Тогда и теперь

      Центральная площадь дистрикта Двенадцать заполнена народом. Ничего удивительного, ведь сегодня главный праздник Нового Панема. День, когда закончилась Революция. Работники, заканчивают последние приготовления по монтажу, большого экрана, для трансляции праздничного фильма. Наконец последние приготовления окончены, гремит гимн Панема и к микрофону выходит Гейл.        Мелоди начинает ерзать на своем стуле, она еще совсем крошка, но уже многое знает. Она знает, что такое Жатва и Голодные Игры, и как сильно они повлияли на нашу семью. И как важен для меня сегодняшний день.        В пятую годовщину революции были, наконец, проведены обещанные выборы и Альма Койн лишилась власти. К власти пришла президент Пейлор, до сих пор выбираемая на каждых выборах. Тогда же были проведены последние 80-е Голодные Игры, и детям Капитолия больше ничего не угрожает.        На десятую годовщину победы революции были выпущены юбилейные монеты с символом сойки-пересмешницы. Монеты до сих пор в обиходе и пользуются популярностью у народа. За особые заслуги Гейла назначили мэром дистрикта Двенадцать, в тот же годы мы поженились.        К пятнадцатой годовщине Революции, в память о погибших власти экранизировали историю Голодных Игр, историю третьей Квартальной Бойни. Меня, Гейла, и Хеймитча приглашали консультантами, но мы отказались, потому что родилась Мелоди. Потом я, конечно же, посмотрела фильм, и он мне понравился, хотя многие ругали его за выбор актрисы на главную роль. Она казалась слишком полной, для голодной и худенькой Китнисс. Но, несмотря на это, были сняты еще три фильма. Последний, вышел в прошлом году, его я не видела. Не могла смотреть, как на экране умирает моя сестра. Всю тетралогию обещали показать в ближайшие дни, но Гейл обещал, что на празднике его не покажут.        Сегодня мы собрались на открытие памятника, самой умной и красивой девушки в мире, которой нет со мной вот уже двадцать лет. Памятник, не стал для меня неожиданностью. Из Капитолия приезжал скульптор, чтобы я утвердила окончательный эскиз, но я не стала на них смотреть. Чтобы он не сделал, это будет всего лишь скульптура, не способная вернуть мне сестру. Гейл, видел эскизы, и сказал, что мне понравится конечный результат. Хеймитч, недолюбливающий Гейла, на удивление был с ним полностью согласен. Ну что же всего через несколько минут я все увижу сама.        Речь Гейла подходит к концу, он поворачивается ко мне, ласково улыбается и приглашает Хеймитча открыть памятник. Хеймитч бледнеет и, шатаясь, словно снова пьян, подходит к Гейлу. Открывать монумент должна была я, но я благодарна мужу и Хеймитчу, что они избавили меня от этой пытки. Для нас троих это слишком сильное испытание, даже спустя двадцать лет.