Без крыльев, в белых халатах

      Юра первым переступает порог в прохладный полумрак коридора, когда у Отабека звонит из его рюкзака. Пальцы грустно выскальзывают из тёплой ладони, Отабек придерживает за его средний чуть дольше и отпускает. А Юра упирается плечом в косяк, глядя, как тот проходит обратно. Склонившись, ищет в рюкзаке на полу трезвонящий телефон, находит, заодно тянет оттуда рубашку. Он задумчиво следит, как по-звериному красиво выгибается его спина, как мышцы играют с рисунками на коже, как появляются тоненькие складочки на прессе, на котором ни грамма жира, когда он наклоняется. И с сожалением думает о том, что прятать такое тело просто незаконно. Не вслушиваясь в разговор, состоящий в основном из «ага» и «да», он наблюдает за тем, как Отабек, забыв о Юре, ходит по мансарде. Он попадает под пыльный столб света из окна в потолке, и солнце золотит его ещё влажные, чуть вьющиеся на концах волосы. Юра любуется. Отабек продевает руки, прижав телефон к уху плечом и встав к Юре спиной, сначала в один рукав, потом в другой, яркая татуировка на лопатках скрывается под тканью. И это зрелище заводит не меньше, как если бы Отабек, наоборот, раздевался перед ним. Для него.       Рубашка остаётся незастёгнутой, когда тот поворачивается и словно только сейчас замечает Юру. Губы изгибаются в лёгкой улыбке. Взгляд тяжелеет с каждой секундой, затягивает в свою глубину. Какое-то время они просто смотрят друг на друга. Отабек, не отнимая трубку от уха, медленно окидывает его весомым взглядом, цепляясь за всё подряд, и у Юры живот тянет от этого взгляда. Такого голодного, что впору бежать. Но Юра стоит и в долгу не остаётся, пялится в ответ. Кто кого переглядит.       — Что? Извини, я прослушал. Что ты говорил? — Взгляд Отабека становится осмысленнее, и он виновато смотрит на Юру, показывая жестом, как ему неохота, но нужно договорить по телефону. Юра победно ухмыляется.       Отабек открыто улыбается в ответ и отворачивается, глядя себе под ноги.       И пока Юра решает, дождаться его или не мешать разговору и пойти вниз, он слышит, как кто-то тихо зовёт его за спиной. Он оборачивается через плечо и видит маленькую девочку, выглядывающую из-за двери в соседнюю комнату.       — Привет, а ты кто? — почему-то шёпотом спрашивает она.       — Юрий… — Тот от неожиданности едва не представляется по имени-отчеству. — Юра.       — У тебя очень красивые волосы.       — Амм… Спасибо, — теряется он. Снова смотрит на Отабека, но тот так увлечён разговором, хмурит брови, расхаживая по мансарде, и на немой призыв о помощи не реагирует. И Юра полностью разворачивается к девочке, по всей видимости, дочке хозяев.       — Вот у меня таких нет, — вздыхает вдруг та. Юра пугается.       — Почему?       Он приглядывается внимательнее. Свои волосы у девочки всё-таки есть, заплетённые в косичку, и он успокаивается. Не знает, откуда у него вдруг сразу появляются плохие мысли, просто он не то чтобы сильно умеет общаться с детьми.       — Не растут, — ещё грустнее вздыхает та, — а я так хочу такие же красивые, как у мамы и у тебя.       — Ну, вырастут же? — с сомнением говорит Юра. Та скептично пожимает плечом (он не знает, могут ли дети в пять лет делать что-либо скептично) и поддёргивает пижаму с плеча. Держась за дверь, делает шаг назад в комнату.       — Пойдём кое-что покажу, — зовёт она, быстро перестав печалиться из-за волос. Юра делает строгое лицо.       — А тебя как зовут?       — Соня Бочкарёва Кирилловна, — важно и на полном серьёзе отвечает та, задрав подбородок. — Мне пять лет.       Юра чуть не фыркает. Кирилл «Бочка» Бочкарёв, значит, всё прозаичнее оказывается. Специально подгонял фигуру под фамилию?       — Соня Кирилловна, — сдерживая разъезжающиеся губы, говорит Юра, — а тебя родители разве не учили, что разговаривать с незнакомыми и звать их к себе домой нельзя?       — Мой папа говорит, чтобы я никого не боялась, — дерзко отвечает девочка, всё сильнее напоминая Юре её отца, — потому что его все боятся.       — Ну я, например, твоего папу не боюсь, — усмехается он, полагая, что больше бояться надо дедушку Сони.       — Тогда ты очень смелый, — та широко распахивает глаза, уважительно глядя на Юру, а потом подходит и запросто берёт его за руку, затаскивая в свою комнату. Вот и девчонки уже сами к себе домой тащат, вот и пришла популярность у противоположного пола, посмеивается он про себя. Он в последний момент оборачивается на Отабека, маячащего в проёме мансарды всё еще с телефоном, что-то сосредоточенно рассматривающего у себя под ногами. А потом за Юрой закрывается дверь, и в голове возникают ассоциации с фильмами ужасов, где призраки детей заманивают главных героев в свои ловушки. Потом окажется, что никакой девочки тут не живёт и только Юра видит её. Но детская ручка вполне ощутимо держит его, и комната на первый взгляд очень миленькая. Всё, как у всех: кроватка, шкаф с комодом, ящики с игрушками, которые по большей части разбросаны по полу. Но есть и кое-что неординарное, сразу бросающееся в глаза. Одна стена от пола до потолка полностью разрисована вручную. Юра подходит ближе и дотрагивается рукой, убеждаясь, что это не обои.       — Это мне дядя Бека всё сам нарисовал.       — Да ладно? — изумляется Юра, делая шаг назад, чтобы рассмотреть всю стену целиком. На ней изображено что-то вроде витого стебля с лепестками и цветками, на котором также крепятся бумажные детские рисунки, фотки, наклейки с героями из мультиков, и настоящие, уже не нарисованные сухие листья и цветы.       — Красиво, правда? Я ему помогала, вон видишь, лошадки внизу? — Юра смотрит туда, куда указывает Соня, и почти у самого плинтуса видит довольно искусно нарисованных коней, и рядом мотоцикл. А черноволосый чувак в тёмных очках около него очень смахивает на Отабека. Юра усмехается. — Дядя Бека говорит, что у меня хорошо получается, скоро буду, как он, рисовать картинки на людях. А ты видел, как он рисует?       Юра рассеянно кивает, ведя пальцем по нарисованной линии огромного цветка и представляя, как Отабек творил эту красоту. Сразу вырисовывается образ такого уличного художника граффити, с баллончиками с краской и платком, закрывающим нос и рот. А потом он вспоминает, что это не заброшенная стройка и не муниципальное охраняемое здание, а детская комната, и рисовал Отабек безопасными красками и кисточкой. Но всё равно в его голове выглядит это дико сексуально.       — Иди сюда, кое-что покажу, — его опять тянут за футболку куда-то в сторону. — Садись вот сюда.       Соня указывает на детский стульчик, и Юра очень сомневается, что даже его худая задница уместится на нём. Но он складывается пополам, ноги сразу становится некуда девать, и он видит себя со стороны кузнечиком с торчащими у ушей коленями. В руки ему суют картонку, сложенную пополам, разрисованную, обклеенную и обсыпанную блёстками со всех сторон.       — Это волшебная открытка, и сюда надо положить своё самое заветное желание, и оно обязательно сбудется. Смотри, вот моё. — Соня раскрывает в его руках открытку и вынимает прикреплённый изнутри листик. — Я загадала, чтобы мама с папой всегда были со мной.       — Желания нельзя никому рассказывать, иначе они не сбудутся, — поучительным тоном говорит Юра.       — Тебе можно, ты красивый, а значит, добрый, поэтому всё сбудется, — непосредственно, как все дети, отвечает та. Он смеётся. — А у тебя есть желание? Самое-самое заветное?       — Ну-у, — Юра думает о том, как же хорошо быть пятилетним ребёнком, у которого всегда одно самое заветное желание, и каждый раз — разное. Вот сейчас это, чтобы родители всегда были рядом. А через полчаса это будет мороженое. А как быть ему, когда его самого разрывает от сиюминутных желаний? О которых даже думать стыдно рядом с ребёнком.       Юра вертит головой, обшаривая комнату в поисках хоть какой-нибудь подсказки. И неожиданно натыкается на Отабека, который стоит на пороге и смотрит на него своими удивительными глазами, набравшими тепло и свет. Словно подпитался в мансарде под окном в потолке. Лицо моментально ошпаривает. Он вспоминает, не наговорил ли чего лишнего, думая, давно ли тот здесь стоит. Смущённо улыбается ему, не понимая, с чего вдруг стало так неловко. На стульчике становится ещё неудобнее.       — Дядя Бека-а-а-а! — писк разрывает барабанные перепонки, и Соня несётся к Отабеку. Тот с ходу подхватывает девчушку на руки, и та виснет у него на шее и звучно целует в щёку. Юра засматривается на них.       — Привет, принцесса, — смеётся Отабек. — Чем вы тут занимаетесь?       — Смотри, что я нарисовала. — Она лягается пятками, словно коня пришпоривает, и тянет поднести её к той части стены, куда тычет пальцем. — Красиво?       Отабек подходит ближе и всматривается в рисунки. А Юра глаз не может отвести от того, с каким неподдельным интересом он смотрит, кивает, улыбается. Пока они обсуждают что-то своё личное, он вытягивает затекающие ноги перед собой. За окном внизу тявкает мелкая собака, пару раз ей отвечает грозный лай. Голоса на улице слышны громче и их становится больше.       — А это я, что ли? — спрашивает Отабек, ткнув пальцем в чувака рядом с байком.       — Да, — хихикает Соня, — только мотик не очень получился.       — А по-моему, всё круто и очень похоже. Видал? — Отабек гордо смотрит на Юру. — Моя школа.       Юра смеётся и машет в воздухе картонкой, с которой ему на колени сыплются блёстки.       — А у меня тут открытка с желаниями. Говорят, если загадать, оно сбудется.       — И что ты загадал? — хитро косится на него Отабек.       — Так я тебе и сказал, ага, — ехидно улыбается тот, — не сбудется же, ты чё, маленький?       Соня хихикает в ладошку, болтая ногами на руках у Отабека, а тот глядит ему в глаза, отчего Юру просто приклеивает задницей к стулу.       — Сегодня все желания сбываются, — произносит он особенным голосом. И Юра чувствует, как воздух моментально раскаляется между ними и густо несёт сексом.       — Да? А почему? А все-все желания? — вклинивается Соня, не подозревающая, какая драма разворачивается на её глазах.       — Все, какие захочешь, — Отабек целует и опускает девочку на пол, — иди скажи папе, он же ещё наверняка не знает.       — Ладно. Па-па-а-а!       Соня выбегает в коридор, Юра провожает её взглядом. Они остаются вдвоём. Отабек поворачивается к Юре, опираясь плечом на стену. Но дверь остаётся открытой — и правильно. Не здесь же, не в детской комнате.       — А ты продуманный, — щурит глаза Юра и пытается вытащить задницу из стула. Протягивает к Отабеку руки. — Я застрял, помоги?       Тот смеясь подходит и хватает его за пальцы, помогает встать на затёкшие ноги. И дальше голова отказывается работать. Они стоят в шаге от поцелуя, Юра видит, какие у Отабека сухие губы, и знает, какими мягкими они могут стать. Надо только провести языком. Яркая рубашка на Отабеке всё ещё не застёгнута, рисунки на коже влажно поблёскивают, и Юра не думает. Он уже тянется ртом к красиво бликующей впадинке меж подписанных ключиц. Отабек держит его за предплечья, но удержать не успевает. Вдыхает и крепче сжимает пальцы, когда Юрин язык проходится по ямке, вылизывая солёное досуха и поднимаясь к дёрнувшемуся кадыку.       — Юра…       Юра проезжается носом по колючей шее, намереваясь куснуть где-нибудь на видном месте. Примеряется к щеке. А тот уже распускает руки, удобно умостив одну между ягодиц, утопив пальцы в то место, где лишь ткань белья и шортов прикрывают сжавшийся проход. Второй рукой Юру удерживают под волосами за загривок и влажно дышат в ухо. И он чувствует себя всего словно нанизанным на Отабека, будто игрушка на руку опытного кукловода. Хватается за ворот его рубашки, пробираясь под ткань.       — Мама сказала… ой!       Юра еле отталкивается от Отабека, вылизывающего его ухо, и в ужасе смотрит на Соню, застывшую на пороге. Та смотрит на них огромными ясными глазами и улыбается. Той улыбкой, когда ребёнок не понимает, как реагировать на то, что он видит, но на всякий случай решает улыбаться.       — Мама сказала мне переодеться.       — Мы уже уходим, — напряжённо отвечает Отабек, выходя вперёд, и Юра видит малиновые кончики его ушей, стоя за его спиной. Думает, не нужно ли предупредить её, чтобы родителям не рассказывала, чем дядя Бека с дядей Юрой занимались в её комнате? Подкупить как-то?       — А я же не показала тебе ещё кое-что. Смотри, смотри! — Соня быстро переключается, подбегает к кровати. Шарит рукой под взбитым одеялом и через секунду достаёт пульт. Что-то нажимает — и на потолке над кроватью зажигается целая вселенная со звёздами, выложенными в созвездия, луной и даже с подвешенным космическим кораблём. У Юры внезапно чешется под лопаткой, куда ни за что не достать рукой. — Ну как?       Девочка с восторгом смотрит на них и ждёт реакции.       — Вау, это чудо? — Юра изо всех сил пытается изобразить удивление.       — Нет, это же пульт, — укоризненно смотрит на него Соня, как на дурачка. Отабек рядом давится и кашляет в кулак, отвернувшись, Юра пихает его пониже спины.       — Смейся-смейся, счас кто-то доржётся и чьё-то желание сегодня не сбудется.       Соня заливисто хохочет, падая на кровать. А Юра обходит Отабека, специально задев плечом, и выходит в коридор, стараясь унять колошматящее в грудину сердце.       На лестнице он встречает мяукающих на разные лады котов, подхватывает их обоих под животы и собирается похитить. Но по пути его перехватывает Света и говорит, что им нельзя наружу. Коты — жуткие трусы, боятся улицы, а ещё там собаки. Юра удивляется, потому что не встретил ни одной, а потом вспоминает, что слышал лай из окна детской. И с сожалением вернув не особо сопротивляющихся котов на место, идёт во двор.       На улице уже набирается приличное количество народа, все заняты разворачиванием поляны или просто общаются между собой. И Юра поначалу теряется и не знает, куда себя деть. Решает послоняться вокруг, пока на него особо не обращают внимание. Но по пути внезапно каждый норовит поздороваться с ним лично за руку. И это странно, потому что их имён он не помнит, хотя лица все знакомые. А вот его, кажется, знают все.       — Юрец, здоро́во, как сам? — протягивает руку длинный худой парень. Так и запишем: Длинный.       — Как житуха, братан? — другой, рыжий, так же жмёт ему руку, притягивая к себе для короткого объятия. Третий, которого, как Юра успевает услышать, кличут Черепом, стучит ему по спине в знак приветствия. Он едва не орёт от боли. Кто-то ещё суёт ему в руку запотевшую бутылку с пивом. Потом какие-то девчонки с визгом кидаются его обнимать за шею. Юра едва спасается бегством.       Отходит подальше, осматривается. Всюду, где есть хоть минимальное пространство, расставлены шезлонги и пластиковые кресла всех расцветок, будто украденные из разных уличных кафешек. И ни намёка на какой-либо стол. Его и поставить некуда будет для такой большой компании. От беседки густо тянет белым ароматным дымом, кто-то из гостей сосредоточенно размахивает над мангалом одноразовой тарелкой, попивая из горла пиво. Рядом — и когда успели? — уже установлен гигантский бассейн, через шланг быстро заполняющийся водой, Кирилл как раз перекидывает через высокий борт приставную лесенку. Один из его друзей примеряется туда для прыжка с разбега. В окно дома, выходящее на эту сторону, выставлены огромные колонки, из которых гремит старый добрый русский рок. Юра усмехается. Что же ещё может слушать стая байкеров?       Он идёт дальше, в сторону курятника, и натыкается на источник лая, который слышал из дома. Огромный немец с торчащими строго вверх ушами, с идеальной полицейской выправкой, прижимается к деревянной низкой постройке и стоически терпит поползновения мелкого шпица, напрыгивающего на него со всех сторон. Только скептически косит на него глазами, словно пытаясь сказать, шёл бы ты отсюда, болезный. Юра ржёт, глядя на эту парочку, невольно сравнив их с почётным караулом Букингемского дворца и сумасшедшим туристом, который пытается привлечь внимание одного из пехотинцев, обязанного сохранять выдержку. Он успевает сделать несколько фото. А потом тявкающий рыжий шар поднимает за живот подошедшая девушка с боксёрскими брейдами по всей голове, приветливо улыбается Юре и уносит извивающегося питомца в неизвестном направлении. А немец даже, кажется, облегчённо вздыхает. Позволяет себе сложить лапы в тени высоких кустов, растущих вокруг курятника, и кладёт на них голову, шевеля в сторону Юры бровями. Но нападательного и кусательного интереса к нему не испытывает. И даже милостиво разрешает подойти и погладить между ушей, которые теперь не на стрёме стоят, а развешиваются набок. Юра смеётся, трепля уже за холку. Большие собаки Юре нравятся, но заводить такую он не решается, тупо не было бы времени на уход, выгул и прочее. А маленьких собак он не любит, считает, что собака должна быть защитником, а иначе какой от неё толк? А всех этих селективно выращенных и неоправданно дорогостоящих скотинок даже жалко. Зимой Мила хвасталась йорком, на которого спускала ползарплаты. Хотя он был куплен для Тёмыча, возилась с ним только она. А через две недели пёс умер от инфаркта, перепугавшись дверного звонка в квартиру.       — Гоша, ко мне! Иди ко мне, мой хороший.       Юра резко разворачивается, сидя на корточках, вместе с заинтересованно поднявшим голову немцем. Ищет глазами, кто это так по-командному обращается к Поповичу. И не сразу соображает, кто вообще его пригласил? А потом его чуть не сшибает с ног большая туша, которую он только что гладил, и немец радостно несётся к хозяину, мигом растеряв весь импозантный вид. Метёт землю хвостом и стелется перед Кириллом, принёсшим ему тазик с едой. Гоша, значит, усмехается Юра и встаёт на ноги, надо будет сказать Поповичу. Охранник только из Гоши так себе. Юра пол-участка облазил, но не видел его.       Он идёт обратно, народу, кажется, ещё прибавляется, становится теснее, оживлённее, веселее. Музыка звучит громче, и Юра даже втягивается. Вспоминает про пиво, нагревшееся в его руке, с пшиком откручивает крышку и с наслаждением делает первый глоток. И настроение потихоньку набирает обороты. Он думает о том, где они все будут сидеть, потому что стол так и не вынесли. Видит, как шпица держат над бассейном, и он быстро-быстро перебирает лапками, касаясь самой поверхности воды, имитируя плавание. Отпусти его хозяйка — и поплывёт же, с такой скоростью он гребёт.       Со всех сторон слышится смех, солнце греет макушку, и Юра чувствует себя единым целым с этой компанией почти незнакомых ему людей.       На горлышко его бутылки оседает огромный мыльный пузырь, с мини-радугой внутри.       — Мама, смотри, какой большой!       Юра поворачивается на крик. Соня стоит с большой яркой бутылочкой в одной руке и палочкой, через которую выдувает пузыри — в другой. Восторженно смотрит на Юру и показывает пальцем на пузырь, водрузившийся на бутылку и не желающий лопаться. Соня подбегает и пытается его перенести себе на палочку, но он лопается с брызгами. Девочка визжит и хохочет, тут же забывая о нём и принимаясь выдувать новый.       А потом Юра видит Отабека. Он стоит у крыльца с кем-то из друзей, курит. И смотрит неотрывно, словно всегда здесь стоял. Юра начинает волноваться, вспомнив мансарду и ощущения от уверенных пальцев Отабека между своих ягодиц. И ещё вспоминая, сколько часов осталось до ночи. Отпивает из бутылки, не переставая смотреть в глаза Отабеку. Тот с трудом отводит взгляд и что-то отвечает парню рядом с собой. Юра идёт к ним.       Друг Отабека замечает его и так тепло приветствует, отбивая его кулак, приобнимая и хлопая по плечу, что он уже не знает, как на это реагировать. И когда они с Отабеком остаются докуривать вдвоём, говорит:       — Слушай, так странно, меня тут все знают, а я никого по имени даже не помню. И чего они все так ко мне? Типа тату сделал и стал теперь свой? — он усмехается.       — Нет, к тебе всегда хорошо относились, — отвечает Отабек, — ты просто не замечал. А после… того случая зауважали, ты у нас популярная личность теперь.       — Фан-клуб ещё не организовали? — Юра хмыкает, пряча смущение и держа сигарету у рта. Что-то не похоже, чтобы Кирилл его сильно уважал. И не то чтобы ему так остро необходимо его уважение, или чьё-либо из их компании. Но они разговаривали тогда в больнице, после того случая, и Юра видел, что Кирилл может быть серьёзным чуваком. Видимо, не всегда. Да и какая ему разница?       — Пойдём, почти все уже собрались.       — А стол-то где? — всё не успокоится Юра, идя за Отабеком.       На территории вокруг дома яблоку негде упасть. И Юра замечает, что никого особо и не парит отсутствие столов. Похоже, так и задумано хозяевами. Фуршет по-дачному. Кто-то устраивается с пивом прямо в бассейне, кто-то разваливается в шезлонгах и на креслах. Кому-то и подушки на земле достаточно, или чужих коленей. И Юре это по душе, не похожие на привычные тесные дачные посиделки за сдвинутыми столами друг напротив друга и неловкими взглядами, когда надо громко кричать на другой конец передать тебе салат. Захотел — встал — взял — сел обратно. Или нашёл себе другое место, потому что твоё, скорее всего, уже занято.       Хозяева усаживаются на видном месте, у всех гостей в руках по напитку. И каждый поднимает свой вверх, когда Кирилл встаёт с места и торжественно и с чувством долго говорит о том, как он рад видеть их всех здесь сегодня в такой знаменательный день. Юра фыркает.       — Я сейчас разрыдаюсь, — пихает мужа в бок Света, — долго ты ещё, как эти тётки в загсе, затирать будешь? Будь проще.       — А, ну да, чё это я? — ржёт Кирилл. — Короче, народ, жрите-бухайте, но не забывайте — никто не уйдёт, пока не поможет нам всё здесь потом убрать. За вас, чуваки! Мы вас любим.       И под грохнувшее отовсюду нестройное «ур-ра!» все встают, раздаётся звон бутылок, приглушённая на время музыка выкручивается снова на максимум. Соня вместе с собаками бегает между гостей и чокается соком с каждым из них. В бассейн по очереди ныряют с разбега, кто-то уже танцует, Света разносит всем закуски. Она подходит к Юре, который умудряется занять целый гамак немного позади всех и теперь сидит, забравшись в него с ногами.       — Юрец, ты как тут? Не скучаешь? — подмигивает она.       — Не, всё очень круто, спасибо, — он с благодарностью забирает у неё протянутую ему тарелку с вкусностями.       — А то смотри, Кира если увидит, что скучаешь, сразу тебе применение найдёт. Конкурсы начнёт устраивать, караоке вынесет, а оно тебе надо? Мне так точно нет, — смеётся она, поправляя сбившийся пучок на макушке. В сочетании с бритыми висками смотрится это очень смело.       — А вы давно женаты? — спрашивает он, отсмеявшись и чуть не завалившись с гамака на землю.       — Уже десять лет стараемся друг друга не убить, — весело отвечает та, глядя на мужа, который уже забирается в бассейн с мужиками и что-то орёт оттуда.       — Ого, тебе памятник поставить надо.       — Да перестань, на самом деле он только на вид такой грозный, а так, в нашей семье тиран — это я, — хохочет Света. — По мне не скажешь, да?       Юра жмёт плечом, делая глоток. Он никогда не замечал за собой привычки оценивать людей по их внешности. Но то, что характер у Светы что надо, видно сразу. Он встречается глазами с Отабеком, сидящим на противоположной стороне площадки — и весь обмирает от этого взгляда. На протяжении всего дня уже. Таким он Отабека ещё не видел, и этот новый Отабек очень его волнует. Юра не понимает, что изменилось. То ли в его джинсовых рваных шортах дело, то ли в яркой расстёгнутой рубашке. То ли в том, как держит он горлышко бутылки, обхватив его пальцами и легонько поглаживая. Или всё-таки дело во взгляде, которым тот попросту бессовестно жрёт его. И Юра молит про себя, чтобы он прекратил это делать, потому что, блядь, ему тоже хочется подглядывать за Отабеком украдкой. Но тот не оставляет ему ни единого шанса.       — А почему Отабек не с тобой сидит? — отвлекает его Света, и Юра вздрагивает, вспомнив, что она всё ещё стоит рядом. — Я думала, вы вместе.       Юра не успевает ответить, едва не напустив слюней в бутылку от неожиданности, как к ним подбегает Соня и утаскивает маму срочно что-то показать.       — Ну ладно, веселись, — только и успевает та сказать Юре, убегая за дочерью. Юра вытирает рот тылом ладони. Неужели всё так очевидно?       С Отабеком они негласно договариваются держаться друг от друга подальше, но на таком расстоянии, чтобы сохранять визуальный контакт. И это некое подобие волнующей игры заставляет держать в эротическом тонусе. В сладком предвкушении. Они словно выжидают оба, дразнят, давая разгореться огню и воспалиться фантазии. Юра почти не слушает, о чём говорят вокруг, сигналы все глушатся одной помехой, которая расслабленно сидит в нескольких метрах от него, широко расставив ноги в явной доминирующей позе и постукивая кончиками пальцев по подлокотникам. Это всё ещё его Отабек, с которым по-прежнему можно расслабиться и поржать. И в то же время Юра думает о том, заметил ли кто уже его стояк.       Когда он переваливается с мягкого гамака на землю и идёт за мясом к беседке, Отабек тут же оказывается рядом. Кирилла в это время просят рассказать историю его знакомства со Светой.       — Да вы заебали уже, каждый год одно и то же рассказываю!       И пока Света раздаёт ему подзатыльников под общий гогот, пальцы Отабека касаются Юриных. Тот вздрагивает и напряжённо глядит перед собой, развернувшись лицом ко всей компании. На них не смотрят. Они стоят у беседки одни, опираясь руками позади себя на деревянную стойку. И указательным Отабек ласково, почти невинно гладит палец Юры, от ногтя до основания, а Юре уже крышу сносит от этой ласки. Мурашки разбегаются по плечам и спине до самого копчика. Веки тяжелеют, а рот сам открывается, хватает воздуха. А потом Отабек обхватывает палец, чувствительно проехавшись между ним и средним, и — блядь! — Юра не знает, почему это движение так отзывается в паху, где и так уже всё неспокойно. Его кисть накрывают сухой и тёплой ладонью.       Он приходит в себя, когда ржач в компании перекрывает музыку.       — Из-за тебя прослушал увлекательную историю, — хмыкает Юра, освобождая вспотевшую ладонь из-под Отабековой. Не дожидаясь ответа, но успев услышать тихий смешок, берёт свою тарелку с шашлыком и идёт на своё место. Но гамак уже занят, и он падает задницей на большую подушку в траве, прислонившись спиной к дереву. Ещё дальше от Отабека. Но от его трахающих, неприкрыто похотливых взглядов не деться никуда. Даже если оба стоят курят в разных компаниях, они переглядываются и улыбаются друг другу издалека, а Юре стоит нечеловеческих усилий отвернуться и не палиться. Кусает себя за щёку, заправляет волосы за ухо, кожей и каждым оголённым нервом чувствуя, что на него пялятся.       А потом на него неожиданно наскакивают девчонки, те самые, что кидались обниматься ещё утром. Их трое, на вид не больше двадцати, но Юра не удивится, если они окажутся чьими-то четырнадцатилетними дочерьми.       — А Вы врач?       — А сколько Вам лет?       — А где работаете?       — А Вы есть в контакте?       — А посмотрите, что это у меня такое? Это аппендицит? — самая красивая, и видимо, самая нахальная из них задирает топ, сползающий с плеч, демонстрируя плоский живот с разрисованным акварелью боком. Юра засматривается больше на татуировку, уходящую под бюстгальтер и за край очень низких шортов. Очень красивая тату — одуванчик и стрекоза. Интересно, Отабек набивал?       Он вежливо отвечает на вопросы, стараясь держать дистанцию, но девушки слишком настырные. Норовят потрогать, погладить волосы, хихикают. Зовут искупаться. А потом просят сделать с ними сэлфи. Сначала с каждой по отдельности. Потом — все вчетвером. Потом в снепчате. Юра беспомощно ищет подмоги и натыкается взглядом на Отабека у беседки, который очень сильно пытается не ржать, глядя на него. Поднимает большой палец, расплываясь в улыбке. А Юру уже вовлекают в новую фотосессию, облепившись вокруг него полуголыми телами и щекоча волосами.       Еле отпросившись покурить, он старается больше не попадаться им на глаза и не оставаться наедине.       Юра ещё несколько раз меняет дисклокацию, пока не оказывается в таком удобном мягком шезлонге, что решает больше вообще не вставать. Достаёт телефон и телеграфирует Отабеку. назначаю тебя рабом принеси пива своему господину :D       Он ржёт в голос, увидев охуевшее лицо прочитавшего это сообщение Отабека. И пока тот что-то печатает в ответ, посылает вдогонку ещё одно. бля Бек ты не представляешь как мне сча удобно в этой штуке моей заднице так хорошо я не встану отсюда и буду здесь спать правда я ссать хочу :D отнеси меня поссать, а?       Между его сообщениями вклинивается Отабеково: Чего еще пожелает мой господин? Я знаю где твоей заднице будет еще лучше       На твоём члене, хочет ответить Юра, но краснеет ещё сильнее и кидает быстрый взгляд на Отабека. Очень, крайне нехорошо улыбающегося. Бля-бля-бля. Ты кстати хотел фан-клуб? Те девушки готовы для тебя что-угодно сделать, только попроси а ты мог бы и спасти меня, тоже мне друг они мне чуть волосы не повыдирали и все уши облизали пока фотались :DD это популярность, привыкай тебе идет ты у меня такой милый я не милый блядь и прекрати пялиться на меня, пошляк вот че ты пялишься? У меня есть глаза И ты очень красивый Юра фыркает и машинально гладит морду подошедшего Гоши, устроившую её у него на коленях, печатая другой рукой. шуточки в стиле камеди клаб? >_<       Пёс принюхивается и вежливо косится в его тарелку на животе, а Юра даже не заметит, если у него стащат пару кусков мяса из-под носа. Нажимает на отправить. Ответ приходит незамедлительно. Раньше тебе нравились мои шутки раньше ты не говорил что я красивый Виноват исправлюсь фу блядь даже не вздумай       Он весь вспотел, ёрзая на сидении. Немец Гоша разочарованно уходит от него к другому, поняв, что не дождётся угощения, а Юра осознаёт, что переписка принимает совсем не тот поворот, что он задумывает в начале. Сердце чувствуется под кадыком, когда он читает то, что присылает Отабек. В тебе что-то изменилось Ты стал такой сексуальный и светишься весь В тебе и раньше это было, но сейчас стало заметнее Ты притягиваешь к себе этим       Юра несколько раз перечитывает его слова, кусая губы и занеся над экраном большие пальцы. Ну вот и что на это ответить? Юр Я знаю какое желание ты загадал       Он глотает насухую, вскидывает глаза и встречает набравший глубины и темноты взгляд. И сама преисподняя полыхает там на дне. ты ебанулся? мы были в комнате маленькой девочки пиздец тебе не стыдно, старый изврат? :D       Юра снова смотрит на этого нахала, чтобы ещё и взглядом выразить своё возмущение этим его развратным поведением. А Отабек попросту угорает. Равнодушно пожимает плечами и отворачивается, вставив горлышко бутылки между губ и лениво отпивая. Качает согнутой в колене ногой, уперев её пяткой в шезлонг. Влезает в чужой разговор, принимаясь что-то увлечённо рассказывать. Смотрите-ка, разговорчивый какой. Типа ему пофиг вообще. И не стыдно ни разу. Юра ждёт ещё минуту. В пару глотков осушает своё пиво, зажёвывает мяса. Долго рассматривает вблизи, а потом отгрызает заусенец. Его шезлонг сотрясается от нервных подёргиваний ноги. Он нетерпеливо проводит пальцем по потухшему экрану. Новых сообщений нет. Нажимает на поле для ввода, вызывая клавиатуру. ну и че я загадал, ванга казахская?       По ухмылочке и косому взгляду Отабека он понимает, что проигрывает по всем статьям. Но ничего уже сделать не может. Поглядывает из-под чёлки, как быстро движутся его пальцы, набирая ответ для Юры. Усилием воли тот заставляет себя опустить глаза в телефон, когда сообщение выплывает на экран. Хочешь кончить мне в рот?       Между ног моментально становится тесно и горячо, будто вся кровь схлынула туда вниз. Он тесно зажимает себя коленями, кулаком прикрывает рот, покусывая за костяшку второго пальца. Оглядывается, не палит ли кто его переписку, прячет телефон экраном вниз. И медленно, мучительно сгорает. Снова смотрит на Отабека. Тот спокойно беседует, по-другому и не назвать, со своими друзьями, смеётся красивым смехом. Рубашка на груди распахнута, обнажая торчащие тёмные соски и татуировки. Ладонью прижимает смартфон к бедру. Словно бы и не занимается ничем таким грязным и непристойным. У всех, блядь, на виду. Юра уплывает.       Он убирает тарелку, опускает ноги на землю и упирается между ними в сидение рукой. Подаётся вперёд, впитывая в себя Отабека. Его голос, интонации, мимику, жесты. Тот, словно почувствовав, поворачивает к нему лицо, смотрит плотоядным взглядом из-под прикрытых век, а потом стреляет им в сторону бани. И тут же отворачивается, как ни в чём не бывало. Всё происходит за секунду. Юру заливает расползающимся от макушки вниз кипятком. А Отабек спокойно поднимается и просто уходит в том направлении, куда только что указал ему глазами. В руке держит телефон, и кажется, будто идёт сделать звонок в тишине. Юра не смотрит, но чувствует его взгляд. А ещё кажется, что все присутствующие тоже это видят. Потому что просто как можно не заметить, когда этим запрещённым напряжением тащит за километр?       Он слышит сигнал входящего сообщения и опускает глаза в телефон. Пиздец ты такой горячий когда смущаешься Надо почаще тебе такое говорить       Юру начинает знобить, хотя изнутри всё плавится и шипит. Ему стыдно. Ему жарко. Он выжидает с минуту, боясь, что стоит ему только встать с места — и кто-нибудь обязательно спросит, не к Отабеку ли он спешит с таким здоровым стояком. Блядь. Но никто вроде не обращает на него внимания. Сердце заходится в ужасающе бешеном темпе. А ноги стараются не бежать слишком быстро.       Отабек сгребает его себе всего сразу, как только Юра заходит в предбанник, ещё пахнущий свежесрубленным деревом. С нажимом тянет на себя за затылок, заставляя открыть рот и ошеломляя напором языка. Придавливает Юру телом к двери изнутри. И в самом деле, чего зря время терять? Не покурить же отошли. Отабек несдержанно целует его, по-настоящему, честно и по-взрослому, совсем не так, как в первый раз у него дома. И даже не как тогда на улице за углом больницы. Это не отчаянный поцелуй, не нуждающийся. А крепкий, уверенный, с обещанием чего-то классного, горячего, невозможно сладкого и, может, ещё грязного. Прелюдия к чему-то большему. Юра неосознанно тянется, ловит приоткрытыми губами вдох Отабека, во рту становится мокро от их слюны. И он слушает, как собственные стоны глушатся в его рту, а стоны Отабека дёргают по натянутым до предела нервам.       Он направляет Юру, держит, кажется, всюду, его касания расползаются по телу жаром. Часто и громко дышит, не переставая целовать, так жадно, словно пьёт и хочет осушить до дна. Неистово толкается языком и вжимает в себя, упираясь вставшим членом. И Юра упивается вкусом Отабека, захлёбывается в нём. В штанах стоит, обещание жжёт внизу живота, а перед закрытыми глазами неоново мигает то сообщение. Хочешь кончить мне в рот? Да, блядь, да! Истерзанные губы горят. На них — слюна Отабека, и Юра чувствует её запах, когда поцелуи переходят на шею, а в горло льётся жадный вдох. Его лижут по линии скулы, покусывают за подбородок, целуют у основания уха, язык принимается за ушную раковину. А Юре мало, и всё внутри требует ещё, больше, хочу, сейчас, да!       — Скоро заметят, что нас нет. — Шорох одежды оглушает, он ничего не слышит, кроме шёпота Отабека прямо в ухо вместе с его языком.       — Сколько у нас времени? — едва может шептать из-за гипервентиляции Юра. Слюна подсыхает на губах при каждом вдохе, пока его ухо терзают, и кожа на шее саднит от укусов и щетины. Но кто будет жаловаться, когда Отабек и сам задыхается, как ненормальный, не выпуская его ни на секунду. Юра прижимается щекой к его горлу, чувствуя под кожей бешено бьющую жилку.       — Минуты четыре? — жидким огнём опаляют слова ухо. — Не знаю.       — Что можно успеть за четыре минуты? — Юра дышит в потолок, пока Отабек удерживает его подбородок задранным и засасывает кожу под кадыком.       — Много чего, — вкрадчиво отвечает тот, неохотно отрываясь.       — А кое-кто не хотел торопиться, — сбитое дыхание застревает в пережатом горле.       Отабек отпускает и смотрит ему в лицо ненормально блестящими глазами, разгорячённый их близостью. Юра не уверен, что не кончит безобразно быстро только от этого плывущего взгляда почерневшей радужки. Ладони немедленно перетекают на Юрины ягодицы, крепко сжимают. Юра держится за край его шортов на пояснице, чувствуя, как по спине течёт пот.       — Я до сих пор не хочу, — хрипит Отабек ему в губы, прижавшись лбом. — Но, блядь, ты себя видел?       — Ещё раз скажешь про красивый, въебу, — Юра гипнотизирует его губы. Как красиво они двигаются, когда Отабек матерится. Почему он никогда не замечал?       — Договорились, — абсолютно на полном серьёзе отвечает тот. Шутки кончились. — Юр, ты сможешь кончить за четыре минуты?       — Что? — сипит тот, когда его несдержанно прижимают к себе за задницу плотнее. Обрисованный джинсой твёрдый член вжимается в его — такой же.       — Уже за три.       — Ты совсем ёбнулся? — окончание фразы он проглатывает, когда Отабек плотно прижимает горячую ладонь к его лицу. Выворачивается из-под неё и добавляет тише, хныкающим и незнакомым голосом: — Да я чуть в трусы от твоего сообщения не кончил. Бек? Скажи это… Скажи вслух. Пожалуйста.       Отабек пристально всматривается в его лицо, убирает волосы со лба. Глядит так глубоко и жаждуще, и ему становится не по себе.       — Хочешь кончить мне в рот? — произносит Отабек с интонацией, которую Юра прежде не слышал. Тот зажмуривает глаза, пытаясь спастись от нахлынувшего сильнейшего возбуждения.       — Блядь, хочу. — Открывает глаза и видит, как тот улыбается совершенно потрясающей улыбкой.       — Я знаю, — говорит он.       — Придурок, — сорванно усмехается Юра, толкая его бедром и обессиленно тычась носом в его щеку. — Блядь, Алтын, ты псих, я тебя боюсь.       — Да? А это не твоя рука случайно? — Отабек дёргает бровью и кивает вниз.       Юра ошарашенно смотрит туда же — когда это произошло? — и не успевает отдёрнуть. Отабек опережает. Прижимает своей широкой ладонью его руку к своему паху и направляет, вдавливает туда, где под пальцами так упруго твердеет. Юра чувствует всё. Уложенный набок и прижатый тесной джинсой член, и Юра всё ещё помнит, какой он шёлковый наощупь. Отабек умоляет взглядом. Юра поддевает край ширинки. Пуговица выдирается из петли за секунду — счёт идёт именно на них, молния разъезжается надвое ещё быстрее. И тяжёлый, невозможно горячий член Отабека весомо ложится в ладонь. Юра не вытаскивает его наружу из белья до конца, прижимая к телу всей кистью, медленно двигая ею. И смотрит туда, на свою руку в раздёрганной ширинке шортов, осознавая, что недавние фантазии воплощаются в жизнь, что это он сам творит. Пробирается ниже, вглубь, в жаркую тесноту, к яйцам, и его руке так неудобно и больно. И так, блядь, хорошо!       Он смотрит на подрагивающий живот с капельками пота, стремящуюся за резинку полоску чёрных волос. Татуировку, до этого скрытую наполовину под одеждой. В полутьме не разглядеть. А пальцы зудят, так хочется потрогать. Раздеть полностью. Провести по плечам, до сжавшихся тёмных сосков, и лизнуть их. Ощутить тёплую кожу, твёрдые мышцы, найти мягкие чувствительные места и нежно ласкать. Вылизать татуировки, обвести каждую по контуру, попробовать на вкус. Он так хочет всего этого, до трясущихся пальцев. Юра нетерпеливо вытаскивает кисть из штанов, не обращая внимания, как царапает кожу о металлические зубья ширинки. Тянется, подныривает под резинку трусов, нащупывая подушечками грубый рубец в том месте, где было ранение. Татуировка маскирует его. Он хочет посмотреть. Сейчас.       — Юра. Время.       — А? — Тот даже не сразу соображает, как долго уже пялится и лапает Отабека, насильно отрываясь от загадочного рисунка внизу живота. В уши как ваты напихали. А тот уже перехватывает обе его кисти, Юра сталкивается лопатками с деревянной стеной.       — Если будешь орать, я всё прекращу.       Он бы взбунтовался, если бы мог. Начал бы сопротивляться, если бы был уверен, что Отабек всё равно закончит начатое. Даже если для этого придётся развернуть его лицом к стене и зафиксировать руки. О, Юра бы оказал сопротивление. Только бы услышать этот командный голос.       Его шорты с бельём ползут вниз рывками. Пальцы сильно сжимают — без синяков не обойдётся, ведут вверх и по внутренней стороне бёдер, до поджавшейся мошонки. Юре хочется раздвинуть ноги шире, пустить дальше. И он не успевает понять, как это происходит. Как Отабек оказывается на коленях перед ним. Юра смотрит на него сверху, не веря. Его Отабек. С его, Юриным членом в руке, с конца которого на его губы срывается капля предъэякулята. Отабек слизывает её, больше размазав, чем убрав. Юра зажмуривает веки, не в силах на это смотреть.       Он чувствует дыхание на болезненно стоящем члене, а на своих боках — широкие ладони, с нажимом двигающиеся выше. Они утюжат рёбра, приглаживают соски, надавливают на солнечное сплетение. А потом вниз, на бёдра, скользяще и почти невесомо, и Юру трясёт от силы и контраста ощущений. Он осторожно открывает глаза за долю секунды до того, как Отабек открывает рот и уверенно забирает себе головку, туже сжимая вокруг неё губы. И не успевает осознать, как член уже почти полностью в его рту. И там так скользко, так невыносимо гладко, и двигается язык, прижимаясь к стволу снизу. Юра не дышит, делает вдох — и забывает, что там дальше по плану. Подглядывает за Отабеком. С этого ракурса он смотрится так потрясающе вызывающе. Сдвинутые брови, тень ресниц, прямой штрих переносицы, растянутые вокруг члена красные губы и втянутые щёки. Отабек выглядит таким жадным. Ненасытным. Вот что значит дорвался.       Юра не выдерживает всего этого и протяжно стонет, ударяясь затылком о дверь. Член тут же обдувает прохладой.       — Что я тебе сказал по поводу криков? — предупреждающе низким тоном произносит Отабек, больно царапая короткими ногтями бёдра, а у Юры крышу срывает от этого ещё качественнее. А потом тот снова берёт в рот.       — С-сука… — Юра беззвучно мычит в крепко сомкнутые губы, для верности запечатав их сверху потной ладонью, второй рукой вцепившись в собственные волосы. Отворачивается, распахивает глаза — и видит себя. В отражении зеркала, приставленного сбоку у стены. Видит так близко и отчётливо свои безумные глаза, сжимающие щёки пальцы, оголившийся живот и спущенные шорты вместе с бельём. И Отабек на коленях двигает головой. С его членом во рту. Невыносимо, так грязно, дико, так охуенно, и колени подламываются. Юра подаётся ласкающим его рукам, следя в отражении, как красиво выгибается его спина, а член то исчезает, то появляется в чужом рту, и Отабек придерживает за бёдра, не давая толкаться глубже, туда, во влажное тепло.       А потом он начинает сосать по-настоящему. Не просто водить по члену губами и двигать языком внутри рта, дразня. А умело сосать, насаживаясь на член глубже и издавая стыдные звуки, заставляющие сильнее зажмуриваться. Снова и снова проталкивает член между плотно стиснутых губ, снимаясь с него, чувствительно проезжая тонкой шкуркой по уздечке — и обратно. Юра чувствует головкой ребристое нёбо, его руки бессильно падают, и он вплетает пальцы в нагретые солнцем волосы Отабека. Гладит по щеке, под горячей кожей ощущая, как ходит между ними собственный член. Съезжает ладонью до затылка. И — так получается случайно, надавливает на него сильнее, чем нужно.       Отабек дёргается и судорожно сглатывает с его головкой в глотке, кидая напряжённый взгляд вверх из-под свисающих на лоб чёрных прядей. Юру сгибает пополам, и он охает, всем весом опираясь на его плечи. Отабек удерживает под рёбрами. И постепенно накатывающий волнами оргазм обрушивается на него со всей силой, вынуждая Отабека принять в себя его последствия. Юре кажется, что он сходит с ума, но он отчётливо может представить, пока его колотит в множественных спазмах, как толчками сперма покидает член и Отабек глотает её всю без остатка. А потом вылизывает член, выглядя абсолютно съехавшим. И сытым.       — Ты молодец, справился, — слышит Юра одобрительный тон с такой сводящей с ума хрипотцой. Лишнее напоминание, чем они тут только что занимались. Он с трудом разлепляет влажные ресницы, выпрямляясь и падая спиной на прохладную стену позади. Вспоминает, где они. Отабек подтягивает бельё с шортами на ватных ногах Юры. Тот открывает рот и тут же с болезненным стоном прижимает к нему ладонь. Срочно требуется приложить что-то холодное. Растянутые уголки губ саднит от глубоких поцелуев, язык отказывается двигаться, а под ним ещё и болит уздечка, Юра трогает её кончиком языка. Челюсть сводит.       Отабек отводит его ладонь и легко прикасается поцелуем, но всё равно ощущается это как прижигание раскалённым металлом. Как долго он теперь не сможет целоваться? Ладно целоваться, разговаривать-то как? Юра шатко подходит к зеркалу и рассматривает себя в мутном дневном освещении. Как теперь показаться всем в таком виде? Он замечает за спиной поправляющего свою одежду Отабека, его спокойное лицо и мягкую улыбку. Улыбается ему в ответ.       — Пошли? — протягивает тот руку. Они выходят вдвоём на свет, а Юра чувствует себя голым, как на прогулке позора в общагах американских колледжей. Хотя баня находится на приличном отдалении от площадки, её закрывают густые деревья, и гостей отсюда не видно, но мало ли кто мог забрести сюда. Он поправляет одежду, приглаживает выбившиеся из пучка волосы, собравшиеся в колтун на затылке. Пальцы ещё подрагивают, и очень хочется окунуться.       А потом случается нечто, выбившее Юру из его блаженного состояния. В нескольких шагах от угла, за которым отдыхают гости, так, что Юра различает уже отдельные слова, Отабек внезапно берёт его ладонь в свою. Смело и уверенно, словно решив что-то для себя. Юра от неожиданности выдирает пальцы и отшатывается в сторону, запинается носком о пятку другой ноги. Не упасть помогает крепкая хватка под локоть. Но лучше бы Юра упал и сломал себе сейчас шею, лишь бы не видеть того взгляда, которым Отабек на него теперь смотрит.       — Бля, Бек, прости, — язык всё еще еле ворочается, — я не… это само собой как-то… Ты… неожиданно так…       — Я понял тебя, — глухим голосом перебивает тот. — Извини.       Блядь, Юра досадно цокает ноющим языком, глядя в быстро удаляющуюся спину. Молодец, ты всё благополучно проебал на начальной стадии.       Он грустно плетётся следом, в последний момент свернув ко входу в дом. Сам не знает, зачем. Бредёт до кухни и совсем не ожидает увидеть там двух целующихся девушек. Те резко оборачиваются на его шаги, отлипая друг от друга и испуганно глядя на него.       — Упс, извините!       Разворачивается на пятках и спешно удаляется, слыша за спиной смех. В одной из девушек узнаёт ту, что зашивала у кого-то на дому Отабеку раны. Марго, кажется. Кирилл вроде так её называл. По красным волосам и септуму запомнил.       Всё настроение в миг обнуляется, заставляя чувствовать мерзкую гниль внутри лёгких и на языке. Он тяжело топает по лестнице до мансарды, чувствуя здесь себя уже не желанным гостем. Падает на кровать, где сегодня мог кувыркаться с Отабеком до утра. Мог бы, если бы не…       Он косится на их рюкзаки в углу, думая, сможет ли вызвать сюда убер и свалить незаметно. А потом слышит приближающиеся шаги. Выпрямляет спину, готовый посмотреть в лицо Отабеку и признать свою ошибку. Но в проёме двери показывается не Отабек.       — Привет, — Марго улыбается, опираясь плечом о косяк. — Ты же Юра, да? Я зайду?       Юра кивает пару раз. Хотя разговаривать с кем-либо нет ни малейшего желания.       — Не против, что я тут? Просто ты так быстро убежал, — объясняется девушка, не прекращая улыбаться, — а я хотела с тобой познакомиться поближе. Прошлое знакомство было не очень.       — Да, прости, что наорал тогда, — прокашлявшись, говорит Юра, рассматривая свои руки.       — Забей. У тебя всё нормально? — Юра реагирует неопределённым движением плеча. — Тут вроде как праздник, а ты здесь. Ты же не нас испугался? — смеётся девушка. Юра фыркает. — Потому что зайди ты на полчаса пораньше, увидел бы картину похлеще. Только если целующиеся парни тебя пугают не так сильно, как целующиеся девушки.       Юра поднимает на смеющуюся Марго глаза. Та стоит рядом и смотрит вверх в окно в потолке.       — Но ты, я смотрю, тоже время зря не терял, — она косится на его губы и дёргает бровями, и засосы вдруг начинают болеть с новой силой. Юра трёт шею и проводит языком по пересохшим дёснам. — И так как новеньких, кроме тебя, я здесь не видела, девушки у нас все заняты, если только ты не с теми студентками, а из парней в нашей тусовке только один, в чьём вкусе ты можешь быть… хотя вообще-то ты вполне во вкусе любого, кто здесь есть, — она оценивающе оглядывает Юру с ног до головы, — и на основании всего этого я делаю очень крутой вывод. И — поздравляю тебя.       Юра вздыхает. Грубить не хочется. Уж слишком искренне она радуется своему открытию. А он думает о том, что, пожалуй, поспешил с выводами, кто здесь главный косяк. Ему срочно нужно найти Отабека.       Марго выманивает его вниз, где на кухне всё ещё ждёт её девушка Саша, и ранее названные парни, Глеб с Женей. Все четверо прибыли буквально только что.       — Знакомьтесь, тот самый Юра, который дважды в лицо послал Бочку нахуй и выжил, — знакомит его со всеми Марго. — И лучший друг нашего Отабека.       Юре всё ещё неловко, но он остаётся с ними на кухне, пока Женя что-то беспокойно ищет в сумке. Забывает о времени, с интересом слушая ребят. Узнаёт вдруг, что у Кирилла своя автомастерская, и это туда Отабек отгоняет Юрину машину чинить периодические поломки. Света работает главным бухгалтером в фирме отца. А Соню часто оставляют с няней, кем является Саша. А потом Женя находит, наконец, в сумке ингалятор, облегчённо выдохнув, и Юра вспоминает, что Кирилл ему о нём уже рассказывал. Жека «Лось», кажется. И это ему Отабек однажды жизнь спас, когда он только начал общаться с Кириллом и их байкерской тусовкой.       — Вот вы где все, проснулись, алкаши? — На кухню заходит Света, неся стопку тарелок. — О, и Юрец здесь, а мы тебя обыскались. Пропали вдвоём с Баралгином, а вернулся только он. Нехорошо так сваливать. Так, помогите мне ещё пива отнести.       Воспользовавшись возникшей суетой, Юра сбегает на улицу.       Отабека нигде не видно. Юра ищет его глазами и, наконец, находит за беседкой разговаривающим с Кириллом. Оба курят и разговор, судя по напряжённым лицам, серьёзный. Отабек хмурится, слушая Кирилла, отвечает короткими фразами. Снова выслушивает то, что ему вряд ли нравится. Уголки губ, сжимающих сигарету, опущены вниз. Вот он кивает, глядя куда-то мимо Кирилла. Что-то снова отрывисто отвечает. Тот зло сплёвывает на землю. А Отабек вдруг поднимает глаза и встречается тяжёлым взглядом с Юрой. И это уже не те флиртующие переглядки, какими они перебрасывались в течение дня. Ничего не меняется, и Отабек вдруг опускает ресницы и отводит глаза, поднося сигарету к губам. А Юре в хребет будто жидкий азот впрыскивают.       Он дожидается, когда они закончат разговор. Кирилл уходит, оставляя задумчивого Отабека. И Юра шагает к беседке побитой собакой, со страхом ожидая, что его погонят. Но Отабек встречает его такой искренней, немного уставшей улыбкой, и Юру топит в этой нежности. Он смотрит, как тот вынимает себе ещё сигарету. Щёлкает пару раз зажигалкой, высекая пламя. Юра тоже вытягивает одну из своей пачки, они не спеша закуривают. Он смотрит, как затягивается белёсый дым в рот и нос Отабека перед тем, как с выдохом струёй вырваться наружу. И языком — глянцево по губе привычным движением.       — Бек, ты злишься? — почти неслышно произносит Юра и сразу отвечает на его острый взгляд и неозвученное «на что?» — Я обидел тебя…       — Нет, Юр, это я… — Отабек пресекает его попытку возразить неуловимым движением кисти с зажатой меж пальцев сигаретой. — Выслушай… Это я слишком тороплю события.       — Куда ещё медленнее? — не сдерживается от смешка Юра.       — Я не об этом, — предельно серьёзно отвечает тот, Юра осекается. А Отабек словно собирается с духом. — Я очень долго ждал, Юр. И слишком многого хочу от тебя. И я не боюсь рассказать об этом. О моих чувствах к тебе. Потому что всё серьёзно. Рассказать если не всему свету, то хотя бы моим друзьям. Они…       — Они поймут, — кивает Юра, пристыженно опуская голову, чтобы после посмотреть на Отабека из-под нависшей чёлки.       Тот повторяет его движение головой, лицо оживает мягкой улыбкой.       — Да, не осудят точно. Но я не учёл твои желания и не должен был решать за тебя. Прости за это. Я не смог удержаться, мне… — он длинно выдыхает, словно вместе с дымом отпуская себя, — блядь, мне так хорошо было, и вдруг захотелось…       — Поделиться с кем-то, — снова заканчивает за него Юра, медленно сгорая от осознания того, что отсасывали ему, а хорошо было Отабеку. — И я не против, Бек, у тебя клёвые друзья…       Он не знает, как закончить фразу без «но». Отабек тоже это чувствует. Грустно смотрит на него. Делает последний затяг и тушит сигарету, пока Юра ждёт приговор.       — Это не главное, Юр, важно, чтобы тебе со мной было хорошо. Чтобы ты не боялся, не шарахался от меня. Говорил, чего хочешь, чтобы я знал, как поступить. Ты знаешь, как тяжело сдерживаться рядом с тобой, после всего… что у нас уже было. Но это мне и нравится, и поэтому я не хочу торопиться и торопить тебя, потому что знаю, что однажды, когда ты будешь готов, можно будет уже не сдерживать себя. Не бояться твоей реакции.       — Но теперь-то ты не боишься? — Юру перетряхивает всего изнутри, и он прячет за улыбкой свои вываливающиеся наружу эмоции от всех слов, что слышит. Не успевает за ними.       — А ты? — В голосе Отабека столько надежды. А в этом вопросе — ещё больше. Он уже столько всего сказал, наизнанку вывернулся перед ним. Юра жуёт губу. Кивает, разом отвечая на всё. Он понимает, чего хочет Отабек. Что хочет от него услышать. И Юра готов дать ответ, но пока по-другому. Не так. Не все умеют в слова, но можно и иначе показать, что ты чувствуешь.       Они молчат, голова пуста, освобождённая от скопившихся мыслей.       — Юра, перестань делать такое лицо, — слышится ему словно под толщей воды. — Или я тебя сейчас поцелую. Прямо здесь.       Он не замечает, как по-идиотски открывает рот, пока Отабек пальцем не нажимает в мягкое место под подбородком и захлопывает рот до клацанья зубов.       — Ненавижу тебя, блядь, — смущённо бурчит он, не глядя на него. Ненавидит это своё состояние, когда он улетает от такого Отабека, умеющего застать его врасплох.       — А я тебя люблю, — спокойно отвечает тот, вроде и шутя в ответ, но добивая при этом окончательно.       Юра уже снова открывает рот, чтобы ответить, или послать, он ещё не решил. Но с площадки, где веселье в самом разгаре, а время переваливает далеко за полдень, их окликает один из гостей. Длинный вроде, как его с самого начала обзывает про себя Юра.       — Эй вы, ещё не обкурились там? У нас тут водка стынет!       — Сейчас идём! — громко отвечает Отабек, чтобы тот услышал. Ага, счас, думает Юра, готовый уже вцепиться в него и оттащить подальше, чтобы продолжить начатое. Он не уверен, что именно — либо разговор, либо секс. Решит по ходу. Но Длинный не отстаёт:       — Мы на пляж собираемся! Мелкий, ты в волейбол играешь?       Ну да, это же так логично, для Юры он Длинный, для Длинного он мелкий, но Юра же не орёт об этом вслух. Он уже хочет огрызнуться, но потом ему в голову приходит идея.       — В школе был лучшим игроком! — кричит он в ответ. Длинный поднимает к груди обе руки с торчащими большими пальцами.       — Вот и заебись! Ты в моей команде! Баралгин, ты с Бочкой, как всегда!       И Длинный возвращается в компанию, где уже начинается движняк, и все принимаются собираться. Убирать пустые бутылки, грязную посуду, мусор. Оставшиеся без присмотра собаки тоже помогают, утаскивая оставленные куски мяса и колбасы на тарелках.       — О как, — ухмыляется Юра, понижая голос и глядя на Отабека. — Смотри-ка, а мы с тобой друг против друга играем. Давай так. Если моя команда выиграет, ты исполняешь моё желание. Сегодня ведь все желания исполняются? Ты сам сказал.       — Я не против, — улыбается тот. И Юре нравится, что тот так легко принимает правила.       — Но учти, я по-любому тебе отсосу, независимо от счёта, — тихо произносит он и широко улыбается, замечая, как краснеют щёки Отабека. Юре доставляет несравнимое ни с чем удовольствие наблюдать за его глазами, наполняющиеся темнотой после этих слов. Как расфокусированным взглядом он обшаривает Юрино лицо. Как приоткрывается его рот, который хочется немедленно поцеловать. Отабек даже чуть качается вперёд, словно собирается сам это сделать. Юра делает шаг назад и разворачивается, говоря уже через плечо.       — Пошли, Баралгин. Ты хоть мяч когда-нибудь держал в руках? Эй! — Он вопит, получив хороший такой шлепок по заднице. Звонкий. Но все заняты сборами, половина людей уже ушли куда-то, и на них не обращают внимания. Юра наглеет и, притормозив, выписывает Отабеку коленом под зад. Там так приятно упруго. А потом припускает от него со всех ног. Но тот даже не думает догонять. Юра спотыкается о ветку, но удерживается на ногах. Отабек равняется с ним.       — Ты бы помолчал лучше, — как-то чересчур спокойно, но с угрозой говорит он, — мы каждый год с Кирой в волейбол всех нагибаем.       — И меня нагнёшь? — шёпотом спрашивает Юра, наклоняясь к нему и делая вид, что поднимает с земли бутылку с пивом.       — Тебя — в первую очередь. Но сначала отшлёпаю за твой язык.       И не глядя больше на Юру, Отабек проходит в дом. А тот давится своим пивом, мигом растеряв самодовольный вид, и старательно делает вид, что ничего не происходит. Что он ничего не слышал. Но ему кажется, от его пунцовых щёк можно смело прикуривать.