01:27

перелетные птицы, цветущая сакура, кристально-чистые окна, теплое молоко на плите; и юта улыбается, как будто совсем не раненный, совсем не болезненный, настоящий, живой и родной. (кому-то) «заштопай мои раны так, как умеешь только ты». – я скоро вернусь, – бросает негромко хансоль, закидывает на плечо рюкзак и хлопает дверью. мгновение – и его уже нет. мгновения нет. – хорошо, – не успевает бросить юта напоследок, так что оно бездарно и бесполезно летит в пустоту. как ничтожно и жалко, беспечно и неопрятно – даже заплакать можно для приличия, склониться над столешницей и крепко зажмуриться, как будто очень больно, как будто, действительно, боль – последнее оставшееся чувство. боль – крепкий кофе, который хансоль пьет по утрам. и уходит. юта моет целые сервизы чашек – на них лебеди, чайки, пыль и туман, керамика и японский фарфор, золотые нити и тонкие ободки; хрустальная, хрупкая, неподдельная красота. кристальная ясность в словах и мыслях – не передать, как сильно этого хочется порой. хансоль возвращается к утру. обнимает так, как будто еще любит; юта спит слабо, чутко, почти что не – а потому и чувствует каждой клеточкой тела его прикосновения. маленькие разряды тока – мимолетные и едва ощутимые – на плечах и лопатках, на шее и затылке. когда они были младше, от них пахло летним ветром; теперь все, что здесь можно отыскать, – затхлый городской воздух; пыль на дорогах, машинное масло, радуга в лужах. ребяческий хохот, карамельное мороженое, пластыри на щиколотках. первая робость и первая смелость; каждый новый день – чистый лист, как будто не существует ничего, кроме одного момента. вы можете искать (и найти!) в этом огромное количество пафоса, но правда в том, что счастье заключается в простых мелочах. и если бы юта только смог в них еще раз (один ничтожный раз) поверить… ему бы не приходилось прятать лицо в холодной подушке, когда не плакать просто нельзя. ну вот так получается. слабо, нелепо и по-дурацки. как долго хансоль сможет лгать? как долго у него получится целовать по утрам так мягко и трепетно, как было всегда? (ах если бы юта только верил, если бы только верил…) как долго он еще будет уходить, чтобы однажды не вернуться? – приходи к ужину, – юта хотел бы проглотить эти слова вместе с болью и пылким огнем внутри, но выразить (выпустить) себя получается только в заботе. банальной, возможно, и неоправданной до жути; но юта может только так – иначе у него не выходит. – приду, – спокойно отвечает хансоль и даже не протягивает руку, чтобы коснуться его напоследок. юта стискивает зубы и силится не обернуться. – пока? хлопает дверь. снова, снова и снова; жуткий грохот, смешение звуков, аномалия, катастрофа. все мешается в одну кошмарную кашу, в болезненный ультразвук, и юта не знает, как заставить весь окружающий мир замолчать. хотя бы на одну ничтожную секунду. а хансоль – прочь по цветущим весенним улицам. «пока». так обидно, что они уже не вдвоем.

«целуй меня, пока мы еще что-то чувствуем».