the fault in our stars; юно, донен
31 июля 2017 г. в 23:33
«и, возможно, чон юно, ты никогда не станешь тем, с кем я смогу прожить остаток своих дней. возможно, ты никогда не будешь моим принцем из волшебной сказки. возможно, мы никогда не будем рассекать по пустынным шоссе на старенькой машине твоего отца и громко подпевать ранним fall out boy. возможно, мы никогда не станем той легендарной историей, о которой потом можно будет рассказывать детям и внукам.
но ты всегда будешь тем, кто спас меня однажды».
донен хотел бы сказать, что ведет и чувствует себя героически; но он не может, потому что на самом деле не чувствует себя героем. в нем отныне – только слабость, прописанная в медицинской карте, в бесконечных листах с диагнозами, в инструкциях к дорогим таблеткам.
эта слабость вымещает даже любовь – болезненную, покрытую шрамами и гематомами, настолько израненную и искалеченную, что без жалости не посмотришь. донен теперь настолько слаб, что любить кажется невыносимой пыткой. особенно любить кого-то, кто разделяет его нелегкую судьбу.
особенно любить юно.
донен часами /ночами/ спит на его плече в полутемных больничных коридорах, когда все тело ноет и болит от неудобного сидения, но нужно продолжать ждать; от вечера и до рассвета. донен не жалуется, пока они вместе, но совсем скоро и юно покинет его. со своими провалами в памяти, хаотичной речью, запинками и заиканием – бывает, пытается закончить фразу, а потом роняет лицо в ладони и плачет долго, надрывно.
донен обнимает юно за плечи и шепчет в затылок, что все будет хорошо.
(в действительности ничего уже не будет)
(совсем)
«возможно, чон юно, ты никогда не станешь тем, кто покинул этот мир сильным, кто ушел отсюда героем. возможно, о тебе никогда не напишут в газетах, не скажут по радио или телевидению. возможно, о тебе забудут через год или через сотни лет, но забудут неминуемо.
и только я буду помнить. помнить, как ты вплетал в мои сожженные краской волосы полевые цветы, как поил меня дорогим шампанским на импровизированных пикниках в городских парках, как накидывал на плечи свою джинсовку во время сильного ветра, как…»
донен ломается. выходит из строя, ранится, срывается, в конце концов – в пропасть летит, за выступы не хватается; не пытается кричать и плакать, хоть и воспоминания рвут грудную клетку изнутри. воспоминания о том, сколько тепла было в юно и как щедро он этим теплом делился. воспоминания о том, как даже посреди ночи в тихой и практически безлюдной больнице его голос был спасательным кругом, который помогал донену не утонуть в сумасшествии; это сумасшествие стало лишь следствием бесконечных мыслей о неминуемом.
и, конечно, о том, как много и одновременно ничтожно мало времени было у них двоих.
«…как мы обнимались на крыльце моего дома после заката, как ты дарил мне новые книги по воскресеньям и просил писать для тебя рецензии на каждую. как мы вместе задули свечи на торте в мой день рождения. как ты сказал, что у нас впереди таких дней еще много.
теперь не осталось ни одного.
возможно, чон юно, у нас больше никогда не будет этой маленькой совместной вечности. возможно, мы не будем улыбаться со старых полароидных фотографий – юные, пьяные, счастливые. возможно, мы никогда не состаримся вместе.
но ты всегда будешь меня спасать».