Без крыльев, в белых халатах

Слэш
NC-17
В процессе
1301
автор
Размер:
планируется Макси, написано 564 страницы, 39 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
1301 Нравится 2323 Отзывы 540 В сборник Скачать

Глава 25

Настройки текста
      На работе надо работать.       На работе надо работать.       На работе.       Надо.       Работать.       Юра повторяет про себя эту мантру, сосредотачиваясь в своём кабинете на протоколе операции. Сам не понимает, каким чудом ему вообще удаётся выстоять на нескольких довольно сложных, не отвлекаясь от процесса. Мысли то и дело возвращаются к выходным, стоит только расслабиться и перестать думать о цифрах на экране аппаратов, когда операция заканчивается. Привычные процедуры, начало дня жестокого и не щадящего никого понедельника. Общая пятиминутка с Барановской и Фельцманом. На это время Юра собран и сконцентрирован. Но только информация перестаёт непрерывно поступать конвейером в мозг, тот тут же подкидывает горячие подробности уикенда.       — Как вам новые планы? — Юра спускается в лифте с остальными врачами и почти не слушает их разговоры, уносясь мыслями в прекрасное далёко. Насчёт планов пускай начальники беспокоятся.       — Ещё даже не конец года, а они уже гонят, что план не выполняем, — отвечает коллеге второй врач. — Пускай поликлиники лучше работают, отправляют нам людей с диспансеризации, а мы-то откуда больных возьмём? Вот лично мне где брать? Пойти людей ебашить битой по ногам? А они хотят ещё одного травматолога взять. Как будто это поможет.       Юра слушает вполуха, прислонившись к стенке лифта, наблюдая за мигающими цифрами на табло.       — А ты чё в маске, Юр? Заболел?       Юра кивает и на всякий случай отходит подальше, поправляя на носу маску. Мила ему уже с утра высказала при входе в больницу, где он курил, что неприлично, Юрсергеич, с такими губами на работе появляться, постыдились бы. А сама ржёт. И у самой засос на щеке. Хорошо медикам: маску надел — и заебись. И никто не видит твои исцелованные вусмерть губы. А ещё — как ты улыбаешься, как идиот, вспомнив что-то неприличное в самый неподходящий момент. Таких воспоминаний у Юры много скапливается. Пускай Отабек так и не приехал, и пускай необъяснимая тревога дёргалась весь вечер в ноге, но они всё же пообщались. Юра уже спать ложился поздно ночью. Решил написать. Отабек ответил сразу.       Юра откладывает ручку, отвлекаясь от протоколов, и вынимает телефон. Открывает чат. Закрывает чат, потому что на работе надо работать. Вздыхает и снова берётся за ручку, убирая телефон в карман.       Под маской трудно дышать, и он спускает её с носа на губы. Легенду нужно поддерживать. Когда готовая стопка историй с левого края перебирается на правую, он выдыхает и откидывается на спинку стула, сцепляя сзади руки. А за окном уже темнеет. Скоро спускаться в приёмник. Несмотря на собственное недавнее распоряжение, Лилия Марковна просит его сегодня подменить заболевшего дежуранта и остаться там на сутки. А ему какая разница, где дежурить — здесь или там.       День пролетает незаметно в беготне, на отвлечения вообще нет времени. Это сегодня ещё немного операций, а вот завтра начнётся.       — Ну как у тебя тут, справляешься? — Абдул Магомедович тих, как ниндзя. Юра принимает вертикальное положение на стуле, на котором качается и почти свисает со спинки. Поправляет маску, закрепляя её на переносице.       — Да, кажется.       — Там ещё везут, приёмник уже воет. — Заведующий отделением садится за свой стол. — Ты как себя чувствуешь? Температура?       — Не, простыл. — Юре даже неудобно врать Абдулу, который смотрит на него обеспокоенно. Простыл, ага.       — Отлежался бы дома.       — Некогда болеть, — усмехается Юра. — Мы, врачи, умираем стоя. В отпуске и отлежусь, и отосплюсь.       — Когда у тебя?       — Вообще в сентябре Фельцман обещал, но судя по тому, что врача сюда особо не ищут, чувствую, придётся валить отсюда. Ты уж прости.       Абдул понимающе улыбается. Нет, Юра уже привык к отделению реанимации, но всё же, всё же.       — А ты как, закончил уже? — спрашивает он, чтобы отвести от надоедливой темы.       — Да, с квартальным отчётом ебусь. — Абдул включает ноутбук. — Проверки скоро, все на ушах.       Юра усмехается, глядя, как долго грузится его бук. Тяжёлая программа, а если вся больница в ней что-то делает, то сервер виснет на раз.       — И как у вас с отчётом, взаимно?       — Ни фига. Виктор вообще чёрт знает как документацию вёл, у меня ни одни цифры не сходятся.       Юра сочувственно и широко зевает, не прикрываясь. Хорошего кофе бы сейчас, перед заступлением на дежурство. Интересно, где Отабек сейчас? От него только несколько сообщений приходит в течение дня. Тоже работой загружен по самые яйца. Две автодорожки уже привёз и парня с пулевым ранением в голову. Всех удаётся спасти, кроме глаза парня, через который прошла пуля.       В приёмнике Мила тоже лютует из-за проверок. Юра залипает на пингвинов на её новом костюме, пока в комнате отдыха она варит кофе.       — У тебя же вроде всё нормально всегда с документами, — говорит он, когда она перестаёт мельтешить пингвинами перед его лицом. В этом костюме она выглядит лет на десять моложе и как-то на старшую медсестру совсем не тянет. Ещё и без привычного яркого макияжа сегодня и с торчащей из-под колпака неуложенной чёлкой. Юра первый раз её такой видит.       — Да нормально, — отвечает та, усаживаясь рядом на диван, — но всё равно напрягает. Сначала прокуратура, в следующем месяце страховые компании придут записи проверять, причём те же самые, что и прокуратура. Потом — сэс, заебали, блядь. У Вас у одного самый читабельный почерк, остальные как после попойки пишут. Все истории пришлось в прошлый раз переписывать. И ведь хер ещё кого из врачей заставишь. На отделениях ещё ладно, эпикризы печатают, пару раз премии лишили, так сразу все в ворд научились. А тут, ай, ладно, — машет она рукой.       — Эй, ты чего так распсиховалась?       Она роняет голову назад и закрывает глаза, грея пальцы вокруг чашки. И при ближайшем рассмотрении Юра замечает, какой на самом деле уставшей она выглядит.       — Мил, у тебя всё нормально?       Но она не успевает ответить, как звонит её телефон, и смачно ругнувшись, Мила выходит за дверь. На Юрин телефон тоже приходит сообщение. Юра, ты как?       Он улыбается, начиная набирать ответ и чувствуя, как тепло покалывает подушечки пальцев и растекается по телу. И вовсе не от кофе. заступил на дежурство прекращай привозить нам работу где ты их подбираешь? у меня завтра 4 операции Я бы рад, но не могу лучше сам приезжай один       Отабек что-то печатает, но в итоге приходит только «Извини надо бежать». Что же он там такое долго строчил? Юра пролистывает вниз на вчерашние сообщения, а потом слышит:       — Юрсергеич, прекратите так улыбаться, люди завидуют.       — Мила, — Юра смущённо прячет телефон, будто та собирается отнять его. Но Мила уже не выглядит грустной и уставшей, хитро поглядывает на него, садясь снова к нему под бок.       — Да ладно Вам, я ж шучу, — пихает острым локтем. — Хоть бы рассказали, чем в выходные занимались. Это Отабек Вас так? — Она кивает на его рот. Маску Юра стягивает на шею, потому что пить кофе через неё не очень удобно. Он отворачивается, чувствуя, как полыхают уши. Мила смеётся и торопит допивать кофе, чтобы пойти покурить.       На крыльце она вытаскивает губами сигарету из пачки, Юра подносит зажигалку. Мила кивает в знак благодарности. Он закуривает сам и рассматривает её лицо, понимая, что перманентная маска беззаботности, похоже, слетела с неё, и у неё будто больше нет сил поддерживать свой статус девушки вечно на позитиве.       — Мил? Расскажешь, что у тебя происходит?       Она медленно затягивается, глядя в сторону, и выдыхает дым между сухих приоткрытых губ. Молчит, и Юра ждёт. Не хотела бы говорить, послала бы сразу.       — Да чего рассказывать? — презрительно кривит она губы. — Муженёк мой бывший Тёмыча хочет забрать. Сука, то не дождёшься от него, чтобы с ним посидел, пока я на работе или ещё где, а то вдруг объявился, папашу включил.       — В смысле, забрать? Он к тебе обратно хочет вернуться?       — А хуй знает, чего он хочет, он сегодня одно говорит, завтра другое, — нервно взмахивает кистью. — Сначала затирал мне, что да, хочет, в ногах ползал, люблю-не могу. А потом увидел нас с Дашей, мы в машине целовались, ну он полез, а она молчать не стала и послала его. И он сказал, что не оставит ребенка двум лесбухам, конец цитаты. В суд собрался. Урод.       Уголки рта Милы горько тянутся вниз, но глаза сухие и воспалённые. Юра встревоженно смотрит на неё.       — Он, правда, может такое сделать?       — Не знаю. На работу какую-то хорошо оплачиваемую устроился и алики исправно выплачивает.       — Да никто ему Тёму не отдаст, с чего ты вообще взяла? — заводится Юра. — Любой суд на стороне матери будет, у тебя хорошая работа. Кто ему поверит, с кем ты там живёшь? И какая это вообще разница?       — Да я знаю, просто мозги все выебал. Звонит постоянно, угрожает. И Дашке тоже, — после паузы добавляет она тише.       — Пиздец, может, в полицию заявить? У тебя же есть там кто-то из твоих бывших.       — Димка? Он дэ-пэ-эсник, — фыркает Мила.       — Ну и что?       — И то, у Макса там связи повыше есть.       — А мама твоя знает? Может, к ней пока на время?       — Да ей всегда плевать было на меня. Она и Тёмыча не особо забирает, когда мне надо, очень редко когда соглашается, а меня вообще считает своей ошибкой. Вечно учит жизни, называет неудачницей, хотя сама в жизни ничего не добилась, замужем не была, застряла в советском союзе.       — А свекровь? — не отстаёт Юра. — У вас вроде хорошие отношения с ней?       — Какой Вы милый, Юрсергеич, — грустно улыбается она.       — Блин, ну надо же что-то делать, ты чего, так просто сдашься? Я хочу помочь!       — Я справлюсь, правда, я всегда справляюсь, спасибо, всё хорошо будет, и всё, не хочу об этом. — Докурив и выкинув сигарету в урну, она ясно даёт понять, что разговор окончен. Вытаскивает помаду и, включив фронталку на телефоне, сочно мажет по губам тёмно-красным. На бледном ненакрашенном лице смотрится крипово. Сомкнув губы, Мила посылает Юре воздушный поцелуй. — Расскажите лучше, как целуется наш горячий казах?       Он давится дымом от неожиданного перехода темы.       — А то ты не знаешь, как он целуется, — обиженно бурчит он, скорее, в шутку, но Мила вдруг распахивает глаза:       — Он тебе рассказал? — От удивления она даже не замечает, как перестаёт выкать, а Юра не успевает спросить, что именно Отабек ему рассказал, как она продолжает. — Во дурак! Юра, между нами ничего не было, я по пьяни поцеловала его сто лет назад, вы даже ещё не были знакомы!       Юра усмехается. Эту историю он уже слышал.       — Ты о чём? — с видимым равнодушием спрашивает он. — Ничего он мне не рассказывал, я про тот ваш поцелуй на речке.       — А. О. — Юра смотрит, как Мила пытается быстренько разрулить, и улыбается. И даже не злится на неё. — Блядь. Неудобненько вышло, — хихикает она. — Я думала, до тебя тогда дошло, что это было не по-настоящему.       — Нет, до меня не дошло, — раздражённо отворачивается он, не особо желая вспоминать тот день.       — Да я уже поняла.       Юра затягивается, глядя на Милу сквозь дым.       — Юра, нет, — с нажимом говорит та, видимо, читая его неозвученные мысли. — Я не спала с ним.       — Да пофиг, — дёргает он плечом, — даже если бы и спала. Он же меня ещё не знал, ты сама сказала.       — И как, ты нормально с этим? — настороженно спрашивает она.       — Ну да, а что? — ещё одно движение плечом. — Ревновать надо?       — Ну, я бы такого мужика ревновала ко всем — и к бывшим, и к будущим. Когда ты влюблён, для тебя любой — конкурент.       — Хочешь сказать, я не влюблён? — Юра внимательно смотрит на девушку.       — Не-ет, Юрсергеич, ты как раз влюблён, это очень заметно, — лицо Милы расслабляется. Она по-доброму улыбается. — У вас, парней, всё по-другому, видимо, устроено. Вы ревнуете, но по-другому, не знаю. Он тоже в тебя влюблён. Видел бы ты, как он всегда смотрит на тебя.       — Я помню, ты говорила.       — Грубиян Вы, Юрсергеич, — смеётся она, ткнув пальцем в грудь. — Так всё-таки, как он целуется?       — Да классно он целуется, — Юра тушит сигарету о перила и кидает в урну, кончики ушей опять обжигает пламенем. И отзывается болью в прикушенной губе.       — Детка, ты просто космос! — уже в голос смеётся Мила.       Он усмехается, заключённый в жаркие объятия девушки, прыгающей на месте. Поправив слетевший колпак, она заглядывает Юре в лицо.       — И что дальше? Я не спрашиваю, как он тебя охмурял, это и так видно, — она снова прищуривается на его губы, — но ты сам что думаешь?       Юра неопределённо пожимает плечами. Как он может кому-то другому объяснить то, что ещё сам до конца не понимает? Да, он влюблён. Да, понимает, что тоже хочет Отабека. И ещё понимает теперь, почему Мила ему сказала тогда про влюблённость. Когда Юра почувствовал сам, что произошло, он в полной мере осознал эти чувства.       Но ещё он знает, что ему мало. То, что, по сути, они ещё не переспали в полном смысле этого слова, только сильнее подогревает интерес и не отменяет факта, что Юра уже теряет голову от одной мысли об этом. Они и так за всё время успели столько сделать друг с другом, и Юра понимает — мало. Дрочить, даже в присутствии друг друга, ласкать, отсасывать и кончать, размазывая сперму между их животами — это, конечно, круто. Но он хочет близости, настоящей, серьёзной, взрослой близости. Мужского секса, жаркого и потного, с запахами и шлепками от фрикций, чтобы задыхаться, стонать и шептать грязные слова. И кончить вместе.       Полночи он думал о том, не Отабек ли вложил в его голову эти желания, но теперь понимает. Он хочет сам. Потому что зная его всего, без крутых татуировок в его, Юрину, честь, без передёргиваний глаза в глаза и его пальцев в заднице — все мысли об Отабеке неизменно отдают внутри теплом и уютом. Даже без мыслей о сексе с ним.       Проблема в том, что сам он до сих пор не знает, что со всем этим делать.       — Ты боишься, оно и понятно, — изрекает Мила, вновь проявив свою женскую пугающую мудрость. И она уже не первый человек, кто говорит ему о его страхах.       — Нет, я просто плохо себе представляю всё это, как это будет, как это… встречаться. Что это вообще, как? Вся эта романтика, и всё такое... — Юра никак не может обличить мысли в слова и беспомощно выдыхает. Не говорить же Миле про секс. Хотя он и без секса всё остальное плохо представляет.       — А мне кажется, представляешь. Юра, от тебя не ждут чего-то сверхъестественного. Делай то, что хочешь, и не делай то, что не нравится. Всё очень просто. Отабек — неплохой парень. Лучше того хера, который к тебе клеился, из той категории — что вижу, то и трахаю.       Юра морщится.       — Перестань. Просто я привык быть один, и наверное, поэтому боюсь впустить кого-то в свою жизнь.       — Господи, Юра, — восклицает Мила, — но тебе же не сорок, и у тебя только одна кошка, чего тебе бояться? Молодой красивый парень. Не придумывай себе проблем. И никого не слушай, вот вообще никого, тем более меня, старую тётку. Слушай только себя.       — Иди сюда, старая тётка, — смеётся он, разворачиваясь к ней.       — Эй, проявите уважение к старшим, Юрсергеич! — хохочет Мила, а Юра притягивает её к себе, и они снова обнимаются, прижавшись друг к другу на долгие минуты.       — Держи меня в курсе, ладно? — шепчет он ей на ухо, зная, что она поймёт.       — Ладно-ладно, — она вырывается и смеётся, поправляя колпак и шмыгая носом. — Всё, пошли работать, пока я не разрыдалась. Надо нам с тобой как-нибудь посидеть выпить, поговорить.       — Надо, обязательно поговорим, а теперь вытирай слёзы и пошли. Бля-адь, ну Мила, ты мне весь халат измазала в помаде!       — Юрсергеич, там погремушку везут.       Юра отрывается от писанины в историях. Погремушками у них называются мелкие травмы типа падения с велосипеда или на роликах. Юра сам частенько гремел так раньше в больницы, когда не докручивал прыжки и сваливался с рампы.       — Кто у нас из травматологов?       — Гавриченко, но он на операции. Звонить?       — Ладно, будем надеяться, справлюсь. — Юра и не сомневался, что дежурство пройдёт бурно, только-только привычный вывих вправил и собирался ужинать. — Рентгенологи не ушли ещё?       — Попович точно на месте, а лаборанты ушли давно.       — Чего говорят вообще, чё везут? — спрашивает он дежурную сестру. — Серьёзные повреждения?       — Алтын сказал, что подростки на роликах катались в неположенном месте. То ли упали откуда-то, то ли столкнулись. У одного перелом предварительно, у другого голова пробита. Кто, блин, катается, когда уже стемнело? Придурки какие-то, ума нет.       Я катаюсь, чуть не ляпает Юра, вспомнив свои бунтарские замашки. Но при упоминании Отабека саднящие губы сами разъезжаются в стороны и вверх. Мила шипит скрыть этот срам, и он натягивает маску до глаз, надрывно кашляет. Георгий, прибежавший по вызову, тут же отходит от него на пару шагов.       — Блин, Плисецкий, ты бы пересидел дома со своими бактериями.       — Я со сломанным пальцем смену отстоял, уж простуду как-нибудь переживу.       Мила кашляет, но Юра чётко слышит скрытый за ним смех и ловит её хитрющий «до-о-о, простуда» взгляд. Показывает ей средний палец, пока Гоша ворчит, что ни хера Плисецкий о других не думает, а он не хочет болеть летом.       Вместо двоих парней, как было заявлено, привозят четверых. Отабек высаживает из скорой пострадавших, обоим — лет по шестнадцать. Остальные — группа поддержки, приехавшие следом. Весёлые, шумные, с экшен-камерой, на которую снимают всё подряд. Охранник сначала пытается камеру отобрать, но Юра видит, что парни не из тех, кто приходят развести врачей на конфликт и снимать потом для ютьюба видео с названием «произвол докторов, врачи хамят и убивают пациентов». Пацаны вежливые, спрашивают разрешения и не тычут камерой в лицо.       — Не сто́ит, ребят, — говорит Юра, попутно кивая Отабеку и ловя его взгляд, и показывая пострадавшим, где смотровой кабинет, а двоим остальным говорит сидеть и ждать в коридоре.       — Мы просто ролик снимаем, — объясняют они, — у нас соревы, и все райдеры делают свои видосы врывов.       — Гос-споди, ни слова не поняла, — смеётся Мила, проходя мимо и утаскивая с собой в кабинет за руку того, что с окровавленной головой. Как ещё только на ногах стоит?       — Ну пожалуйста, можно мы почекаем? Мы не будем мешать, — пытается проскочить следом за ней его друг.       — А ну брысь, — шикает Мила и закрывает дверь. Второго, с рукой, сразу на рентген уводит Гоша.       Приунывшая группа поддержки усаживается на диванчике в зале ожидания, шумно продолжая что-то обсуждать, рассказывать в камеру. Парни напоминают Юре его самого несколько лет назад. Отчаянные и безбашенные, ничего не боятся. А иначе лучшими спортсменами и не стать.       Он остаётся в коридоре один на один с Отабеком, смотрит на него и улыбается. Вид у того уставший, щёки тронуты щетиной, о которую хочется потереться. И что-то невыразимое во взгляде.       — Мы готовы, можно смотреть, — Мила кричит из смотрового. — Хотя смотреть нечего, и так понятно, надо шить.       — Серьёзно? — слышат они вопль парня и направляются туда вместе.       — Помочь чем? — устало улыбается Отабек Юре перед самой дверью в кабинет. — Мы на ужин собирались после этого вызова, но могу остаться, если помощь нужна.       — У парня чего, перелом? — сразу принимает тот деловой вид.       — Похоже на то, ещё и со смещением.       — Подержишь, пока я тянуть буду?       — Конечно.       — И поужинаешь тут с нами как раз.       Отабек кивает и снимает куртку.       Когда они заходят в смотровой, Мила уже готовит набор для пхо. Кладёт две пары перчаток, обезболивающие. Юра надевает операционный халат, натягивает латекс. Парень сидит спокойно, хоть и дёргает ногой. У него длинные волосы, длиннее, чем у Юры, и такие густые, успевшие склеиться от крови, что он с трудом находит рану на височной кости.       — Тебя как зовут?       — Миха.       — Миха, повезло тебе, чуть сильнее удар — и всё.       — А большая рана? — даже не впечатляется тот этой новостью. Не первый раз, видать.       — Нормальная такая, — Юра соединяет большие и указательные пальцы обеих рук, показывая ему размер.       — Ни хрена себе! Кла-асс! А можно посмотреть? — Юра едва удерживает его на стуле. — Только не брейте, пожалуйста.       — Выбрить надо, иначе мне не добраться. У тебя не видно будет под волосами, не переживай, андеркат себе сделаешь. Потом на снимок ещё надо, вдруг есть перелом всё-таки.       Волосы стричь, действительно, жалко. Пока Мила под жалобные стоны Михи принимается за выстригание и выбривание нужного участка, второго, которого зовут Влад, приводят со снимком.       — Ну чё там у меня? Всё плохо?       — Не плохо, но перелом есть, — Юра рассматривает снимок, подняв его к свету. Отабек оказывается прав, — и смещение небольшое.       — Доктор мне то же самое в машине сказал, зачем нужно было рентген тогда делать? — спрашивает парень.       — Диагноз всегда рентгенологически подтверждать надо. А то что я в истории напишу? Со слов доктора Алтын, диагноз: перелом?       — У него скилл — рентген-зрение, круто, — восхищается тот и пытается посмотреть одновременно, что там творят с Михиным скальпом. Еле усаживают за стол.       — Так, ладно, тебе наложим гипс, пару недель походишь вот в таком положении, — Юра чуть сгибает кисть в запястье. — Потом придёшь, мы переделаем гипс на прямой. Счас укол сделаю, потерпи.       Он берёт со столика приготовленный анестетик, набирает в шприц и обкалывает запястье.       — Сначала вправим, наложим лонгету и ещё раз на снимок сходишь, посмотреть, встали кости на место или нет. Мила, чё там, гипс готов?       — Всегда готов, только свистните, я подбегу, — отвечает та, уже заканчивая выбривать в шевелюре парня плешь. Юра усмехается. Тот чуть не плачет.       — Бек, с той стороны потяни, — а Отабека и просить не надо, он уже стоит за спиной парня, испуганно напрягшегося.       — А зачем меня держать? Я не убегу.       — Чтобы ты не дёргался.       Когда ткани онемели, Юра берётся за кисть и начинает осторожно тянуть на себя и вниз.       — Миха, ну чё, как ты там? Живой? — бодро зовёт притихшего друга Влад, который даже не морщится.       — Да не дёргайся ты, господи! — прикрикивает на своего пациента Мила. — А то сча машинку возьму и всего побрею.       — Не надо!       — Побрейте его, побрейте!       — Я тя сча побрею.       — Так, парни, рты закрыли!       — Мила, как у тебя там? Скоро?       — Сейчас иду. Почти закончила. Волос очень много тут.       — Бли-ин, как я теперь буду с этим на голове?       — Да у тебя не видно будет, сказали же. Посиди так, тут прижми. Всё, бегу, Юрсергеич.       Мила приносит размоченный и отжатый гипсовый бинт, и в четыре руки с Отабеком они разглаживают его по предплечью с захватом кисти, пока Юра продолжает вытягивать косточки, чтобы они встали на место. Когда гипс чуть подзастывает, принимаются быстро бинтовать, особенно плотно фиксируя согнутое запястье.       — Через две недели купи полиуретановый гипс, он легче и с ним мыться можно, — советует Юра в это время. — Я этот сниму и наложу его. Не перепутай, не фиксатор, а именно гипс, я тебе напишу название. Чё случилось-то у вас вообще? — спрашивает он у парня, который всё кивает, запоминая информацию.       — У нас контест через месяц, а тренить некогда, только после школы и получается, по темноте. Ну и я не заметил, как Миха на меня нёсся. Я с рейлов прыгал, а он мимо проезжал, ну и я ему ролом въехал по голове, когда мист-флип делал.       — Но ты круто, конечно, убрался! — отзывается тот со своего места и ржёт.       — Ваши словечки только Юрсергеич понять сможет, — смеётся Мила, заканчивая бинтовать. — Он у нас тоже скейтбордист или роллер, я уж не знаю. Экстремал, короче.       — Круть! А на чём катаете? А приходите к нам на соревы!       Юра с трудом выпроваживает Влада на рентген и принимается зашивать Мишу. Отабек сам смотрит снимок вернувшегося через несколько минут парня, говорит, что всё вправлено хорошо. Качественная работа, хвалит он. Юра улыбается в маску.       — А можно его себе забрать? — просит Влад, держа снимок.       — Забирай, но принеси его через две недели сравнить. Мы ещё будем снимок делать.       — А не вредно столько светить?       — Нет, доза небольшая ведь.       Мила выгоняет чересчур общительного парня в коридор, чтобы не мешал. Отабек говорит, что тоже мешать не будет и подождёт в комнате отдыха, кофе пока сварит. Юра ничего на это не отвечает, занятый зашиванием, но чувствует взгляд Милы напротив, подающей ему чистые салфетки промокать кровь.       Спустя минут двадцать он снимает операционный халат, испачканный немного гипсом, немного кровью. Мила перебинтовывает голову, и Миха ржёт, посмотрев позже на себя в зеркало, что как он теперь домой поедет в таком виде. Мила грозится, что если он в таком же виде не придёт завтра на перевязку, очень сильно пожалеет, когда придёт снимать швы. Миха спрашивает, можно ли познакомиться с такой дерзкой сестричкой, и вопит, получив подзатыльник.       — За что? Я же больной человек!       — Вот выздоровеешь, тогда поговорим, — хохочет она. — Марш на рентген!       Юра уже заканчивает заполнять амбулаторный журнал, когда Гоша приносит снимок. Перелома височной, слава богу, нет. Раздав рекомендации и выписав обезболивающие и глицин, Юра прощается с парнями, которые долго не хотят уходить от них. Всё зовут на соревнования, камеру не выключают ни на минуту.       — А ты популярный, — усмехается Отабек, когда они, наконец, разваливаются на диване в комнате отдыха за ужином.       — Юрсергеича все любят, нарасхват парень, — говорит Мила, собираясь выйти покурить. И их с собой не зовёт.       Юра смущённо косится на Отабека. Тот смотрит на него с уставшей улыбкой.       — Ты как?       — Хорошо, — кивает Юра, чувствуя приятную усталость. — Бывало и хуже. А у тебя?       — Аналогично.       У Юры вертится на языке вопрос, никак не оформляющийся во что-то другое, кроме «где ты был вчера? почему не приехал? я скучал». И они молча сидят, просто глядя друг на друга, без какого-либо сексуального контекста, напряжения, дёргающего их обоих на протяжении последнего времени. И это так хорошо. Хочется просто помолчать, прислониться к плечу Отабека, почувствовать его руку на спине.       Через пять минут Мила стучится и, не заходя в комнату, говорит, что поедет домой, а то и так задержалась с этими проверками. Юра усмехается.       — Пойдём покурим?       Они идут до раздевалки за Юриными сигаретами.       — Я тебя ждал вчера, — зачем-то говорит он, копаясь в рюкзаке в своём шкафу. Пачка никак не найдётся, и он вытаскивает рюкзак и садится с ним на скамейку, роясь в его нутре. Отабек опирается о шкафы напротив, чуть выставив ноги вперёд и сунув руки в карманы куртки. Юра поднимает на него глаза.       — Отабек?       — Когда ты меня так называешь, это означает, что ты злишься? — краешек его рта нервно дёргается, но лицо у него не меняется. И это очень плохо. Он проводит по волосам, затянутым резинкой на макушке. Открывает рот, закрывает и выдыхает, отведя взгляд в сторону. Рассматривает соседний шкафчик. Свои ботинки. Но только не Юру.       — Хорошая попытка, но нет. Скажи мне, у тебя проблемы? Новые или всё те же? Всё совсем плохо? Ничего не решилось?       — Решается, Юр, — тихо отвечает тот, поглядев из-под бровей.       — Ты серьёзно в тюрьму хочешь, да? Небо в полосочку, друзья в клеточку?       Отабек усмехается, но глядя при этом так ласково.       — Наоборот же.       — Ты, блядь, издеваешься?       — Юра, я не сяду в тюрьму. У Киры есть связи, он поможет. Ну вернее, не он сам, его родственники.       — Я понял, — Юра кивает. — Папа Светы, криминальный авторитет. И чё, они убьют тех нарколыг?       — Что? — Отабек смотрит непонимающим взглядом.       — Или это тебе надо кого-то убить?       — Да блядь, Юр, — раздражённо отвечает тот, скрестив ноги, — никто никого убивать не собирается.       — А чё он раньше тогда не помогал, когда нужно было?       — Раньше я думал, что всё обойдётся так. Я не хотел ещё и его впутывать, но он сам решил помочь.       — Класс. — Информация ошеломляет, но в его словах есть резон. Юра весь съёживается, роняя рюкзак на пол под ноги и пряча руки в подмышках. — И что теперь? Будешь работать на него? Барыжить? Или бандитов на стрелки на своей скорой развозить, а потом пули им выковыривать?       — Юра…       — Ну а что, многие на скорой так подрабатывают. То депутату нужно с мигалками доехать по встречке, или спиздить где-нибудь чего-нибудь, вас же везде пропускают и не обыскивают, а в сумках можно столько всего провезти. Труп, например. Или наркотики, у вас же полно этого говна. Вон продажные менты со скорой вовсю сотрудничают.       Юра уже загоняется, потому что видит, как улыбается Отабек над его версиями, и это бесит. Он попробовал бы поругаться, но Отабек прав.       — Юра, всё будет хорошо, это не опасно, никто не пострадает, с наркотиками и оружием это тоже не связано.       — А что тогда?       — Я не могу сказать.       — Заебись. Окей, потом в криминальных новостях по нтв посмотрю.       Юра чешет лоб, прочёсывает волосы. Он уже сожалеет о вспышке гнева на эмоциях. Раз он решил, то всё. Юра встаёт убрать рюкзак обратно, а когда поворачивается, Отабек стоит близко и улыбается так мягко.       — Ты вообще башкой не думаешь, — ворчит Юра, разворачиваясь всем телом и падая спиной на дверцу шкафчика. Это тоже уже было, кажется, так давно. Но сейчас — всё по-другому.       — Думаю, — отвечает тот, делая ещё шаг к нему. — Думаю о том, что поцеловать тебя хочу просто пиздец.       — Прямо здесь? — Юра переходит на шёпот, начиная волноваться. Всё дело в чёртовой близости чёртового Отабека. Тот уже стоит вплотную. А взгляд его внезапно меняется. Он смотрит на Юру так весомо, медленно опускает глаза вниз, проведя глазами по всему его телу, и кровь из мозга тяжело ухает в пах.       — Прямо там, — так же шёпотом и очень интимно.       — Блядь, Бек. — Юра переступает, а рука почти тянется поправить в штанах неудобно прижатый член. Дышать становится тяжело. Отабек переводит взгляд с его глаз на приоткрытый рот. А потом быстро наклоняется и касается его губ.       — Помнится, кто-то хотел откусить мне соски, — шепчут ему.       Накатывает просто с нечеловеческой силой, обжигая пах. Юра открывает рот, готовясь задать тысячу новых возникших вопросов, протестовать, что его снова сбивают с мысли и переводят темы, но останавливается, заметив сфокусированный на его губах взгляд.       Отабек хочет его. Прямо сейчас.       Тело прошивает дрожью. Юра впервые так ясно и чётко чувствует чужое желание, направленное на него. И густая волна сконцентрированного влечения сбивает с ног.       — Я не дам тебе наделать херни, Бек.       — Всё будет, — тот подтаскивает Юру к себе за полы халата и выдыхает ему в рот, — хорошо.       Лопатки Юры по-прежнему прижаты к дверце, а бёдра — к бёдрам Отабека, тот едва его касается, заглядывая в глаза.       — Тебе идёт этот костюм, — продолжает он. — Чёрный цвет. Ты такой красивый, Юра. Я сегодня в душе дрочил и вспоминал твой рот.       Шее становится очень жарко от дыхания Отабека, настолько он близко.       — Так ты за этим пришёл? — усмехается Юра.       Отабек качает головой, а Юра глубоко дышит, не думая о том, как его голова сама запрокидывается назад, подставляя шею под его губы. Как он пальцами тянется к нему, подталкивая к себе ближе, чтобы чувствовать всё его тело. И Отабек не игнорирует его призыв. Юра вздрагивает, когда его касается язык, а под форму забираются адски горячие пальцы. Он сглатывает. Губы буквально горят от желания целоваться. Но Отабек методично вылизывает его шею, сначала с одной стороны, широко и влажно, покусывая и посасывая кожу, потом обхватывает губами кадык. И всё делает с таким наслаждением, будто никогда ничего приятнее не совершал. Юра прижимает его к себе, чувствуя, как ритмично накатывает возбуждение.       Он кладёт руки на его плечи, сцепив на бритом затылке, и окончательно расслабляется. Ему так хорошо сейчас, и хочется именно этого — неспешных ласк, прикосновений, обниматься и целоваться. А потом Отабек отрывается от его шеи и смотрит.       — Поцелуй меня, — просит он. И внутри Юры что-то обрывается, окончательно выметая из головы всё ненужное. Он приоткрывает рот и трётся носом о его нос, и только потом прижимается губами. И в этом поцелуе столько всего.       Ладони моментально потеют, пальцы выскальзывают из замка, Юра держится и целует Отабека так, будто стараясь доказать, что он принадлежит только ему. Возбуждение ударяет со всей силы и прошивает от самой макушки точно в член. В штанах тяжелеет. Юра пытается потереться, засовывая язык глубже внутрь его рта, и Отабек позволяет ему это всё. Юра ощущает невероятную твёрдость губ, влажный жар и мягкий язык, мечущийся в поисках его языка. И это закручивает в какой-то дикий водоворот. Отабека хочется целовать и слушать, как тот захлёбывается им, Юрой. Чувствовать, как он вжимает его в себя. Чувствовать его напрягшийся член.       Юра не сразу соображает, что звук, доносящийся до ушей, это сигнал телефона. Блядь блядь блядь ну почему?       — Мне пора, — тихо произносит Отабек, сбрасывая звонок.       — Нет, не пора, пошло оно всё, никуда ты не пойдёшь, — словно в бреду, повторяет Юра, вцепившись в его шею.       Отабек улыбается, а потом крепко прижимает к себе, скользнув ладонями на поясницу — и ниже, под резинку штанов и белья. Юра вздрагивает, когда его ягодицы оказываются каждая в широкой тёплой ладони, сжимают их, и мурашки разбегаются вдоль позвоночника от этого собственнического прикосновения. Отабек целует его и мнёт ягодицы неторопливо и со вкусом, так приятно и сладко. А потом забирается пальцами между и проводит по анусу, и Юре приходится привстать на цыпочки. Он весь сжимается и одновременно выгибается навстречу этим касаниям, глухо выстанывая в колючую шею Отабека.       Тот нехотя отрывается и упирается лбом в шкаф позади Юры. От него просто адски шпарит.       — Так хочу тебя, Юра. Всего. Раздеть полностью, ласкать долго, — Отабек не заканчивает мысль, мучительно сглотнув и выдохнув ему в волосы, но Юра и так весь горит. От одной мысли, что Отабек представляет его голым. — Можешь пообещать мне кое-что? Когда будешь дрочить, а ты будешь, я знаю, не перебивай, — не даёт он договорить собравшемуся было возразить возмущённому Юре, — позвони мне. Пожалуйста, Юр, хорошо? Я буду ждать.       Целует во влажный висок и уходит.       Если бы проводился конкурс на самый эффектный уход, Отабек взял бы все призовые места.       Юра долго не может успокоить тахикардию, а потом закрывается изнутри раздевалки на щеколду и подходит к зеркалу на стене. Шея вся расцвечена и к утру там будут здоровенные гематомы. Оттягивает ворот формы, а потом стягивает её через голову. Избавляется от штанов. И рассматривает себя в полный рост. Пытается посмотреть на себя глазами Отабека. Изгибается так, чтобы рассмотреть ягодицы, все в следах от его пальцев. Проводит по ключицам, а потом вниз — между всё ещё раздражённых сосков, мимо впадинки пупка. К стоящему члену с обнажённой головкой. И только затем поднимает взгляд к своим глазам.       После позднего ужина привозят бабулю с кризом почти в инсультном состоянии. Потом Юра зашивает порез от стекла на руке мужчины. Тот приезжает вместе с женой, которая ждёт его в коридоре. Они ссорились, и он ударил кулаком по стеклу в межкомнатной двери. Старая такая дверь, где стекло не пластиковое, а самое настоящее, толстое, тяжёлое. И куски, застрявшие в верхней части, гильотиной упали вниз и чудом не перерубили ему артерии и сухожилия.       Ближе к часу, собираясь пойти полежать, он идёт в ординаторскую, проворачивает ключ в замке и пишет Отабеку. ты спишь?       Волнение влажно оседает в подмышках. Юра кидает телефон на диван и снимает халат, оставшись в одном костюме. Спина сырая, будто марафон пробежал. Вешает халат в шкаф и ложится, бросив в изголовье дивана подушку. Без интереса пролистывает ленту в инстаграм. Постит пару вчерашних фоток вида на реку. Даже фильтров не надо, и так — красиво. Их тут же лайкает ILya_69 и ставит смайл в виде большого пальца, а следом оставляет комментарий: это ты где? Юра зарифмовывает про себя ответ ему. Замечает новые фотографии Виктора с километровым списком хэштегов. Со своим кавайным Кацудоном на этот раз в Барселоне, на фоне какого-то готического замка. За руки держатся. Довольные до тошноты. Пиздец, жениться там что ли собрались? Но фото красивое, завораживающее, фиг с тобой, Юра нажимает на сердечко, с него не убудет. Мила вон тоже оценила фото и даже написала что-то.       Ответ от Отабека приходит через двадцать пять минут, когда начинает наваливаться сон. Я здесь Ты готов? Позвони       Сон слетает мгновенно, и повторная волна жара прокатывается от самой макушки, не дойдя до кончиков пальцев ног, а задержавшись и скопившись в паху. Юра вскакивает проверить дверь. За ней тихо. Ложится обратно и нажимает на трубку. Всего один гудок — и он слышит голос.       — Привет.       Юра медленно дышит, чувствуя, как словно по невидимым проводам голос Отабека просачивается и гудит по его нервам. Жалюзи плотно сдвинуты, но этой темноты мало. Юра закрывает глаза, и оставшись без зрения, ныряет в ощущения.       — Привет.       Слышит возню на том конце линии. Представляет, что Отабек, как и он, устраивается сейчас удобнее, держит телефон у уха, дышит так громко.       — Ты один?       — Да, — отвечает Юра, на секунду убирая телефон и снова прислушиваясь к звукам из коридора. Там только потрескивают лампы под потолком. А у Отабека что-то хлопает, скрипит, он слышит неровное дыхание, словно тот идёт где-то. — Ты что там делаешь? Ты где?       — Я в машине, только сел, — произносит тот тихо, низким грудным голосом, и этот звук отдаётся внизу живота. — На станции.       — Ты пиздец, Бек, — выдыхает Юра, зажмуриваясь сильнее. Но картинка теперь чётко отпечатывается на внутренней стороне век. То, как Отабек сидит на переднем сидении их машины скорой помощи. Юра помнит, он говорил, какая там вместительная и удобная кабина.       — Юра, — слышит он в ухе и вздрагивает от интонации, с какой Отабек произносит его имя. — Ты уже трогаешь себя? Расскажи мне, как ты это делаешь. Как ты любишь?       — Блядь. — Он распахивает глаза и первые секунды пялится в чёрную пустоту перед собой. Подтягивает к себе колени, сжимая бёдрами член, натянувший ткань тонких рабочих штанов.       — Что представляешь?       — Да блин, Бек, притормози. — Сердце за секунду разгоняется до ста и бьёт уже, кажется, во все уголки тела.       — Нет, — как отрезает Отабек. — Так ты трогаешь себя сейчас?       — Нет.       — Врёшь, — слышит он мягкий тон и втягивает губы, плотно сжимает их. И не может сопротивляться этому голосу. Не хочет даже пытаться. — А если нет, то самое время начать.       — Блядь, Бек, я не буду дрочить на работе. — На работе надо работать, проносится в голове утренняя мантра. Он усмехается сам над собой.       — Будешь. Давай, Юра, — шепчет тот так эротично. — Я хочу послушать, как ты дышишь. Мне понравилось слышать тебя во время того, как я трогал тебя вчера. Как ты стонешь. Хочу слышать. Ты наверняка громкий…       Юра сползает ниже по дивану, верхняя часть костюма задирается и скатывается на спине. Он матерится и выгибается, чтобы расправить ткань.       — Ты там раздеваешься? — По голосу явно улыбается. Говнюк. — Смело. Мне нравится.       Он укладывается и проводит рукой по груди, к животу, чувствуя, что через ткань оно даже ярче. Возвращается выше, задевает съёжившийся сосок и едва не в голос стонет от словно перебирающих по всем нервам сразу ощущений. Слишком сильно. Соски ещё слишком чувствительные. Он нетерпеливо пропихивает руку под резинку штанов, сжимает себя через бельё, намеренно измываясь над собой. Ткань спереди уже намокла, и это пиздец как стыдно. Он потёк из-за Отабека, его голоса и разговоров.       — Юра, не молчи, пожалуйста, — слышит он умоляющий стон. — Говори. Что ты делаешь сейчас?       — Ну я… — он облизывает губы, голос не слушается, а горло пересыхает, и хочется немедленно сбежать за водой, — м-м… глажу себя.       — Как? Медленно?       — Пока да.       — А руку облизнул?       Вот же блядский боже!       — Нет, я…       — Или ты так завёлся уже, что потёк? Сильно? — Юра слышит восхищённые нотки в его голосе и против воли улыбается. Да он горяч. Он оглядывается на дверь, но она точно заперта. Он же два раза проверил. А потом поднимает задницу и стягивает с себя штаны вместе с бельём до середины бёдер. Берёт за основание и в темноте смотрит, как течёт с блестящей головки на живот. Просто аномально много.       — Я бы на это посмотрел, как ты дрочишь себе, — продолжает тем временем Отабек, у самого уже надорванный хрип вместо голоса. — Ты бы этого хотел?       — Бек. Господи… — Юра сжимает себя, сильно зажмуриваясь. — Да. Хотел бы. Хочу.       — Как-нибудь покажешь. — Вот гад, и ведь это даже не вопрос. Юра ведёт рукой по стволу вверх, пряча головку в крайней плоти, сжимает её в кулаке, пачкает ладонь предсеменем и размазывает. — Рассказывай дальше.       Юра молчит. Язык прилипает к гортани, и рука, прижимающая телефон к уху, затекает.       — Не молчи, Юра. Пожалуйста. Скажи мне. Или давай я начну. Я люблю делать это жёстко. Быстро. Представлять тебя, как, например, сегодня утром, я думал о твоём рте на своём члене. О том, как ты стоишь на коленях передо мной в душе, и я направляю член к твоим губам. Раздвигаю их головкой, и ты разжимаешь их, берёшь в рот…       — Блядь, ты сексом по телефону случайно не подрабатываешь? — Юра дрожит, слушая его отрывистые фразы; его накрывает так ярко, и он так остро переживает всё то, что говорит ему Отабек, будто транслируя картинку из своей головы в его.       — Ты начинаешь сосать, — не отвечает тот, словно его и не перебивали, — а я кладу руки на твою голову. Мне нравится, что у тебя длинные волосы, можно взяться за них. Ты ведь не будешь против? И я начинаю трахать тебя в рот.       — Господи блядь, ты… — Юра уже трахает свой кулак, плотно держа пальцы и вжимаясь вспотевшим затылком в подушку. — Бек, я… Я вспоминаю, как ты вчера… блядь, как ты… дрочил на меня, смотрел мне в глаза и дрочил, пиздец, это было так… — Он длинно выдыхает, пережидая первую сладкую судорогу, ещё далёкую, предвестник скорого оргазма. И торопится высказать всё как можно скорее, частит. — И я хотел, чтобы ты лёг на меня. Раздвинул мне ноги… Трахнул меня.       — И я сделаю это. Юра, — хрипло шепчет тот, и Юра слышит, как громко и возбуждённо он дышит, прямо в ухо, запуская мурашки по всему телу, — я так хочу тебя. Мне понравилось то, что ты засовывал в себя пальцы. Но больше так не делай, пожалуйста.       — Почему? — стонет он, чуть не хныча в голос.       — Потому что я хочу сам. Растянуть тебя. Сделать тебе хорошо. Чтобы ты умолял меня трахнуть тебя. Юра. Мы будем очень долго заниматься любовью в первый раз.       Юра прижимает телефон щекой к подушке, второй рукой приласкав сосок. Слушает этот голос вперемешку с загнанным дыханием, представляя, как сам Отабек сидит сейчас в кабине. Как почти сполз с кресла, наверняка не раздеваясь, а только запустив в штаны руку. И мастурбирует, слушая Юрин голос.       Он начинает дрожать. Сгребает мошонку, двигает рукой по члену, слушая вздохи с обратной стороны динамика. Ещё пара дёрганий, смешанных с болью от желания — и он с силой выгибается, кусая губы и дрожа. А по руке на живот толчками изливается так долго, сильно.       В нос тут же ударяет специфический запах. Телефон сползает куда-то под плечо, и он едва слышит, что его зовут. Он выворачивается, ловя незапачканной рукой ускользнувший под спину телефон. Прижимает к уху.       — Ты меня слышишь? Юра. Ты как там?       — Я да, здесь, хорошо, — бессвязно бормочет он, слыша, как со свистом гоняет воздух грудная клетка. Мышцы всего тела подрагивают отголосками истомы, и член в руке медленно вянет.       — Спокойной ночи, Юра, — слышит он бархатный голос в трубке, — спасибо тебе.       Он что-то стонет в ответ, а потом связь обрывается. Телефон снова выпадает из пальцев. Во всём теле так хорошо и приятно тянет, двигаться не хочется абсолютно. Но он не дома, приходится напоминать себе об этом. И запах никуда не исчезнет, пока его не смыть.       Юра прислушивается. В отделении тихо, всё так же потрескивают лампы. Можно полежать минуту и не думать ни о чём.       Он снова нашаривает в посеревшей темноте телефон, открывает чат и пролистывает их вчерашнюю вечернюю переписку. когда ты приедешь? я уже засыпаю Я бы очень хотел чтобы ты сейчас был у меня дома Лежал в моей кровати Чтобы я пришел и лег к тебе так приезжай ко мне в моей кровати тоже неплохо :D Я не совсем еще освободился Не смогу приехать, спи Юра надеюсь у тебя там все хорошо я волнуюсь Все в порядке Я думаю о том как смогу обнять тебя Хочу поцеловать очень сильно я тоже Хочу тебя даже не представляешь как Думаю об этом все время Ты с ума меня сводишь, Юра       Нехотя он спускает остывшие ноги на пол, сидит так ещё пару минут.       С ума сводишь…       Хочу тебя.       По коридору со стороны поста слышатся торопливые шаги. Блядь. Дежурная сестра стучится и дёргает ручку.       — Юрий Сергеевич, там везут.       — Иду.       Он быстро открывает окно, включает свет и приводит себя в более-менее приличный вид, хотя в зеркале на него смотрит кто-то незнакомый. С ещё сильнее распухшими губами и красными щеками. Цепляет за уши маску, убирает волосы в хвост. И надевает белый халат поверх чёрного костюма.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.