Бар

Сокджин, вопреки обещанию самому себе, снова идёт в бар, просто потому, что дома в четырёх стенах ему тошно. Он даже подводит глаза, надевает кожаные штаны, футболку на выпуск и набирает номер одной знакомой. Вот только когда в трубке слышится приятный девичий голосок, Джин сбрасывает. В бар он приходит позже обычного, когда тот уже полон. На танцполе не протолкнуться. Чимин охмуряет очередную жертву, а из угла на того волком смотрит Чонгук. После того случая за Чонгуком драк замечено не было, как и перегиба с алкоголем. Сокджин заходит медленно, вяло улыбается на приветствия и проходит к стойке, кинув по дороге привычное: — Привет, Намджун. — Привет, — довольно громко звучит ему в спину. — Садись с нами? Сокджин разворачивается на голос и встречается, к своему удивлению, с двумя парами глаз. Вторые ему не знакомы, но хозяин их смотрит с большим воодушевлением, даже по сидению похлопывает и улыбается. Джин никогда не думал, что кто-то может так заразительно улыбаться и олицетворять собой дружелюбие. Предложение Джин принимает, правда, о чём говорить — не ясно. С Намджуном это всегда получалось как-то с трудом, второй человек уверенности не добавляет. — Хосок, — само дружелюбие, тянет руку первым. — Приятно познакомиться. Выпьешь? Сокджин кивает, и им приносят пиво. Намджун умудрился забыть трубку дома (Хосок виноват), так что теперь сидит и отрывает у бутылки этикетку, скручивает пальцами кусочки бумаги. Посматривает то на Хосока, то на Джина. — Давно я тут не бывал. Хорошее место, правда? — вот уж с кем можно говорить о ерунде. — Да. Мне тоже нравится, — Сокджин улыбается Хосоку, но постоянно переводит взгляд на Намджуна. — Мы с Намджуном дружим давно, так что не удивляйся. Да и в бар я когда-то захаживал, и, смотрю, мало что изменилось, кто-то по-прежнему неугомонен, — Хоби вылавливает Чимина взглядом. Сокджин следит за его взглядом. — Да, с Чимином сложно совладать. — Может, о себе расскажешь? Ты прости, я любопытный просто. — Почему бы и нет. Ким Сокджин, двадцать семь лет, живу в квартирке неподалеку, занимаюсь программированием кое-каким, дизайном на дому, — Джин делает несколько глотков, чтобы смочить горло. — А я вот не люблю дома, предпочитаю путешествия, новые страны. Намджун вот тоже домосед, да? — Хоби толкает друга в плечо. — Да, — Намджун слегка вздрагивает. Пока они там беседовали, он думал, какая на вкус сокджиновская роза. После ещё пары бутылок пива Хосока тянет танцевать. Он обещает скоро вернуться и идёт в толпу. Его манит один конкретный человек, и Хоби прижимается к нему сзади, но руками не трогает. — Скучал? — Нет! — Чимин резко разворачивается к нему лицом. И пронзает взглядом. — А я скучал и надеялся на более теплый приём, — Хосок улыбается, а потом прикусывает нижнюю губу. По кое-чему он очень скучал. Чимин не может долго вблизи смотреть на его улыбку. Хочется целоваться. Но он фырчит и вредничает. — Не приставай ко мне! — Я же не пристаю, просто соскучился ужасно, насмотреться не могу, — Хосок продолжает улыбаться и рассматривать с явной похотью во взгляде. Чимина колбасит. — Не смотри! Я не разрешаю! — и он отворачивается. Но остается на месте. — А прикоснуться можно? — Хосок наклоняется к самому ушку и осторожно дует на него. — Нет! — Чимин почти хнычет. — Я тогда просто рядом постою, — Хоби проводит кончиком носа по волосам от макушки к шее. — Пахнешь потрясающе, хочется тебя съесть. — Это «Дольче Габбана», она не съедобная! — Чимин наклоняет голову в сторону и жмурится. Хосок оставляет поцелуй на его шее, у самой кромки волос и ещё россыпью — чуть ниже. Осторожно пальчиком сдвигает в сторону кофту и засасывает кожу на плече. — Хосо-ок! — тянет Чимин, поворачивается к нему снова и цепляет рукой его шевелюру, охнув. — Я очень скучал по твоим губам, — Хосок, вопреки своим словам, сначала целует скулу и только потом касается губ. Он запускает руки под кофту и сжимает бока. Хоби безумно скучал. Готов ласкать, целовать и трахать здесь и сейчас, пусть все завидуют. Чимин сжимает его волосы, приоткрывает рот под его губами, поворачивается весь, цепляясь другой рукой за одежду на спине Хосока. Кофта уже задрана до самой груди, поцелуи жаркие, страстные, глубокие. Хоби не может насытиться. Он цепляет губами подбородок, под ним, ласкает языком шею и снова возвращается к губам. Хорошо, что на танцполе полно людей и на них не сильно обращают внимания. — Чимин, пожалуйста, — Хосок садится на корточки и, задрав кофту наверх, проводит языком от пупка до груди, — давай останемся вдвоём, где угодно. — Нет, Хосок, нет, — капризничает Чим. — Мне надо следить за баром. Нашёл, конечно, оправдание. — Чимин, — Хоби стонет тому в плечо, прикусывает его и прижимает к себе сильнее, — чёрт… Он расстёгивает чужие штаны и просовывает туда руку, совсем немного, но достаточно, чтобы коснуться члена через бельё. Чимин ловит его руку, сжимает запястье сильно. — Хосок, перестань! Хоби убирает руку и просто обнимает Чимина, ловит его губы своими и целует, медленно, с чувством, пытаясь унять свои аппетиты. — Шлюху нашёл… — шипит Чимин, лаская пальцами его шею. — Никогда так не думал, — Хосок берёт его руку в свою, раскрывает ладонь и целует в самую середину. — Не ври мне. Ты даже называл меня так, — щурится Чимин. — Это не всерьёз, — Хоби улыбается очень тепло и проводит по губам большим пальцем, — даже любя. Сокджин, пользуясь отсутствием Хосока, беззастенчиво разглядывает Намджуна. Тот стреляет сигарету у бармена. Но она не вкусная. Оставив её в пепельнице тлеть, Намджун грызёт подушечку своего большого пальца. — Странно видеть тебя без трубки. Я уже привык, она словно твоё продолжение. — Дома забыл, — говорит Намджун, ободрав уже всю бутылку. — Может… сходить за ней? Тут недалеко. Хочешь… прогуляться? Он сам себе не верит. Но он же не Намджун-разум. Сокджин смотрит с интересом, сжимает рукой своё колено. — Хочу, — он уже встает с места, когда вспоминает про Хоби. — А твой друг не будет нас искать? — Не будет, — говорит Намджун. Они выходят из бара на ночную улицу, и Нам не знает, что сказать. Тяжело говорить без разума. Он просто идёт, медленно, но уверенно в сторону своего дома. Сокджин следует за ним, чуть сзади, смотрит на его спину, но темы для разговора тоже не находит. — Заходи, — говорит наконец Намджун, пропуская Джина в дом. А там горит свет, и посреди гостиной сидит явно недовольная Дива. Ну конечно. — Ва-у-у-у! — тянет Тэ и хлопает в ладоши. — Браво, Намджун, браво! Стоило уехать! Намджун напрягается весь, видит на столе свою трубку, там бардак на самом деле, везде табак, бутылки пустые. Одежда по всему дому грязная. И холодильник пустой. Намджун тянется за трубкой, с трудом сохраняет лицо. Тэхён с размаху бьёт по его руке, звонко и больно. — Ты охуел?! — и ему плевать, что они не одни. Сокджин не знает, куда себя деть, очень жаль, что он не хамелеон и не умеет сливаться со стенами или уменьшаться до размера пылинки. Да любая суперспособность ему бы сейчас пригодилась. Он прекрасно понимает, как это выглядит и что, скорее всего, о нём подумали. Джин дёргается, чтобы уйти, но потом замирает. Похоже на бегство, словно он нашкодил или сделал что-то не так. Сокджин бледнеет и чувствует себя явно лишним. — Я по просьбе Чимина, тогда следующий раз зайду, — выдаёт он первое, что приходит в голову. — Тэхён, — глубоким голосом, сдерживая эмоции, говорит Намджун. — Давай не будем. Я зашёл за трубкой. Вернусь — и поговорим. — Вернёшься? — Тэ вскакивает и шипит на него, как фурия. — Вернёшься? Ты ещё и уходить собрался? Ты — мудак, Ким Намджун, боже, какой же ты мудак! Он отталкивает его с дороги, сильно, кидает в Сокджина такой взгляд, от которого стоит умереть, воспламенившись, хватает с вешалки своё безумно-жёлтое пальто и кричит из коридора: — Ар-р-ривидерчи! Когда громко хлопает входная дверь, Намджун берёт свою трубку, табак и зажигалку. Он быстро забивает её и садится прямо на пол — соседство грязных носков и присутствие Джина ему не мешает закурить. Сокджин садится напротив; он живёт один и видал картинки похуже, сам не раз являлся их инициатором. — Он же вернётся? — Не знаю, — тяжело говорит Намджун и затягивает в лёгкие белый дым. В фильмах в такие моменты показывают сцены утешения, после которых обязательно следует секс и предыдущая пассия уходит на задний план. Вот только вид Намджуна, его голос дают понять, что всё не так просто. — Я могу помочь? Может, ты чаю хочешь или кофе? — Сокджин встаёт, оглядывается по сторонам, пытаясь понять, где всё это можно раздобыть. — Я хочу… — Намджун смотрит на Сокджина очень тяжело, непередаваемо, неповторимо. — Хочу тебя. Джин садится обратно, заглядывает Намджуну в глаза, думает с минуту. Ведь именно этого он и хотел. Сокджин становится на четвереньки, оперевшись на руки по сторонам от Намджуна, и подаётся вперёд, но оставляет шанс передумать. Намджун убирает трубку на стол, касается подбородка Джина, поднимает его голову, смотрит и смотрит, словно ищет что-то в нём. Этот взгляд тяжело выдержать, он словно вытаскивает что-то изнутри, рассматривает пристально, изучает. Сокджин стонет, но не решается на какие-либо действия, ждёт. Он очень боится, что Намджун передумал, что сейчас просто встанет и уйдёт, оставив его в чужой квартире одного. Намджун заставляет его выпрямиться, поднимает к себе на один уровень, ближе. Разглядывает до неприличного долго: кожу, трещинки на губах, ресницы. Скользит большим пальцем по щеке, проводит подушечкой под нижней губой, нажимает на неё и сам готов застонать. Намджун-разум подыхает в конвульсиях. Сокджин берёт его палец в рот и ведёт губами от подушечки к основанию. Потом обратно, замирая в конечной точке. — Твою же… Сокджин — высокий и плечистый парень, но Намджун заваливает его на лопатки, как мальчишку, раскладывает на полу и низко рычит, надавливая сверху всем собой, держит его голову и приникает губами к его рту. Поцелуй ласковым назвать нельзя. Сложно ласково насиловать. Сокджин дрожит, запускает руку в волосы Намджуна и тянет. Ему становится жарко, сразу хорошо и плохо, голова кругом, дыхание перехватывает. Намджун не понимает, как ему. Точно не холодно, конечно, но в остальном — сплошной туман. Он пьёт воздух изо рта Сокджина, глотает вкус, не может разобрать, какой этот вкус, но он его дурманит, порабощает и не даёт оторваться. Джин обнимает, гладит и не может перестать трогать. Намджуном невозможно насытиться. Получив немного — хочется больше, потом ещё, до предела. Сокджин забирается руками под одежду и стонет в поцелуй, почувствовав кожу кончиками пальцев. Рядом с его головой приземляется бутылка. К счастью Сокджина, стекла не ранят его, но звук внезапный и оглушающий. — Мудак! — шипит Тэхён, хватая ещё что-то, но Намджун реагирует быстро, вскакивает и ловит его за руки. — Отпусти! Отпусти меня, блядский ты мудак! Дива вырывается, кричит, извивается, Намджун сжимает его руками, держит, терпит. Это самая идиотская ситуация в его жизни. Конечно, ругань у них всегда знатная, Тэхён — тот ещё любитель разворачивать драму на пустом месте с битьём посуды и друг друга. Но раньше Намджун никогда не изменял ему. Да и не думал вовсе. А вот теперь даже и сказать нечего. И даже извиняться Намджун не хочет почему-то. Сокджин отползает к стене, всё же задевая стекла. Рана пустяковая, но отрезвляет знатно. Теперь уже оправданий нет, и ситуацию никак не назовешь неоднозначной. Пытаться что-то объяснить бессмысленно, никто не будет его слушать, тем более парень, готовый перерезать ему глотку, стоит только Намджуну ослабить хватку. Но Сокджин почему-то не может уйти. Он смотрит на всё это, приправленный болью, обидой и даже страхом. Возможно, именно это и парализует. Из Тэ льется поток ругани, обиды, оскорблений. Сначала на Намджуна, с которым он борется, потом на Джина. — Это мой дом и мой парень, шлюха! — истерично вопит Тэхён, найдя его взглядом. — Какого хуя… Намджун затыкает его ладонью, ему её совсем не жаль, ведь Дива тут же грызет её, как голодная зверюга. Он тащит Тэ в спальню, ему потом в больницу придется ехать, раны обрабатывать, Тэ пытается сломать его или себя, воет, но скоро они оказываются за закрытыми дверями, и, кажется, там потом потребуется ремонт. Сокджин остаётся в комнате один, слова Тэхена ударили больно и очень точно. Ведь, действительно, кто он? Посягнувший на чужого парня, готовый ради этого на всё. И можно было бы вещать про любовь и прекрасные глаза Намджуна, про его руки, на которые Джин смотрел часами, на то, как они трогали трубку, как загорался огонёк зажигалки. Но ведь если честно, Сокджин никогда бы не подошёл, не будь того спора. Он продался. Джин поднимается с места, совершенно случайно оставляя кровавый след на стене, и выходит, прикрыв за собой дверь. Заканчивается вторая неделя их спора, но Чимин не видит в баре ни Намджуна, ни Джина. Новостей никаких нет, и даже Хосок давно не приходил. — Поубивали они там друг друга, что ли? — бурчит Чимин. Намджун и правда как с войны. У него перевязаны руки. Левая почти до локтя. Он не снимает солнечных очков, выходя на улицу даже ночью. Прихрамывает на правый бок. Раны на лице затягиваются. Там такие борозды были, словно его подрал зверь. Он уже неделю живёт в простой гостинице, ну как живет — спит, курит, смотрит телевизор. Пить ему нельзя, врачи запретили. Он звонит Хосоку в субботу вечером и зовёт его к себе в номер. Хоби чувствует себя виноватым в произошедшем. Не уследил, увлекся Чимином. Он и в бар поэтому не заходит, а ещё потому, что начнутся вопросы, к которым не готов. — Привет, как ты? — Хосок видит, что плохо, но всё равно спрашивает. — Жив, — говорит Намджун, приглашая войти. — Я рад, — Хосок входит, прикрывая за собой дверь. Жаль, выпить сейчас нельзя, хотя, кажется, самое время. — Как Тэхён? — Мы расстались, — голос Намджуна звучит ровно, но его вид, в целом, говорит, что это здорово его подкосило. И дело даже не в физических увечьях. — Ожидаемо, — Хоби долго смотрит на него, оценивает, стоит ли спросить, но как-никак тот третий — основной катализатор произошедшего. — А Сокджин? — А что Сокджин? — Намджун садится на постель, трёт переносицу единственным не забинтованным пальцем — большим — и вздыхает. — Он целый. Вроде. Не знаю, я его не видел после того, как Тэ нас застукал… — Но хотел? Намджун молчит какое-то время. Ответ у него появляется сразу, честный и прямой, вот только чувств внутри очень много, и не со всеми он может разобраться. — Хотел, — наконец говорит он. — Хотя в таком виде даже стыдно показаться. Сокджин цел. И пить ему можно. Чем он, собственно, и занимается. Всё заказы идут к чертям. Джин срывает сроки, голос и простыни, провонявшие алкоголем. Он мечется от ликования до самоуничижения, от желания всё исправить до «оставить как есть». Даже приходит к тому дому. Долго стоит неподалёку, пряча руки в карманы куртки. И ждёт. Он много раз проворачивает в голове картинку, как видит, что Намджун выходит со своей Дивой и между ними нет места для кого-то третьего. Они счастливы. Ему даже кажется однажды, что знакомые силуэты проходят мимо, но это больное воображение. Оно мучает его днём и выгибает ночью. Ночью особенно страшно. Сокджину снится, как его целуют, ласкают, но стоит только протянуть руку и попытаться ухватить видение — раздаётся звук бьющегося стекла, совсем близко. И Джин отдёргивает руку. Он не идёт в бар, но приглашает к себе девочку — и не открывает ей, услышав стук в дверь. Сокджин не знает телефона Намджуна, его адреса, хоть каких-то контактов, чтобы банально спросить: «Что с тобой?». Он ходит по улицам в надежде просто наткнуться на него.