загнанным под кожу. Но Отабек же другое дело. И как теперь перестать думать о том, какие ощущения дарит в сексе проколотый член? блядь это явно не то что мне надо о тебе сейчас знать а я на пятиминутке сижу если че У тебя встал? И ехидным смайлом добивает, гад.       — Это ты с нашим Алтыном что ли переписываешься? Фига у вас разговорчики.       — Гоша, блядь, в свой телефон смотри! — Юра подпрыгивает на стуле от неожиданности и отворачивает экран.       — Да у меня сеть пропала, я хотел посмотреть, у тебя ловит или нет. Чё ты сразу орать начинаешь? Плисецкий, девушку тебе надо, а ты с Алтыном члены обсуждаешь.       — Гоша, — шипит Юра, — отъебись по-хорошему, а?       — Да я чё, я не осуждаю же, Отабек — нормальный пацан, и ты нормальный. Бываешь. Между пацанами бывают такие разговорчики, мы в универе, знаешь, чё творили с парнями? Был у нас как-то чемпионат по дрочке…       — О господи, блядь, заткнись, ради бога, пожалуйста! — С передних рядов на них уже начинают оборачиваться и осуждающе шикать. Юра делает вид, что не знает этого чувака слева.       — О, а что это у нас тут? Ну-ка ну-ка, — Юра слишком отвлекается и не успевает отмахаться от уже оттянувшего ворот его халата Гоши. — Я уж думал, показалось. А кто-то говорил, что не позволит ставить себе засосы. Плисецкий, ты меня радуешь! Как зовут эту страстную особу, растопившую твою ледышку?       — Ты чё несешь? — шёпотом психует тот, держа воротник у горла. Ведь уже почти сошёл синяк, как он заметил?       — Когда познакомишь нас с ней? А свадьбу уже планируете? Вот мы с Аделинушкой…       Юра пересаживается от Георгия на соседний ряд, но продолжает получать от него сообщения про их с Аделинушкой свадьбу.       В положенный день, очень солнечное и ещё пока прохладное утро субботы, Юра просыпается на несколько часов раньше, чем Отабек должен за ним заехать. Оставляет еды по всем углам для Шуши, которая крайне осуждающе взирает с кровати на его сборы. Словно говорит ему, я знаю, что ты собираешься делать на этой даче, хозяин. А Юра носится из комнаты на балкон покурить и обратно, в спешке заталкивает в рюкзак ещё одну смену белья, и ещё пару футболок с носками, плавки. Вышвыривает плавки и пихает вместо них шорты. На самое дно прячет пачку презервативов, но со звонком в домофон вытаскивает их и кидает зачем-то под подушку. Идёт встречать Отабека.       Они долго целуются в коридоре, с ходу впечатываясь губами друг в друга. Отабек не церемонясь обтирает Юрой стену. И тот, в ошалелом восторге облапывая его зад, думает забить на поездку и соблазнить его, чтобы остаться дома. Но тот, кажется, задумывает что-то особенное, держа его за волосы и засовывая язык глубоко в глотку. Юру размазывает от одних только поцелуев так, что Отабек со смехом поторапливает его, когда он зависает, вспоминая, не забыл ли чего. Шлем, например. Перед самым выходом, когда Отабек уже спускается, Юра сгоняет вылизывающуюся Шушу с подушки и вытаскивает из-под неё презики. Пускай уж будут при нём.       Они курят перед подъездом, щурясь на раннем солнце. Отабек говорит, что времени ещё полно, а Юра зевает и надеется, что его не выстегнет первым ближе к вечеру, хоть он и выспался в кои-то веки. И зачем такие выходные, когда даже поспать подольше не дают? Он разглядывает Отабека в его любимых (и Юриных тоже) рваных чёрных джинсах и серой футболке, удивляясь, как это у них выходит сегодня одеться в одной цветовой гамме, не сговариваясь. Он чешет лопатку, далеко заведя руку за плечо.       — А долго ехать?       — Часа два — два с половиной, если не встанем нигде, — Отабек ловко сбивает постукиванием пальца столбик пепла с кончика сигареты. — Я посмотрел, там пара дтп на Каширке уже с самого утра, но надеюсь, рассосётся к тому времени, как будем подъезжать. Или можно будет пробраться между рядами.       Юра сильно, до головокружения, затягивается и думает, выдержит ли он столько ехать. Жрать уже охота.       — А у тебя было такое, что ты просто по делам куда-то ехал, не по работе, случалась авария, и приходилось кому-то помощь оказывать?       — Да, было один раз, — кивает Отабек, глядя в сторону, — но я с тех пор зарёкся помогать. Мы ехали как-то с парнями на мотах пару лет назад, и у нас на глазах женщина на большой скорости выпала из впереди ехавшей машины и попала под колёса джипа на встречке. Естественно, мы остановились, скорую вызвали, гайцов прям четыре машины подъехали через минуту. Они пока стояли тупили, я у одного отобрал его жезл и пошёл на трассу скорую ловить. Водитель остановился, сказал, что на другой вызов едет. А я говорю, мне похуй, женщину забери. Разбирались ещё минут пять, в какую больницу её везти. Кто-то сказал, что она военнослужащая, хотя, как я понял, документов при ней не было. И потом три дня ещё менты меня к себе вызывали, допрашивали: а почему Вы поставили диагноз зчмт и перелом бедра, когда у неё ещё разрыв селезёнки был? Я на них смотрю, блядь, парни, она умерла от разрыва селезёнки? Нет. Тогда чё вы доебались до меня? Это у вас почему, я у них спрашиваю, ни у одного аптечки даже сраной не оказалось? И с тех пор хуй я кому скажу, что я врач, близко не подойду.       Отабек гасит сигарету о стенку урны и выкидывает её, застёгивает молнию на куртке до подбородка. Юра сегодня тоже такую надевает, облегчённую. Хоть и обещают жару, но с ветерком ехать холодно.       — Сурово, — кивает он, — но с другой стороны, ты спасаешь человеку жизнь, а тебя ещё обвинят в какой-нибудь хуйне и останешься потом виноват. Не знаешь даже, в каких случаях лучше поступить.       — Ты не такой, — Отабек смотрит серьёзно, — ты в пекло полезешь спасать, рискуя жизнью.       — Ну не прям в пекло и не прям жизнью, — смеётся Юра смущённо, в один затяг добивает сигарету, — не преувеличивай.       Отабек не отвечает, протягивает к нему руку и проводит по лбу, убирая чёлку с глаза Юры, гладит швы на брови. Почти зажило. Ещё пара дней, и можно снимать. Юре кажется иногда, что та ночь в клубе ему приснилась, и только его шрам и уже практически незаметные синяки Отабека напоминают ему о драке между ними. А столько уже произошло с того события.       — Ты не зря того пеликана выбрал, — произносит тот задумчиво, убирая руку от притихшего Юры. — Знаешь, что он означает, тот эскиз? Пеликан, разрывающий себе клювом грудь, чтобы прокормить своих птенцов, это символ самопожертвования. И это про тебя.       — Да ну, — впечатлённо выдыхает Юра, не зная, что ответить. — Блин, круто.       — Погнали?       Они направляются к запаркованному мотоциклу. Отабек накидывает на плечо рюкзак и вдевает руки в обе лямки, Юра вжикает молнией на куртке, собственный рюкзак оттягивает немного плечи.       — Уже решил, где будешь набивать?       — Вот здесь, на руке хочу, — Юра зажимает шлем подмышкой и, вытянув вперёд правую руку, мажет ладонью по внутренней стороне плеча до локтя. — Чтобы не совсем на виду, а то все спрашивать начнут: а чё это такое, а чё означает, а чё в старости будешь делать? Мне ещё часы там у тебя в альбоме понравились, и сердце, но я пока не решил. Ты реально подсадил меня!       — На татуировки? — усмехается Отабек и плавно надевает шлем, как корону, сразу поднимая визор. Юре видны только его глаза.       — Нет, на тебя, блин! — незлобно огрызается он и водружает свой шлем. Вспоминает про микрофон и снова снимает, пока Отабек спрашивает:       — Это плохо?       Юра пару секунд ещё возится с визором и смотрит на Отабека, наблюдая его смеющиеся глаза. Пихает его в плечо.       — Ты там угораешь, я не пойму? — В ухе через встроенный микрофон слышит искажённый динамиком смех. Шутник.       Тот небрежно опускает щиток шлема, сбивает подножку и седлает байк, держа за руль и упираясь ногой в жёстком сапоге в асфальт. Юра прям виснет, настолько горячо и красиво это смотрится. Как спокойно и уверенно Отабек двигается, как и всё, что он делает. И выглядит при этом невозможно сексуально и хищно. Блядь. Юра неловко усаживается сам за его спину, понимая, что со стороны выглядит не так эффектно. Устраивается поудобнее и подальше от края сидения. К Отабеку из-за рюкзака особо теперь не поприжимаешься. Тот резко двигает ногой, и под задницей заводится урча мощный движок. Юра быстро натягивает краги на вспотевшие ладони и хватается за поручень, щёлкнув визор на глаза. Но на всякий случай придерживается за Отабека, когда он резко стартует. И жмётся коленями к его бёдрам на поворотах.       Пока едут по утренним улицам и стоят на светофорах, Юра ещё поглядывает по сторонам, замечая оценивающие взгляды редких прохожих. Прямая спина Отабека и широкие плечи, обтянутые чёрной кожей, сжимающиеся сильные пальцы в перчатках на руле, его голос в наушнике будоражат и вселяют уверенность. Настроение стремится вслед за стрелкой спидометра. А потом они выезжают на трассу, вливаясь в поток, и Отабек ощутимо разгоняется. Юра чувствует это дёрнувшимся нутром, и сонливость моментально снимает адреналином, впрыснутым в кровь. Он ни разу не жалеет, что не успел позавтракать, и орёт всеми известными ему матами, зажмурив глаза и обливаясь холодным потом. Отабек что-то ему говорит, но он не слышит, вцепившись в каркас его рюкзака. Осмелившись открыть глаза через какое-то время, он смотрит, как проносятся мимо них автомобили, между которыми ловко форсирует их мотоцикл, как почти по встречке обгоняют они тяжеловесные фуры. Юра не уверен, что он не поседел там под шлемом. На открытии мотосезона с того раза его так не трясло.       А потом он привыкает, и орёт уже не от ужаса, а на эйфории, и восторженно вопит, просит ехать ещё быстрее и обогнать вон тех еле тащащихся черепах. Цепляется сильнее за бока Отабека. Слышит в наушнике его смех и сотрясается от смеха вместе с ним.       Когда байк снижает скорость, у Юры першит в горле и садится голос. Унылый вид серого городского трафика давно сменяется замкадными пейзажами и зелёными лесополосами, выстроенными домиками на участках разной степени благоустроенности. Отабек ведёт мотоцикл по шоссе, заполненному машинами с дачниками. Сворачивает на грунтовую дорогу, и Юра с сожалением, что путешествие окончено, разминает затёкшие пальцы и ёрзает отсиженной задницей. Доехали за пару часов с лишним.       — Я оглох от твоих воплей, — со смехом жалуется ему Отабек, когда они останавливаются у аккуратного тёмно-коричневого двухэтажного домика, окружённого невысоким забором. Юра сгружается на землю на трясущихся несгибающихся ногах. Вынимается из шлема, зацепившись ушами и волосами. Расстёгивает куртку. Хочется присесть и в душ, потому что сырой весь насквозь. Пока они ехали, солнце раскаляет воздух до максимальной отметки.       — А я охрип, — севшим голосом извещает Юра Отабека и прочищает горло. Тот смеётся.       Катит мотоцикл к калитке, и Юра нетвёрдой походкой идёт за ним, словно привыкая заново ходить. К калитке прибита табличка «сто сорок два». Прямо так, буквами.       — Прикольно, — усмехается он, пока Отабек отпирает калитку изнутри, перевесившись через край, и закатывает байк на участок. Юра осматривается по сторонам. Они, кажется, первые приехали. Ни одной машины, кроме чёрной инфинити, видимо, хозяйской, и ещё одного харлея, рядом с которым ставит свой Отабек. Тот запирает за ними калитку на щеколду и кивает Юре следовать за ним.       Вокруг такая тишина и деревенское спокойствие, и столько всего красивого, что он сразу отстаёт, идя по выложенной где-то досками, а где-то булыжниками тропинке. Территория внушительная, и буквально всё засажено цветущими кустами, грядками, тонкими деревьями, огорожено красивыми заборчиками. Юра петляет в лабиринте и утыкается в детскую площадку с песочницей и качелями, разбросанными игрушками и полуразрушенными куличиками. Чуть дальше грудой лежат доски и коробки. Идёт в обратную сторону и сворачивает к дому, но попадает к бане, на вид — совсем недавно поставленной. Оглядывается в поисках дома и целенаправленно, больше ни на что не отвлекаясь, шагает туда, заметив темноволосую лохматую макушку Отабека. Тот уже снял куртку и щеголяет теперь мокрыми тёмными пятнами на серой футболке. Юра под своей курткой не лучше.       — Заблудился?       — Осматривался.       — Я потом покажу тебе тут всё, — улыбается Отабек, ведя его к крыльцу, — до моста на речке прогуляемся, там у Киры сети поставлены. Ещё лес недалеко. А с той стороны, — он машет рукой за дом, — курятник и площадка с беседкой. Там обычно они надувной бассейн ставят, мангалы.       — Охереть, — поражается Юра размаху.       — Да, участок большой, Кира тут сам всё делал: дом строил, электричество проводил, воду, канализацию, деревья высаживал, даже ёлки есть. Цветами и огородом уже Света занимается. Летом они тут безвыездно живут вместе с Соней.       — С кем?       — Дочка их, я тебе рассказывал.       Юра кивает. Ему уже очень нравится здесь, но для полного счастья необходимо всё-таки принять душ, и он очень счастлив слышать про водопровод и туалет. Удивляет только слишком уж низкий забор вокруг участка, через который даже ребёнок перелезет. Но Отабек говорит, что здесь жёсткая охранная сигнализация, камеры. А ещё тесть у Кирилла — местный авторитет. Юра усмехается. Тогда всё понятно, забор можно было и не ставить вообще.       Ближе к крыльцу он слышит кудахтанье с другой стороны дома и хихикает, представив брутального бородатого «Бочку», бегающего от кур. Отабек стучит в дверь и, не дожидаясь, заходит на крытую веранду с кучей обуви, вёдрами и куртками на стене на крючках. Всё, как у всех на дачах. И очень чисто, даже мух и паутин по углам нет.       — Есть кто дома? — громко зовёт Отабек, открывая следующую дверь, и Юра робко следует за ним, стягивая с плеч рюкзак и прилипшую к коже куртку. Насквозь пропитавшуюся по́том футболку тоже хочется снять.       Навстречу им, принеся с собой запахи готовящейся еды, выходит девушка с длинными светлыми волосами и в больших очках в толстой оправе. Не такой Юра представлял себе жену «Бочки».       — О, привет, ребят, проходите, вы первые, — та приветливо улыбается, держа в руке вскрытую упаковку бекона. — Я Света, — представляется она Юре, протягивая свободную руку, от фаланг до оголённого плеча забитую по олдскулу. Он жмёт ладонь.       — Юра, очень приятно.       — Ой, Юра, брось ты эти официальности и расслабься, — смеётся она, откидывая волосы назад. Он замечает выбритые виски и растянутые внушительными тоннелями мочки. — Друзья Отабека — наши друзья тоже. Как доехали?       — Нормально, даже не стояли нигде, — отвечает Отабек, внаклонку расстёгивая сапоги, — хотя там две аварии на шоссе, но мы проскочили.       — Ясно. Вы пока проходите, обувь только не снимайте, умоляю, я полы ещё не мыла. Мы недавно только встали, Кир за рыбой на речку пошёл, скоро вернётся. Завтракать будете?       Отабек не задумываясь отвечает, что да, будут, Света пропадает, а Юра ищет, куда повесить куртку, пока Отабек не забирает её у него из рук. Вешает на крючок вместе со своей, ставит их рюкзаки на пол. Шепчет на ухо расслабиться и приобнимает его, пользуясь теснотой коридорчика, из которого ведут двери во все стороны. Юра почему-то стесняется спросить, можно ли сходить в туалет, душ и переодеться. А потом видит выбежавших в коридор двух котов, обтирающихся о бока друг друга, и забывает обо всём. Один кот полностью чёрный, с огромными жёлтыми глазищами, второй — лысый сфинкс, страшилище и, кажется, раза в два больше его пушистого комка Шуши. Коты сразу чуют своего и лезут на руки к Юре, пытаются запрыгнуть на него с пола одновременно. И семенят вприпрыжку за ним, следующим за Отабеком, который переобувает тяжёлые сапоги на кеды.       Они проходят мимо столовой на кухню, где у плиты на большой сковороде Света жарит яйца с беконом.       — Тебе помочь чем-нибудь? — предлагает помощь Отабек.       Она отказывается и сгоняет их обратно в столовую садиться за стол. Отабек прихватывает кофейник и чашки, а Юра садится на диванчик под окном, разглядывая на стене напротив коллаж из кофейных зёрен в виде карты мира. Даже встаёт и подходит потрогать, настоящие ли зёрна. Пахнут ещё, а некоторые окрашены белой краской. Видимо, обозначены места, где путешествовали хозяева. Оригинально.       Юра садится обратно за стол, немного остыв и уже не так мучительно желая в душ. Коты по очереди воюют за место на его коленях. Сфинкс очень горячий под бархатистой тонкой кожей, мурчит, как трактор, и подставляет уродливую морду под ладонь. А у чёрного такой жалобный взгляд, словно он ни разу за всю жизнь еды и ласки не видел. Отабек сразу предупреждает Юру.       — Не верь ему, этот кот умеет манипулировать людьми. Один его взгляд — и все готовы отдать ему последнее.       Юра ржёт, а кошак смотрит на Юру, словно говоря, не слушай его, чувак, у меня такая тяжёлая жизнь, присядь, я расскажу, и настолько всё жалобно и просяще, что сердце разрывается. Он гладит его между ушей второй рукой.       Отабек по-хозяйски наливает им кофе, выуживает из холодильника сыр с колбасой и нарезает по тарелкам. Юра поглядывает на него и замечает то, как свободно тот чувствует себя на чужой кухне и как хорошо здесь смотрится. Наблюдает за его неспешными движениями, с какими он орудует на своей кухне у себя дома. Ему нравится смотреть на такого Отабека. Есть что-то неуловимо прекрасное в этом, домашнее и очень уютное. Уже такое родное и незыблемое. Сотни раз наблюдая за Отабеком во время реанимирования им пациентов, или за готовкой еды, или просто увлечённым любым другим занятием, Юра удивляется, как ему всегда удаётся сохранить профессиональное спокойствие и отсутствие суеты в движениях.       И уже в который раз за несколько дней Юра ловит себя на мысли, что хочет узнать, какой Отабек в постели. Такой же уверенный, рассчитывающий с точностью каждый жест? Или ему удастся удивить Юру другой, ещё неизведанной своей гранью? В голове почему-то возникает ассоциация с животной первобытной страстью, с которой наверняка Отабек отдаётся сексу весь без остатка и щедро делится с партнёром.       Юра не успевает отвести голодный взгляд, которым прикипает к его рукам, когда тот ставит перед ним большое блюдо с горкой бутербродов. Быстро наклоняется к нему через стол и прижимается к его губам солёным поцелуем. Юра жадно отвечает, глубоко дыша носом. От его запаха пота и дорожной пыли голову начинает вести, член снова неудобно упирается в шов ширинки. А Отабек уже отрывается от него, обходит стол и садится к завесившему волосами алые щёки Юре на диванчик, трепля за ухо чёрного кошака, пересевшего на его колени. К Юре возвращается голод, который пропал на время экстремальной поездки, он заглатывает пару бутеров, почти не жуя и запивая кофе. А потом Отабек говорит Свете, что они сходят в душ до прихода Киры, и первым отправляет туда Юру.       До бани как добираться, он уже знает. Но ему сказали, что за баней стоит самодельный душ, почти как на пляжах, с регулируемым шлангом и водонагревателем. Юра без зазрения совести опустошает его, отфыркиваясь и чуть не кончая от наслаждения. Переодевается в чистое, запихав дорожные джинсы и футболку в пакет, пакет — в рюкзак, и возвращается как раз к приходу хозяина. Слышит, как Кирилл топает где-то наверху. Юра уверен, что готов к подъёбам «Бочки», настроение улучшается ещё больше при виде большой порции завтрака на столе. И Отабек такой невозможно красивый, так улыбается ему загадочной улыбкой, что хочется забраться ему на колени, устроиться в его руках, укусить за губу.       — Я всю воду в душе использовал, — виновато сообщает он, когда Отабек собирается туда после него. Это не оказывается проблемой, в бане натаскано много воды из колодца. Юра с жадностью накидывается на домашнюю яичницу и долизывает тарелку, когда тот возвращается в одних шортах и татуировках. Юра честно старается не пялиться на его лиловые острые соски и ровные, как по линейке нарисованные кубики на прессе. Хотя там и помимо этого есть на что посмотреть. Скоро уж он облазит Отабека всего и рассмотрит все его татухи.       — О, фея, привет! — гудит «Бочка», вплывая в столовую, почёсывая голое татуированное пузо и зажёвывая на ходу бутер. Юра натянуто улыбается, решив, что посылать нахуй хозяина в его же доме будет невежливо. А Кирилл кричит жене на кухне: — Светик, а давай фею за яйцами в курятник отправим, его как раз там за своего примут!       И ржёт, наполовину засовываясь в холодильник. Пока Юра решает, получит ли он по лицу, если ответит, что Кирилла там, наверняка, считают за главного петуха, Отабек пихает его под столом голым коленом и подмигивает. И это одна из самых горячих вещей, что он когда-либо делал. Юра тут же забывает про обиды, вытаращившись на него. Своё колено не убирает, оставив прижатым. С кухни возвращается Света, неся с собой блюдо с ещё горячими сырниками.       — Юра, не слушай этого жиртреста, он с утра свои супер-геройские труханы ещё не надел и чувствует себя жалким человечишкой.       И отвешивает звонкий шлепок по откляченной заднице, торчащей из холодильника. «Бочка» чешет поруганное место, подтягивая сползающие шорты. И Юра ржёт, окончательно расслабляясь.       — Женщина, где мой завтрак? — гнусаво орёт Кирилл, показательно стуча кулаком по столу. Но видно сразу, как он боготворит эту девушку, в два раза меньше его. Даром что дочь авторитета. Та сначала насыпает еды в две кормушки, и коты вырываются из Юриных рук, с силой оттолкнувшись от него лапами. Кирилл вздыхает. — В этом доме даже коты главнее меня.       — А где рыба? — в тон ему вопрошает Света и суёт ему в рот дольку лимона. — На вот, скушай, а то рожа слишком довольная, и дуй к курам за яйцами.       — Тогда и коньячку налей, а то я боюсь один идти к твоим сородичам.       — Муж! Яйца! Быстро!       Кирилл уныло топает во двор, а Юра старается не ржать слишком громко.       Света порхает по столовой, накрывая на стол для тех, кто ещё в пути. Народу будет много. Кирилл скоро возвращается с двумя корзинками, в одной — куриные, а в другой — перепелиные яйца. Света быстренько жарит ему яичницу и сама садится к мужу на колено завтракать. Разговаривая с гостями, они успевают и поворковать, и друг друга с рук покормить.       Юра не скрывает улыбки, глядя на них, таких на контрасте. Несмотря на очевидную грозность и суровость, в домашнем Кирилл кажется мягким плюшевым мишкой и очень любящим супругом. Юра ловит очередной тайный взгляд Отабека и улыбается ему. Хотя места им на диване хватает, они сидят рядом, тесно прижимаясь бёдрами и плечами. Чувствуя расходящееся по телу тепло, он прячется за большой чашкой, напихав в рот сырников.       — Как их зовут? — позже спрашивает он, глядя на забравшихся обратно к ним на диван и вылизывающихся после еды котов. Сооружает себе ещё бутерброд и запивает его кофе.       — Чмотя и лысый придурок, — отвечает Кирилл, гогоча басом на всё помещение.       — Гос-споди, то Черкаш, то Чмотя, ты уже определись, — ворчит Света из кухни, уже стоя у раковины и намывая посуду. — Я боюсь даже спрашивать, как ты нашу дочь зовёшь за глаза.       — Моя принцесса, — гордо отвечает тот и встаёт, подходит к жене, обнимая её со спины. — А ты — моя королева.       Раздаются чмокающие звуки. Юре становится вдруг неловко, и он отворачивается к окну, через заставленные на подоконнике горшки с яркими цветами выглядывая на улицу. А потом чувствует руку Отабека на своём бедре, скользнувшую к внутреннему шву шорт. Мгновенно поворачивает к нему вспыхнувшее лицо, за секунду успев оценить обстановку: хозяева милуются к ним спиной, не обращая на них внимания, полуголый Отабек палит его губы, а его рука на Юрином бедре смотрится очень вызывающе. Юра накрывает её собственной, не давая продвинуться дальше, а сам в противовес раздвигает ноги шире, встречаясь коленом с Отабеком. Тот смотрит вниз и даже чуть подаётся ближе, словно поцеловать хочет. От кожи шпарит, дотронься — и зашипит. Юра сжимает его тёплую ладонь. На дежурстве, значит, нельзя, а тут можно? Юра чувствует, что его ведёт и он упадёт сейчас на эти губы.       Они оба распутывают руки, как только Кирилл отходит от Светы, выпрямляются, глядя в разные стороны, как нашкодившие дети. Юра запихивает остатки бутера в рот полностью. Как дотерпеть до ночи и не помереть?       — А где ваша дочка? — спрашивает он. Он помнит, что Отабек рассказывал про пятилетнего ребёнка, но предполагает, что в этом возрасте дети должны быть довольно шумными, а он до сих не слышит в доме никаких криков.       — Соня ещё спит, скоро пойду её будить, — объясняет Света. — Она на каникулах в садике и всё лето здесь живёт с нами, и поздно спать ложится.       — Вчера долго не могли ушатать её, я ей весь репертуар Ленинграда перепел, а она ни в какую не спит, — ржёт Кирилл, уворачиваясь от очередного поджопника от жены.       — Вы, ребят, пока погуляйте, — говорит Света, убирая грязную посуду, — скоро должны остальные подтянуться, Саша с Марго позже приедут, они в пять утра только спать легли. Отабек, покажи Юре, где тут что, вы на правах первых гостей можете занять мансарду для ночёвки, если останетесь. Только койку туда надо ещё одну. А как все приедут, будем разворачиваться.       — Я бассейн пошёл дуть, потом мясом и рыбой займусь.       — Хорошо, писюлечка моя, — Света целует мужа, а Юра спешит покинуть столовую, пока снова не заржал. Писюлечка? Писюлечка, блядь?!       Интересно, через сколько лет он станет называть Отабека чем-то вроде этого?       Отабек ведёт его на второй этаж, мимо детской и хозяйской спальни, ещё каких-то помещений, рассказывая, что помогал строить всё это. Юра обращает внимание на картины в рамках по стенам. Среди некоторых узнаёт стиль Отабека. Очень много фотографий и детских рисунков. Оказывается, Соня в художку ходит и мечтает стать татуировщицей, как Отабек. Юра смеётся.       А дальше Отабек открывает перед ним дверь в конце длинного коридора, и Юра замирает в проходе.       — Кира только недавно закончил её, — говорит Отабек, пройдя внутрь светлой мансарды и кидая в угол свой рюкзак, — ещё хочет балкон к ней пристроить на колоннах и снизу — летнюю террасу.       — Вау, это… номер-люкс для молодожёнов? — Юра не может оторваться от кровати, стоящей прямо под наклонным потолком и залитой светом из огромного окна почти во весь его размер. К стеклу с той стороны налипли листья. Он подходит ближе, встаёт под окно, задрав голову и глядя на яркое небо сквозь листву деревьев, закрывающих его с одной стороны.       — Можешь занять её один, — слышит он над ухом. Правда что ли, думает Юра, подавляя ехидный смешок. А как же вторая койка?       — А ты здесь уже ночевал?       — Да, — коротко отвечает Отабек, глянув на него, и Юра понимает, что не хочет знать подробности, когда и с кем. И не то чтобы мысли о трахающемся на этом сексодроме Отабеке его смущают или заставляют ревновать. Его в принципе мысли о трахающемся Отабеке даже заводят в какой-то степени. У них же будет всё, он обещал. — Ночью здесь очень красиво, когда небо чистое и видно звёзды.       Юра переводит на него взгляд и дотягивается до его руки.       — Ты останешься здесь, со мной.       Отабек улыбается, кивает, сжимая в горсти его пальцы, притягивает его к себе, а Юра уже прижимается к его горячему твёрдому животу, распахнутым ртом — к губам, встречая его язык и стон…       — Блядь, это место так на меня действует или что? — бурчит Юра ему в шею, прикладывая усилие, чтобы оторваться от него. — Мы с тобой такие милые, что пиздец.       — Пошли, милый, я остальную территорию тебе покажу, — смеётся в ответ Отабек, целует в висок и тащит за руку на выход. К дому подъезжает несколько машин и мотоциклов. Солнце в самом разгаре и до ночи ещё очень далеко.