Северный ветер

Ганнибал стоял на краю поляны, скрестив руки на груди, и смотрел в темноту. -Кто первый? -Я бы начал с Вергера, - подумав, произнес вендиго, - но охотник услышит. -Верно, идем к нему. Чудовище мягко склонилось над дверью в комнату охотника, приобретая подходящий рост, а потом провело пальцами по дверному карнизу. Вендиго обернулся. -Там защитное заклятье, нам не пройти. -Какой осторожный, - усмехнулся Ганнибал. -Что делать? -Пусть он услышит, - Лектер развернулся к двери Вергера. Леди Мурасаки склонилась над пламенем свечи. Чийо и Ганнибал затаили дыхание, ожидая продолжения истории. В золотисто-багровом свете свечи прекрасное лицо женщины казалось жуткой фарфоровой маской. -Он надеялся, что воздвинутый молитвами кеккай* поможет ему пережить эту ночь. Но внезапно в дверь раздался стук… «Помогите, за мной гонятся разбойники!» - умолял его прелестный женский голос. Он принялся молиться еще усерднее, но стук раздавался снова и снова. И он… Ганнибал незаметно постучал костяшками пальцев об пол. Чийо испуганно вскрикнула, всплеснув руками. Мальчишка усмехнулся. Леди неодобрительно покачала головой. Ганнибал безропотно склонил голову в знак извинений. Женщина продолжила повествование. Здесь защиты не было. Как интересно, не слишком-то охотник заботится о своем работодателе, раз не выставил охранных заклятий здесь. Ну что ж, тем лучше… Вендиго едва слышно прошептал проверочное заклятье, которому Ганнибала научила приемная мать. Да, никаких барьеров. Никаких… преград… Поджарое тело, покрытое белой шерстью, превратилось в скопление снежинок и брызнуло сквозь щель под дверью. Ай да, эсквайр! Подставил под ручку стул. Это было бы достаточно, чтобы подать ему сигнал, вздумай я ломать дверь. Но я-то прекрасно обойдусь без этого… Вендиго собрался воедино рядом с кроватью. Тусклый лунный свет выбелил кожу спящего. Мэйсон беспокойно заворочался, чувствуя пристальный взгляд. Вдоль тела лежала освященная мотыга. Вендиго протянул вперед когтистую руку, шерсть и когти на ней стали похожи на ледяную корку, она стянулась к запястью серебристым наростом, обнажая из-под панциря человеческую руку. Бледная конечность осторожно прикоснулась к мотыге и подняла ее. Вергер вскрикнул и проснулся. Он бессознательно схватился за человечью руку, пытаясь выдрать инструмент, но вторая рука перехватила его за пальцы и сжала в своей. Мэйсон закричал от жуткой боли. Раздался хруст, что показался оглушительным в ночной тишине. Эсквайр схватился за искалеченную руку, попытался вскочить с постели, но запутался в одеяле. -Позволь я помогу тебе, Мэйсон, - раздался нечеловеческий голос, низкий, утробный, ни на что непохожий. В нем слышался и звериный рык, и рев ветра, и звук крошащихся под ногами осенних листьев. Было еще что-то такое, на грани человеческого слуха, глухое, рычащее. Когти втянулись как у кошки, а потом вендиго схватил Вергера за подбородок и выволок из постели, подняв высоко над полом. Ноги Мэйсона, на нем были лишь ночная рубашка и кальсоны, бессильно повисли в воздухе, беспомощно вздрагивая. Если бы я был человеком, то сейчас высказал бы ему все, что я о нем думаю, я бы оскорблял его, высказал бы все, что накипело за время внутренних диалогов с воображаемой копией Вергера. Если бы я был человеком как Ганнибал, то потерял бы сдержанность, впал в ярость, рыча и кромсая его тело, ругаясь почем свет стоит. Я бы наслаждался этим ужасом, его онемевшим языком, лишившимся дара речи, этими завываниями из-за сломанных в крошку пальцев руки… Как тогда у Ганнибала… Мои руки и ноги дрожали бы, гнев и злоба заставляли бы трепетать все мое тело, также как сейчас трепещет эсквайр от своего липкого и вонючего как пот страха. О да… Теперь он меня боится… Но теперь уже слишком поздно, чтобы меня бояться. И я не человек. Мне нет дела до мести. Я просто поглощаю грубость при первой возможности. Как пожелал мой человек. Человечья рука занесла мотыгу, а потом с влажным сочным хрустом вонзила ее в коленный сустав. Кровь выступила на штанине жирной черной кляксой, заструилась вниз по голени. Мэйсон заорал что есть мочи. Его тело словно паром обдало мертвенно холодным потом, да так что сорочка моментально прилипла к телу. Кто-то снаружи задергал ручку двери. Алана влетела в комнату Марго. -Я слышала крики, это ужасно! Что нам делать, Марго? Что-то произошло! – девушка бросилась к постели леди. Марго не спала. Она расслабленно полусидела-полулежала, облокотившись на подушку, она не посмотрела на Алану, что, дрожа, схватилась за ее руку, лежавшую поверх одеяла. Марго с упоением ловила каждый звук, доносившийся из комнаты брата, словно ноту какой-то дикой симфонии. Сколько мне самой приходилось кричать? Сколько раз он утаскивал меня в погреб, запирал дверь, а потом насиловал, крепко намотав мои волосы на кулак. Мне всегда было интересно, знал ли отец о том, что происходило? Обращал ли внимание на мои искусанные в кровь губы, задавался ли хоть раз вопросом? Или ему было все равно? Или ему нравилось, что пока он сам насилует маленьких мальчиков из деревни, брат забавляется со мной, словно тренируется… Я визжала и кричала как он сейчас, пока не срывала голос. И также как он не молила о пощаде. Я никогда не просила о том, чтобы он меня пощадил? Нет… Раньше-то умоляла… В последний раз это было, когда он затравил меня собаками. Они оставили на мне жуткие следы. Но едва ли больше чем он. Братец, что теперь кричит не хуже кошки, когда ее хватает за загривок кот, а вокруг ждут своей очереди еще несколько котов. Как и его слуги ждали. Корделл… Даже Фредди Лаундс. Нужно быть очень хорошей девочкой, чтобы он делал это один. Без них. Тогда за мной ходила еще моя старая няня, она уже давно скончалась. Мэйсон велел запороть ее до смерти, когда она попыталась вступиться за меня. И теперь он так громко кричит. Какое наслаждение слышать это, словно вендиго играет для меня на каком-то языческом органе… Дверь оставили в покое. Видимо, тот, кто находился за ней, лихорадочно соображал, что делать. Вендиго слышал его дыхание, оно становится тише. Спешные шаги. Ах, он удаляется! Нельзя позволить ему запереться снова! Чудовище откинуло Вергера на кровать, отбросило мотыгу в сторону, ледяная корка снова скрыла человечью руку. Пальцы ощерились длинными когтями. Вендиго отбросил стул и сорвал дверь с петель. Он бросил ее в убегавшего. Дверь сбила охотника с ног. Карло рухнул на пол, прижатый тяжкой ношей. Он выронил серебряный кинжал. Вендиго бросился к нему, прыгнул на него всем телом, прижав мужчину к полу. Рука охотника показалась из-под двери, она судорожно потянулась к кинжалу. Но тотчас остановилась, вздрагивая от боли. Охотник закричал. Его голос был чуть приглушен из-за двери. Вендиго с почти академическим спокойствием и детским любопытством наклонил свою голову, рассматривая кисть, приколотую к полу его когтями. И почти отсеченную. Под ней разливалась лужа чего-то черного. Жидкость была чарующе незнакомой будто женщина, спрятанная под маской. И также сладко пахла. Одно легкое движение… Вендиго словно играючи осторожно взял искалеченную кисть мужчины двумя пальцами, а потом резко вывернул, выкручивая. Охотник закричал. Дверь, которой он был прижат к полу, ходила ходуном. Карло отчаянно пытался освободиться. Вендиго запихнул кисть в пасть и проглотил, почти не жуя. Как хвост метеора багровые ливни прочертили белую шерсть, тотчас впитываясь, словно вендиго поглощал каждой клеткой своего ледяного тела. Рука, что отняла жизнь у альпийского вендиго, что заключила договор с маленькой девочкой, которая была едва ли старше Ганнибала, когда они впервые встретились. Девочке была нужна защита в холодном лесу, куда родители отвели ее, пытаясь избавиться лишнего едока. Отвели и привязали. В жертву голодному духу зимы. Альпийскому вендиго. Но она предпочитала женские сосуды. И была непрочь сменить на новый. Рука, которая причинила столько боли и ему самому, лишив лесной короны. Но я вернул свою корону, а теперь и свой ледяной престол… У человечьих детей есть игра. Когда они устают играть в догонялки, то кричат: «Я в домике, я в домике!» Хватит прятаться, Карло, вылезай из домика! Вендиго откинул дверь и подхватил человека за шкирку как новорожденного котенка. Охотник попытался подогнуть ногу, чтобы выхватить из-за голенища спрятанный серебряный нож, но вендиго перехватил его руку, вывернул в плечевом суставе, а потом вырвал. Карло заорал. Словно черное крыло из плеча вырвался фонтан крови, что брызнул на стену и пол. Люди бренны, ты видишь это, Ганнибал? Они не могут держаться на вершине долго. Они подчиняют себе все живое, а что не подчиняется им, то они крушат и ломают, пока не остается ничего кроме осколков костей и мясного крошева, из которого они потом испекут пироги, чтобы накормить своих детенышей. Люди беспощадны, они уничтожают всех, кто на них не похож. А иногда и тех, кто похож. Потому что какой-то частью себя, люди ненавидят свою сущность. В них заложен процесс самоуничтожения. Но прежде чем человек доберется до самого себя, он успевает уничтожить других, более слабых, более сильных, всех, кем ему удается овладеть, покорить, перехитрить. Не щадит частенько даже собственных детей, перемалывая их в жерновах воспитания, на свой лад. Но люди забывают, что как бы сильны они ни были, время сильнее их. Холод и жар сильнее их. Голод, всемирный, всепожирающий голод тоже сильнее. Болезнь. И смерть. Все они едва заметно, будто крысы, сначала окружают человека, а потом цепляются мертвой хваткой стальных челюстей в конечности, разрывают, стаскивая с пьедестала, куда человек сам себя водрузил. Человек слаб, потому что он забывает о том, что всего лишь животное, забывает о природном равновесии, на котором зиждется мир. Тяга к разрушению, хаос, что течет по их жилам, в конечном итоге разрушит этот мир, помяни мое слово. Люди не способны почитать дикий мир, что породил их, они словно вскрывают утробу собственной матери… Чувствуешь, Ганнибал, чувствуешь, мое дитя? Мое сокровище… Мой драгоценный сосуд, ценностью с которым не сравнятся ни окованные черепа врагов, украшенные драгоценными камнями, что я видел в Монголии, ни золотые чаши с бесценным розовым маслом, которым египтяне умащивали тела своих идолов, ни пресловутая Чаша Святого Грааля с кровью Христовой, что сделана из простой глины, но за нее было заплачено кровью сарацин и иных язычников. Чувствуешь ли ты, мой драгоценный мальчик, ставший мужчиной то, что чувствую я? Доставляет ли тебе удовольствие то, что ты видишь? Сейчас я позволяю тебе видеть. Наверное, это несправедливо, что я позволяю тебе видеть только охоту, но мне хочется, чтобы ты помнил именно эту мою черту. Всегда помни, что я хищник высшего порядка. Сверххищник. И для меня нет ни жалости… Ни страха… Ни сомнений. Вендиго вонзил когти в диафрагму Карло, отчего охотник закричал так громко, как казалось бы уже не мог. А затем вендиго резко провел пальцами вниз, разрезая живот до паха. Глухой звук рвущейся ткани, сочный звук расползающейся плоти. На него пахнуло горячим воздухом из внутренностей, что выползли будто горсть яиц насекомых. Какой аппетитный запах. Немного подпорченный, алкоголь испортил печень и желудок, как же люди обожают все уничтожать, даже собственное тело, но… Вендиго принюхался, склонив голову под неестественным углом, пытливо и спокойно будто хозяйка, что выбирает мясо на рынке. Но это вполне съедобно. Ганнибал, ты же не будешь против, если мы поедим прямо сейчас? Ты ведь не будешь против? Я буду поедать кусочек за кусочком, пока он не успокоится… Вендиго снова бросил Карло на пол и приступил к трапезе. Алана испуганно оглянулась на дверь, услышав, как крик Карло оборвался. Странное выражение. Услышать, как оборвался крик. Ведь оборванный звук это отсутствие звука. Не верно ли будет сказать, что она услышала тишину? Алана не знала ответа. Нет, это еще не тишина. Где-то за стенами приглушенно стонал эсквайр. Должно быть, он ранен. Только сейчас Алана сообразила, что не закрыла дверь. Девушка вскочила, подхватила стул и приставила его к ручке двери. Этого ей показалось мало, и она с усилием подтащила кресло, в котором Марго обычно вышивала. Леди с каким-то болезненным спокойствием наблюдала за ее жалкими потугами обезопасить себя и свою хозяйку. -Он не придет сюда, Алана, - наконец проговорила Марго, - вендиго не тронет нас. А когда удастся вычислить, кто он, мы сами нанесем удар. *Кёккай (яп.) барьер.