Алая жемчужина

Каждый путь начинался по-своему. Хвост русалки - с неприметного загиба течения, подсвеченного радужным кольцом. Короткий безопасный Винт – с угрожающей каменной арки между двумя чахлыми вулканами. Дорога Сирен начиналась с обычного туманного облачка. Не зная – пройдешь мимо. Зная – тем более. Имс не стал рисковать, остановившись в прямой видимости, не подходя к начинающемуся течению. Кин к тому моменту успел поесть и поспать, перемолвиться парой слов с мрачным и замкнутым капитаном. Ланцео хмуро поинтересовался состоянием «проводящего» и велел побыстрее собираться. Имс обходил Кина по кругу, затравленно косясь, как и вся команда в целом. До утра оставалось несколько часов плотной темноты. Салокин соврал, что ему бы еще полежать, закрыл глаза, не слушая брани капитана, и прикинулся уставшим. На деле, ему требовалось быстро сопоставить странности. Слишком много внимания к одному маленькому кораблику, не самому быстрому, не самому приметному. Даже сундук, до краев полный крупных алых жемчужин, не мог вызвать такой ажиотаж. До Дороги он никак не успеет пробраться в трюм – сейчас все слишком взбудоражены стычкой с акулами. Но потом, в сонной мути, первым делом надо узнать, что это за груз. - Я буду помогать? – Имс бесшумно возник рядом с гамаком. Салокин приоткрыл глаз и покачал головой. - Нет, мастер, твоя задача вести нас по чистой воде. Парень тяжко вздохнул, заламывая пальцы и переминаясь с ноги на ногу. - Уймись, - равнодушно посоветовал «проводящий». – Ты слишком юн, чтобы знать все нюансы, но слушай больше старших. Океан не прощает гордыни, не любит истерик и уж совсем не терпит пренебрежения к своим меняющимся законам. Научишься – станет тебе по колено. Возомнишь слишком много – утопит со всей командой. - Не верю, - рыжий «проводящий» сжал кулаки. – Не верю, что все это простые знания. Ты физически не можешь столько знать. Есть секрет, да? Научи меня! Я должен знать! Кин с досады чуть не застонал. - Нет никаких секретов, - попытался он увещевать ухватившегося не за то коллегу. – Я вожу с пятнадцати. Пять лет почти не сходил на берег. Карты размечаю сам. - Нет! Ты просто жмешься! - Эй, мастер Кин! – сунулся Мани. - Вас там боцман зовет. Говорит, мы готовы. Идете? - Иду, - Кин с готовностью выпрыгнул из гамака, с отвращением потер ноющий ожог и поднялся на палубу, оставив Имса одного. Для обычного человека путь – замкнутый жутковатый тоннель, наполненный странными звуками, страхом. Окруженный дымчатыми стенами-гранями. Постоянно подведенный желудок и холодок по спине. Для «проводящего»… Кин не знал, как описать. Обострялись все чувства, единение с кораблем было столь тесным, что некоторые не могли потом оторваться, найти себя и погибали. Месиво течений требовало постоянного внимания, скалы и кораллы росли с невероятной скоростью, лавируя не хуже хищных рыб в чистых водах. Глубоко вздохнув, Кин сжал медальон. «Илль» боязливо медленно двинулся к непримечательному облачку тумана. Океан вскипел – на поверхность вырывались сотни громадных пузырей, словно там, в глубине, дышал огромный спрут или работали кузнечные меха, нагнетая воздух. Облако налилось всеми цветами радуги, засияло. Обжигающе ледяной ветер дунул в лицо, оставляя иней и перехватывая дыхание. Бриг прорвал невидимую границу и степенно вплыл в узкий язык течения. Дорога Сирен приняла их, не особо заметив, что ее потревожили. Для Кина мир сразу обесцветился. Все, что находилось за бортом, стало черно-белым, серым, припорошенным мутной дымкой. Протяни руку, нащупаешь ее, как паутину на старом потолке. Сразу за кораблем величаво и нарочито медленно поднялась коралловая корона. Встала выше мачт, отрезав путь назад. Теперь сойти с Дороги можно только в бок, прорвав ее плотные стенки, и неизвестно с какими повреждениями вывалиться наружу. Где-то в низко опустившемся небе закричали невидимые птицы. Нормальной живности на путях не водилось, все больше похожее на призраки. Даже прекрасные летающие скаты, парившие в южной акватории и встречавшиеся здесь, походили на бледные отражения. Полупрозрачные и неживые. Возбужденно галдящий рядом Мани притих, а потом и вовсе шарахнулся от «проводящего», ставшего таким же бледным и серым. Кварц слабо светился, пульсировал в такт сердцу. - Ну слава всем, добрались, - боцман спокойно прикурил. – Чего опять встали?! Марш-марш! Март, лезь наверх, парусам нужен присмотр. Ким – ты справа. Свалишься за бот – сам знаешь, чем грозит. Мани! Мани, хорош глаза пучить! Иди коку помоги посуду помыть. Кин приметил более быстрое и теплое течение, развернул нос брига, сползая вправо. Плеск, стон. Вздох, крик. Звуки сходили с ума. На несколько долгих дней Салокин теперь корабль, плывущий вслед за призраками. Немного дальше, за первыми скалами, раздастся... да, вот она. Песня. Негромкая, на грани слышимости, волнующая, перекатывающаяся, как прибой по песку. Она будет манить, путать мысли, сбивать с толку. Надоедать настолько, что смерть будет лучшим избавлением. И единственной защитой команды от этой песни будет «проводящий». - Ничего особо страшного, - Имс снова стоял рядом. – Вода, как вода. Скалы, как скалы. Только кораллы странные, здоровые. И это все? Салокин негромко фыркнул, с наслаждением отдаваясь пению. Чудесные хрустальные голоса. Он слышал их наяву, не мертвым эхом. Златовласые сирены любили петь. Просто так и со штормом. Иногда даже намурлыкивали песенки, которые он мог вспомнить из детства. Возможно, в этом и был секрет, который так жаждал узнать Имс – он просто не поддавался пению, зная, каким оно может быть на самом деле. Какие они сами – дети океана. По правую руку встала скала – мощное черное лезвие высунулось из воды совсем рядом с бортом, плюнулось ледяным гейзером и убралось обратно. Кин легко лавировал среди каменной гряды, не обращая внимания на клочья тумана, наплывавшие и закрывавшие поверхность волн. Ему глаза ни к чему, он видит всем кораблем. Теперь главное выдержать. Физически тяжело постоянно поддерживать «поводья» через простой медальон. Первые несколько часов все дружно вздрагивали и косились на призрачные силуэты, сбрасывали зацепившиеся коралловые щупы. Но человек ко всему привыкает. Матросы сменяли друг друга, следя за парусами, их натяжением и ветром. Стало немного холоднее. Плотный каменный зуб рванул вверх у носа, за кормой встал такой же, почти защемив корабль между друг другом. Кин прикрыл глаза, выждал и рывком ускорился. «Илль» прыгнул в сторону и снова сменил течение. На Дороге день и ночь - все становилось едино, смешавшись в мутноватые сумерки. Команда вскоре перестала дергаться, даже Имс, поняв, что просто так Кин ему ничего не расскажет, устал кружить, как давешняя акула возле раненного сородича, и ушел спать. Монотонную песню слышал только Салокин, так что очень скоро корабль стал сонным царством среди серого тумана, тоже существовавшего только для «проводящего». Послушав возле каюты и убедившись, что Имс ночует у капитана, Кин, прихватив зашторенный фонарь, осторожно двинулся к трюму. Прокравшись между спящими и старательно следуя выбранному течению, он приоткрыл первые створки, просочившись в узкий коридор между. Вычурный замок для «проводящего» не преграда. Он с легкостью повернул скобу, вытащил ее из пазов и опустил всю конструкцию в угол, чтобы ненароком не задеть. Дернув на себя задвижку, Кин скривился от показавшегося оглушительным скрежета щеколды. Не любил океан металла, он ржавел в считанные часы на открытой воде. Проскользнув в щель, Салокин поднял шторку на фонаре, поставил его на пол и потянул брезентовый занавес. Горящие под потолком огни послушно усилили свет при появлении человека. Охранка дернулась, но признала своего «проводящего», утихла. Салокин в немом удивлении рассматривал огромный стеклянный куб, наполненный зеленоватой морской водой. Живые зеленые водоросли лежали на дне, слабые и поникшие без течения. Сначала Кин даже не понял, что видит. Длинные ало-медные пряди едва заметно колыхались в бирюзовой водной толще. Длинный сильный хвост с большим вуалевидным плавником лениво двигался у дна. Серебристо-хрустальная, зеркальная чешуя переливалась радужными разводами, переходя в человеческую кожу резко, по четкой границе. Только по пояснице из крохотных чешуек шла сложная кружевная вязь рисунка, острым вензелем заканчивающаяся чуть ниже лопаток. Очень знакомая карта изогнутых переплетенных изгибов, которую Кин знал на ощупь, на вкус, бережно хранил в памяти каждый завиток. - Наилли, - изумленно выдохнул Салокин. Русалка обернулась. На знакомом лице смешались удивление, восторг и ужас. Губы задрожали, вместо вздоха вырвалась цепочка пузырьков. Взмахнув хвостом, дитя океана вытянулся, приникнув к стеклянной стенке. Волосы закружились вокруг кровавым в полутьме ореолом. Острые уши вздрогнули, показав по краю зазубренные мягкие плавники. На ладонях виднелись чешуйки, между пальцами – серебристая полупрозрачная перепонка. Тонкие черные линии на животе и груди тоже стали чешуйками. У «проводящего» разом все встало на свои места, сложилось в тот самый узор татуировки. И смесь робости с откровенностью в юноше восемнадцати лет, и то, что его держали взаперти. Его потусторонее очарование, огромные глаза и тонкокостность, длиннющие редкого оттенка волосы, совершенно неподходящие юноше его положения и возраста. Его нежелание купаться морской воде, страсть к дождю, паника от возможности оказаться на океанском берегу. Усмешки на шутки про плаванье. Русалка – создание океана, капля соленой воды для нее означала неминуемую трансформацию… понятно, как заживали раны от побоев и почему отец не боялся его калечить. Стоило отрастить хвост, все исчезнет. Но чистокровные русалки никогда не жили среди людей. Арман де Винеско определенно человек. Выходит, Наилли полукровка? Кин вспомнил портреты в доме. Неземную красоту женщины, родившей Наилли. Понятно, как она водила корабли, и почему он сам, никогда не бывший на море, так легко чувствовал связи, просчитывал течения. И какой камень ему соответствовал. Никакого. Русалке он и не требовался. Дитя океана, он знал его и мог оградить в его водах. Вот, что хранило «Илль»… названный в честь него. Вот, чье прикосновение чувствовал Салокин на схеме. - Наилли, - повторил Кин, трогая толстое стекло. Русалка кивнул. «Я, - раздалось мягко в голове, хотя губы Наилли не шевелились, только улыбались робко, отзываясь ямочкой на щеке. – Ты зря пришел». Кин разглядывал его и не мог поверить. Наилли качнул плавником, ало-медные волосы заколебались, блестя сотнями тонких подвесов-чешуек. На шее русалки лежало тяжелое золотое ожерелье, украшенное такими же подвесами, а пояс обвивала тонкая цепочка, длинная, замысловатого плетения – она тянулась к самому дну, заканчиваясь монолитным золотым шаром. Тонкие руки украшали знакомые браслеты. Кин погладил стенку. «Не смотри так, - фыркнул Наилли, отстраняясь и в притворном возмущении складывая руки на груди. – Ну да, я немножко с хвостом. Чего ты?» - Дурачок! – Салокин рассмеялся. – Сказал бы сразу. «Ты в своем уме-то? Так прям и сказать, родной, я вообще-то рыба, так что прости, ничего не выйдет!» - Ты русалка, - нахмурился «проводящий», чувствуя, как сжалось сердце. – Не рыба, не глупи. Но ты прав, вряд ли я сумел бы поверить. Хотя… тебе бы поверил. Что ты тут делаешь? Наилли, не ответив, тревожно свился, опустившись к полу аквариума. «Впереди острый хищный гребень», - обеспокоенно сказал он, в виски толкнулось легкой болью. - Знаю, - Кин кивнул, наблюдая за русалкой, уже начав маневр. Справляться с изумлением и где-то даже шоком, одновременно лавируя между течениями Дороги, стоило больших усилий, но позволяло держать под контролем собственные эмоции. - Держу, нормально. Ты не ответил… Наилли тяжко вздохнул, отгоняя от лица перехваченный крохотными золотыми заколками локон. Плавник расправился во всю ширь, показав изящную вязь узора, сложился, боковые нервно дернулись. «Поднимайся, - кивнул русалка на прикрепленные к боку аквариума металлические скобы-ступени. – Когда так говорю, тебе сложнее сосредоточиться». Салокин быстро проверил охранку, убедился, что бриг сполз в соседний поток, чуть более быстрый и холодный, но огибающий гребень скалы, и вскарабкался наверх. Наилли вынырнул по пояс, с легкостью удерживаясь над поверхностью. Плавник раскрылся, заколебался веером. Украшения в волосах мягко зазвенели. - Привет, - русалка глубоко вздохнул, прочищая легкие и горло, жаберные складки, идущие по обеим сторонам шеи и прикрытые тонкими полупрозрачными пластинками, плотно закрылись. Кин хотел повторить вопрос, но вместо этого потянулся вперед, ухватил Наилли за руки и прижал к себе, ловя соленые губы в поцелуй. Русалка доверчиво прижался, раскрываясь, обнимая и голодно отвечая. Кин проследил ладонью щекотно топорщащиеся узоры на пояснице, пальцы уперлись в плотную чешую и замерли. Наилли отпрянул, облизываясь. - Извини, - юноша сглотнул. – Неприятно, я знаю. - Что? – Кин осоловело моргал, унимая дыхание. - Ну… чешуя, - Наилли вильнул хвостом, высунувшись еще выше – зеркальные чешуйки забликовали, засверкали скатывающиеся крупные капли; полупрозрачные нежные боковые плавники прижались. – Я не могу обернуться, пока мы в океане. Наверное, потому что полукровка, не любит он таких. Мама могла по желанию в любой момент стать человеком, а я уродец получился – ни рыба, ни мясо. Салокин открыл и закрыл рот. Какой же надо быть конченной сволочью, чтобы внушить этому прекрасному созданию, что он уродец бракованный?! Рыба? Не придумав ничего лучше, да и слова не желали выходить, превращаясь в портовую брань уже в голове, он притянул Наилли обратно, нарочито с силой проводя по кромке чешуи, соскальзывая на гладкий мощный хвост. Русалка поначалу замер, а потом снова приник всем телом, порывисто дергая волосы, лихорадочно цепляясь за плечи. Не удержав равновесия, Салокин свалился в аквариум, но свою добычу из рук не выпустил. Наилли затрепыхался, обвивая его хвостом и выталкивая на поверхность. - Эй! – русалка встряхнул мокрой шевелюрой. - Только не утони мне тут. Ты несъедобный, только воду испортишь. Кин захохотал. - Как я по тебе соскучился, - пробормотал он, утыкаясь лицом в прохладное мокрое плечо Наилли, целуя и млея от его запаха, щедро разбавленного привкусом соли. – Никакая ты не рыба, ты - чудо. - Мда? – скептически фыркнул русалка, но перестал виновато коситься, лишь тихонько вздохнул. – Но все равно, ты зря пришел. Не надо, чтобы Ланц узнал. И... тебе бы тоже не надо знать. - Хватит, - Кин подгреб к стенке, уперся в нее спиной и обнял русалку. – Рассказывай… зачем ты тут? Наилли мрачно ухмыльнулся, показав ровные зубы без клыков, как у большинства детей океана. - Ценный груз, слышал?.. - Илли, пожалуйста, мне нужно знать, иначе я не смогу помочь. - Ты и так не сможешь, - русалка в очередной раз тяжело вздохнул. – Ладно. Слышал про союз Северной акватории? Отец заключил договор с Самшитовым эмиром. А я в качестве гаранта их сделки. Долго объяснять. Мама рассказывала, что они с отцом случайно познакомились. Она влюбилась и осталась с ним. Океан простил, даже подарил меня… лучше б не дарил, конечно, но это мое мнение. Именно благодаря маме корабли Контраттоса никогда не тонут в штормах. Мы, конечно, не сирены, управлять стихией не можем, но сберечь – да. После ее смерти остался я. Отец… ну ты видел. Я всегда был заперт в стенах поместья, они как-то сдерживают мою трансформацию даже вблизи океана. В моих комнатах есть бассейн с морской водой, сплю чаще так, с хвостом. Так вот эмир потребовал защиты от штормов для своих кораблей, согласившись на союз… не знаю деталей, мне все равно. Продали зверюшку, проще говоря. Обменяли. Правда, накануне отъезда отец обещал, что заберет меня как можно быстрее, никому не позвол… извини. У Кина заныли от напряжения челюсти. Отзываясь на его ярость, бриг ускорился, лавируя в сложном фарватере между скал и безжалостно мотая внутренности, включая команду. - Скорее всего, в его планах объединить акваторию под своей рукой, а союзников убрать. Как обычно, он слишком ревнив к своей собственности. - Понятно, - Салокин пока не узнал ничего нового, только подтвердил уже известное. – А что с Ланцео? - С Ланцем сложнее, - Наилли отвел взгляд, нервно встопорщил боковые плавники, опускаясь в воду глубже. – Он начал ухаживать еще пару лет назад, но только в этом году я понял, насколько он готов мне помочь. Ланцео такой же жестокий, как отец, но он никогда не причинял боли мне. Узнав, что происходит, он пообещал помочь сбежать и долго вынашивал план. Пока не подвернулось это плаванье. На Дороге сирен он настоял, долго искал «проводящего» для нее именно из-за меня. Нам нужен был корабль не под флагом Контратосса, без следилок и с возможностью исчезнуть с карт. Он держит свое слово. Мы выйдем в открытый океан за Малахитовыми скалами и повернем на юг, там у него есть связи. Кин вспомнил давешний разговор капитана и боцмана. Тогда ему показалось, что у бывшего пирата планы отомстить Арману де Винеско, похитив его груз, но если тут чувства. Ради такого, как Наилли, Салокин сам готов был убить. И если для его безопасности надо пожертвовать командой – что ж. Сомнения брали, что Наили в курсе деталей плана. Хотя, кто знает. Кин вдруг резко ощутил себя идиотом, полезшим в чужой огород и нарвавшимся на хозяев за распитием чая. Горький привкус разочарования стянул горло. Он ухватился за края стеклянного куба, подтянулся и выбрался из воды. Вниз по стеклянному боку побежали ручьи, на досках расползлось мокрое пятно. Понятно, почему капитан через раз в вымоченном мундире ходит. К разочарованию добавилась ревность и отвращение к себе. Попался, как идиот, на красивую мордашку, наивные глаза. Недаром ходили легенды, что русалки любого пола могли очаровать человека. - Кин, - Наилли непонимающе нахмурился, - ты чего? «Проводящий» на минуту сосредоточился на корабле, хотя никаких опасностей рядом не было, вывел его в другое течение, приостановив болтанку, и только потом обернулся, стараясь, чтобы голос звучал ровно: - Я постараюсь провести по Дороге максимально быстро. Капитан просил выйти до Малахитовых скал, но наверное, ему просто надо что-то сверить. Не волнуйся, уже совсем скоро ты начнешь новую жизнь. Русалка растерянно заморгал, беззвучно шевеля губами. Салокин спустился вниз, оскальзываясь на мокрых скобах, стащил с головы платок и утер им лицо. Наилли нырнул, выпустив пузырьки ртом и жабрами, подплыл вплотную, упершись ладошками в стекло. Юноша кусал губы и ожесточенно то топорщил, то складывал плавники. «Кин, что случилось? – мысленный голос прыгал от волнения. – Ты обиделся?» - Нет… «Врешь! – Наилли ударил хвостом, прочь в водовороте шарахнулись водоросли. – Почему?» - Прости, - Кин тяжко вздохнул – обманывать русалку, как и сирену, дело бесполезное. - Я просто неправильно тебя понял тогда, на Контраттосе. Серые глаза подозрительно сузились. «Ты неправильно понял меня сейчас, - отрезал русалка, становясь вертикально во всей красе. – Мне больше не нужна его защита, потому что теперь есть ты… но я очень боюсь, что он убьет тебя, если только узнает. Я постоянно отказываю ему с нашего первого утра, и это Ланца сильно злит. Здесь в океане безопаснее, рыба человека не возбуждает, но теперь я не позволяю даже…» - Ты не рыба! – неожиданно рявкнул Кин, не в силах больше сдерживаться, его рвало на части от злости, облегчения и неуверенности, как мальчишку, первый раз выведшего утлую лодчонку в плаванье. – Перестань!!! Бриг дернулся, снова перескакивая в течение, вспарывая острым килем набежавший призрачный бурун. Наилли осекся, прижался к стеклу, подвернув шикарный плавник под себя. Салокин провел по его хвосту через стекло, очертил границу чешуи, обвел основной вензель на поджавшемся животе. - Перестань, - мягче попросил он. – Прости, я ревную, хотя ты мне ничего не обещал. «Обещаю сейчас, - русалка робко улыбнулся, щекой потерся о стекло напротив раскрытой ладони «проводящего». – Не бросай меня, а? Ланц орет теперь постоянно, но я не могу даже обнять его. Кажется, придется тебе со мной мучиться». Кин прислонился лбом к холодной гладкой поверхности, закрыл глаза, слушая звучащий в голове голос. Даже песня сирен отодвинулась дальше, не мешая. Затеплилась жемчужина под кожей, пронизывая изнутри осторожным жаром. Следом нагрелся хрусталь кофра, отзываясь по цепочке. Бриг вспорол еще одно пересекающее течение, густое, как сироп, и вязкое. Охранка всколыхнулась, подсвечивая амулеты, и тревожно натянулась. - Илли, я должен идти, - Кин с трудом сглотнул застрявший в горле ком, проворно вскарабкался по импровизированной лестнице и стащил с шеи цепочку с жемчужиной, сквозь зубы обругав болезненное пятно шрама. – Пусть будет у тебя, мне так спокойнее. Русалка стремительно вынырнул, разбрызгивая воду. Хрустальный кофр угнездился, спрятавшись под широкое варварское ожерелье. - Теплый, - довольно мурлыкнул Наилли. – «Приходи под утро, если будет получаться – самое спокойное время». Навешивал замок Кин в жуткой спешке. Несколько матросов проснулись и сейчас, сонно зевая, шатались возле дверей. Пришлось греметь тише, восстанавливая защелку и сетку охранки, а потом по-пластунски выскальзывать в общий трюм. Над палубой плавали плотные нити тумана. Рваные, как щупальца осьминога, гибкие и пронырливые. - Где тебя носит?! – подскочил злой боцман. – Купался, что ль? Смотри, что там впереди! Кин перешел на нос. Имс нервно грыз ногти, разглядывая встающую из воды гору из перемешанных обломков скал, водорослей и кораблей. Нелепо торчали сломанные мачты и полуразрушившиеся остовы. Кривые лапы кораллов пронзали их насквозь. - Что это? – с дрожью спросил молодой мастер, комкая рубаху в потном кулаке. - Остров погибших кораблей, - равнодушно откликнулся Салокин, отворачиваясь. Бриг уходил правее каменного монстра, перебирая нити течений и ища самый безопасный. Дорога кокетливо подставляла острые камни на переходах, меняла течения, как пряди в косе – то так, то эдак. Поди разбери, куда выведет. - Не дрейфь, - сплюнул боцман, - это всего лишь груда всякого мусора, похоже. - Не совсем, - Кин пристально наблюдал за верхушкой все поднимающейся горы. – В мусоре живут не очень приятные существа, поэтому мы сейчас тихонечко двинемся мимо. Никому не орать, тихонько-тихонько. - Но на путях нет живых существ! – возмутился Имс. - А спрут и не живой, - «проводящий» вслушался в изменившуюся песню – она стала громче и отчетливей, резче. – Если его разбудит голосами, лучше нам быть подальше. Сожрать не сожрет, но корабль ко дну пустит. Будем еще одним украшением к дому. - Какие голоса? – рыжий мастер вздернул брови. – Что ты несешь? Здесь даже волн не слышно, мертвенная тишина. Бесит. - Это потому что он ведет, - понимающе хмыкнул боцман. – Гарпунами со спрутом не повоюешь, у него ног больше, чем у меня волос, умаешься рубить. Ладно… Салокин уже не слушал. Теперь он точно знал, что на пути или без пути, они привлекают внимание созданий океана. Русалка в неволе. Еще бы! Удивительно, как еще ни один шторм их не достал. Да и дельфины охраняли вроде… «Илль» натужно скрипнул, завалившись на бок. Салокин «стреножил» его и перевел в поток пошире. Один из разорванных килей кораблей вдруг сдвинулся, выпустил черное толстое щупальце, слепо потянувшееся к бригу. Ланцео, вышедший на палубу, коротко отрывисто свистнул, привлекая внимание, и жестом велел пригнуться. Обхватом в хорошую пальму, щупальце пошарило в воздухе, задело мачту, своротило надстройку, задумчиво чпокнуло присоской. Салокин закрыл глаза, осторожно расправляя охранку выше корабля. Щупальце удивленно насторожилось, потрогало внимательно невидимую сетку из узелков и так же медленно и беззвучно убралось восвояси. - Фух! – выдохнул боцман, поднимаясь на ноги. – Чуть штаны не обделал. Здоровая тварюга, кстати, Мани, они вкусные. Не хочешь? Юнга позеленел. - Что-то не так, - Ланцео закуривал, облачко дыма в мутной пелене Дороги светилось. – Есть аномалии? Кин чуть не сказал, что с русалкой на борту они сами тут аномалия, но ограничился пожатием плеч. - Все стандартно, капитан. Пока плотные потоки, сюрпризов много, не знаю, что будет дальше. Песня глухая и далекая. - Хорошо, мастер. Полагаюсь на тебя. Сколько нам идти? - Если хотите соскочить перед скалами, то пара суток. Если за ними – накидывайте еще полдня. - А быстрее можно? «Проводящий» скептически вскинул брови, ветер неприятно холодил спину через едва начавшую подсыхать рубаху, а вопрос капитана отдавал подвохом. - Можно, но рискуем. На Дороге очень узкие колеи течений. Легко промахнуться. Особенно, когда я устану. Песня станет громче, не всегда смогу удерживать. Ланц погладил свой медальон. Разбуженный аметист неприятно мигал фиолетовой искрой. - Попробуем. Ускоряйся, насколько выдержишь. До пятых склянок идем максимально быстро, потом передохнешь. Салокин прикинул риски. Если бриг треснет по обшивке, он сможет вывести его с Дороги, но на этом все. Корабль будет непригоден для плаванья. А выскочат они хорошо если в чистую воду, а не на скалу. Ланцео и сам это прекрасно понимает, но рискует, пытаясь выиграть зачем-то время. Спорить перед всей командой не выход. «Илль» набирал скорость плавно и степенно. Кин вывел его в самый широкий поток, понадеявшись, что на нем не окажется мелких скал, а крупные легко обойти даже при ускорении. Ветер свистнул и натянул паруса. Матросы полезли вверх снова менять натяжение и обвязки. Кварц медальона вдруг хрупнул. По мутноватой поверхности пошла едва заметная нитка трещинки. Слишком много на него пришлось за короткое плаванье. Кин поспешно убрал медальон под рубаху. - Как ты лавируешь? – Имс, оказывается, никуда не ушел, внимательно наблюдал за «проводящим». – Камень совсем слабый, того и гляди в пыль рассыплется. Что тогда? Не боишься без медальона остаться посреди пути? - Подхватишь, - Кину не хотелось спорить, но у молодого мастера прочно засела в голове мысль, что у Салокина есть секрет, и он готов был всеми правдами и неправдами его выманить. - Так не умею, - Имс заискивающе улыбнулся. – Капитан велел у тебя учиться, я и учусь. Изучил схему – она нестандартная, обратный ход связей. Неудобно, но тебе нравится. В чем соль? - Мне так удобнее. Каждый «проводящий» со временем находит тот порядок, который ему удобен. И количество камней, которое ему требуется. Весь секрет. - Хорошо, - внезапно покладисто согласился Имс, - не хочешь говорить, не надо. Буду наблюдать дальше. Он, не оборачиваясь, ушел на верхнюю палубу и скрылся в каюте капитана. Кин утер пот со лба. Песня сирен набирала силу. Голову ломило, в висках поселилась постоянная монотонная боль, пока легкая, но очень надоедливая. Они еще не добрались до ломающихся скал, примерно на середине этого участка пути. Салокин рассчитывал, что до этого опасного места ему удастся отдохнуть. Боцман вдоволь погонял дежуривших, отправил их спать, скурил пару сигар, поглядывая на мутный вид. Попытался поговорить, но Кин почти не слушал, то глубоко уходя в корабль, то выныривая обратно, погружаясь в воспоминания. Как быстро человек качается от тоски к возрождению, потом к отчаянью и обратно. Всего пара слов, и мир встанет с ног на уши. Теперь Кину придется выжить не ради мести, а ради другой жизни. Мимо потянулся косяк худых, мелких, не больше ладони, рыбешек. Сквозь прозрачную плоть просвечивали кости хребта, тонкие ребра и череп. В глазницах искрило фосфором. Рыбы с удивлением шарахались от большого корабля, не понимая, зачем и как он тут очутился. Жаль Мани не видел рыбешек – утомившись, перепугавшись, юнга дрых, свернувшись калачиком прямо на палубе. Обормот, сдует не дай бог за борт. Ланцео выходил курить, но в трюм не шел. Имс не показывал носа, хотя Кин всерьез опасался, что теперь рыжий мастер будет кружить вокруг, как прилипалы, пытаясь прижаться боком к борту. Пару раз на пути встречались ледяные камни. Редкостная гадость. Огромные глыбы льда по причуде природы, не иначе, наполненные раскаленным паром и газами. Как протухшие яйца – расколи ветхую скорлупу – вони не оберешься. Эхо сирен теперь носило по всем сторонам: песня то отдалялась, то возвращалась, почти криком. По внутренним часам Кина время подходило к самому утру. Тянуло отпустить «поводья», дав передышку себе и схеме, и спуститься в трюм к русалке. «Илль» начал постанывать. Кое-где натужно скрипели доски. Кто-то из матросов, несущих вахту, уже покалечился, босой ногой наткнувшись на вышедший гвоздь и расколовшуюся в щепы доску. Не дожидаясь пятых склянок, Салокин аккуратно ослабил давление на путы, позволив кораблю замедлиться среди туманного коридора, в который они вплыли. Коралловые короны, не погружаясь, не колеблясь, стояли часовыми по обе стороны. С облегчением напившись и умывшись, Кин постоял перед каютой, силясь понять, спят ли ее обитатели. С виду все тихо, только слабый плеск течения. Над верхушкой мачты проскользнул темный силуэт, похожий на безмерно раздобревшего ската. «Проводящий» поддался соблазну. Замок открылся легче прежнего. Брезентовые складки запорошили пылью. Кин чихнул. В голове серебристо рассмеялись. «Привет, - Наилли прижимался к стеклу, почувствовав приближение; радужная чешуя засияла, стоило Кину поднять шторки на фонаре. – Ты выглядишь усталым. Мне показалось, или бриг шел с предельной скоростью?» Салокин стащил рубаху, бросил сверху медальон и поднялся по скобам. В аквариуме вода слегка нагрелась, водоросли поднялись на поверхность. Соскользнув в объятия всплывшего русалки, Кин обнял его крепко, окунулся в мокрые волосы, морщась, когда на лицо попали золотые подвесы. Наилли обвил мужчину хвостом, бережно и крепко, расправил плавник, удерживая из обоих на поверхности. Ладони «проводящего» тут же принялись исследовать гладкие плотно прижатые чешуйки, ласкающе пробежались по плавникам. Пальцы обвели вензеля на пояснице. Русалка фыркнул. - Щекотно, - он прихватил зубами ухо любовника, тяжело дыша и выгибаясь в его объятиях. - Пусти меня вниз, - шевельнул ногами Кин, высвобождаясь и опускаясь под воду, придерживая Наилли за бедра. Прижавшись губами к пупку, Кин провел языком по шершавой полоске, подцепил ее изгиб, следуя за картой, поднялся до солнечного сплетения, забываясь и целуя уже бледно-розовые соски. Грудь русалки под его ртом ходила ходуном, хвост нервно свивался. Бриг качнуло, он снова ускорился, немного бестолково дергая носом. Рванувшись вверх, Кин смял коралловые губы, целуя и прикусывая, теряя голову и не жалея об этом. Он крепче прижимал к себе Наилли, терся животом и набухшим естеством об него. Внезапный проблеск создания заставил Салокина остановиться, с трудом оторвавшись. - Илли, извини, тебе же нельзя?.. - Чего нельзя? – с трудом фокусируя туманный взгляд на Кине, хрипло спросил русалка, машинально продолжая тянуться за поцелуем. - Пока ты в такой форме, заниматься?.. Как? Наилли заторможено моргнул и вдруг залился румянцем, хихикнул. - Слушай, ты первый, кто спрашивает, веришь, нет? Никто еще никогда… мне можно. Тебя хвост не смущает? - Он меня возбуждает, - Кин убрал алые волосы с изящной шеи и легонько прикусил чуть выше неплотно сомкнутых жаберных щелей. – И смущает, да, я совершенно не знаю, что с ним делать. - Можешь попробовать приласкать, - Наилли откинулся назад, зацепившись за край аквариума, подставляя живот и чуть более нежную и крупную чешую в паховой области. Осторожно погладив, Кин заметил тонкую линию, как трещину, в казавшемся монолитом чешуйчатом панцире. Под его пальцами она разошлась, выпустив возбужденный розовый член. Теплый, вздрагивающий. Кин привычно накрыл его ладонью, зная, как Наилли любит, провел большим пальцем под головкой, дразня чувствительную кожицу. Русалка выгнулся всем телом, чувствительно приложив Кина по бедру хвостовым плавником. Кин вжался пылающим лбом в прохладный живот, вылизывая вставшие дыбом чешуйки татуировки. Бриг рыскал носом, как потерявшая ориентацию слепая акула. Держать корабль, Наилли и собственное уплывающее в удовольствии сознание, становилось труднее. Мешались украшения и волосы, лезли в рот, в глаза. Кин прижал русалку к стенке, обхватив и себя и его, лаская ритмично, быстро, чуть сжимая. Задыхающийся Наилли впился зубами ему в плечо, вытянулся, мелко-мелко дрожа и, вскрикнув, кончил. Белесая струйка брызнула в воду. Выпустив его, Кин грубо сжал себя, но в запястье крепко вцепились. - Нет, стой… хочу… - Наилли облизывал пересохшие совсем по-человечески губы. – Дай руку… Юноша прижал ладонь Салокина ниже члена. Пальцы скользнули внутрь, в очень узкое, влажное отверстие. Отказывать Кин не стал, только стиснул зубы, а потом до крови закусил губу, чтобы не стонать громко от невероятного ощущения. Наилли снова обвил их обоих хвостом, удерживаясь руками, гибко подстраиваясь под несдержанные толчки.