Северный ветер

Алана нервно рассмеялась. Почти безумно. Она бессильно осела на пол, ползком приблизилась к Марго. Она не знала, что пугало ее больше: звуки вне комнаты, собственный смех, который она никак не могла остановить. Или спокойствие леди. -Марго! Марго! – пробормотала она, глупо и страшно смеясь. Алана уткнулась лицом в руку молодой женщины, но Марго отдернула руку, а затем ухватилась за волосы Аланы, с силой оттянула их и ударила ее по щекам. Удары ошеломили компаньонку. Смех оборвался. Лицо Марго не исказила злость. Она была все также ужасающе спокойна. И лицо ее сейчас так страшно напомнило лицо Мэйсона Вергера. И только сейчас Алана почувствовала, как все-таки похожи брат и сестра. И ей стало еще страшнее. Щеки уже пылали от пощечин, когда шок наконец прошел, и слезы брызнули из глаз. Тогда пощечины прекратились также неожиданно, как и начались. Хватка на волосах ослабла. И вот уже пальцы не удерживали их, а ласково гладили. Этот переход от безэмоционального Вергеровского гнева до прежней ласковой Марго вогнал Алану в растерянность, будто гвоздь в доску. Она молча покорно уткнулась в прохладную бледную руку Марго. Человек формируется под влиянием внешних факторов. Определенно, это так. Что-то заложено изначально, но все же окружающий мир влияет еще в утробе. Алкоголь в крови будущего отца или матери делает ребенка слабым для искуса пьянства, разрушает еще нерожденное тело. Насилие, сексуальное или физическое, претерпеваемое в детстве, грубое слово, оброненное в сердцах, пренебрежение навсегда оставляют следы. Даже теплая и нежная забота, внимание и любовь во взрослом возрасте не могут полностью излечить. А самое страшное, что взрослые, что искалечили ребенка, похожи на вампиров, и истерзанный ими, сам становится вампиром. Или, если его или ее дух оказывается достаточно сильным, он застывает на половине трансформации, всегда должен бороться с искусом стать таким же как те, кто сделал это с ним. Ведь дети так легко принимают модель поведения, она кажется такой надежной и привычной, что впечатывается в сущность человека как вирус в ДНК. Каково это жить с выздоровевшим телом и искалеченной душой? Ведь раны внутри не рубцуются, не превращаются в едва заметные белые шрамы, они всегда готовы открыться, словно гнойные раны под коростой. Снаружи кажется все хорошо, но любой толчок срывает коросту и превращает человека в живого мертвеца. Кто-то когда-то сказал, не хочешь бояться зла, просто стань им. Стань им, это так просто. Если захочешь, если посмеешь, если сможешь. Распространяй и дальше эту гниющую как чума заразу. Если… Тебе не хочется остаться человеком. Вендиго уже подобрался к диафрагме, когда Карло, заливая пол кровью, уже почти затих. В глазах охотника еще теплилась жизнь, а пальцы судорожно скребли пол, сбиваясь в кровь, пачкаясь в разливающейся под ним луже. Вендиго ел неспеша, хоть и охотно. Он чувствовал сладковато-горьковатый от разлившейся желчи вкус мяса на языке. Что ж, Ганнибал это тоже чувствовал. Сейчас, как и всегда во время охоты, Лектером овладела сосредоточенность хищника. Одновременно с вендиго он выпускал наружу ужасающий язык, чтобы лакать черную жижу, аромат которой щекотал животные ноздри. Вкусно. Так ты сказал, когда выпустила внутренности мяснику, оскорбившему приемную мать. Вкусно. То ли запах свежепойманной мясником рыбы в садке. Ты так и не признался какой аромат счел вкусным. Рыбий? Или человеческий? Что до меня я пробовал и то, и другое. И мой выбор однозначен. Вендиго прорвал диафрагму когтями и, скользнув между легких, разрывая их, вцепился в сердце, а потом дернул на себя. Карло едва слышно вскрикнул, а потом затрясся и затих. Вендиго наблюдал за его агонией равнодушно, как студент, препарирующий лягушку, грызя сердце будто красное яблоко. Сочное, сладкое, брызжущее черным соком на подбородок и грудь, пропитывая сивую как полынь шерсть. Янтарные глаза ослепительно сияли в темноте будто расплавленное золото, с застывшими насекомыми кошачьих зрачков в глубине. Грациозно поднявшись, вендиго потянулся будто пума, а потом бесшумно двинулся к спальне эсквайра. Вергер испуганно забился будто пойманная рыба, когда увидел приближающуюся фигуру. Пойманная, выброшенная медведем на берег, еще не оглушенная, жадно хватающая ртом воздух рыба. -Ты не можешь быть Ганнибалом Лектером, - внезапно громко простонал Вергер. Алана услышала, как Мэйсон что-то говорит и приникла ухом к двери, чтобы расслышать слова. Вендиго равнодушно смотрел на мужчину. -Ты не можешь быть Ганнибалом Лектером! – Вергер выплевывал каждое слово, словно кровь, что лилась из его растерзанного колена, - Этот самодовольный граф не смог бы сделать все это! Не вяжутся его аристократичные манеры, выскобленный до тошнотворной чистоты дом и дорогие вещи с этим адом, что ты устроил… И все-таки кто же ты? Я видел у тебя человечью руку! Скажи мне! Кто ты?! Вергер уже кричал, истерически, страшно. Он говорил что-то еще, но вендиго не слушал. Молча приблизился к эсквайру, отчего тот попятился, прижавшись к спинке кровати, волоча бесполезную ногу. - Вначале здесь не было ничего, - заговорил вендиго, а потом схватил Вергера за искалеченную ногу и дернул на себя, подтягивая поближе. Эсквайр закричал, задергался, пытаясь высвободиться, но вендиго приближался неотвратимо, словно назначенный час. Придерживая Вергера за ногу, он начал подниматься по его второй ноге все выше и выше, отмечая свой путь зарубками когтей, отрывая каждый отмеченный фрагмент будто старый лоскуток. Застыв неподалеку от бедра, вендиго на мгновенье застыл словно в раздумье, а потом сорвал с Вергера остатки измочаленных, пропитанных кровью кальсон и воззрился на его орган. Вот так. Даже удивительно, как с помощью малого можно сотворить такое великое зло. Столько лет терзать детей, создавая новые и новые гнойные раны, которые могут обратить людей в живых мертвецов, таких же чудовищ, как и те, кто их нанес. Тот, кто их нанес, он здесь, передо мной. Я не могу спасти тех, кого он уже изуродовал, да и дела мне нет до людей, ведь в них изнутри словно греческий огонь течет саморазрушение, но Ганнибал, мой человек, будет рад… -Все это было окутано смертью или голодом, ибо голод – это смерть, - когти впились в мошонку, а потом потянули на себя, откручивая, вырывая плоть, что могла бы нести жизнь, но приносила лишь гибель. Вергер взвыл дурным голосом. -Он, зовущийся смертью, пожелал: «Пусть я стану воплощенным», – и сотворил разум*, - спокойно и размеренно, будто читая молитву, едва слышно проговорил вендиго, - я и есть тот голод. Я – смерть. Я – Сверххищник, - он поднял Вергера в воздух будто ребенка при крещении, схватившись за его лицо когтистой лапой, а потом открутил из искореженного сустава покалеченную ногу и отбросил ее в сторону. Кровь плеснула на смятую постель, будто какая-то баба опрокинула ведро черной воды. Ганнибал следил за движениями вендиго, сосредоточенно и напряженно. Нет, я не стану играть роль Advocatus Dei**. Не для Мэйсона Вергера. Но я должен сдержать обещание, я должен сохранить ему жизнь, чтобы Марго не потеряла имущество. Я обещал. -И как же ты исполнишь свое обещание, Ганнибал? – поинтересовался вендиго, возникнув за спиной и крепко обняв. Лектер погрузился глубже в мысли, заглядывая в свой Дворец Памяти. Туда, где в комнате в японском стиле, на низком столике хранились переплетенные в человеческую кожу пожелтевшие листы из тонкой рисовой бумаги. Здесь, в комнате, он не один. Возле чайного столика всегда спиной к нему сидит леди Мурасаки. Она не оборачивается к нему. И никогда ничего не говорит. Однажды Ганнибал уже заглянул в ее лицо, обойдя по кругу. Это ноппэрапон***. Не знаю, почему так вышло, что здесь она приобрела такой странный облик. Возможно, это расплата. За то, что она так долго пренебрегала собственным обликом, пряталась за лицом прекрасной человеческой женщины. Вероятнее всего, в подсознании Ганнибал так и не смог решить в каком виде ее поселить в этой комнате. Поэтому лица нет. Это всегда заставляет его стыдиться, будто он и в самом деле в чем-то виноват, будто сам лишил приемную мать лица. Память. Она такая. Эта память… Но сейчас нет времени. Ганнибал присаживается перед книгой. Под его взглядом она резко начинает листать себя. Янтарные глаза пробегали по тексту. Этой книги уже не существовало в реальном мире, леди Мурасаки так тщательно преподавала ее содержимое приемному сыну, что когда во время войны книга погибла вместе с ямаубой, Ганнибал помнил каждую страницу, каждый иероглиф наизусть. -Вот оно! – негромко воскликнул он и закрыл глаза, возвращаясь на поляну. Крик Вергера показался нестерпимо громким после тишины и уютного потрескиванья в очаге в комнате Дворца Памяти, Лектер мельком окинул Вергера взглядом. В его отсутствие вендиго времени зря не терял. Он выкрутил из плечевого сустава правую руку, а левую… Зрачки Ганнибал слегка расширились. Левую он откусил. Дождь как из ведра. Кажется, так это называют? Только что если это кровавый дождь? Не думал, что в человеке так много крови... -Надо наложить швы, - сказал Ганнибал и вытянул руку вперед. Вендиго поморщился. -Нам обязательно исполнять это твое обещание? Я непрочь перекусить. Карло слабый аперитив. -Сожалею, но Карло основное блюдо, так как я обещал Марго сохранить ее брату жизнь. Вендиго неодобрительно покачал головой, но накрыл руку Ганнибала своей. Операция началась. Стянуть куски кожи, натянуть на культи. Особенно трудно приходитьс с мошонкой, слишком много сосудов, слишком много крови. Слишком… Вергер не чувствовал, что с ним делают. К счастью для него, он наконец потерял сознание. Мэйсон пробирался по лесу. Это был очень странный лес, он никогда не видел таких деревьев прежде. Их стволы были похожи на большие полые трубки. Внезапно он услышал детское хихиканье. Сердце его сладко заныло в предвкушении. Ну, конечно же, какой-то мальчишка из деревни, верно, решил с ним поиграть. Ну ничего… Догоню и тоже поиграю. Нехорошо усмехнувшись, Вергер поспешил на звук. Но, похоже, мальчик шустро прятался. -Ну, я тебя догоню, маленький сорванец, - пробормотал эсквайр, - так поиграю с тобой, что сидеть не сможешь... Он ускорил шаг, но все еще не мог даже заметить мальчишку. Вергер перешел на бег. Вскоре между необычными деревьями замелькала фигурка мальчика лет пяти. Он был одет в какую-то странную одежду, похожую на халат. Вергер почувствовал, как им овладевает болезненный азарт. Он бросился вперед, скользнув между деревьев и подхватил бегущего мальчика. -Ага! Я поймал тебя, маленький засранец! Как ты посмел бегать от меня? – победносно возвестил Вергер. -Ты кого засранцем назвал, засранец? – раздался басовитый голос. Вергер опешил от неожиданности. Маленький мальчик обернулся и… У него оказалось морщинистое лицо довольно хмурого пожилого мужчины с черными восточного вида усами. -Что за черт! Карлик! – изумленно и растерянно воскликнул Мэйсон, попытавшись отбросить от себя свою ношу. Но странный мальчик будто прилип к его рукам. -Ты хотел со мной поиграть, что ж, давай, поиграем, - нехорошо ухмыльнулось пожилое лицо. Внезапно мальчик стал тяжелее. -Да что такое? – пробормотал Вергер, когда вес ощутимо прибавился. Рот маленького мальчика искривился в зловещей ухмылке. Тяжесть стала нестерпимой, и эсквайр рухнул на колени. На лбу выступил пот. Мальчик прижался к его груди. Мэйсон вскрикнул. Ему показалось, будто на грудь ему поставили телегу или положили наковальню. Мальчик становился все тяжелее. Вергер упал на землю, и ребенок сел ему на грудь. Вергер пытался было скинуть его с себя, но воздух уходил из легких. И не возвращался. Что-то затрещало, так жутко и громко, отдаваясь молотом в недрах головы. Эсквайр уже не успел понять, что это была его собственная грудная клетка. Мэйсон пробирался по лесу. Это был очень странный лес, он никогда не видел таких деревьев прежде. Их стволы были похожи на большие полые трубки. Внезапно он услышал детское хихиканье. Сердце его сладко заныло в предвкушении. Ну, конечно же, какой-то мальчишка из деревни, верно, решил с ним поиграть. Ну ничего… Догоню и тоже поиграю. Мэйсон пробирался по лесу… Вендиго положил когтистые лапы на плечи Лектера. -Что ты сделал, Ганнибал? – поинтересовался он. -Я поселил ему в сон конаки-дидзи****. Этот парниша знает свое дело. У него очень весомые аргументы, - усмехнулся Ганнибал. Вендиго улыбнулся, обнажая три ряда зубов. Запереть Вергера в его кошмарах – достойное наказание. -А теперь давай займемся реальностью. У нас еще много дел. -Да, нужно спешить. Может мы еще сможем убедить Френсиса в том, что я не виновен. – пожал плечами Ганнибал. *Брихадараньяка-Упанишада – Шуклаяджурведа, раздел мадху, вторая брахмана. **Advocatus Dei (лат.) – защитник Бога, лицо, способствующее канонизации праведника. ***Ноппэрапон – безликий ёкай в Японии, злой демон, что любит пугать людей. ****Конаки-дидзи – ёкай из Японии, что способен принимать вид ребенка со старческим лицом и имеет власть над своим весом.