Северный ветер

-Сегодня снова побежишь к Лектеру? – поинтересовался Джек. Уилл, вытиравший пыль с алтаря, поднял на отца стеклянные глаза. -Нет, не побегу. -А что так? – удивленно спросил Кроуфорд, - Поссорились? -Нет, - чуть поколебавшись, произнес Уилл, - нет, просто нечего мне делать там. Я ведь твой сын, а не его. Джек улыбнулся. -А я уж думал, ты об этом забыл, дневаешь и ночуешь у него. Не знал бы я Лектера так хорошо, - Джек хохотнул, - заподозрил бы недоброе. Поздновато для сыновьей почтительности, Уилл? -В самый раз, - невесело усмехнулся Грэм. Ганнибал и вендиго это одно и тоже. Каково укусить, а потом самому лечить раны? Уилл яростно тер алтарь. Он знал, что себя накручивает. Но злиться не получалось. И это самое обидное. Вероятно, все дело в метке. Да, наверняка все дело в ней. Сложный роговой узор на коже – знак принадлежности вендиго. Он пометил его, обманул, привязал к себе. Что же теперь делать? Надо уехать отсюда. Только куда? Весной… Возможно, следует вернуться в аббатство. А может быть ринуться куда глаза глядят, уехать куда-нибудь в Бистрицу, Плоешти или Брашов. Можно было бы напроситься куда-нибудь. Даже в епархии Оради наверняка нашлось бы дело для молодого священника. Главное, подальше от Ганнибала. Чтобы не чувствовать его присутствие, чтобы выжить его из мыслей и сердца… Молитвы и пост помогут очиститься. Если нет, он уйдет в монастырь, самый дальний и самый суровый. Да, если наложить на себя самые жестокие обеты, то возможно… -Помой полы, - кивнул Джек, - а там уж и время вечерней молитвы, люди начнут собираться. Уилл послушно кивнул и пошел за водой. Без Ганнибала мир потерял цвет, а слова звук и вкус. Но это пройдет. Обязательно пройдет. Нужно верить. Если Уинстону лучше в стае, пусть остается, а он уедет. Иначе Ганнибала из сердца не вытравить. А это ему сейчас жизненно необходимо. Или вечером он снова рванет к Лектеру, несмотря на боль от предательства. И можно будет валить на метку, но он сам будет знать. Это не из-за нее. Эти чувства зародились намного раньше. Просто они зрели как семена. Чтобы потом прорасти. Он игнорировал ростки, а надо было взять тяпку… И выполоть все. Нужно было оставаться чистым… Джек ушел на кухню. Уилл почувствовал большое облегчение. Лучше побыть одному, он задрал полы рясы, чтобы было удобнее работать и принялся мыть пол. Собственные ноги в новых ботинках казались ему напоминанием о собственном грехе. Поддался искушению почувствовать заботу и нежность. Поддался желанию быть с кем-то, перестать быть одиноким. Тоска стала нестерпимой. Даже если бы Ганнибал не был бы вендиго, их отношения могут быть только грехом. Ведь он священник. И должен помнить о своем сане. К тому же, Ганнибал не любил его. Не мог любить. Для этого у него просто не было причин. Все, что он мог, это обманывать, водить за нос… Внезапно скрипнула дверь и раздался топот маленьких ножек. Уилл выпрямился, одернул сутану. По проходу между скамьями бежал Андрей. Лицо его было заплакано. Он бросился прямо к молодому священнику. -Отец Уилл! – мальчик запыхался бега и теперь в ужасе смотрел на Грэма, тщетно пытаясь отдышаться. -Что случилось? – встревожился Уилл. -Падре, я сегодня к маме заходил, она сказала, что знахарь уезжает сегодня. Из-за вас. -Что? – Грэм вздернул брови. Тряпка выпала из ослабевших пальцев. -Он сказал ей, что не сможет быть крестным моего братика, потому что тяжело обидел вас, поэтому он уедет в Литву! Отец Уилл! - мальчик вцепился в сутану священника, - Простите его, умоляю! Если знахарь уедет, то кто станет лечить людей? А если мой братик захворает? У нас прежде, мамка сказывала, больше ждали, помрет или нет, а знахарь приехал, стал выхаживать слабых детей, лечить тяжело больных. Деревня без него не выживет! -Но ведь… - хотел было возразить Уилл, но осекся, нельзя им говорить… Никто не должен знать, что… Ганнибал и есть вендиго. Но все же, благоразумно ли будет, позволить Ганнибалу уехать? Нет… Если люди так в нем нуждаются… Уилл нагнулся к Андрею. -Я поговорю с доктором Лектером, он никуда не уедет и будет крестным твоего братика. Так маме и передай, ей вредно волноваться. Я все улажу. -Спасибо!!! – заплаканные глаза засветились счастьем, - мальчик прижался к Уиллу, обняв его за талию. Потом Андрей тихо проговорил. -Когда папу убили, а меня вернули маме после… - голос мальчика прервался. Он глубоко задышал, словно борясь с новым приступом слез. -Знахарь выходил меня. Он лечил меня не только снаружи, но и внутри… Лечил душу. Словно эсквайр поломал меня, а знахарь починил. Он очень хороший, отец Уилл, правда. -Ты должен был обратиться к отцу Джеку, а не к знахарю, - заметил Уилл. Неожиданное детское признание смутило его. Еще никто из тех, с кем Вергер проворачивал свои гнусности, не говорил с ним о том, что пережил. -Я не мог, - мальчик помотал головой, спрятав лицо в полы сутаны, - мне было стыдно говорить об этом с отцом Джеком. -Но только не… с доктором Лектером? -Только не с ним, - подтвердил мальчик почти шепотом. -Ступай к матери, Андрей, а я поспешу в дом доктора Лектера, - кивнул Уилл. -Спасибо! – мальчик отпрянул и степенно поклонился, явно подражая взрослым. Уилл невольно улыбнулся. До чего же был похож на маленького мужичка этот мальчик. Андрей бросился к двери вприпрыжку. Похоже, малыш совсем не умел передвигаться неторопливо. Дети торопятся жить, впрочем… Уилл почувствовал себя стариком, хотя ему едва минуло двадцать. Он поспешно убрал ведро, тряпку, вымыл руки. -Куда ты? – окликнул его Джек, показавшись в дверях кухни. -Лектеру нужен совет священника! – бросил на ходу Уилл. -И все-таки опять к Лектеру! – всплеснул руками Кроуфорд, держа в одной руке большую деревянную ложку. Но Уилл не ответил, он пулей промчался к двери, словно не давая себе передумать. Чуть поколебавшись, надел подаренную Ганнибалом одежду. Мороз на улице колюче щелкал по каждому показавшемуся из дверей носу. Лектер играл с ним и его чувствами, старался спрятать свою тайну, его надо ненавидеть. И со временем он, Уилл, научится. Но Ганнибал ведь делает и хорошее. Это для него он обманщик и людоед, а для них он – спаситель… Уилл перекрестился и шепотом прочел короткую молитву, а потом со скрипом открыл дверь из светлого полумрака свечей в белые сгущающиеся сумерки. Брать фонарь или нет? Грэм поколебался и решил не брать. Это будет веской причиной не задерживаться, не поддаваться искусу… Сегодня он не задержится. Нет… Он решительно ступил на хрустящий как сахарное печенье снег. Ганнибал стоял посреди комнаты, в последний раз оглядывая жилище. -Окна и дверь я уже забил, а за растениями из теплицы будет ухаживать повитуха. Сегодня я предупредил ее. Она же заберет лекарства для людей. -Забавно, похоже, тебе в этот раз даже нечего с собой взять. -Да, все, что мне действительно дорого, хранится в замке, а здесь только несколько книг. Единственное, что мне дорого… Я забрать… не смогу… Вендиго мрачно промолчал. Ганнибал скинул одежду и сложил в узел. -За ночь мы сможем добраться до Фокшани. Если хочешь, посетим город, а нет, так заночуем в снегу Восточных Карпат, - предложил вендиго. -Хорошо, - кивнул Ганнибал. Вендиго обнял Лектера за плечи. -Ты хочешь, чтобы я тебя утешил как люди утешают своих детей? – поинтересовался он. -Боже упаси, - невольно усмехнулся Ганнибал. -А еще я мог бы качать тебя на руках как ветер качает люльки с ведьмовскими детишками, -ухмыльнулся вендиго. И не слушая протестов, рогатое чудовище подхватило Лектера на руки. Разрастаясь, будто на дрожжах, оно принялось качать его, крепко прижимая к белоснежной груди и завывая нечеловеческим голосом какую-то языческую песенку. -

Ветер воет, крыша стонет. На окнах панцирь строит лед. Трепещет лес как будто море. Ветер в трубе песню поет. Спи, мое дитя, зима укроет. А ветер с тьмою заодно Прижмет к груди и успокоит, Зима на платье выткет полотно. Спи, мое дитя, и тишь ночная, Покроет землю серебром, До самых весен не растает Граница меж злом и добром.

Ганнибал затих, смирившись. Эта странная чудаковатая нежность, которую иногда испытывал вендиго, была ответом на его собственный страх одиночества. В этом страхе вендиго никогда бы не признался, но Лектеру казалось, что компания позволяет вендиго сохранить разум, отсутствие которого разрушило бы его личность и смешало бы его с зимними бурями, не позволяя больше контактировать с людьми и принимать человечий облик. Когда Лектер был мал, вендиго был совсем другим, тогда ему, привыкшему к тому, что послушные жрецы и миряне готовы умереть по каждому его слову, и в голову бы не пришло играть с ним, но сейчас, когда они были вместе почти четыреста лет, вендиго иногда чувствовал какую-то необыкновенную нежность, которую изливал на Ганнибала, не в силах удержать в себе. Ведь иначе бы вендиго растаял, как та пресловутая Снегурочка из старых человеческих сказок, что Ганнибал слышал на Руси. Ганнибал протяжно вздохнул, готовясь перевоплотиться, как до его слуха донесся тревожный стук. Кто-то барабанил в забитую досками дверь. Лектер замер, а потом поспешил надеть халат, так как торопливые шаги пронеслись сбоку от дома. Скрипнула задняя дверь, Лектер в недоумении поспешил к ней. На пороге стоял запыхавшийся Уилл. Он испуганно вглядывался в Ганнибала. -Ты и вправду собираешься уйти? – наконец выдавил из себя он. -Да, - кивнул Лектер. -Ты не имеешь на это права, ты нужен этим людям. Лучше я уйду сам, - сказал Уилл, - зачем людям два священника, хватит и одного. Весной отправлюсь в какой-нибудь маленький городок или ближайшую епархию византийского обряда… - к горлу подступил комок, и Уилл затих, силясь успокоиться. -Уилл, я не могу находиться рядом с тобой. Вскоре ты снова почувствуешь влечение, и тебе придется прийти сюда. Иначе ты сойдешь с ума. Но если я буду достаточно далеко от тебя, ты перенесешь это легче… -Такой добрый, да? – неожиданно зло рявкнул Уилл, - Сначала пометил меня, а теперь жалеешь? – он незаметно для себя вошел в комнату. Дверь за его спиной захлопнулась. -Это не я, - спокойно возразил Ганнибал, отступая шаг назад, - это сделал вендиго, но я не стану просить прощенья за его поступки. Он не человек и не может вести себя в соответствии с человеческими правилами морали. Но сам я ни за что бы этого не сделал, даже если бы я знал, что этим бы обеспечил твой интерес ко мне. -Ты и так был мне интересен… - бесцветно возразил Уилл, избегая смотреть на Лектера. -Только как возможный вендиго, - возразил Ганнибал. -Нет, - покачал головой Грэм, - сначала так и было, но потом я запутался в твоем обмане, ты стал дорог мне за твою доброту ко мне, ко мне никогда и никто не был так добр. Я впервые за много лет почувствовал себя неодиноким… -Я недоговаривал, Уилл, но никогда не обманывал тебя, - твердо возразил Ганнибал. -Это апорема, - горько усмехнулся Грэм. -Это правда, - продолжил Лектер, - вендиго и я заключили договор, когда мне было десять, я умирал в зимнем лесу, вырвавшись из плена, где меня собирались съесть точь-в-точь как до этого мою сестру. Уилл потрясенно замер. Ганнибал мягко приблизился к Грэму. -Он дал мне это подобие жизни, сотворил из снега новые пальцы взамен изуродованных моими мучителями, позволил отомстить за сестру и семью. Взамен я отдал ему свое тело, чтобы он мог принимать материальную форму, не боялся бы жаркого времени года. Мы долго искали золотую середину. И наконец нашли ее, когда он стал приходить по ночам и поедать тех, кого я ему указывал. Он никогда не ест детей и женщин, здесь, в деревне он поглощал только тех, что были грубы, служили Вергеру. Грубость нужно поглощать при первой возможности, Уилл. Когда ты приехал, все изменилось, вендиго почувствовал тебя, он сказал мне о тебе. И когда я узнал тебя по запаху, то влюбился. Ты растопил мое сердце… Прежде чем я растопил твое. -Откуда ты знаешь… - несмело начал Уилл, но умолк. -Ты не пахнешь ненавистью, Уилл Грэм, - прошептал Ганнибал, склонившись над порозовевшим ухом. Он продолжал шептать что-то, будто удерживая на месте своим голосом, а сам медленно стянул со священника коржок и шапку, потом нагнулся и стянул с его ног ботинки. Уилл молча взирал на это все, не препятствуя и не сопротивляясь. Он смотрел на Ганнибала с подозрением и упрямством, закусив губу, будто капризный ребенок. Лектер увлек его в гостиную, где в камине весело полыхал огонь, а потом скинул свой халат. -Я покажу тебе, Уилл Грэм, покажу тебе, что я такое. Спроси его сам, ночь – время вендиго, ибо он ночное животное, задай ему вопросы о том, как четыреста лет назад он нашел умирающего литовского княжича в зимнем лесу. Как выпил остатки жизни взамен на месть… И если не боишься, спроси, почему мы оба так тебя любим… Ты ведь тоже любишь, Уилл. Иначе бы эта метка убила тебя. -Ты сказал, что не поставил бы мне метку, почему? -Я не был уверен в твоих чувствах и боялся, что она убьет тебя. Но он не человек, он не может бояться. -Как я могу быть уверен, что он мне не соврет? -Он не человек. Только живые люди умеют врать. -А ты? -Я не живой… - Ганнибал сделал несколько шагов назад и встал на колени, прижавшись лицом к собственной коже. Внезапно по его телу прошла дрожь. Уилл отшатнулся, моргнув. По бледной коже со следами дневных ран прокатилась волна, что расстилала по телу мягкий ковер белоснежной шерсти. Грэм сделал шаг назад, оступился и упал, растянувшись на полу. Но он не обратил внимания на боль. Все его внимание было поглощено поразительной трансформацией, что происходила сейчас перед ним. Пепельные волосы превратились в шерсть, а из макушки словно молодые деревца вырвались на свободу ледяные рога, что сверкали в пламени камина будто топазы. Вендиго выпрямился и обнажил три ряда белоснежных зубов, на его руках отросли жуткие когти, а ноги его были похожи на какие-то природные снегоступы. На лице с вытянутой почти оленьей мордой засверкали золотые глаза цвета полной луны. Уилл на негнущихся ногах поднялся, оперся на кресло. Дрожащие ноги едва держали его. -Расскажи мне правду, вендиго, - проговорил Уилл, голос его был слаб, но тверд.