Без крыльев, в белых халатах

Глава содержит некоторые описания оперативного вмешательства, которые не всем могут быть приятны. Очень старалась совсем уж не жестить, но медицина вся такая «сквичная» :D ___________________________________________       — Чё, Плисецкий, такой довольный? В отпуск что ли скоро?       — А ты завидуешь?       — Мы с Аделиночкой в свадебное путешествие едем, чему мне завидовать?       Юра строит очень сочувствующее лицо и получает тык в спину сзади.       — Попович, Плисецкий, никому отпуск не подпишу, а ну рты позакрывали. Как дети малые, ей-богу.       — Вы ещё нас рассадите, Яков Семёныч, — вполоборота говорит Юра и тихо ржёт, а потом добавляет про то, что он не имеет права не отпустить их в отпуск, это нарушение трудового кодекса, и ойкает, получив ещё и подзатыльник. Ну в конце-то концов, доктор он или где? Никакого уважения. Гоша рядом трясётся от сдерживаемого смеха, и Юра тоже пытается не заржать в голос при виде его красного надувшегося лица. Пихает его в бок.       Они сидят на семинаре по пожарной безопасности. В аудитории, где проходят общие пятиминутки, душно и многолюдно, и Юра умирает от скуки. Если б Гоша не хохмил, совсем бы уснул. Из-за новых планов по увеличению загрузки больницы работы всем прибавляется, Юра из операционных за эти пару недель почти не вылезает. И дежурства по реанимации они делят с Абдулом на двоих. Тот обещает, что скоро будет полегче, когда начнут отпускники выходить. Рабочие будни летят с такой скоростью, что Юра не замечает, как наступает сентябрь. Только когда в джинсовке становится холодно идти от машины до работы, понимает, что надо перебираться уже во что-то потеплее.       Про отпуск, который должен уже начаться по бывшему графику, Юра намекает Фельцману уже не первый раз. Впрочем, особо ни на что не надеется. Сам знал, на что шёл, когда соглашался на временную должность. Но всё же больше месяца тянуть не собирается. Хотя его и уговаривают перейти в реанимацию окончательно, пройдя ординатуру. И с надеждой на то, что Юра согласится, наверное, никого на его место и не ищут. И Никифоров пропадает из инстаграм. Не то чтобы Юра следит за ним, но тот всё-таки своими фотками поставляет ему половину всего контента. А тут — прям тишина. Устал отдыхать с Кацудоном своим. Или просто деньги кончились, и он за работу взялся.       Зевнув так, что чуть не вывихивает себе челюсть, Юра смотрит в телефон на время. От деды смс висит и пара сообщений от Отабека. Деда просит перезвонить ему, когда освободится, но это не срочно. Юра на всякий случай переспрашивает в ответе, точно ли у него всё хорошо. Потому что готов хоть сейчас, если надо будет, пойти по головам к выходу из зала. А потом открывает то, что присылает Отабек. Отворачивает телефон, чтобы Гоша опять не сунулся. На экран выплывает сэлфи какого-то парня и дяди Лёши, сделанное на фоне того, как Отабек моет машину скорой помощи в гараже на их станции. Щёткой на длинной ручке задумчиво водит по лобовому стеклу. С сигаретой во рту и в каком-то комбинезоне с закатанными по локоть рукавами. Будто приговорённый к исправительным работам из какого-нибудь американского сериала. В аудитории становится ещё на пару градусов жарче. Юра листает на второе изображение. На нём Отабек уже грозно смотрит в камеру, но фальшиво позирует, как те модели в купальниках на мойке машин. И подпись: Поспорил с парнями на первый вызов Проиграл Юра чуть не фыркает в голос, с опаской оглядывается. идиоты :D а мою машину так помоешь? Отабек отвечает сразу, видимо, на перерыве: Приезжай а топлес? Если ты тоже разденешься, то да бля не дразни меня я на семинаре сижу Ну вот опять я не вовремя       Ты всегда вовремя, думает Юра, глядя на фотку. А я пиздец соскучился. Почему мы так редко стали видеться? Хочу видеть тебя чаще. Трогать тебя везде, и чтобы ты меня тоже.       Отабек. Он теперь безвылазно работает. Юра старается не думать о плохом, хотя они не видятся нормально вот уже скоро третья неделя пойдёт. Только на работе изредка в курилке встречаются, когда Юра дежурит. Он скучает по нему невыносимо. Ему мало этих коротких перекуров, мало разговоров по телефону и переписок. Но Юра не трогает его лишний раз расспросами. И Отабек отвечает ему молчаливой благодарностью, целуя его за ставшим их личным углом, когда на улице темнеет. А Юре теперь остаётся только дрочить на эти воспоминания. Крутить в голове на повторе те его слова, что он говорил ему по телефону, а Юра ласкал себя, слушая его голос. Он не задумывается о своих желаниях, они сами всё делают за него. Да, он хочет всем телом. Но скучает даже просто по их общению, какое было у них раньше.       — Ай, ну Яков Семёныч, — шёпотом вопит рядом Гоша, и Юра отвлекается на него, забыв, что время так и не посмотрел. Сколько они уже тут торчат?       — Ты чего?       Тот потирает лопатку и обиженно смотрит на задний ряд.       — Да начальник дерётся.       — Спроси у Дениса Андреевича, когда у него учёба? — шипит оттуда Фельцман.       — Чё? Кто это?       — Узист наш новый, идиот, спроси давай!       — Узист — наш новый идиот?       Юра чуть со стула не падает, прячась за спиной впереди сидящего и закрывая нос и рот, чтобы не захохотать в голос. Над ними уже несколько рядов ржут, слыша их перепалку, а кто не слышит — возмущённо оглядываются.       — Попович, не зли меня. Быстро спросил!       — Как я его спрошу, если Вы сказали не разговаривать?       — Я тебя убью сейчас. Вместе с Плисецким.       Юра не может остановиться, чуть не рыдает, а потом хрюкает на весь зал и сгибается пополам; Гоша медленно сползает со стула на пол, уже багровый от смеха.       После семинара Юра ещё раз заикается об отпуске, но глядит в недовольное лицо Фельцмана и решает дать ему остыть. И так бешеный от всех этих проверок. Брал бы пример с Лилии Марковны, та всегда спокойна и корректна. Юра с трудом пытается представить, как она на месте Якова тычет их с Гошей в спины на семинаре и обзывает идиотами.       Проверки касаются каждого из отделений и действуют на нервы всем. Сёстры больше недели уже бегают по кабинетам, вместе с младшим персоналом отдраивая кабинеты, заливают всё хлоркой. Может, конечно, уже и не хлоркой, Юра не разбирается. Мила говорит, что в приёмнике уже взяли смывы на стерильность, и с ужасом ждёт ответов. Хотя всегда всё нормально было.       А теперь ещё новые учения по пожарной безопасности. Тревогу об эвакуации объявляют прямо во время операции. Хирург очень злится и, конечно, не собирается никуда эвакуироваться. Операция почти закончена, но звон пожарной сигнализации всё равно нервирует.       — Очень вовремя, — произносит Сергей Викторович, зашивая грыжевое отверстие. — Я всё, конечно, понимаю, нужное это дело — учения, но ни с места не сдвинусь, пока у меня пациент на столе.       — А помните, в сброс для грязного белья кто-то сигарету кинул? — говорит операционная сестра. — Долго понять не могли, откуда вонь идёт, пока не повалило на все этажи.       — И не в таких условиях операции проводили, — не отрываясь от дела, отвечает пожилой хирург. — В наркоз поглубже ввели, транспортировали потихоньку и продолжили. Такого, чтобы все выходы сразу задымлены, не было ни разу. Дайте мне ещё зажим. Юра, как у нас там дела?       Юра отвечает, что всё спокойно, и вспоминает, как буквально несколько дней назад при полном отключении света проводили операцию, когда на соседней стройке экскаватором повредили кабель. Хорошо, что аппаратура работает автономно. Так и оперировали несколько минут при свете мониторов и фонариков, пока не включили резервный блок. Но всё же такие экстремальные происшествия случаются крайне редко, и в основном операции проходят в спокойной неторопливой обстановке. Хотя ещё всё от оперирующего врача зависит. Кто с каким настроением придёт. Они тут главные. Медсёстрам иногда от них достаётся, если инструмент не тот или не так подадут, или замешкаются. Или ассистент под руку что-то скажет. Нервная работа. Зато пациенты потом благодарят только хирурга за успешно проведённую операцию, а про анестезиолога не вспоминают. Даже странно, думает Юра, что Никифоров выбрал такую специальность, с его тягой к вниманию и почестям. Или с его странным чувством юмора. До сих пор рассказывают, как однажды он пациента чуть до истерики не довёл, сказав, что у них тут «пытошная». Это ж надо было. Хотя благодарностями, коньяком и вискарём тоже обеспечен, чем и пользовался. Потому что работа нервная.       Но сейчас все на нервяках. Из-за бесконечных проверок и начальства, подгоняющего планы. Последняя запланированная на сегодня операция — девушка с кровотечением, продолжающимся уже четырнадцать дней. Рутинная процедура выскабливания, не занимающая много времени. Гораздо дольше длится Юрина работа по подготовке и введению в наркоз. Пациентка накануне уже опрошена, анамнез собран, проблем в ходе операции возникнуть не должно. Он даёт Руслане, так зовут девушку, заполнить согласие на оперативное вмешательство и на обработку данных, попутно выспрашивая о самочувствии. А потом её укладывают на стол, сестра-анестезистка прикрепляет к плечу манжетку тонометра, на кончик пальца — пульсоксиметр для определения кислорода в крови. Операционная сестра, отгородив нижнюю часть тела ширмой-экраном, обрабатывает оперполе. Они в сотый раз перепроверяют, всё ли подготовлено. Зовут докторов.       Юра разминает шейные мышцы, и вклеив бланки согласий в историю, расписывается в нужных местах. Документы он ведёт исправно. Всё почти готово. Моется и подходит к изголовью. Девушка смотрит на него со страхом. Юра подбадривающе улыбается ей.       — Тебе удобно, Руслана?       — Такое, — отвечает девушка, поморщившись. Совсем молоденькая, девятнадцать лет. Первый раз в больнице и очень боится всего. Когда накануне Юра приходит в её палату для сбора анамнеза, она зажимается, стесняется и очень неохотно отвечает на вопросы. Юра и не знает, как и с какой стороны к ней подступиться. А если не выяснит какую-то вещь или девушка постесняется об этом рассказать, это может стоить ей жизни. Обычно в сложных ситуациях он зовёт Абдула, если он на рабочем месте. Всё-таки у Юры ещё нет столько опыта, кроме того, что это вообще не его специализация. И чаще он старается действовать по ситуации. Анестезиологи-реаниматологи, помимо других профессиональных качеств, должны быть ещё и хорошими психологами. А потом он замечает у девушки «рукав» с яркой лисой на всё плечо — и всё как-то решается само собой. Он заговаривает с ней о татуировках, просит посмотреть поближе и обещает показать свою, смеётся, как она может бояться маленькой операции, когда пережила такое. Та отвечает, что ей вообще не больно было набивать. А Юра ни за что не расскажет, как верещал на своём сеансе. Может, это и не совсем правильно с этической точки зрения в общении врач — пациент, зато Руслана расслабляется и перестаёт дёргаться. Правда, сначала она долго пытается выспросить, на каком месте тату у Юры.       — Давай так, — говорит он, — ты честно отвечаешь на все вопросы, которые я тебе задам, и я покажу.       Руслана смеётся и, кажется, делает неправильные выводы. Но Юра выполняет обещание и, после того как собирает всю нужную информацию, задирает сзади рубашку от костюма. Девушка впечатляется, и хоть Юра и утверждает, что она не окончена, просит телефон мастера. Он неопределённо хмыкает и думает, что ни за что добровольно не даст никому номер его мастера. Его Отабека. Который, по ходу, забывает о нём и их татуировке.       И вот Руслана беспомощно распята на столе и, кажется, напрочь забывает все напутствия, которые он говорил ей накануне. Нервничает и сейчас заплачет, ноги крупно дрожат. Это совсем не хорошо. Пытается успокоить её.       — Что за настрой? Мы же с тобой вчера разговаривали, помнишь, что я тебе говорил? Что и как всё будет происходить? — Юра кивает анестезистке, и та подсоединяет к вене капельную систему и готовится ввести по указанию внутривенный наркоз. Пожилая санитарка ласково гладит девушку по руке и коленке, унимая дрожь. — Сейчас закружится голова, больно не будет, не бойся ничего и дыши, хорошо? — говорит Юра. Та быстро кивает и слабо улыбается. Юре подают маску, через которую будет подаваться газообразный анестетик. — Вот и молодец, ты умница. Сейчас уснёшь и проснёшься уже в палате. Будешь помнить только мультики.       Руслана нервно смеётся. Он прижимает маску к её лицу и фиксирует на лямки. По шлангу пока течёт обычный кислород.       — Дыши спокойно, как обычно дышишь. Чувствуешь что-нибудь?       Она легонько мотает головой и моргает, продолжая испуганно глазеть на Юру. Он подмигивает ей, а сам сверяется с показаниями на наркозном аппарате. Ещё минута — и можно подавать наркотическую смесь, залитую в испаритель. Юра тщательно следит за Русланой, и когда начинает постепенно увеличивать дозу наркоза до хирургической, видит, как глаза девушки закатываются под верхнее веко, ресницы трепещут и смыкаются. Подача газа регулируется на постоянном уровне, по вене пускается дополнительный анестетик — и операция начинается. Юра неотрывно следит за приборами, как штурман боинга, и за состоянием пациентки. В руке — контрольный лист, где он для себя отмечает все этапы процедуры наркоза. Оперирующий акушер-гинеколог и его помощник тихо переговариваются. Всё идёт по плану и должно закончиться даже быстрее, чем Юра ожидает.       Аппарат наркоза внезапно коротко пищит в тот момент, когда Юра отвлекается на жизненные показания Русланы. Он замечает, что давление падает, но не сильно. А как только он переводит взгляд на аппарат, тот уже снова исправно работает и не издаёт лишних сигналов.       — Юрий Сергеевич, что там? — доносится из-за ширмы голос оперирующего гинеколога, немолодого и очень опытного.       — Всё в норме. Давление немного упало, со ста до девяносто трёх на пятьдесят девять.       — Норма-ально, — по-доброму ворчит тот. — А что за звук такой был?       — Не знаю, какой-то секундный сбой, — озадаченно отвечает Юра, ещё раз перепроверяя, не мигает ли где в ненужном месте. — Или скачок в сети. Сейчас нормально, я проверил не один раз, всё работает.       Работа анестезиолога включает в себя ещё и навык исправления неполадок, иногда прямо во время операции. В кратчайшие сроки. С этим у Юры проблем не возникает, и он быстро разбирается с аппаратурой ещё на стадии обучения.       — Ладно, продолжаем, — произносит врач. — Марина, салфеток мне ещё докиньте, и буж номер десять. Ну что, Наталья Петровна, — а это он уже весело обращается к ассистирующему хирургу, — не пожалели ещё, что променяли на меня геморрой?       Юра скрупулёзно ещё раз проверяет вентили на баллонах, подсоединение шлангов, показания на манометрах. Всматривается в цифры на мониторе, краем уха слушая разговоры обоих врачей.       — Сейчас мы раскроем шейку матки полностью и…       Давление падает ещё ниже, всего на несколько делений, но это тревожит.       — Игорь Алексеевич, восемьдесят семь на пятьдесят пять.       — Пульс как? — не особо взволнованным голосом спрашивают из-за ширмы.       — Восемьдесят четыре.       — Не страшно, девочка худенькая, и кровопотеря всё-таки значительная, это нормально, мы почти закончили. Марина, кюретку номер четыре. Приступим.       Проходит ещё несколько минут. А давление продолжает падать по миллиметру ртутного столба прямо на глазах.       — Игорь Алексеевич, — настаивает Юра, — что-то не в порядке.       — Юра, — вдруг отвечает тот раздражённо, мигом растеряв своё добродушие, — у нас тут всё отлично, значит, это что-то у вас, аппаратуру ещё раз проверьте или позовите более компетентного сотрудника, не наводите нам панику.       Юре становится жарко под маской и под взглядами ассистирующего врача и сестёр. Но он же всё проверил, всё исправно. Ошибок нет. Почему тогда?..       — Игорь Алексеевич, я перемерила вручную, — отзывается анестезистка. — Семьдесят пять верхнее, а нижнее не прослушивается.       — Перемерьте ещё раз!       Сестра выполняет поручение, а Юра уже по мониторам всё видит. Нижнее приближается к сорока.       — Позвать Абдула Магомедовича? — тихо спрашивает его анестезистка, и в ту же секунду раздаётся пронзительный писк монитора.       — Она просыпается? — моментально отзывается врач, показываясь поверх отгораживающего экрана.       — Нет! — отвечает Юра.       — Тогда в чём дело? Что не так? Она не могла истечь кровью за такой короткий срок. Сколько времени прошло с начала операции?       — Девятнадцать минут, — сообщает сестра.       — Очень странно. Юрий Сергеевич, усыпите пациентку поглубже, мне нужно ещё время. А ещё — плазмозаменители и полиглюкин. И приготовьтесь реанимировать, если выдаст остановку.       Юра точно знает, что с его стороны неполадок нет, но что-то явно происходит не то.       Абдул появляется как ангел-спаситель, когда Юра уже проводит интубацию трахеи и вводит Руслану в более глубокий наркоз, чтобы она не проснулась раньше времени. Через внутривенную систему струйно вливаются препараты, восполняющие кровопотерю. Ему удаётся собраться, чтобы не дрожали руки. Давление падать перестаёт, но остаётся низким, и показатели крови и экг очень плохие. Но ведь всё же было хорошо.       — Юр, всё нормально? Что здесь? — надевая маску и подходя ближе, спрашивает Абдул.       Своим тихим голосом успокаивает его. Юра кратко пересказывает ему ситуацию, в то время как собирается экстренный консилиум. Игорь Алексеевич возмущённо истерит, почему не было проведено узи. У девочки — рак шейки матки, и во время выскабливания произошла перфорация её стенки. Рутинная процедура, какие проводятся в их больнице ежедневно меньше чем за полчаса, превращается в полостную операцию, затянувшуюся на несколько часов.       — Ты всё правильно сделал, Юр, — говорит Абдул после того, как всё закончено и девушка переведена в реанимационную палату интенсивного наблюдения. — Ты ни в чём не виноват. Кровопотеря при таких операциях влияет, конечно, на состояние, и обычно на это не обращают внимание. Ты молодец, что вовремя заметил.       Добрющие глаза смотрят на него поверх маски. Юра, кажется, выдыхает только в эту секунду.       — Но ты же понимаешь, что всё равно мы все виноваты, не доглядели, не проконтролировали. Как так, блин, получилось?       — Да, но такое бывает. Человеческий фактор. Иди отдохни, — продолжает тот, — я подменю до вечера, ты шесть часов на ногах, а до утра ещё долго. Ты хоть ел?       Юра неуверенно кивает, потом мотает головой, но никуда не уходит. Остаётся на посту, где под неусыпным наблюдением находится Руслана, ещё не отошедшая от наркоза и подключённая к аппарату искусственного дыхания. И кипит от негодования.       — Юрий Сергеевич, возьмите внутренний, Вам с приёмного звонят!       Он изучает анализы из экспресс-лаборатории у кровати Русланы и не сразу слышит, как его зовут с поста. Недовольно хмурится. А в приёмнике-то что им надо от него? Выходит на пост и, приняв у сестры трубку, отдаёт ей бланки.       — Переделайте этот анализ по цито*, пожалуйста. Тут не все показатели, я просил их сделать биохимию всю полностью. — Сестра кивает, идёт выполнять поручение, а Юра мельком глядит на часы над столом. Когда успевает наступить вечер? — Плисецкий, слушаю.       — Юрсергеич, когда у Вас там ужин уже?       — Да пока никогда, Мил, — нетерпеливо отвечает он, оглянувшись через стеклянную дверь на палату, где сестра уже берёт из катетера кровь на анализ. — Пациентка сложная, не могу пока.       — Жалко. Ну как закончите, спускайтесь к нам, у меня у мелкого день рождения сегодня, вот проставляюсь.       — Чёрт, — выдыхает он чересчур громко, и сестра поворачивает к нему голову, набирая в вакуумную пробирку кровь из вены, — точно, я забыл совсем. Мил, слушай, правда, некогда сейчас, извини, я Тёмычу позвоню позже, ладно?       — Да его здесь и нет, — смеётся Мила, — они с друзьями с утра в парк ушли, я их всех от школы отмазала сегодня.       Юра усмехается. Классно иметь родителей медиков, или друзей, у кого они есть. На заднем плане он слышит громкие голоса и смех. А лоб начинает вдруг ныть, разойдясь болью от одного виска к другому.       — Но на эти выхи ничего не планируйте, — добавляет Мила, — приходите в гости. Кое-кто ещё будет, — и она отключается. Юра уже догадывается, кого она имеет в виду. Как будто без этого он бы не согласился прийти.       Ещё через пару часов приходит Абдул и выгоняет его ужинать, потому что:       — Юра, смотреть на тебя не могу, иди уже отдохни, и чтобы час я тебя здесь не видел, не зли меня.       Тот понимает, что сопротивляться бесполезно, а проверять, умеет ли злиться Абдул, не хочется. И Юра спускается в тихое приёмное, не особо рассчитывая, что там его ещё ждут. Собирается выйти покурить, но проходя мимо комнаты персонала, слышит голоса. Робко стучится и заглядывает внутрь. Смех за столом прекращается, а потом на него напрыгивает изрядно выпившая мама именинника.       — Юрка! Ты живой! А я тебе тортик оставила, никому не давала.       — Спасибо, — смеётся он, обнимаясь в ответ. — С именинником тебя. Вы тут давно сидите?       — А чё нам, у нас смена кончилась, имеем право.       — А похоже, что я запрещаю? — усмехается он и кивает всем, кого сегодня ещё не видел. Гоша машет ему вилкой, которой ковыряется в куске торта. Заведующий Женя, ещё пара врачей и несколько сестёр с отделений. Всё так тесно, дружно и уютно, и у Юры стискивается что-то за грудиной. Как же он скучает по всему этому. Новый дежурант салютует ему, сидя у самой двери, чтобы выбежать, если позовут. Антон, кажется.       — Юрка, ты, — Мила тычет пальцем ему в грудь, — классный. Молодец, что пришёл. Всё, короче, не маячь, садись уже.       Он усаживается за стол и вдруг вспоминает, что так и не перезвонил дедушке. Шарит по карманам в поисках телефона. Но, видимо, забыл его в халате наверху, потому что находит там одни ручки.       — Блин, откуда у меня столько? — Юра держит в кулаке с десяток самых разных. — Каждый раз в конце смены выгребаю, уже продавать можно.       — Так вот кто ручки по больнице пиздит! — вопит Попович, тыча в его сторону вилкой. — Дело раскрыто!       — Тебе позвонить надо? — спрашивает Мила, наливая ему в стопку коньяк и протягивая телефон. — На мой.       — Мила, я пить не буду, — но та слышать ничего не желает. Юра просит хотя бы кофе тогда налить, чтобы с коньяком выпить, и закидывает в желудок пару ложек салата, чтобы сразу не улететь. И пока Тамара Альбертовна варит кофе, выходит позвонить дедушке.       — Что у вас там случилось? — спрашивает Антон или как там его, этот новый дежурант, когда Юра возвращается немного психованный. Он делает глоток кофе с коньяком — и пряность прокатывается по пищеводу. Заедает тортом. Желудок не очень приветствует такое безобразие и ещё отомстит хозяину позже. Зато голова проходит.       Мила подхватывает вопрос:       — Да-да, всю больницу на уши поставили. Фельцман ещё даже домой не уходил. Кого оперировали?       — Да пиздец, не хочу даже говорить, извини, — отвечает он с полным ртом. Юра и не знает, что он такой голодный, оказывается. — Завтра на пятиминутке расскажут, наверное. Скажи лучше, чего Тёмычу подарить.       У Юры всегда трудности с выбором подарков. Он или случайно натыкается на подходящую вещь в магазине, когда уже поздно дарить, естественно. Или спрашивает в лоб, или на крайняк — дарит деньгами. А что вообще нужно парню в пятнадцать? Он вспоминает себя в этом возрасте. Ему даже тогда уже дарили деньгами, не заморачиваясь, и он сам покупал на них, что хотел. На первый борд и крутое лыжное снаряжение только так и накопил.       — Ну вообще, он машину хочет, — смеётся Мила и наливает всем ещё коньяка. — Пэ-дэ-дэ зубрит. Папаша уже пообещал сам обучить основам, а через год курсы автовождения оплатит. Верится, конечно, с трудом…       Юра смотрит на то, как кривит она губы, но при всех спросить не решается. А ещё курить хочет, и отпущенный Абдулом час истекает. Но это Юра сам себя обманывает и подгоняет, чтобы вернуться скорее.       — Я тоже хочу машину поменять, — пьяно вещает Гоша с вилкой во рту, — но мы с Аделиночкой на свадьбу и на путешествие копим. А я так мерин хочу! Плисецкий, у тебя никто из знакомых не продаёт?       Юра смеётся, что только если Гоша купит его лачетти. Тот брезгливо морщит нос.       — А я всё-таки мерс куплю, — говорит он. — Необязательно новый, ну потом, может, когда-нибудь и на новый накоплю, но даже старые модели до сих пор ещё в ходу, чем многие новые тачки. Мерседес — самая надёжная машина. И неважно, какого он года, главное — статус, — пафосно изрекает он, поднимая вверх палец. — Когда спросят, какая у тебя машина, и ты ответишь, что мерс, остальное будет уже неважно.       Гоша очень проникновенно заканчивает речь зычной икотой, и Юра утаскивает всех покурить. Идут с ним только Мила с Гошей. И он уже собирается подняться обратно к себе в реанимацию, но вдруг слышит скрип ворот от кпп и знакомый рёв мотора.       — Алтын что ли? — подслеповато щурится в темноту Гоша. — Поздновато что-то, нехорошо опаздывать.       Юра изо всех сил сдерживает разъезжающиеся уголки рта и подкуривает ещё одну сигарету, чтобы не было заметно, как сильно он ждёт того, кто подъезжает сейчас к ним на мотоцикле. Старается не слишком очевидно пялиться на то, как перекидывает через сидение ногу Отабек, как снимает шлем, цепляя его на держатель сбоку, и идёт к ним. Сперва здоровается за руку с Юрой, сталкиваясь плечами в приветствии. Вполне обычное их, мужское приветствие. Но пальцы на секунды дольше, словно бы случайно, задерживаются в горячей ладони, на спине чувствуется уверенное с нажимом касание. И взглядом мягко и настойчиво прибивает к месту.       После тот пожимает руку Гоше, целует в щёку Милу, поздравив с именинником. А потом та вдруг хитро улыбается, разглядывая Юру с любопытством, и выдаёт:       — Когда появляется Отабек, хочется сразу уйти и оставить вас одних.       — Что? Почему? — непонимающе хмурит пьяные брови Гоша и смотрит на неё. — Вы что, поссорились?       Мила выкидывает окурок и тянет Гошу за локоть на выход.       — Пойдём, поможешь мне.       — А что случилось-то? А? — Он переводит взгляд с Юры на Отабека и обратно на Милу. — Они поссорились?       — Пошли, пошли, мне там помочь надо коробки тяжёлые перетащить. Про свадьбу мне свою расскажешь. Уже придумали, где будете гулять?       — Ничего не понял, но ладно, — обескураженно бубнит Гоша, волочась за Милой, машет им уже вполоборота. — Пока, мужики.       Юра и Отабек смеются, провожая их глазами и слушая, как затихают голоса. А затем их взгляды пересекаются. И наступает тишина, разбавляемая только звуками автотрассы за пределами их больничного городка. Юра смотрит на закурившего Отабека, и в голове крутится заевшая мысль: я так по тебе скучаю, сделай что-нибудь, пожалуйста, поговори со мной, расскажи, как у тебя дела… обними, поцелуй. Отабек смотрит вдумчиво, медленно обласкивая его лицо взглядом. Напряжение зашкаливает и сбивает с толку. По спине до самого копчика пробегает волна дрожи. И так — каждый ёбаный раз.       Они садятся на скамью у входных дверей, касаясь плечами и коленями.       — Ко мне родители приезжают, — первым разрывает молчание Юра, натягивая длинные рукава водолазки под костюмом на свои пальцы. Видит, как Отабек сразу поворачивает к нему лицо и смотрит. Он чувствует его пристальный взгляд, прижавшееся плотнее колено к бедру. И до одури хочет сжать его руку.       — Когда?       — В эту субботу. У них тут конференция какая-то, съезд-хуезд, — хмыкает Юра, вспоминая разговор с дедой полчаса назад, — со всей страны врачи приезжают. Мама остановится у меня, папа — у деды.       — И как ты?       — Да фиг знает. — Юра дёргает плечом, зажимает кулаки между коленей. — Не знаю, как это будет выглядеть, я лет сто с ними не общался вживую. Привык всё по телефону. Папа, ладно, в Питере. А мама, оказывается, давно уже в Калининград переехала с новым мужиком, я только счас от деды узнал. Как, собственно, об их с отцом приезде тоже.       Юрина правая рука высвобождается и перекочёвывает в ладонь Отабека, и он тут же успокаивается. Сжимает его пальцы в ответ. А тот поднимает его руку к лицу и, развернув к себе ладонью, прижимает к губам. Юра видит, как зажмуривает при этом Отабек глаза. Как держит его ладонь, прижав ко рту, прижимая его пальцы к своей щеке. Юра чувствует под подушечками пальцев колкую щетину. Смотрит на его освещённое лампочкой под козырьком подъезда лицо. На упавшие на лоб волосы. Подстригся, в хвост теперь не забрать. Юра вплетает пальцы другой руки в эти волосы, скользит по всей голове к затылку. Отабек тихо стонет в ладонь, не открывая глаз, и утыкается лбом в Юрино плечо. Словно засыпает там. И Юра притягивает его к себе, обняв за плечи. А тот целует его вспотевшую руку и выпрямляется, глядя Юре в лицо. Смотрит, словно какие-то сигналы подаёт, а Юра всё не может их распознать. Только и способен, что удержать в памяти эти моменты подольше, чувствуя их мимолётность.       — Если помощь нужна будет, звони.       — У тебя-то как? Откуда едешь? — кивает Юра, обмирая от налетевших эмоций и сумасшедшего желания поцеловать Отабека прямо сейчас, пока он так близко. Прямо здесь взять его лицо в ладони, погладить по жёсткой тёмной щетине. Рука соскальзывает вниз по его спине, шурша по куртке.       — Из дома на работу, и завтра опять, смены дополнительные набрал.       Юра бы даже поверил, наверное. Но у Отабека очень уставшие глаза, а взгляд прилипает к его губам.       — Точно всё хорошо? Или обманываешь?       — Нет, не обманываю, — мягко улыбается тот, так и не выпустив его руку, сильно сжимая её в своей. — Всё уже хорошо, Юр, правда. Скоро отпуск, съездим куда-нибудь.       Юра вглядывается в его глаза, и правильные вопросы так и не приходят на язык. Не сейчас. Он снова машинально кивает.       — Надо идти, у нас там девушка тяжёлая, чуть не потеряли её сегодня.       Взгляд Отабека меняется на тревожный.       — Я чуть не рехнулся, — продолжает Юра. — Всё правильно делал, а Гончаров орал, что это у меня неисправная аппаратура, что по моей вине всё. Он и сам ничего не заметил, а в итоге все виноваты. Пиздец, я чуть не поседел.       Отабек сжимает его пальцы, согревая тёплым дыханием его щёку в молчаливой поддержке, и вновь поднявшееся со дна негодование постепенно утихает. И хочется на колени к нему забраться — так близко они сидят.       — Я пойду, там Абдул ждёт, работы на всю ночь, — неохотно говорит Юра, но продолжает сидеть. Рукой упирается в скамью рядом с задницей Отабека и — то ли под неё подлезть, то ли под куртку забраться.       — Абдул, значит.       Юра смеётся, внезапно расслабляясь.       — Что? Ты чего? Погоди, ты что, ревнуешь? — вырывается вдруг у него, и он со странным смешанным чувством восторга и удивления улавливает изменившееся настроение. — Серьёзно?       Отабек долго не отвечает, только глядит чёрными провалами глаз на утонувшем в сумраке лице. А потом кивает.       — Да, Юра, ревную.       Тот фыркает и натягивает на голову Отабека капюшон его куртки. Утеплённая такая, с мехом по краю капюшона, а Юра в одном костюме сидит и хочет сунуть руки под эту куртку. И залезть лицом к нему в капюшон. Да к чёрту. Он поддаётся порыву и притягивает Отабека за мех к своему лицу, толкается холодными губами, вжимается быстрым поцелуем в его, сухие и сжатые. Чувствует тёплый выдох на лице и с ума съезжает от своей смелости. Плевать.       Он разрывает этот почти невинный поцелуй, выпускает пушистый мех из пальцев, слипшийся теперь в тех местах.       — Нос холодный, — говорит Отабек низким голосом, прокатившимся по внутренностям Юры до самого паха. Кладёт ладони на его бёдра, и они чувствуются раскалёнными на остывшей коже под тонкой тканью штанов.       — Забыл куртку. Скоро похолодает, уже не посидеть будет так на улице.       — Да, я скоро сезон закрою, — кивает тот, с нажимом проведя несколько раз ладонями вверх-вниз по Юриным ляжкам, чтобы согреть, а совсем не с целью возбудить. Но Юра всё равно возбуждается. — Байк к Кире откачу, и надо в гараж съездить.       Юра помнит, у Отабека ещё внедорожник есть. Зимой пару раз тот подвозил его, когда Юрина машина не заводилась из-за мороза. И он теперь не может перестать думать о просторном салоне. Мало ему салона скорой. А ведь его ещё не разложили на байке, как обещали. Чёртово воображение рисует ему картины, одну другой слаще. Надо валить. Нацеловаться на прощанье.       Но Юра уже слышит за дверьми громкий хохот и стук каблуков, и из приёмника вываливаются Мила с Гошей и Женей, уже собравшиеся по домам. Они ещё минут пять стоят, пока Мила со всеми прощается и обнимается. И Юра идёт обратно, обменявшись с Отабеком почти физически ощутимыми взглядами. И всю ночь проводит у постели Русланы, пока она не приходит в себя после наркоза.       Над центральным входом большого торгового центра меняют вывеску, и Юра ставит машину чуть дальше. Парковка ещё не совсем забита автомобилями, но все стремятся встать поближе ко входу. Самое идеальное время для закупок — с утра после дежурства, а другого у Юры не будет. После работы вечером не протолкнуться, в выходные — тем более. Но послезавтра уже приезжают родители. Мысль эта в голове звучит ещё мрачнее. Он трёт сонные глаза, которые так и не смыкает ночью, проверяет, не опущены ли стёкла, и выходит.       Визит родителей, конечно, очень неожиданный. Он даже почти не обижается, что те ему сами заранее не сообщают. А если бы он не был вчера таким заёбанным, точно бы психанул, узнав ещё и о мамином переезде в другой город. Но она звонит ему утром и просит встретить. Перспектива пожить с ней даже пару дней особо его не радует, но он решает, что лучше затариться продуктами, чтобы его не отчитали за пустой холодильник. И уборку навести.       Юра проверяет, все ли замки закрыты, ключ центрального замка опять выходит из строя. Это так всегда бывает. Стоит кому-то в окружении ляпнуть о том, что надо менять машину, как у кого-то она тут же ломается. Он мимоходом любуется новенькой икс-пять, по соседству со своей, кажущейся рядом такой неказистой лачетти. Да, охуенная машина.       Он шагает между рядами ко входу, озираясь по сторонам, зевая и запахивая джинсовку. Так и не вытаскивает с полок тёплые вещи. А заболеть перед отпуском совсем не хочется. В кармане вибрирует не переставленный после дежурства в обычный режим телефон.       — Юрсергеич, я быстро и по делу, — слышит он на том конце линии, даже не успев поздороваться. — В субботу в час жду в гости. Не опаздывайте!       Блядь. Совсем же забыл. Мама приезжает только вечером, но ведь до аэропорта ещё доехать надо по пробкам. Пока Мила что-то ещё вещает в трубку, Юра малодушно думает, сможет ли он здесь купить что-то Тёме в подарок?       — Аккуратнее! — вдруг слышит он громкий недовольный возглас за спиной. Юра чувствует, как в правое плечо что-то больно пихается, и оборачивается. Пацан лет тринадцати или меньше придерживает велик, с которого, видимо, только что чуть не упал, врезавшись в Юру, но удерживается. Он и не замечает его со спины, когда обходит кран с рабочими у входа.       — Блин, извини. Сильно ударился?       Парень что-то бурчит, выравнивает велик, держа за руль, которым Юре и досталось по плечу. Он виновато смотрит, как тот укатывается, но вроде ничего себе не сломал.       — Юрсергеич, чё у Вас там? Куда пропали? — слышит он Милин голос. Даже забывает, что стоит с телефоном у уха.       — Да я тут парня на велике сбил.       Та смеётся и уже начинает прощаться.       — Мила, погоди, слушай, — торопится он. — У меня родители приезжают в субботу.       — Ого, и чего? — расстраивается она. — Не ждать Вас?       — Семейного ужина у нас, конечно, не будет, но мама будет у меня жить, её встретить надо вечером, поэтому я ненадолго только если смогу прийти.       — Постарайтесь уж как-нибудь, хоть ненадолго, Тёмыч расстроится. И кое-кто ещё, — и как вчера, опять хихикает и отключается.       Юра убирает телефон в карман и толкает тяжёлую дверь. Ушибленное плечо опять ноет. Руль велика попадает ему прямо по здоровому синяку, поставленному на прошлых выходных, когда он решает после длительного перерыва встать на борд. Те двое неудачливых роллера нашли его в соцсетях и очень настойчиво звали покатать с ними. На соревнованиях им, конечно, не выступать — раны и перелом ещё не зажили. Но посмотреть на других было интересно. Юра звал с собой Отабека, тот, конечно, ожидаемо не смог. Но вылазка в скейт-парк его развеивает, даже несмотря на жёсткое падение.       Юра катит тележку вдоль рядов, пытаясь вспомнить, что любит его мама. Ей всегда нравилось готовить, когда они все ещё жили вместе, и несмотря на занятость, успевала каждый вечер приготовить что-то новенькое на ужин. В отличие от дедушки, который наваривал суп на несколько дней. А папа всегда на праздники пёк пиццу, удивительно, что Юре не передалась эта любовь к готовке. Не то что Отабек.       Он проходит мимо холодильных камер с замороженными тушками куриц, понимая, что ради пары дней они с мамой вряд ли будут готовить что-то грандиозное. Хотя создать видимость, что он не голодает, надо. Набирает половину тележки полуфабрикатов. Потом жалеет, что не успел составить список. Он не знает, есть ли у него дома чай и сахар, потому что не помнит, когда последний раз пил дома чай. На всякий случай берёт и то, и то.       Когда тележка наполняется доверху, катит её к кассам. И пока стоит в небольшой очереди из ранних покупателей, таких же, как он, набирает сообщение Тёме, чего тот хочет на день рождения. Ответ Юра читает уже дома. «Деньгами, дядь Юр)». На машину уже что ли копит?       Спать он не ложится, собирается пораньше лечь вечером, потому что наутро снова на работу, и Юра убивает время уборкой. Не то чтобы прям вылизывает квартиру, без фанатизма. Зато выкладывает свой надувной матрац. Наконец-то, поспит на нём. А потом едет к дедушке, ему тоже помочь надо.       И уезжая от него вечером, в бардачке находит ключи. Те, что вручает ему Отабек, от своей квартиры. В голове возникает мысль поехать сейчас к нему. Ведь тот говорил, что Юра может приходить, когда захочет. И в это понятие по умолчанию должно входить, даже если Отабека не будет дома. Юра думает о том, как бы лёг в его постель, ждал бы его там. И придя с работы, тот бы лёг рядом. Почему-то других мыслей о времяпровождении у него дома у Юры больше не возникает.       Он вытаскивает телефон. Всё равно, даже если Отабек не дома, предупредить о визите надо. Тот отвечает не сразу, когда Юра уже собирается сбросить звонок. Но слышит его голос и — вдруг в голову приходит дурацкая идея.       — Здравствуйте, это Отабек Алтын? Мастер татуировки? — говорит он в трубку, улыбаясь сам себе и ковыряя пластик руля. Реакция на том конце линии нулевая, и он продолжает. — Вы, наверное, меня не помните, я как-то набивал у Вас тату на спине.       — Юра? Это ты? — слышит он удивлённый голос и еле сдерживается, чтобы голос звучал ровно.       — О, всё-таки помните, приятно. Я бы хотел записаться к Вам на повторный сеанс, у Вас найдётся для меня свободное время?       Он слушает приятный смех в трубке и улыбается ещё шире.       — Я уж думал, телефон заглючил. Извини, работы столько. Но я не забыл о тебе. Собирался скоро пригласить.       — Я соскучился, — тихо шепчет Юра, вжимаясь в кресло и волнуясь как никогда.       — И я тоже, Юр, — шелестит тот в трубку, и слышно, как сглатывает, — очень сильно. Ты где сейчас?       — Сижу в машине, у деды был. Ты… — пластик руля скрипит под пальцами, — будешь сегодня дома?       — Да, но не скоро ещё, не знаю точно когда.       Юра молчит, постукивая пальцами по обивке. Смотрит, как мимо проходят люди, не замечая его внутри салона. Когда человек думает, что его никто не видит, он иногда так странно себя ведёт. Та женщина будто сама с собой что-то обсуждает, пройдя мимо его машины. Всегда нужно быть начеку.       — Юр? — Он отвлекается на голос. — Приезжай ко мне. У тебя мои ключи с собой?       — Да. — И смотрит на ключи, положенные на торпеду.       — Приезжай, пожалуйста. — Отабек произносит это изменившимся голосом, словно тоже волнуясь.       — Мне на работу завтра, — машинально отвечает Юра, уже согласный, разве что только ещё двигатель не заводит, чтобы спугнуть парочку, целующуюся прямо перед его капотом.       — Как будто раньше тебе это мешало остаться у меня, — усмехается Отабек. Юра улыбается и поворачивает ключ в замке. Нет, и раньше ничего не мешало. Раньше вообще было по-другому всё.       — А ты точно не против? — спрашивает он, уже медленно выезжая со двора. — У тебя там не припрятано ничего противозаконного?       — М-м, только если фотки одного парня и его голой спины.       Юра смеётся и отключает связь.       — Кто это у меня тут?       Юра слышит чей-то приглушённый голос, не понимая, откуда ему взяться в его квартире. Нехотя просыпается, прячется под одеялом, которое кто-то настойчиво стаскивает с головы обратно. Потягивается и со стонами переворачивается на другой бок. Приснится же. Или, может, Шуша превратилась в мужика и теперь домогается его?       Шуша внезапно смеётся голосом Отабека и сама называет его котом. А потом кто-то падает к Юре в кровать и прижимается к его спине. Длинно выдыхает ему в затылок, обняв рукой поверх одеяла. Юра мгновенно просыпается и возится, собираясь перевернуться к Отабеку лицом.       — Нет, — шепчут ему в волосы и не выпускают. — Лежи так. Не двигайся.       Юра замирает, чувствуя тепло и умиротворение в кольце его рук, спокойное сердцебиение сквозь рёбра, и расслабляется.       — Всё хорошо? — спрашивает он спустя сотни вдохов и выдохов.       — Теперь да, — дыхание касается его уха. Его губы так близко, а он не может их поцеловать. Юра окончательно просыпается и вертится, оказываясь к Отабеку лицом. А ещё обнаруживая, что лежит раздетый под одеялом, хотя совершенно не помнит, как снимал одежду.       — Блин, а я чё, уснул? — ещё хриплым со сна голосом спрашивает он, сталкиваясь с Отабеком кончиками носов. Трётся ими и чувствует алкогольный запах. Юра вспоминает, что видел его байк у подъезда, и успокаивается. — Сколько времени?       — Лежи, — улыбается тот и касается губами его носа, по очереди трогает его верхнюю и нижнюю губу, — я пойду в душ схожу.       — Так ты меня разбудил, а сам ещё в душе не был? Я мог еще полчаса спать, — притворно возмущается Юра, глядя, как он поднимается и направляется к шкафу. Тот смеётся, наощупь в темноте вытаскивая полотенце и одежду.       — Неправда, я так долго не моюсь.       — Это я еще преуменьшил, — завернувшись в одеяло, говорит Юра. — Блин, Бек, иди лучше ко мне, нахуй душ, утром помоешься.       — У меня для тебя плохие новости, Юр, — коротко оборачивается Отабек через плечо, — уже утро.       — Серьёзно? Нет, ты прикалываешься? — Он подрывается за телефоном и видит, что до сигнала будильника считанные минуты. Чуть не стонет от разочарования. Задёрнутые чёрные шторы не пропускают ни луча.       Утро.       Отабека не было всю ночь.       Тот подходит и дотягивается к нему с поцелуем, сочувственно качая головой, а потом уходит в ванную. А Юра потихоньку осознаёт, что находится дома у Отабека, но чувствует теперь себя здесь по-другому. Уже не в качестве гостя, хотя эта квартира всегда была для него особым местом. Ему всегда было здесь хорошо. Он вспоминает, как вчера вечером поехал сюда. Открыл дверь его, нет, своим ключом. Долго обходил квартиру, будто знакомясь с ней заново. По полкам, конечно, не шарил. Хотя своя полка у Юры тут имеется. В холодильник, правда, залез, не особо рассчитывая чем-то там поживиться, хоть Юра и не был голоден, поужинал у деды. Ещё заглянул в кабинет, пропахший чернилами и антисептиками. Посидел и повалялся на кушетке, даже сползал на любимую кровать под потолком, полежал там, но боялся уснуть. Фотки только свои искать не стал, но Отабек же пошутил тогда. Наверное. Хотя кто его знает? Юра вспоминал в этом кабинете, как они тут впервые поцеловались. Вот здесь, у стены, на этом стуле. Юра сам его поцеловал. И воспоминания ещё слишком яркие.       А потом он лёг в зале посмотреть телек в ожидании Отабека. Кровать у него была неразобрана, и он уже не помнит даже, как разделся, залез под одеяло и уснул.       Юра слушает, как в ванной шумит вода, задумывается о чём-то постоянно ускользающем, а потом пугается сигнала будильника в телефоне.       Отабек вскоре выходит, гораздо быстрее чем через полчаса, и перелезая через него на кровать, наступает коленом на его ногу. Юра орёт и поджимает пострадавшую лодыжку.       — Прости, нечего раскидывать тут свои конечности. — Но Отабек тут же обнимает его со спины, залезая к нему под одеяло, загребает к себе, и Юра прощает и начинает возню, прижимается, трётся попой. — Юра, не провоцируй, у меня такой стояк, ты не представляешь, — Отабек кусает его за ухо, а Юра представляет, ещё как представляет, чувствуя, как твёрдо упирается ему сзади в поясницу. — Я ехал домой и всё думал о тебе. О том, как ты лежишь тут, такой тёплый. Голый. Так мечтал обнять тебя. Пришёл — и ты, правда, тут. В моей постели. Мне так хорошо сейчас. Юра.       Сотни вопросов крутятся на повторе в Юриной голове, но все разбегаются от действий Отабека, от его губ на шее, голоса в голове и рук под одеялом, одна из которых держит его под пупком и поглаживает кончиками пальцев. У него самого крепко и болезненно стоит. Юра шумно переворачивается к нему лицом, и ладонь Отабека ложится уже на его задницу.       — Я думал, дождусь тебя, — в самые губы произносит он. — После ночи не ложился и сам не заметил, как уснул.       — Зато выспался. Потому что я бы тебе спать не дал, — весомо произносит Отабек. — Всю ночь.       Юра медленно сгорает от одних только слов Отабека, тона, которым он говорит. Глаз, которыми смотрит на него. От него всего, а больше всего — от шеи, исходит такой запах, помимо свежести после душа и зубной пасты, и пахнет чем-то ещё — теплом, покоем. Домом. Отабек буквально фонит этим. И тревога отступает на задний план, как это бывает, когда рассвет разгоняет ночную тьму. Юра не чувствует опасности, а только спокойствие и ожидание долгой встречи, которая, наконец, состоялась. И никуда не исчезающее, а только сильнее разрастающееся возбуждение.       — Блин, как я не хочу никуда идти! — ноет он, снова потягиваясь в руках Отабека. И прижимаясь членами между их животами, понимает, что очень тяжело сейчас будет встать с постели и уйти от него. — Тебе хорошо, отоспишься счас.       Отабек довольно улыбается. Юра бы позавидовал, если бы не хотел сейчас так сильно его поцеловать. И он целует. Тянет его на себя, прижимается приоткрытыми губами, Отабек жадно дышит, и их стоны вязнут во рту, языки сталкиваются и отступают, снова сталкиваются. От ощущения чужой слюны во рту ведёт голову. Юра трётся вставшим членом и ищет точку опоры, чтобы сделать трение максимально сладким. Пролезает под руку Отабека и дотягивается до его задницы, такой восхитительно твёрдой под его пальцами. Толкает на себя, а Отабек, подлезая под резинку белья, неглубоко проскальзывает пальцем меж ягодиц. Поцелуи не прекращаются ни на секунду, становятся всё более глубокими, ласки — откровенными.       А потом Отабеку будто все тормоза срывает. Он резким движением откидывает тяжёлое одеяло, нависнув над Юрой, стаскивает сначала с себя, потом с Юры трусы и обхватывает ладонью его член. Юра поражённо смотрит на него, всё так быстро, и он не успевает обдумать мысль, неужели сейчас они будут трахаться? Глаза привыкают к темноте, его член — в руке Отабека, и выражение на его лице просто звериное. Даже говорить трудно, дышать бы не забыть, чувствуя, как срывается тот на торопливые движения. Так хорошо сейчас! А Отабек, упираясь одной рукой в кровать, уже забирает в кулак оба их члена. Юра чувствует, что продержится недолго. Скулит и мычит в закусанные губы от расплывающегося по телу жидкого огня.       А потом слышит прямо напротив своих губ:       — Юра, ты можешь не сдерживаться. Кричать, стонать, всё, что угодно. Пожалуйста. Я хочу слышать тебя.       Осознание, что они действительно сейчас одни и никто им не помешает, что можно всё, что хочешь, ударяет в голову ещё сильнее, и не только в голову. Юра чувствует, как в упругом хвате пальцев дёргается его член, прижатый к другому, такому же горячему. Выгибается под Отабеком, не зная, куда деть руки, куда вообще деться. Стонет, но сперва сам пугается того, как звучит. А Отабек так близко, так просяще смотрит в его лицо. Так двигается над ним, словно трахая его.       — Юра.       Кольцо пальцев двигается только по их головкам, смешивая их запахи, выворачивая этими ощущениями наизнанку. А Отабек склоняется ниже, не расцепляет взглядов и дышит в рот, целует его лицо, шею, умоляюще стонет его имя. И Юра теряет рассудок. Прижимает Отабека за затылок, кричит в его шею, толкаясь в кулак, стонет и ноет в голос. Дрожит и тонет в плотном обволакивающем мареве, уже ничего не соображая, и когда кончает, чувствует, как рядом стонет и плотно сжимает Отабек их напряжённые члены. И продолжает двигать по ним рукой, прижимаясь лбом к Юриному плечу.       Он расслабляется, обмякая и роняя руки. На животе поблёскивает перемешавшаяся лужица их спермы, и Юра размазывает её, не особо задумываясь над своими действиями. Отабек падает рядом на спину.       — Пиздец, Бек.       — Что? Я тебе время сэкономил, а так бы ты ещё полчаса дрочил в душе, — смеётся он.       Юра от возмущения, или оглушительного оргазма, даже сказать ничего не может в ответ на эту наглость. А Отабек, разлёгшийся рядом, молча облизывает каждый его перепачканный палец, а потом отправляет в душ. Юра идёт туда на полусогнутых, а когда выходит немного взбодрившимся, на столе его ждёт кофе и завтрак. И его Отабек, ожидающий за столом.       Идеальное, блядь, утро. _____________________________ * сделать анализ по цито (с латинского — cito) означает срочно. (Если нужны еще сноски с пояснениями, обращайтесь)