Без крыльев, в белых халатах

      До пляжа — совсем недалеко, после довольно быстрых сборов они добираются туда пешком минут за десять. Кое-кто из девчонок едет на великах, мужики несут сумки, кто-то даже гитары с собой берёт. Вечер, похоже, собирается закончиться на пляже не только игрой. Взгляды, которые через плечо кидает на него шагающий впереди Отабек, переодевшийся для игры в футболку, говорят о том же. Юра улыбается в ответ, чувствуя ещё покалывающее тепло его пальцев в правой ладони, сжимает её в кулак, чтобы не потерять это ощущение.       Он тащится в конце процессии налегке, все свои вещи он несёт на себе, даже не переодевается. Вынимает из кармана телефон и щёлкает красивый вид, когда они выходят к изгибу довольно широкой реки. Отправляет снимок дедушке. Тот уже выписался и под строгим наказом не поднимать ничего тяжелее чашки проводит время со своей пассией, как прикалывается над дедом Юра. Николай Валентинович тоже шлёт ему в качестве доказательств фотки того, как он отдыхает. В фуражке с козырьком, улыбка из-под усов довольная. И Юра тоже доволен, потому что тот, и правда, выглядит хорошо.       Он выходит на пляж последним, останавливаясь на верху песчаного спуска. Народ разбредается по неширокому берегу, кто куда. Здесь они совершенно одни. Юра осматривается. На противоположном берегу виднеется тёмная полоска леса. Слева реку пересекает мост на бетонных сваях, туда направляются несколько ребят со спиннингами. Справа у самой реки сгибается к воде полурухнувший ствол огромного дерева с корнями наружу. Юра ловит взгляд Отабека и придурошно дёргает бровями, как бы говоря, ну что, готовься к поражению. Для пущего эффекта ещё проводит пальцем поперёк горла. Отабек в ответ тычется пару раз языком в щёку изнутри, Юра фыркает и отворачивается, щурясь на солнце. Делает вид, что фотографирует реку. А сам надвигает на лоб кепку и прячет свои щёки. Блядь, у них тут игры похлеще намечаются. Кто кого доведёт до края. И Юре уже очень хочется на этот край посмотреть.       Он спускается вниз, глядя, как натягивают над песком сетку, один конец которой крепят к деревцу с одной стороны, а другой — к тому стволу у самой кромки воды. Старое дерево почти вырвано с корнем, но выглядит довольно крепко. С его ветвей девчонки, недавно висящие на его шее, а теперь забывшие о нём, уже успевают пару раз нырнуть в реку, как с мостика. Юра тоже не против искупнуться. Плавок, правда, с собой не взял.       Чуть дальше готовят место для костра, но ещё пока слишком рано. Все сыты, но не настолько, чтобы валяться после этого пузом кверху, а наоборот, самое то, чтобы попрыгать и растрясти то, что наели. Песок здесь очень мягкий и мусора нет вообще, можно босиком ходить. Юра скидывает кеды и чуть не стонет, когда нагретый за день песок проникает между пальцев. Он шагает к воде, пропустив Соню, с визгами бегающую наперегонки со шпицем. Оборачивается, снова ища глазами Отабека, уже скинувшего футболку. И зачем только надевал? И улыбается ему, наблюдая, как неуловимо для остальных, но очень ощутимо для Юры, его лицо словно оживает и расцветает. Поворачивается обратно и заходит по щиколотки в воду. Чуть прохладная. Идёт вдоль берега, поглядывая на Отабека, занимающегося сеткой. Тот смотрит на него один раз, второй. И Юра вдруг проваливается ногой в ямку в реке и едва не теряет равновесие. Хватается за телефон в заднем кармане — на месте. Когда снова оборачивается к Отабеку, тот уже идёт к нему с двумя бутылками пива. Одно протягивает Юре.       — Я против допинга, — смеётся он, но бутылку всё же берёт. Оба делают по глотку, стоя у самой кромки воды. — Я думал, ты ко мне больше не подойдёшь, — тихо говорит. Отабек дёргает бровью.       — Юр, если ты боишься привлечь внимание, то вообще не подходить к тебе будет ещё заметнее.       — Блин, да не боюсь я, — отвечает Юра, сдвигая кепку козырьком назад. — На рефлексе как-то получилось, извини, я не специально.       И он вдруг тянется к свободно повисшей у бедра руке Отабека и обхватывает ладонь, сжимая пальцами. Тёплая такая. Отабек стоит спокойно и смотрит на него с мягкой улыбкой.       — Юра, я знаю это, ты не должен мне ничего доказывать.       — А я ничего не доказываю, — смотрит вдруг, опустив подбородок, — я, может, тебя из игры вывести хочу и выиграть. — И он внезапно дёргает его на на себя и делает подсечку, но Отабек удерживается на ногах, шагнув назад и поворачиваясь боком. И как только Юра выпускает его из хватки, пытается сбежать. Но тот догоняет и запрыгивает на спину, цепляясь за шею. Отабек опасно пошатывается, и Юра уже видит себя, как летит в песок головой вниз. Кепка слетает на землю. Но его ноги под коленями оказываются перехвачены, Отабек подкидывает его, устраивая в руках поудобнее, и невозмутимо идёт к остальным. Они даже пиво умудряются не выпустить из рук и не расплескать. Юра улыбается и утыкается носом в стриженый затылок, вдыхая солёный запах, намешанный с чем-то ещё, принадлежащим только Отабеку. Прижимается к его голой спине. А потом замечает россыпь веснушек на плечах и шее сзади, и внезапно так чешутся зубы, что он не удерживается и вонзает их в кожу. Отабек шипит, отпуская его ноги, но Юра крепко висит на его шее, сцепив руки. Они заваливаются и чуть не падают, всё-таки выронив бутылки. Громко смеются, раздают тычки друг другу, поднимая тучи песка.       — А ну не мусорить на моём пляже! — кричит им Кирилл.       — Эй, снимите уже себе отдельный номер! — а это Марго. — Играть будем, нет?       Юра возвращается за упавшей кепкой, кидает её к остальным вещам у корней гнилого дерева. Двигаться становится лень всё сильнее, но азарт разгорается, когда они встают по обе стороны от натянутой сетки.       Каждый занимает свою позицию, Юра — у самой сетки, а напротив, в паре шагов, по другую сторону, — Отабек. Он потирает шею. А Юра очень старается не пялиться на его татуировки повыше коричневых сосков. Соски эти смотрят прямо на него, и так вызывающе торчат, и даже глядя чуть в сторону, ему бросаются в глаза лунка пупка и дорожка волос, стекающая за линию шортов. А ещё — практически незаметный под татуировкой, наполовину скрытой под низко сидящими шортами, шрам на боку. Проиграет сегодня Юра, ой проиграет.       — Ну что, фея, ты хоть до сетки допрыгнешь?       Он злобно смотрит на Кирилла, стоящего на подаче с мячом. И вспоминает рассказ Отабека, как Бочка упал с лестницы и сломал челюсть после сеанса тату. Становится немного легче.       — А кто решил, что вы начинаете? — громко заявляет Юра, высматривая судью, которым тут и не пахнет.       — Мы в прошлый раз выиграли, значит, мы и начинаем, — отвечает кто-то ещё из команды противника.       — Я не знаю, в какой раз вы там чё выиграли, меня тогда не было, поэтому по правилам кидаем жребий. — Юра нахально смотрит на Бочку, подавляя порыв подлезть под сеткой и напинать эту ухмыляющуюся свинью. — И где судья? Вы сами хоть играть умеете?       — Ух ты ёпт, ещё и правила знает, — ржёт тот и кидает мяч Рыжему, покрытому веснушками с головы до ног. — Не получилось наебать. Картман, разыграй.       Юра недовольно оглядывается на игроков своей команды. Длинный, их кэп, стоит в зоне подачи прямо за ним и улыбается так, словно ничего страшного не происходит. Марго, стоящая слева, закатывает глаза. Не, ну а чё? Назначенный судья встаёт у сетки с мячом, и тут Юра слышит тихое:       — Фея, давай.       Смотрит на Отабека «ты не охуел ли»-взглядом, не веря своим ушам. Тот улыбается всего секунду, а потом принимает суровый вид. Та-ак, деморализовать, значит, хотят. Ладненько. Он показывает Отабеку фак. Глаза того опасно сужаются, и Юра бы даже, может, и проникся этим, но решает получить удовольствие от игры, вне зависимости от её исхода. Потому что взгляд, каким тот окидывает его, свербит у Юры в паху.       Жребий выпадает в пользу его команды, Длинный забирает мяч, довольный Юра ухмыляется с превосходством. Игра начинается. А вскоре ему становится не до веселья. Первая подача заканчивается очком не в их пользу, как и следующая. Но после третьей Юра чуть не зарывается головой в песок, когда в падении отбивает мяч вверх буквально в сантиметре от земли и зарабатывает первое очко. Отабек аплодирует ему и одобрительно показывает большой палец. Даже Кирилл, для своих габаритов неплохо передвигающийся по площадке, впечатлён. Юра отплёвывается от песка и попавших в рот волос, вскакивает на ноги. Отряхивается. Он знает, что это было эффектно. В школе это был его коронный удар.       Недостающий в росте Отабек, впрочем, тоже играет хорошо, Юра пару раз сталкивается с ним у сетки, блокируя его атаки или заканчивая комбинацию.       — Хватит, — шипит он ему, воспользовавшись паузой в игре, когда Картман штрафует их команду за двойное касание, — пялиться.       Отабек только хмыкает в ответ. Они меняют позиции и оказываются на максимальном расстоянии друг от друга, но Юра всё равно чувствует это. Его взгляды. И не может оторваться от вида вводящего мяч в игру Отабека. То, как он весь выгибается, распрямляясь в струну, как прочерчиваются рёбра и выделяется каждая линия пресса. Как он подкидывает мяч, высоко вытягивая вверх руку, и резинка шортов сползает ниже, оголяя паховые складки. Блядь. Юра пропускает этот мяч, потому что Отабек подаёт прямо ему и он летит Юре в голову. В последнюю секунду Марго уводит мяч в сантиметре от его лица, кулаком отбрасывая в аут.       — Не спим, блядь!       Юра в бешенстве. Они проигрывают по очкам уже хуй знает сколько, потому что судья не объявляет счёт, а сам Юра сбивается. Но точно знает, что они просирают. Завершается первая партия. Начинает потихоньку темнеть, совсем ещё незаметно для глаза, но небо сменяет палитру и солнце скатывается ближе к горизонту, собираясь с шипением утопиться в реке. Остальные ребята из компании уже разжигают костёр. Заманчиво пахнет мясом из гриля, а с той стороны реки, где с моста ловят рыбу, слышны ржач и маты. А Юра хочет только одного — выиграть у Отабека во что бы то ни стало.       И после зычного, как в казачьем хоре, свиста судьи, означающего начало второй партии, с усиленным рвением кидается выгрызать победу. Шуточки и смешки с той стороны сетки прекращаются, когда Юра зарабатывает для своей команды очки одно за другим. Колени и локти саднят от бесчисленных падений на песок. Это только ходить и лежать он мягкий. А со всей дури ударяться о него — ни хрена не мягко. Песок этот везде, и даже, кажется, в жопе. Юра весь потный, но он видит, что и остальные игроки загнанно дышат. Кирилл в перерыве упирается руками в колени. Он только что неудачно поставил блок для Юриного удара над сеткой и очень зол. У него явное преимущество в росте, и он мог бы зачехлить атаку. Но Юре удаётся совершить чудо и загнать мяч прямо между руками Кирилла и сеткой. И теперь все переводят дыхание перед третьей, решающей партией.       Юра запоздало нащупывает в кармане шортов резинку и неряшливо перетягивает на макушке взмокшие волосы. Часть их почти тут же рассыпается по плечам, но передние пряди остаются завязанными наверху и хоть не падают на лицо. Кидает взгляд на Отабека. Лучше б не смотрел. Тот пьёт воду, и словно специально неаккуратно проливает её на себя, и так красив сейчас, этой неприкрытой, агрессивно-животной сексуальностью. Явно тоже проигрывать не собирается. Мокрый, грязный, с волосами в песке. Передав воду другому, стоит, сцепив руки за головой, показывая небритые подмышки. Дышит через рот и смотрит на Юру. Он с трудом отводит глаза, усмиряя разбушевавшуюся фантазию о грязном сексе прямо здесь, на песке. Уверен, если они столкнутся в следующий раз во время игры, тот завалит его, и ведь Юра не раздумывая раздвинет ноги.       Судья извещает о начале третьей партии. Все расходятся по своим зонам. Юра — на подаче. Подкидывает мяч, вытягивая прямые руки перед собой с сомкнутыми кулаками, и посылает мяч снизу чётким ударом, пасуя Саше. Та без труда принимает пас и отправляет через сетку одной рукой, а там уже Отабек. Но в прыжке он неожиданно со страшным звуком сталкивается с другим игроком. Оба валятся на песок. Крик Юры застревает в горле, когда он видит, как искажается от боли лицо Отабека. Спешит к сетке, но тот уже поднимается, держась за плечо.       — Ты как?       Отабек вращает плечом назад, держась за бицепс. Морщится.       — Нормально.       А вот второму игроку требуется помощь. Он получает от Отабека локтем в голову и стонет, лёжа на земле. Юра кричит, требуя принести аптечку. Потом кричит, что они все придурки, когда узнаёт, что никто не догадался её взять. Но они с Отабеком осматривают парня, приходящего в себя. На первый взгляд, признаков сотрясения нет. Даже кожа не рассечена. Шишка только будет здоровая, но в целом всё хорошо.       — Блядь, давно мы так жёстко не играли, — говорит Кирилл, когда пострадавшего уводят и усаживают под деревом, сунув в руку жестяную банку с пивом из термо-сумки приложить к голове. Через минуту тот уже радостно пшикает крышечкой и начинает банку опустошать. Жить будет.       — А помните, года три назад Койот себе ключицу сломала? Как она умудрилась, не пойму. И ведь пока не доиграли, не призналась.       Все начинают дружно кивать, а Юра вспоминает, у кого из девушек кличка Койот, но вроде такой ему не называли, когда знакомились. Зато он чувствует перемену в настроении всех присутствующих. Они словно забывают про игру, рассредоточившись по импровизированной волейбольной площадке. Кто-то даже на песок садится, скрестив ноги.       — Да-а, — кивает Длинный, — Койот вообще без башни играла. В неё как дьявол вселялся, а такая в обычной жизни всегда спокойная. Я от неё постоянно то локтями, то ногами получал. Без синяков и царапин не уходил.       — А мне она губу как-то разбила и зуб выбила, — смеётся Света. — Учитывая, что мы играли за разные команды. Мячом запустила прямо в голову.       — А кто это, Койот? — не выдерживает Юра, с содроганием вспомнив те бесконечные секунды полёта мяча на огромной скорости в его лицо.       — Оля, — лаконично отвечает ему за всех Отабек, и в наступившей тишине становится слышно, как плещется вода в реке. Даже кажется, что похолодало на градус и потемнело. Юре становится не по себе. Атмосфера становится какой-то похоронной. Он непонимающе смотрит на всех. Ведь не умер никто.       — Ладно, — резюмирует Кирилл, хлопая в ладони и словно выводя всех из транса, — давайте заканчивать и позвоним ей, на громкую поставим, узнаем, как она там. И потом пожрём, а то фея из меня все соки выжала. Ты круто играешь, чувак.       Юра кисло улыбается, всё же с облегчением выдыхая, когда напряжение испаряется. И вновь с прежним азартом, но уже без злости вливается в битву.       Команда Бочки уступает им всего какое-то одно очко, и сокомандники набрасываются на Юру с воплями и зажимают грязными потными телами, радостно вереща и оглушая. Он смеётся и натыкается глазами на Отабека, широко улыбающегося ему.       Сетку не сворачивают, и Соня перекидывает через неё мяч, сводя с ума буксующего в песке шпица. А они все размещаются вокруг костра. Кто-то приносит гитары. Подогнув под себя ногу, Юра сидит на бревне напротив Отабека, смотрящего в огонь. Уже снова в футболке, обтянувшей его плечи. Он поднимает глаза, и Юра видит в них отблески костра, словно лава на дне кратера. Они улыбаются друг другу только им понятными улыбками. А потом Отабека отвлекают, передавая ему гитару. Юра думает, что он откажется играть. Но с минуту он крутит колки, настраивая её с таким сосредоточенным видом, будто реанимацию пациенту проводит. И Юра любуется, как его пальцы двигаются по грифу, зажимая лады. Саша с Марго начинают петь. Юра не знает слов и песня ему незнакома, но он вслушивается в красивые голоса, дополняющие друг друга. Смотрит на Отабека, полностью ушедшего в музыку. Переводит взгляд на почти почерневший горизонт, слившийся с водой за его спиной.       И внезапно всё накопившееся в нём, тянущее живот и так долго мучавшее его, оформляется в нечто тягучее, сладкое. Юра успокаивает свои мятежные мысли и улыбается сам себе. Намертво влюблённый настолько сильно, что сам не понимает, когда и успел.       Отабек резко обрывает музыку, объяснив, что он не помнит, как заканчивать, все смеются. Он глядит на Юру. Тот впечатлённо хлопает от души вместе с остальными, всем видом выражая восхищение. И поражается, видя, как смущённо улыбается Отабек в ответ и прячет глаза, убирая гитару за спину и прислоняя к бревну.       — А я предлагаю всем выпить за Койота и за её здоровье, — предлагает кто-то, все дружно поддерживают, спешно ищут себе выпивку.       — И за нашу фею, — басит Кирилл, поднимая свою бутылку над головой. Юра, уже успевший отпить пива, мрачно смотрит исподлобья. Он мысленно внушает ему: как же ты заебал, мужик, и представляет, как его кормили через трубочку после того перелома челюсти. Но вдруг тот его удивляет, когда грузно поднявшись с песка, произносит: — Юрий Сергеевич, спасибо тебе за Олю. В твою честь пью за тебя стоя, мужик.       И салютует ему бутылкой, серьёзно глядя в глаза. Юра ошарашенно смотрит на него. А потом все остальные берут с Кирилла пример, встают на ноги, нестройным хором выговаривая «За Юру» и пьют. А вот это уже неловко. Юра крутит перед собой бутылкой, словно пытаясь ввинтить её в песок, глядит на всех снизу вверх и смущённо улыбается и кивает в знак признательности. Отабек также возвышается над ним по ту сторону костра и пьёт в его честь. И от прилива чувств хочется вскочить и броситься ему на шею, да и вообще перецеловать всех присутствующих, включая пиздливого шпица. Он делает большой глоток. А потом Бочка громко рыгает — и атмосфера рассеивается.       Ребята начинают искать телефон, чтобы позвонить в Пятигорск, кто-то говорит, что у них разница во времени и Оля уже спит. С ним тут же начинают спорить. Юра хлопает себя по карманам шортов, вынимает пачку сигарет убедиться, что зажигалка внутри, ищет свои кеды в сгущающихся сумерках. Надевать их на грязные ноги не очень приятно, но и идти по темноте босиком тоже не хочется. Замечает кинувшего на него взгляд Отабека и улыбается ему. Ловит ответный тёплый взгляд и спешит уйти, пока тот не попросит сесть рядом. Но оставаться на разговор с Олей Юра не хочет.       Он идёт в нескольких метрах от берега, зайдя в заросли. Доходит до пустого моста и встаёт под ним, оперевшись спиной о бетонную сваю. Выпускает в небо струю дыма, глядя над собой. Через пару затяжек слышит шаги. Даже оборачиваться не нужно, чтобы понять, кто это.       — Тебя в детстве не роняли случайно в котёл с талантами?       Отабек сначала непонимающе смотрит, а потом фыркает, не успев затянуться как следует, и дым вытекает между губ. Он мотает головой.       — Я так себе играю, — небрежно дёргает он плечом, — три аккорда.       — Не ври, ни хрена не три аккорда, кто тебе такое сказал? — Юра возмущённо тычет его пальцем в грудь, Отабек перехватывает его за кисть, оборачивает вокруг неё ладонь и, на секунду прикоснувшись губами, прижимает к себе. — Это было очень круто.       — Спасибо, Юр.       Он замирает, прислушиваясь к себе. В теле не дёргается ни одна мышца в рефлекторной или какой бы то ни было другой попытке вырваться. Они стоят недалеко от остальных и их прекрасно видно на фоне светлого моста.       — Устал?       — Неа, — мотает Юра головой, действительно понимая, что несмотря на насыщенный день утомлённости не ощущает. Только нервный мандраж, который, скорее, волнует, чем пугает. Отабек опускает руку вниз, не выпуская Юрину. И тот глядит на их соединённые ладони и почти физически ощущает ток, переходящий по их венам от одного к другому. Волоски на предплечьях приподнимаются.       — Парни собираются поплавать перед баней. Пойдём или нет?       — Не, я пас.       — Я тоже, — кивает Отабек. — Чем тогда займёмся?       Любовью, думает про себя Юра и широко улыбается, не успев отвернуться. Но Отабек всё замечает.       — Ты чего? — улыбается он, заглядывая ему в лицо и крепче сжимая вспотевшую ладонь. Юра снова мелко мотает головой, сморщив нос. Какое-то будоражащее веселье поднимается с самых глубин, уже в горле щекочет и лопается пузырьками на губах. Он опускает взгляд на расслабленные губы Отабека, изогнутые в улыбке. Целоваться хочется пиздец как.       — Ты должен мне желание, — тихо произносит он. Отабек притягивает его к себе за руку ближе. Они и так стоят почти вплотную, дыша волнением друг друга.       — Разве похоже, что я против?       Юра смотрит долгим взглядом в утонувшие в черноте глаза, прочерчивает острые скулы, сбоку освещённые далёким светом от костра. Докуривает, потушив сигарету о сваю. Берётся за ладонь удобнее, переплетая пальцы, и шепчет в самые губы, чуть коснувшись их:       — Пойдём со мной.       В стремительно темнеющих сумерках замечает только кивок и блеснувшие глаза.       Они возвращаются ещё быстрее, хотя идут обычным шагом, но Юре кажется, что дорога обратно занимает целую вечность. В доме никого нет, только Гоша заинтересованно выходит к ним, когда они крадутся к крыльцу, как воры. Если бы облаял, Юра бы точно наделал в штаны, нервы натянуты до предела. Но пёс, получив порцию ласки, будто благословляет их на еблю и исчезает. Юра фыркает над этой мыслью. Отабек вопросительно смотрит, обернувшись у двери и открывая её. Юра поторапливает его.       Они идут на кухню попить, Отабек включает свет, а Юра, застряв в столовой, запоздало щупает себя по карманам на предмет телефона.       — Бля, я по ходу там телефон оставил.       Сзади внезапно оказывается Отабек, Юра всей спиной чувствует, как его буквально затапливает теплом, словно расплавившимся воском. А потом рука быстро проскальзывает в его задний карман — и Отабек кладёт его телефон перед ним на стол. А Юре уже не до него. Потому что проехавшиеся по его заднице через ткань пальцы так дают по мозгам, не хуже алкоголя на пустой желудок. Но он рад, что не пьян, потому что хочет чувствовать всё и запомнить каждый момент. А его уже запирают сзади в ловушку, упирая руки в стол по обе стороны от него. Прижимают всем весом к его краю, вжимаясь бёдрами, дыша в волосы и делая глубокий вдох. Юра успевает подставить руки, проехавшись вспотевшими ладонями по скользкой столешнице. А его голову уже разворачивают и настойчиво кусают за подбородок, раздвигают губы языком. Он локтем упирается в твёрдый пресс, а сам с силой втирается задницей в бёдра Отабека. И ему так хорошо!       — Мне в душ надо.       — Пошли, я с тобой.       Юра мимолётно жалеет, что так и не окунулся в реке. Захватив чистое, они виляют по лабиринту между огородами, подсвечивая себе дорогу телефоном, запинаясь о камни, ржут как подростки. Встают по разные стороны перегородки душа под открытым небом, и Юра молится, чтобы всё произошло не здесь, потому что ему пиздец как хочется зайти за эту тонкую стенку. Увидеть голого Отабека под струями воды. Но он только слушает, как льётся вода, ударяясь и разбиваясь о покрытие под ногами, слышит звуки влажных намыливаний, отгоняя образы, как Отабек водит мокрой рукой по члену, уперев вторую в стенку перед собой. Перегородка непрозрачная, но воображение так чётко рисует ему эту картину. Уже не в первый раз. Юра кладёт ладонь туда, куда, как ему видится, упирается Отабек. И закрывает глаза, ощущая её фантомное тепло…       — Юр, ты всё?       — Нет! — Получается довольно громко и испуганно. Юра даже воду ещё не включал. Он замирает, прислонившись лбом к перегородке, и слышит, что вода за ней перестаёт литься, и то, как шлёпает Отабек мокрыми стопами по доскам.       — Я пошёл тогда, аккуратнее, как пойдёшь обратно. Телефон я тут на полочке оставил.       — Хорошо, — охрипшим голосом отвечает Юра и с долей сожаления слушает, как удаляются шаги. Хлопает дверь. Где-то на соседнем участке лает собака, Гоша решает с ней поболтать, и пару раз они обмениваются своими собачьими сообщениями. Наверное, немец передаёт соседу, что у него тут два идиота трахаться собираются, мол, приходи поржать. Или давай испортим им всю малину, будем на луну выть, пока хозяева не вернутся. Юра пару раз ударяется лбом в стенку.       Он проворачивает вентиль, сверху льётся немного прохладная вода, волосы тут же прилипают к голове и шее. Юра щедро набирает в ладонь геля и быстро размазывает по всему телу, смывая пот и песок. Сколько там все прокупаются? Юра, конечно, уверен, что все поняли, куда они делись, и хотя уже так плевать, торопиться бы не хотелось.       Но он обхватывает полувставший член, отодвигая крайнюю плоть и намыливая головку. Зажмуривается от чувствительных прикосновений. Хочется пару раз провести кулаком и кончить, забрызгав эту чёртову перегородку. Мысль внезапно не кажется такой уж и дурной. Это оттянет следующие оргазмы, которые обещает ему Отабек. Но Юра слишком устал вхолостую гонять шкурку. Он подбирается мокрыми скользкими пальцами ниже, на секунду обхватив гладкие поджавшиеся яички. А другую руку заводит назад, пройдясь ребром ладони между ягодиц. Вспоминает, как ещё дома вчера дрочил в ванной, протолкнув внутрь средний палец. Это было странно, вспомнить давно затёртые ощущения. И он возобновил их там в ванной, проталкивая палец глубже, чувствуя собственные сжатые вокруг него стенки, ребристые, и очень горячие. Это не было неприятно, Юра периодически ласкает себя подобным образом. Но в нём давно не было ничего толще его пальца, даже двух, когда ему хочется ощущений поярче. Всплывающие в сознании воспоминания из студенческой юности о чужом члене в его заднице никак не помогают. Он помнит только боль, намешанную и разболтанную с отголосками удовольствия. Помнит, как принимал тогда упругий и твёрдый член, но повторять этот опыт ни с кем больше не желал. Однако теперь, дома в ванной, проталкивая в себя второй, безымянный палец, хотелось снова ощутить это распирающее чувство. С человеком, которому он доверяет. И Юра гладил себя изнутри по стенкам, осторожно водя по мышцам и растягивая их. Кончил он тогда так, что едва смог вылезти из ванны.       Юра перекрывает воду и тянется за полотенцем. Энергично вытирает волосы, потом — тело, пока оно не начало остывать. Член от воспоминаний о вчерашних ласках даже не думает опадать, Юра заправляет его в трусы. Щёлкает резинкой по животу. Вчера он недостаточно долго себя растягивал, и сейчас думает о том, как бы Отабек не до ночи провозился с ним. Конечно, если бы анус всегда так быстро расслаблялся, у всех людей были бы серьёзные и неприятные проблемы. Но Юре по работе часто приходится проводить ректальные осмотры, и он знает — если немного потужиться, сфинктер становится мягким и податливым. Именно это он советует пациентам, которым проводит процедуру. Все, и не только мужчины, зажимаются, и даже по вазелиновому маслу палец, бывает, не протолкнуть. Но стоит им потужиться, и всё проходит как надо.       От вечерней прохлады мурашки стягивают кожу. Юра быстро облачается в футболку и шорты, вдевает ноги в шлёпки и уже шагает в темноту, кое-где кусками выхваченную светом от нескольких фонарей. Потом вспоминает про телефон и возвращается за перегородку, где принимал душ Отабек. Он лежит на полочке, и экран гаснет, сообщая о только что полученном сообщении. Убедившись, что руки сухие, Юра хватает телефон и, стараясь не смотреть на оповещения, находит в меню фонарик. Светит себе под ноги, слыша в кустах пение сверчков, или кто там ещё у них на даче живёт, Юра не разбирается. Скажи ему, что это цикады, он поверит.       Он понимает, что сворачивает не туда, когда упирается в курятник с Гошей у входа. Будка у него что ли там? Охраняет. Пёс приподнимает голову с лап.       — Сорян, Гошан, — бурчит Юра, разворачиваясь и чуть не поскальзываясь в мокрых шлёпках, и так и видит, как немец красноречиво закатывает при этом глаза.       Он выключает телефонный фонарик на крыльце и делает вдох, задрав голову в небо. Точно такое же — у них там, в окне мансарды, разделённое на секции с форточками, чтобы проветривать. В паху ярко наливаются тяжесть и жар, пока он представляет, как поднимется сейчас туда, разденется и ляжет с Отабеком в кровать. И Отабек тоже разденется. Или его разденет Юра…       Как он поднимается по лестнице, как проходит длинный коридор до самой последней двери в его конце, он едва ли вспомнит. Желание, ноющее и которое он спускает на тормозах, толкает его вперёд. Ручка в его руке проворачивается с щелчком. Юра, кажется, выдыхает только сейчас. Отабек, ещё одетый, стоит под тем самым окном к нему спиной и оборачивается на звук. Если бы не уличное освещение рядом с крышей, внутри комнаты невозможно было бы что-либо увидеть. А так можно совсем не включать свет. Отабек разворачивается всем телом. Тихо так, что слышно только дыхание.       Юра шагает к нему, протягивает телефон.       — Тебе там кто-то написал, — зачем-то шепчет он. — Я не читал.       Отабек улыбается, мельком глянув в его руку. Забирает и идёт положить телефон на тумбочку у кровати, пока Юра кидает на стул мокрое полотенце. Скидывает шлёпки. Он не замечает, как крепко сжаты его кулаки, пока Отабек не подходит и не пропихивает пальцы в их кольцо. Притягивает Юру к себе, шепнув:       — Расслабься, пожалуйста.       А потом целует. Сразу с языком, скользнув в рот и с чувством засасывая, больно прикусывая губу, так по-собственнически жадно. Юру начинает трясти тут же, он понимает, что крышу сейчас сорвёт у обоих. И он хочет этого. Показать Отабеку, как он желает его, и чтобы тот тоже показал. Юра выдыхает ему в рот, сцепив руки за его шеей, трётся о него. Перманентное возбуждение уже отдаётся в пах болью, и если с этим что-нибудь срочно не сделать, он рехнётся.       Он с трудом отрывается от губ и уворачивается от новых поцелуев, утыкаясь лицом в стык шеи и плеча. С досадой стонет, что кожа после душа больше не пахнет Отабеком, тем, чем тот пах на пляже — солью и ветром. А Юра помнит этот вкус, когда укусил его в шею перед игрой. Он втягивает отдающую химией кожу между губ. В ухо дышат жарко и влажно. Нахальные руки держат его под ягодицами, чуть приподнимая и заставляя встать на цыпочки. Ну пиздец, ещё немного — и Юра кончит быстрее, чем в бане. Он отталкивает Отабека от себя, но — какого, блядь, чёрта? — тут же встречает на середине пути его губы, снова целует их, закрывшись за веками от раскачивающейся реальности.       А потом он падает. И когда открывает глаза, видит над собой разделённое на квадраты чёрное небо. С него стягивают шорты, и Юра едва ли помогает, уставившись в потолок. И когда Отабек появляется в поле зрения, фокусируется на нём, прижимается губами, они целуются, как одержимые. Отабек подлезает ладонями под футболку и тянет её вверх к соскам, поцелуи прекращаются, а груди касаются нетерпеливые губы. Спина трётся о прохладу простыни, горячий рот накрывает левый сосок, прижимая к зубам языком, пальцы натирают второй. Юру выгибает от того, как же хорошо! И сейчас будет ещё лучше. Улучив момент, когда Отабек, вдоволь искусав ему соски, начинает ковыряться в пуговице шортов, Юра в момент вскакивает и опрокидывает его на спину, встряв коленом между его бёдер. Рукой накрывает его руку на ширинке, и теперь — он здесь главный. Отабек улыбается и тянется к нему. И Юра даёт ему губы. Целует его, доставая языком глубже. Впитывая сорванное дыхание. Чувствуя под рукой твёрдую плоть. Отрывается, чтобы сплюнуть попавшие в рот волосы, и Отабек обхватывает его лицо ладонями, чтобы они не мешали.       Юра выпрямляется и садится ровно, расположив колени по бокам Отабека, под попой — его сильные бёдра, и Юра немного покачивается на них. Почти разорванная ширинка на его шортах напротив его эрекции, натянувшей Юрино бельё. Не расцепляя взгляда, левую руку он кладёт на свой живот и медленно поднимает футболку. Правой скользит следом, и когда нижний край одежды оказывается под подбородком, накрывает ладонью второй руки сосок, как это только что делал Отабек. Большим пальцем ласкает, выгибаясь от своих действий и едва соприкасаясь членами. Отабек, кажется, не дышит. Рот раскрыт, обнажая полоску блестящих зубов, глаза жадно следят за каждым его движением. Руки сами тянутся потрогать, но Юра не даётся. Отклонившись назад, он мотает головой, давая понять, что смотреть можно, трогать — нет. Руки Отабека бессильно падают. А Юра продолжает пытку. Ёрзает на нём, не прекращая терзать сосок, сдавливать его между большим и указательным. А потом решает облизнуть пальцы и проходится ими по влажным от слюны губам. Его приподнимает на бёдрах вверх, Отабек кладёт руки на Юрины колени. На колени можно, выше — нет. И Отабек терпит, послушно смотрит плывущим взглядом, как Юра уже обеими руками ласкает себя. Ткань мешает, скрывая обзор, и Юра избавляется от футболки, горловина застревает на ушах, и пока он выпутывается, Отабек позволяет себе вольности. Проходится сверху вниз по рёбрам, завершив движение на боках и сильно сжав кожу. Словно насаживая Юру на свои бёдра. Его выгибает. Он откидывает футболку на пол и принимается за Отабека. Задирает ткань, согнувшись и дотягиваясь губами до оголяющейся кожи. Сантиметр за сантиметром. Тот удерживает его, пока Юра не вынуждает его поднять руки. И в неярком свете за окном силится рассмотреть рисунки на смуглой коже, но видит только очертания. Обеими ладонями с нажимом проводит по раскинувшей одно крыло сове на груди, большими пальцами — по надписи над ключицами. Пришпиливает за плечи к кровати, оперевшись на них всем весом и чуть привстав. Зависает над лицом Отабека, касаясь его кончиками влажных волос. Дразнит, дыша раскрытым ртом и облизывая пересохшие губы. А потом опускает задницу обратно на его бёдра и гладит его руки от плеч вниз.       Отабек снова толкается бёдрами, спрашивая разрешения снять шорты, и сам выдирается из них, суча ногами по кровати. Юра вновь нависает сверху, достаёт до его губ, сталкиваясь твёрдыми членами через ткань их белья. А потом чувствует, как Отабек ныряет под резинку его трусов — и обхватывает его член. Вместе со своим.       Разряд!       Юру подкидывает, и они больно вписываются носами. Он громко стонет, не сдержавшись, падает на локти, утыкаясь лицом в простынь рядом с плечом Отабека. Чувствовать его член не в руке, а собственным членом оказывается совсем по-другому, в разы ярче. Отабек быстро ласкает их обоих, обвив ладонь. Шипит, когда Юра глушит крики, впившись зубами в его плечо. Дерёт волосы. И трётся, двигается быстрее, хочет грубее, сильнее, ещё, господи!.. Хочет кончить так сильно, выдыхая последние капли воздуха и слушая удары сердца в ушах…       Хватка Отабека ослабевает, и Юра почти воет, прижавшись ртом к его виску, и телом — в его. Нет, блядь, не останавливайся!..       Нет…       Он не слушает, что хрипит ему Отабек. А потом как вспышкой проносится в голове.       — Подожди, — он практически выдирается из его рук. — Презервативы. Бек, дай я…       — Что? — Отабек словно тоже не слышит, не пускает его, тянет на себя обратно, целует, а потом смотрит уже осмысленнее. — Ты взял презервативы?       — Ну да, а что? — замирает он.       — Юра… — Отабек длинно выдыхает и кладёт на себя, прижимает крепко, не давая двигаться. Обнимает за голову.       — Чего? Не надо было? У тебя свои с собой?.. А, — Юра мгновенно сникает, — или ты не собирался сегодня меня… — ебать, трахать, заниматься со мной любовью, нужное подчеркнуть, светодиодно мерцает перед глазами у Юры.       — Собирался, — сдавленно шепчет Отабек ему в губы, держа по бокам головы. — Собирался, Юр. Я так сильно тебя хочу, даже не представляешь, как. Мне крышу сносит, блядь, какой ты…       — Так чего тогда? Я тоже хочу…       — Иди сюда, — чуть помолчав, весомо произносит он.       — Я тут, — хмыкает Юра, а потом ладони накрывают его ягодицы, стягивают бельё вниз и сжимают сильнее, толкают его, настойчиво тянут на себя. Когда до него доходит, что от него хочет Отабек, ураган вихрем проносится в голове, срывая и поднимая в воздух все мысли, как листы бумаги со стола. Он привстаёт и проезжается кончиком мокрого члена по его груди. Коленями подбирается выше, к Отабеку, который держит в ладонях его за попу, подталкивая к себе, надавливая. Ещё ближе. А потом тянет шею, ловит приоткрытыми губами и вбирает в себя головку. Юра жмурится, прогибая спину и хватаясь за деревянное изголовье. Отабек сжимает ягодицы, разводит их в стороны, натягивая кожу между ними, и сосёт. Сосёт жёстко и размеренно, не давая опомниться. Сосёт и стонет, притягивая к себе ближе и толкая Юрин член себе дальше в глотку. Буквально трахает себя им. Юра до боли в суставах давит пальцами дерево, хочет орать, стонать, откидывает голову назад, глядя на пляшущие тени от веток деревьев за оконным стеклом на потолке. Небо готово обрушиться прямо на голову.       Не чувствует, как Отабек убирает одну руку, пока пальцы не оказываются на его шее. Сдавленно выдыхает, опускает голову, и пальцы проскальзывают в его рот, натыкаются на зубы. Два пальца, которые Отабек кладёт на его губу. Юра инстинктивно выталкивает их языком и смотрит в его умоляющие глаза.       Отабек выпускает член изо рта, чтобы прошептать:       — Возьми их в рот, пожалуйста, — и снова насаживается на член, пропуская его до самых гланд.       Юра послушно смыкает губы вокруг пальцев, чувствуя, как они надавливают на язык. Вылизывает, снимаясь с них и погружая снова внутрь, заползая языком между. С ума сходит от наплыва ощущений, слишком много всего сразу. И даже пахнут облизанные пальцы по-другому, что кажется, будто во рту у него член. Отабек вытягивает их, пачкая в слюне Юрин подбородок. Глядит совершенно неописуемо, обжигающе до неконтролируемой дрожи, и Юра толкается ему членом меж губ всё яростнее.       Давай уже.       А в следующий момент он задыхается, ощутив, как пальцы, только что побывавшие в его рту, проскальзывают между ягодиц. Не успевает подумать, как один уже внутри, преодолевает не ожидавший подобного расслабленный сфинктер. И Юра плывёт. Он так ярко видит себя со стороны, как недавно в бане в отражении зеркала — зажатый между губами Отабека и его пальцами, и не двинуться. Только вперёд, вглубь горла по скользкому языку, — и назад, на пальцы, разминающие и дразнящие его нутро. И пригвождающий взгляд, говорящий, что ему так же хорошо сейчас, просто потому, что Отабек видит, как Юре хорошо от того, что с ним делают.       Многократно отодвигаемый оргазм наплывает спокойными волнами. Его начинает непроизвольно дёргать в освобождающих тело спазмах, и он теряет себя, глядя, как изливается Отабеку в рот. Опять. Как тот глотает, сведя брови, а Юра импульсивно сжимается на его пальцах…       Когда всё заканчивается, он не знает. Он роняет голову назад, уставившись в потолок, и кажется, что они под открытым небом, а вокруг нет ничего, только космос. Ветки касаются стекла с той стороны, будто напрашиваясь. Кончики волос щекочут спину и плечи. Поглаживания по бёдрам держат в этой реальности. Он опускает голову и опускается сам, медленно обвивая руками шею Отабека. Весь вытягивается, разом чувствуя, как сильно были напряжены его мышцы. Чувствует бёдрами, что Отабек ещё не кончил. Слышит, как бешено за грудиной бьётся его сердце. Или Юрино, не понять. А тот сжимает его до хруста, дыша в волосы.       Юра хочет сохранить этот миг. Лежать и вдыхать этот запах. Приподниматься на чужой груди от дыхания. Он поворачивает голову, волосы завешивают лицо, Юра нетерпеливо убирает их. Тычется носом в щёку, требовательно. Отабек открывает глаза и из-под полуприкрытых век смотрит на него, а Юра заползает языком между его губ, слизывая свой вкус и трясясь от отголосков испытанного удовольствия. Отабек с нажимом гладит по спине, присмиряя его сошедшие с ума мурашки, и он весь прогибается под лаской, будто кот. А потом дёргается и замирает, когда тот добирается до крестца и дальше, к ноющему анусу. Легко проводит подушечкой пальца, словно благодаря за доставленное наслаждение. Юра сжимается, помня ощущения от его пальцев внутри себя, и это совсем не как делает себе он. Намного приятнее, увереннее.       Ощущение, будто они трахаются уже полночи, но усталости нет, а жар тела Отабека под ним будит в нём что-то ещё неизведанное. Страшный голод. Целуясь, он лениво потягивается, испытывая нечто невероятно сладкое, лучше оргазма. И соскальзывает вниз, вытекает из рук Отабека, пока не оказывается лицом напротив его члена. Малинового от перевозбуждения, с тёмной блестящей головкой, пачкающей живот. Это странно, но он чувствует, как между ног вновь полыхает. Они всё ещё в не до конца снятом белье, Юра подтягивает своё на задницу, собираясь стащить с Отабека его. Но его голову поднимают за подбородок, и Юра слышит голос Отабека словно издалека:       — Юр…       — М-м? — Юра не готов сейчас разговаривать, когда рот наполняется слюной при виде этого члена, который немедленно хочется пососать. — Предложение ограничено, спеши успеть, — неловко шутит он. — Я, правда, не очень умею, тебе не понравится.       — Мне понравится, Юра. Я очень хочу.       — Ну так чего тогда? Я хочу помочь тебе…       — В чём? — спрашивает тот, а у самого уголки губ подрагивают.       — В чём, диссертацию написать, — Юра теряет терпение, он ни за что не выпустит из рук этот член. — Кончить, блин, разве не понятно?       — Да я понял, Юр, — трясётся уже тот, не выдержав, — я хотел от тебя это услышать, мне нравится, как ты это говоришь.       — Ну и всё, заткнись тогда.       Но Отабек не может перестать, и Юра заражается его смехом, утыкаясь носом в подрагивающий живот. Это нормально — ржать, находясь с членом перед носом?       — Блядь, да хорош уже!       Отабек замолкает, когда Юра поцелуями покрывает низ его живота, а потом видит краешек той татуировки, что постоянно скрыта от чужих взглядов. Даже от него. Особенная татуировка. Пресс тут же напрягается, словно Отабек порывается вскочить.       — Эй, тихо, ты чего? — Юра кладёт ладонь пониже пупка. — Что там у тебя? Что ты прячешь?       — Ничего. — Но взгляд Отабека говорит о другом.       — Я посмотрю?       Он больше не сопротивляется, и Юра приспускает не скрывающую эрегированный член резинку трусов ниже. Света недостаточно, но он вглядывается в тёмные штрихи, проводит по ним пальцами, целует. Отабек коротко стонет, вскидывая бёдра. Юра лижет кожу, видя боковым зрением, как это действует на прижатый к животу член. Отабек течёт.       — Мне нравится. Это ведь я, да?       Отабек молчит, сбивчиво дышит, сжав в кулаках простынь. Юра смотрит на его вздёрнутый к потолку подбородок с торчащим кадыком. Ещё раз прижимается губами к терпко пахнущей коже. Проезжается носом по паховой складке. Любуется членом, необрезанным, с большой головкой, с рельефными венами, и сглатывает. Садится на колени, согнувшись над членом, дышит на него, не может насмотреться. Пока Отабек не поднимает голову. Просит взглядом, трогает его колени. И наконец Юра приоткрывает рот и берёт рукой член у основания, направляя к губам. Отабек роняет голову обратно, грязно ругаясь и шепча что-то на своём звонко-шипящем, раскатистом. Ёрзает, подаваясь бёдрами к его руке, и Юра чувствует, как пульсирует плоть под пальцами. Отабек уже на грани. Всего немного и надо.       И Юра склоняется, позволяя головке коснуться его нижней губы, испачкать её в смазке. Её так много, и она так маняще пахнет. А на языке тонкая оголённая кожица ощущается совсем иначе. Юра жмурится, слизывая вкус и не испытывая отвращения. Вкусно. Солёно и вязко, и миллион других ощущений ещё. Рецепторы на языке сходят с ума. А Отабек дрожит, напрягаясь всем телом.       Юра раскрывает рот шире и впускает головку, сжав губы и чувствительно проехавшись по складке кожи под ней и — языком по уздечке. По себе знает, как приятно. А собственный член уже снова безапелляционно стоит, как только Юра слышит сдерживаемый стон из горла Отабека. Он убирает руку и кладёт обе ладони на его живот, принимаясь скользить губами и языком по стволу. Глядя на Отабека и его реакцию. Желая услышать, как он стонет в голос, не сдерживаясь. Желая, блядь, почувствовать глоткой толкающуюся в неё головку и текущую по пищеводу сперму.       Юра всего лишь на секунду прикрывает веки, чуть не кончая от своих фантазий, а на затылок опускается тяжёлая ладонь, пальцы вплетаются в волосы. Проталкивают член глубже. Юра жмурится, чувствуя, как немеют уголки рта и ноет незажившая ещё с утра уздечка под языком. Но Отабека всего трясёт под ним, и он не знает, что ещё сделать, чтобы он уже кончил. В отчаянии хочет прерваться и додрочить ему рукой, потому что неумелый минет вряд ли доведёт Отабека до оргазма. Уже снова хватается за основание. Но тот вдруг с хриплым стоном сильно дёргается, рука отпускает затылок, скользнув по шее, и тёплая струя стреляет в нёбо, стекая по гландам. Юра от неожиданности снимается с члена, не успев сомкнуть губы и проглотить, и сперма неаккуратно течёт по подбородку…       Юра падает на бок и перекатывается на спину, незаметно обтерев руку о простынь. Бездумно глядит в запотевшее окно на скошенном потолке над головой. Уголки губ жжёт и будто разъедает, он трогает их языком. Рядом начинает возиться Отабек, стаскивая с бёдер трусы. Потом он снимает их с Юры. Вытягивает откуда-то из-под них одеяло, накрывает его, а он лежит и не двигается. А потом видит, как Отабек встаёт ногами на кровать и тянется открыть одну из рам, вытолкнув её наружу. В мансарду, из которой, кажется, выкачан весь воздух, врывается прохладный ветер. А Юра медленно остывает и растворяется.       Отабек опускается рядом, залезает к нему под одеяло, поворачивает его лицо к себе и с чувством целует, забирая свой вкус с Юриного языка. Ничего распутнее он в жизни не совершал. И вместе с тем никогда ещё Юра не чувствовал себя таким… живым? Отабек водит языком по его зубам, и Юра хнычет, не хочет, чтобы тот вычистил его рот от своей спермы, той части, что успела туда попасть, и не оставил ничего ему. А потом думает о том, что оба их семени перемешались теперь на их языках, и его вытряхивает из тела окончательно.       Отабек что-то ему говорит, прижимаясь ко лбу и обнимая всем телом, сопя в ухо. А на Юру наваливается всё разом — и разом же всё отпускает. И он неподвластен двигаться, держать глаза открытыми, улетая туда, под потолок, куда смотрят глаза. Вылетая через открытую фрамугу наружу…       Он не знает, сколько они проспали, но небо за окном зажигается огнями, на улице пьяно орут песни и лают собаки. Юра открывает глаза и обнаруживает себя лежащим под мышкой у Отабека, головой на его плече. Отабек не спит, глядя в окно. Юра считает взмахи его ресниц, и на восьмом шевелится, привлекая внимания.       — Я знаю, ты не спишь. Дыхание другим стало, — с улыбкой в голосе говорит Отабек, поворачиваясь к нему и касаясь с ним носами.       Юра облизывает краешек искусанной губы, больно и саднит.       — Бля, мой рот, — стонет он охрипшим голосом. — Как наждачкой тёрли. У тебя язык, как у кота.       Тот смеётся и переводит взгляд вниз, касается нижней губы подушечкой большого пальца.       — И синяк будет.       — Прямо на губе? Серьёзно? Ты пиздец, Бек, — восхищённо тянет Юра, даже не думая возмущаться. Хотя, по ощущениям, губы вспухли раза в три, но боль эта приятная.       — Это ты пиздец, Юр, — Отабек смотрит своими глазами так серьёзно, Юра смущается.       — Почему?       — Ты даже не представляешь, какой ты, — едва слышно говорит он. — Такой красивый, когда возбуждаешься. Теряешь контроль, когда отдаёшься весь. И так сладко стонешь. И кончаешь так м-м, — Отабек не заканчивает мысль, просто выстонав в сжатые губы её окончание.       Юра ёрзает под одеялом, чувствуя новую горячую волну под его взглядом. Но он уже столько потерял сегодня жидкости, что кончать будет просто нечем. А Отабек снова лезет целоваться, аккуратно касается губ, прижимается горячим телом. Юра снова не сдерживается и протяжно стонет, пугаясь, что услышат.       — Вот об этом я говорю, — смеётся Отабек, отстраняясь.       — Чё, правда, красиво стону?       — Да. Очень.       — Ты пользуешься тем, что у меня давно не было секса, — хмыкает Юра, тут же осекаясь под взглядом. — Бек, ты же когда-нибудь меня трахнешь?       — Обязательно, я же обещал, на капоте машины, и на байке, — беззвучно смеётся тот. Юра усмехается.       — Смотри, а то будешь щёлкать клювом, я тебя сам трахну первый.       — Если ты хочешь… — ошарашивает его Отабек, — я не против. Мне нравится быть сверху, но я люблю пробовать разное.       — Блядь, Бек, — стонет Юра, тычась носом в его плечо. — Прекрати говорить все эти вещи, в тебе есть хоть капля стыда?       — Нет, но кто бы говорил тут о стыде, — смеётся тот. — Сколько раз ты сегодня кончил мне в рот? И с пальцами в заднице. А потом сосал мне. И явно готовился сам.       — Всё, заткнись. Я вообще-то пошутил, но… Блядь, когда я думаю о сексе с тобой, мне нравится представлять, как ты меня трахаешь. Хотя это бывает по-разному, иногда меня заводит и наоборот, но… первый раз я хочу твой член внутри. И блядь, я не верю, что сказал это вслух! — Он так и не находит смелости посмотреть ему в глаза, говоря всё это, прижимаясь губами Отабеку в шею.       — Я рад, что ты представляешь это. И часто ты это делаешь?       — Уж не чаще, чем ты, — пихает Юра его в бок и, наконец, поднимает голову. — Расскажи-ка лучше сам, как фантазировал обо мне? Раскрой свои грязные мыслишки.       — По-всякому. — Отабек даже не думает увиливать. — Иногда — как мы у меня в машине скорой, там впереди много места и широкие кресла, ты бы поместился, сел бы на меня верхом, а я бы держал тебя и насаживал на себя. Иногда — в раздевалке на твоей работе, когда привожу тебе кофе, и оно остывает, пока я беру тебя сзади, развернув к шкафчику лицом. Держу за хвост на затылке и зажимаю тебе рот, чтобы ты не орал. А ещё очень часто думаю о тебе в душе. Как ты сосёшь мне там, или — по-другому: я сажусь сзади тебя, заставляя наклониться и держаться за стенку, и вылизываю тебя, пока ты не кончаешь от моего языка, даже не прикасаясь к себе, и кричишь, уже не сдерживаясь.       — Бля-адь… — Юра роняет голову.       — А ещё я дрочил каждый раз после твоих ночёвок у меня в моей постели наверху, потому что, Юра, я пиздец как повёрнут на тебе и не знаю, зачем тебе это рассказываю. Можешь обозвать меня больным извращенцем и дать в лицо.       — Ты больной извращенец, — усмехается Юра, прижимаясь ещё теснее, — но тогда и я тоже, потому что, блядь, у меня стоит снова от всех этих слов.       — Юра…       Они крепко прижимаются друг к другу, спутываясь ногами. Вылезать нет никакого желания. Крики во дворе усиливаются, музыка прибавляет громкости. Но ничто не заставит их двоих покинуть кровать и эту мансарду. Время замирает…       — Юр, я боялся тебя спрашивать, думал, у тебя плохой опыт в прошлом и поэтому ты не хочешь… боишься, потому что тебя…       Внезапно до Юры, лежащего на животе, доходит смысл всех их предыдущих незаконченных разговоров об этом.       — Чего? — Он выплёвывает волосы, забившие рот. — Бля, нет, Бек, меня никто не насиловал, если ты это подумал.       Отабек молчит, лёжа рядом на боку, и смотрит. И наконец, Юра решается. Как ещё ни перед кем до этого.       — Был один… парень, в колледже ещё. Я повёлся, когда он мне отсосал на одной вписке, это было впервые для меня. Мы встречались, вернее, это я так думал, а на деле меня просто трахали. А однажды мне… ну, тоже захотелось… попробовать, каково это… — Юра запинается на каждой фразе, засунув руки под подушку, но продолжает, чувствуя внимательный взгляд напротив, — потому что ни с кем до этого ещё не был, даже с девушкой. Но мне намекнули, что я на эту роль не подхожу. Что я похож на девочку, значит, быть мне девочкой. Ну я и ушёл, прекратил всю эту хуйню. У меня потом были отношения, ну такие, чисто секс, но я больше никому не позволял трахать себя. А потом вот вообще как-то не до этого стало. Ни до секса, ни до отношений. Вот такая неинтересная история моей жизни. Тянет на дешёвенький арт-хаус?       Отабек смотрит слишком серьёзно, чтобы кривая улыбка застыла на Юриных губах.       — Юр, — глухо произносит он, положив руку на его поясницу. — Даже не думай сравнивать меня с кем-либо из прошлого. Я не один из них.       — Я знаю, — кивает он, ошарашенный этим заявлением. — Не буду. Прости, что тогда орал на тебя.       — Нет, я понимаю тебя, и теперь вижу, как это со стороны выглядело, — Отабек раскладывает конечности по покрывалу, упав на спину, и Юра устраивается рядом, закинув ноги на его и высунув их из-под одеяла. Жарко. — Мы неплохо дружили, и тут я со своими чувствами.       Юра усмехается. Из приоткрытой рамы ощутимо несёт прохладой, но двигаться совершенно лень. Хотя очень хочется пить. Приятная усталость и сонливость окутывают его.       — Меня Мила сдала? — слышит он вопрос, но уже снова проваливается в темноту. А в следующий раз просыпается, не сразу поняв от чего. Когда поворачивается к Отабеку, тот тянется к тумбочке. Юра пытается и не может вспомнить, куда дел свой телефон. Наверное, на столе в столовой так и лежит.       — Сколько времени?       — Вообще я думал, уже за полночь, но ещё только одиннадцать, — отвечает Отабек. Форточка в потолке уже захлопнута. В мансарде тишина, хотя голоса на улице ещё слышны. Гулянка идёт в полную силу. — Пить хочешь?       Юра хочет, но для этого надо спуститься вниз. Он мотает головой и касается пальцем всё ещё саднящей губы.       — Здоровый будет синяк?       — Да, — виновато произносит Отабек, нависая над лежащим на спине Юрой. — Лежи, я лёд принесу.       — Не надо, — он вовремя успевает схватить его. — Не ходи никуда. Мне даже нравится.       — Хвастаться будешь? — смеётся тот, падая обратно. Юра находит его руку под одеялом и сгребает пальцы.       — Дурак. Пометил меня, значит?       — Да, — просто отвечает тот, пожимая ладонь в ответ.       Юра не уверен, шутит Отабек или нет.       — Тебя это заводит?       — Ну… немного.       — Оке-е-ей, — Юра хихикает, принимая правила, и потягивается под всё ещё голодными взглядами Отабека. — Это у тебя игры такие?       — Нет, — отрицательно качает тот головой. — Не игры.       — Ты просто собственник?       — Может быть, — пожимает тот плечом. — Тебя это пугает?       — Да нет вроде, — Юра задумывается. — Нет, не пугает. Просто странно. Непривычно. Всем всегда было срать на меня.       — Это ты сам так решил.       — Но ты же не будешь ревновать меня к каждой юбке? Или штанам? — усмехается он, косясь на него. Отабек смотрит в потолок.       — Нет, но если кто-то вздумает тебя тронуть…       — Тогда я тоже буду ревновать, — быстро отвечает Юра и, не зная, откуда берутся вдруг силы, запрыгивает на Отабека, ложится всем телом. — Мне тоже не нравится, когда тебя лапают.       — Пока что лапают только тебя, — смеётся тот, держа его за поясницу, — те твои сумасшедшие малолетние фанатки.       Юра не успевает ответить. На тумбочке оживает телефон Отабека, осветив на пару секунд неярким экраном комнату, позволяя Юре увидеть его лицо. Тот не отводит взгляда.       — Да? — хитро щурит глаза он. — А тебе уже написывают твои фанатки, после того как ты меня пальцами трахнул, а я тебе отсосал. И ты даже не сказал, как оно тебе, я же не умею.       — Мне очень понравилось, Юр, — улыбается Отабек, проведя ладонью от шеи вниз по спине. — И у меня нет фанаток, только ты.       Юра кладёт подбородок ему на грудь, подложив ладони. Тот глядит так доверчиво, что орать хочется.       — Ты опять так смотришь.       — Как? — спрашивает Отабек, мягко улыбаясь.       — Как будто съесть хочешь.       — Я ещё и не то хочу с тобой сделать. — Юра фыркает, а Отабек вдруг сжимает особенно крепко, сгибая ноги в коленях так, что тот оказывается лежащим между ними. — Просто до сих пор не могу поверить.       — Во что? — Юра уже знает, какой будет ответ, но всё еще притворяется. Его так тащит от этих откровений вслух. И он так до чёртиков боится ошибиться.       — Что ты здесь, со мной. Что ты мой.       Юра целует его сосок и прижимается щекой к груди Отабека, слушая сердце. Тело чешется от пота и, кажется, он намертво прилипает животом к Отабеку. Но он пьяно улыбается, прикрывая глаза, и проваливается в глубокий сон.