***
Ирина всё же была чудо как хороша. Глядя на неё, Соболев каждый раз вспоминал, почему пятнадцать лет назад выбрал именно её — за миниатюрность и особый тип внешности. Разумеется, ещё и за разумность, но лучше бы она была тупа как пробка, и к чертям его эстетизм — проще жить с дурой, которая станет с трепетом смотреть тебе в рот день за днём, чем пасть жертвой слишком уж дальновидной и мстительной женщины. Соболев предпочитал партнёрш помоложе… Настолько помоложе, что периодически с дрожью в поджилках припоминал определённые статьи Уголовного кодекса и вовремя успевал сказать самому себе: «Ромыч, баста». Даже его жена… Его уже почти бывшая жена относилась к тому типу женщин, что до глубокой старости смахивают на девчонок, она и сейчас едва ли тянула на свой паспортный возраст, а уж во времена их конфетно-букетного периода Роман и вовсе исходил слюной, глядя на тонкую миниатюрную фигурку и юное личико. — Роман, ты отвечать собираешься? — окликнула его Ирина недовольно, и он дёрнулся, отвлекаясь от размышлений. В кабинете юридической фирмы их было четверо: он и Ирина, каждый со своим адвокатом. Ждали Меркулова, но тот вечно опаздывал, и сегодняшний день — не исключение. — А ты о чём-то спрашивала? — уточнил Соболев лениво. Препираться заранее не хотелось. Их, без сомнения, ждал весьма жаркий и громкий час переговоров, и, с одной стороны, опоздание тоже бывшего уже друга Роману вполне на руку: всего час вместо полутора, отведённых в его расписании, и он отменит все оставшиеся дела и рванёт за город. Решено. Сегодня у него нет вопросов, которых нельзя было бы отложить, и пусть и день будний, но ему просто необходимо развеяться и сбросить напряжение. Соболев сглотнул и с трудом подавил дрожь предвкушения, как раз вовремя — дверь распахнулась, и в кабинет ввалился запыхавшийся Ванька Меркулов. — Господа и дамы, — прогудел, усаживаясь рядом с Ириной, — прошу меня простить за опоздание, оно произошло по вине ужасных навыков вождения двух индивидуумов, столкновением своим образовавших гигантскую пробку. Ванька раздражал. Да что там, он вызывал жгучую ненависть. Соболев по неизвестной ему самому причине физически не мог ненавидеть Ирину — в конце концов, пятнадцать лет вместе, двое общих детей и пуд совместно съеденной соли семейной жизни чего-то да стоили. Женщина — она на то и женщина, чтобы идти на поводу у собственных обид, да и в глубине души он её понимал. А вот предательства друга простить не мог. И едва ли сможет. И глядя на его простоватую физиономию, коей и имя безыскусное и простонародное подходило идеально, недоумевал, как порой внешняя неотёсанность может не соответствовать внутренней утончённости. В отличие от него, поднявшегося не то чтобы из низов, но восходившего по ступенькам благосостояния достаточно длительное время, Ванька происходил из интеллигентной семьи деятельницы искусства и партийного чиновника советских времен. Тем обиднее была подножка — тому не понять, как много для Романа значил его статус, выгрызенный зубами у суровой бизнес-реальности. Ванька-то к статусности привычный, ему она что мать родная… — Я спрашивала о причине, по которой ты хочешь оставить при себе девочек, — всё же вклинилась жена, когда Меркулов уселся рядом. Адвокат у них был один на двоих, и это раздражало ещё больше. Соболев поморщился. Дочерей он любил, но после развода они ему на одной с ним территории без надобности: старшей тринадцать, младшей десять, что ему с ними делать? Он перетягивал одеяло на себя исключительно из мстительности, хотя манипулировать детьми — дело, конечно, последнее из последних. Но жена переживёт. На её кукольную внешность покупаться не стоило — не всякий кремень с ней сравнится по твёрдости, а Соболеву авось удастся поторговаться. — Ты считаешь, что я могу доверить воспитание дочерей вот ему? — он кивнул в сторону Ваньки, а жена недобро усмехнулась и качнула головой: — Если учесть твои грешки… — начала она брезгливо, но тут в дело вклинился соболевский адвокат: — Ирина Альбертовна, не стоит переходить на личности, к тому же сегодня мы собрались не по этому вопросу. Роман насмешливо осклабился на Иринкину гримасу. Их адвокаты уже пару недель пытались переспорить и обыграть друг друга. Сам Соболев, как и Ирина, понимал бесполезность этого действа, но всё равно упорно вёл одну и ту же линию. И ни один из них не хотел уступать. Точнее, не хотел уступать Ванька, Соболев же просто тянул время, всё ещё надеясь выплыть из болота, в которое сам же и угодил. Муторные препирательства затянулись всё же дольше, чем на час, и Роман уже изнывал от нетерпения. Он давно настроился на более приятный вечер и откровенно тяготился и компанией, и необходимостью делать хорошую мину при плохой игре… — Я не согласен ни с одним пунктом по данному предложению… — Ванькин бас вытянул Соболева из болота размышлений ни о чём. — Ирин, он уже и думает за тебя? — уточнил неохотно, все ждали его реплики, но что он мог сказать? Как он ни крепился, кризис его всё же основательно подточил. Он делал ставку на практически рейдерские захваты убыточных предприятий и совхозов, выкупал их за копейки, поднимал, иногда дробил и распродавал, но в последнее время налаженная схема давала слишком много осечек. И если бы не они, Роман по прежнему без проблем держался бы на плаву. Если бы… В долгах как в шелках — это про него, и на самом деле раздел имущества при разводе — не самое трагичное, что с ним может случиться в ближайшее время. Ни Ирина, ни Ванька до конца не в курсе, насколько всё плачевно, как подвело его излишнее привлечение заёмного капитала и чересчур рискованная инвестиционная политика… Он пытался латать дыры с помощью своего основного торгового предприятия, но этих дыр оказалось слишком много. Единственное, что ещё можно сохранить — это банк. Ради этого сектора его бизнеса стоило ещё потрепыхаться. Но и Ирина — женщина далеко не глупая и примерно представлявшая, чего хочет от жизни, по итогам развода претендовала на него же. И Ванька, обладавший некоторым процентом акций Сигма-банка, играл здесь существенную роль: после выхода из учредителей Вахтангова, внёсшего в развитие предприятия немалую лепту, оно превратилось в лакомый кусок, с которым можно неплохо развернуться, остальные учредители имели гораздо меньшие пакеты акций и процент голосов… Муторные переговоры в очередной раз грозили окончиться ничем. Ванька явно был зол, Ирина устало тёрла лоб. Адвокаты только перекладывали бумаги с места на место. — Ром, мне всё же мерещится, или цифры действительно липовые? — Ванька с громким хрустом листал плотные листы с предоставленной отчётностью. — Ты уверен, что это показатели наших продаж?.. — Моих продаж, — вежливо уточнил Роман и покосился на часы. Ванька всё ещё пытался мыслить прежними категориями, хотя Соболев уже приличное количество времени отстранял «друга» от бизнеса, а последние месяца четыре Меркулов стал для него персоной нон-грата окончательно. — Ром, давай начистоту, — Ванька улыбнулся во все тридцать два, продемонстрировав их ровные отбеленные ряды. — Я ж не дурак. Ты думаешь, я не знаю, что не всё так радужно в Датском королевстве? Соболев хмыкнул. Может, и знает. Может, и остались ещё какие-либо левые контакты в компании, но вряд ли из тех, кто мог подтвердить реальную ситуацию документально. Всех остальных Роман вымел поганой метлой за порог — ему терять уже нечего. — Да? — удивился он наигранно. — А я-то думал, ты так занят содержимым трусиков моей жены, что… — Роман, — предостерегла его Ирина и отвернулась, а сам Ванька пробурчал нечто нечленораздельное из серии «чья бы корова…» Это становилось уже настолько утомительным, да и время поджимало. У Соболева планы, и начхать ему на недовольство их обоих. Он склонился к уху своего адвоката и шепнул несколько слов. Тот глянул на него недоумённо, но всё же кивнул. — Мой клиент предлагает вам время на изучение отчётности и варианта мирного соглашения… — Нечего тут изучать, — рявкнул Ванька, и Ирина тут же придержала его за предплечье. — Половина этих цифр — лажа. Ваш клиент пытается спихнуть на жену большую часть убыточных предприятий, оставив себе при этом единственное, что ещё… — Вот и докажи это, — Роман резко поднялся со своего места и застегнул пиджак. — А пока я откланяюсь — у меня важная встреча, господа… И дамы… Он клоунски поклонился, раскинув в сторону руки. — Ром, если ты… — попыталась вклиниться Ирина, но он уже открыл дверь в коридор, высказав вполоборота: — О следующей встрече договоритесь с моим адвокатом. И стремительно вышел. Он улыбался. К чёрту бизнес. Даже если не получится отсудить желаемое, он найдёт выход. Найдёт инвесторов. Договорится с Фоминым, в конце концов тот ему должен, а земли его — такой заманчивый, истекающий жиром кусок, да и эта девочка София… Он даже прижмурился слегка, как сытый кот, определившись с приоритетом на сегодняшний вечер — окунуться в грохот клубных басов и выбрать очередную бесшабашную, охочую до денег и удовольствия нимфетку. Непременно темноволосую…***
Соня улыбалась. Ничего не могла с собой поделать, уголки губ так и расползались в стороны. Автобус, до которого Лёшка её проводил, немилосердно подпрыгивал на ухабистой дороге, но даже это её не смущало, хотя первоначально она планировала вызвать такси — происшествие с озером изрядно затягивало её пребывание на конюшне, но… Она бы осталась здесь на всю жизнь. Ей здесь было… уютно. Её не смущало, что она, одетая в чужую рубашку и джинсовые шорты, в которых утонула, сидела за зданием гостиницы, в том самом, оккупировавшем фасад с балкончиками лесочке, с совершенно, по сути, незнакомым парнем. Здесь лежало толстое поваленное дерево — кору с него содрали, а ствол давно высох, выбеленный дождями и солнцем. Возле него местные работники жгли костёр. Кострище, обложенное закопчёнными обломками кирпичей, явно пользовалось спросом. Лёшка ловко запалил сложенные шалашиком сухие щепки, накидал веток и пару брёвнышек и собрался… запекать картошку и чёрный хлеб… И тут же смутился своего нехитрого предложения. — Ты думаешь, я крабов на завтрак, обед и ужин ем? — фыркнула Соня. И принялась рассказывать о том, как Сашка однажды сжёг себе язык печёной картошкой. Она говорила и говорила, о сосновом лесе и кедровых шишках, о маме, что гордилась ими, о Сашке, что всегда её оберегал. Говорила, не замечая этой откровенности и не ощущая слёз, которые катились по щекам одна за одной. Она чувствовала только облегчение. Оно было огромным, заполняло грудную клетку, словно надутый гелиевый шарик, она видела, что её действительно слушают и слышат, что её собеседнику отчего-то не всё равно… — Я боюсь, что он не очнётся, понимаешь? — она говорила уже на повышенных тонах. — Господи, ему же девятнадцать всего, и… Он не может меня бросить! Ну как он мог так… Её вдруг обняли. — Он дурак, конечно, твой брат, — проговорил Лёшка тихо над её макушкой, и Соня ощутила эти слова глухой вибрацией в чужой груди, под так уютно улёгшимися на неё собственными ладонями. — Но иногда так случается, что выбор пути не важен, понимаешь? Что бы ты ни выбрал, дорога приведёт к определённой точке. Ну знаешь, вроде как там ты получишь урок или что-либо иное, нужное тебе в этот момент жизни… Соня притихла. Они сидели так какое-то время — Лёшка целомудренно обнимал её, лишь слегка прижимая к себе и не сползая руками с Сониных лопаток ни на миллиметр, Соня — успокаивалась, вдыхая его запах, пока… — Ай! — пискнула и шлёпнула себя по щеке. — Что?! — отпрянул Лёшка, разрывая такой желанный контакт. — Комар! — возмутилась Соня. — Кажется… У меня аллергия на их укусы… Соня сосредоточенно чесала щёку, а Лёшка улыбался задорно, блестя глазами в лесных сумерках. Он потянулся к её щеке, перехватывая пальцы, и следом подался к ней сам. Его намерения были прозрачны и абсолютно естественны, и поначалу Соня замерла, отслеживая его наклон, даже неосознанно повернула голову в ожидании, но в последний момент… отпрянула. — Одежда уже просохла, — прошептала смущённо и отняла руку у Лёшкиных цепких пальцев. — Поздно… Он рассматривал её с минуту, потом ухмыльнулся как-то криво, почти болезненно, и кивнул. — Понял, не дурак… Пойдём, переоденешься, провожу тебя до автобуса… Соня досадливо поморщилась, наблюдая, как он тушит костёр и собирает остатки их нехитрой снеди, но останавливать и переубеждать его не стала. — Мы не убрали в номере, — только и спохватилась в итоге. — Ерунда, — он махнул рукой. — Я приберу сам, не волнуйся. Но тут Соня вспомнила и о более насущном. — Ох, а Ян… — она забыла о нем совершенно. Нерадивая хозяйка, бросившая животину ради смазливого конюха — стыдно. — Не волнуйся, — повторил Лёшка. — Я его расседлал и отвел в стойло, пока ты мылась… Соня оглядела Лёшку с ног до головы и выдавила смущённо: — Спасибо… Тот лишь хмыкнул в ответ, а ей вдруг стало так спокойно. Потому что не ощущалась эта нехитрая забота, как повод добиться определенных бонусов. Он делал это потому, что… должен? Не совсем так даже. Потому что мог и считал правильным. Потому что он мужчина. Именно так это воспринималось и притягивало к нему не хуже, чем привлекательная внешность. И глядя в запылённое стекло автобусного окна, Соня улыбалась… До той поры, пока с автобусом не поравнялся тёмно-синий «Рейндж-Ровер». И Соня отпрянула, встретившись с рассеянным, брошенным, очевидно, случайно взглядом… Соболева. Ей сразу же расхотелось улыбаться, а вот тот, напротив, медленно и крайне довольно ухмыльнулся и лишь мимолётом отвёл взгляд, высматривая номер и перечень остановок маршрута, прописанных на боковой табличке. Соня с трудом усидела на месте — ей выходить через остановку, чтобы пересесть на метро, но хотелось сбежать прямо сейчас. Она принялась шарить в рюкзачке в поисках телефона, но попавшаяся под руку «раскладушка», облепленная девчачьими стразами — пережиток её гламурного бунта годичной давности — не подавала признаков жизни. Давно же хотела попросить у Сашки новую трубку, у этой беда с батарейкой, слишком быстро разряжалась… А в самом деле, с чего вдруг она паникует? Соболева ей представил отец. Сашка так толком и не проговорился о причине неприязни к бизнесмену. Да и не видно уже его машины поблизости. Соня сосчитала до пяти и пошла к выходу, за метаниями едва не проехав свою остановку. И, сбежав со ступенек общественной колымаги, нос к носу столкнулась с Романом. — Здравствуйте, София… — ухмыльнулся он, нависнув над ней в свете уже зажёгшихся уличных фонарей, огней рекламных билбордов и автомобильных фар. — Поздновато Вы гуляете одна. Пойдёмте. Я отвезу Вас. И он приглашающе махнул рукой в сторону мигавшего аварийкой джипа, перегородившего собой зебру пешеходного перехода.