01:27

донхек собирает себя по кусочкам. вот тебе и оптимизм, и любовь к жизни, участливость и заботливость; вот тебе тосты с джемом на завтрак, горячий кофе со взбитыми сливками, застиранные футболки и разноцветные толстовки, нарочно или случайно разодранные джинсы, фикус и диффенбахия на подоконнике, сложенные по цветам и алфавиту учебники и тетради на письменном столе. пятна от чернил на ладонях и запястьях. соседский задира, который бросает его рюкзак в лужу с грязью. соседский задира, который однажды поджег их газон, кинув на него окурок. тогда родители не поверили ни единому слову донхека, но сам он осознал, что не угодил одному очень неприятному типу. соседский задира, который называл донхека девочкой и плаксой, наблюдает за тем, как донхек возвращается домой из университета. наблюдает и делает затяжку, снимая с головы черную шапку – донхек видит, что он покрасил волосы в блонд, и лишь усмехается, поднимаясь на крыльцо. остается два месяца до выпускных экзаменов, но донхек чувствует себя так, словно застрял в детстве; хотя много что изменилось: кофе теперь горький и без сливок, застиранные футболки сменились строгими рубашками (донхек сам не знает, почему), фикус и диффенбахия на подоконнике покрылись слоем пыли, учебники и тетради теперь вразброс – наверху лежат самые важные и те, которые нужны чаще всего. а еще соседский задира больше его не трогает. и окурки теперь складывает в консервную банку на крыльце. без него, на самом деле, становится самую малость скучно. донхек чаще заглядывает в окна соседского дома, словно надеясь уловить взглядом белобрысую макушку, но все без толку. он знает, что его соседа зовут марк, он частенько возвращается домой под утро и включает громкую музыку, как будто кроме него в мире больше никого не существует. (и живет он, похоже, так же.) донхек по-прежнему боится открывать двери, когда точно знает, что никто не должен прийти. особенно если стучат настойчиво и долго. особенно если в три часа ночи. – привет, – марк опускает взгляд и как-то напряженно пожевывает губу. – я могу зайти? – не можешь, – качает головой донхек и сам выходит на крыльцо, тихо прикрывая дверь. родители спят. – меня, это, предки домой не пустили, – марк чешет затылок и все еще не решается посмотреть на донхека. – а на улице ночевать холодно. донхек прячет руки в карманах худи, накидывает на голову капюшон и мысленно отмечает – да, действительно прохладно. – и что ты предлагаешь? «согреемся вместе?» «не хочешь прогуляться?» «да, вот так спонтанно, посреди ночи». «когда вокруг тихо и промозгло». «чтобы точно слечь с простудой завтра». «а что?» – я много косячил раньше, – марк осторожно поднимает взгляд, смотря на донхека растерянно. так, как он никогда ни на кого не смотрел. марк, вообще-то, жалеет немного из-за своих детских проделок. потому что донхек вроде не такой уж и плохой – тихий, спокойный, улыбчивый, вежливый, неконфликтный, и цвет волос у него классный, медный, который марку ни одна краска не дает (поэтому одним вечером он психанул и просто осветлился); донхек не такой уж и плохой, а марк, вообще-то, – натуральная скотина. – прости? донхек ничего не говорит, но марк видит, что он улыбается, пряча улыбку в вороте толстовки; видит – и надеется, что прощения он заслужил. донхек собирает себя по кусочкам. это оказывается неожиданно сложно после внезапной просьбы марка рассказать немного о себе. то есть, вообще нереально. – у меня, ну, – донхек вздыхает, пока они плетутся по безлюдной ночной улице среди многочисленных похожих друг на друга домиков. – диффенбахия на подоконнике растет. – диффенбахия? – неуверенно переспрашивает марк, пряча руки в карманы джинсов. «ага, она самая» «и фикус еще» «черт возьми, донхек, ты настоящий идиот». рассвет у берега реки хан, тысяча невысказанных донхеком слов, запутанные блондинистые кудри марка и его глубокий вдох на полную грудь. с каждой минутой наступившего утра немного теплеет. у донхека на мобильнике – два пропущенных от мамы. у марка вообще нет мобильника. (он сказал, что ему никто не звонит.) «так значит, он такой странный, потому что ненужный?» рассвет у берега реки хан, пройдено точно километров пять от дома; в такое время донхек обычно просыпается перед учебой, но сейчас он как-то совершенно невпопад (а может, очень уместно) вспоминает, что сегодня долгожданная суббота и ему никуда не нужно. от этого становится немного спокойнее. соседский задира оказывается неожиданно приятным собеседником, особенно такой – взрослый, высокий, худощавый, внешне чем-то похожий на первое утреннее солнце; еще прохладное и светит бледно, но становится теплее и ярче со временем. донхек начинает думать о марке непозволительно много с каждым новым днем. протирает пыль с диффенбахии и фикуса, допивает весь оставшийся в доме кофе, снова складывает учебники и тетради по цветам и важности, когда от учебы осталось совсем ничего. меняет гелевые ручки на шариковые и перестает пачкать ладони. узнает от марка, что он старательно пытается бросить курить, потому что, когда он полностью пропах дымом, донхек ни в какую не хочет с ним целоваться. порядок – это замечательно, хаос – порой еще лучше, но вместе они создают потрясающий контраст светлого и темного, прекрасного и ужасного. донхек собирает себя по кусочкам и впервые не может собрать.