01:27

все, что донхек до недавнего знал о городском серийном убийце, – то, что он орудует по ночам, выслеживает жертв по запаху на безлюдных улицах и узких обочинах, где много темных подворотен. он словно невидим – не оставляет следов, отпечатков, орудий убийств, ничего. темная-темная тень, жуткая и не дающая спать по ночам. все, что марк до недавнего знал о донхеке, – то, что он пахнет вишней, дешевыми сигаретами и страхом. страхом пропитана каждая клеточка его тела, каждая пора на его загорелой коже. донхек боится и не спит по ночам, он читает статьи про убийц и маньяков на википедии, потому что думает, что это поможет ему избавиться от страха – клин клином, ну и все такое. в действительности же он больше напоминает мазохиста. они встречаются – немного иронично и даже смешно – в ночь на хэллоуин; на пустующей парковке рядом с круглосуточным супермаркетом, где в такое время суток одна рабочая касса, а единственный охранник мирно посапывает на старом скрипящем стуле в обнимку с рацией. донхек неторопливо толкает вперед практически пустую тележку и тихо насвистывает какой-то саундтрек из недавно просмотренного фильма, ладонями чувствуя вибрацию от того, как проезжаются по асфальту и словно вязнут в нем маленькие колесики. черт знает, что вообще потащило донхека в супермаркет в час ночи. ему просто захотелось чипсов со сметаной и зеленью. ну бывает. марк сидит на асфальте, опершись спиной на чей-то одинокий криво припаркованный автомобиль, и молчаливо курит, сверля внимательным взглядом сонного и взъерошенного подростка, которого в этой ярко-алой толстовке заметить можно за километр. «самоубийца, что ли», – думает марк, потирая тканью расстегнутого бомбера острозаточенный нож. «игра началась». почему-то марк может чувствовать, как страх кипит в его венах, как порхает несмелой бабочкой где-то в солнечном сплетении, как постепенно подчиняет себе и в какой-то момент становится непобедимым. ли донхек – наивный, невинный, сам себя загнавший в ловушку; марк следил за ним на протяжении недели – мало ел, почти не спал, только ходил и наблюдал. за тем, с каким болезненным трепетом донхек вчитывался в заголовки утренних городских газет, с какой сильной паранойей оборачивался по сторонам на улицах и боялся посмотреть в глаза любому, кто шел ему навстречу. марк всегда был где-то поблизости. и теперь они могут встретиться лицом к лицу. – что вам нужно? – дрожащим голосом спрашивает донхек, пряча руки за спиной; у него в карманах сейчас можно найти только немного мелочи, разряженный мобильник и зажигалку. и ничего, что могло бы хоть как-то помочь. марк не отвечает (он вообще не понимает, как своим видом может вселять страх, но как-то ведь получается) – только ступает неторопливо ему навстречу, вертя в ладони сверкающий нож; в какой-то момент донхек перестает растерянно осматриваться и просто со всей силы толкает вперед тележку, тут же принимаясь бежать; он быстрый и ловкий, но ему требуется немного времени, чтобы сообразить – в конце концов он огибает супермаркет по кругу, надеясь выбежать на освещенную ночными фонарями улицу. марк решает схитрить, а потому спешно обходит огромное здание с другой стороны. так (ожидаемо) получается, что они с донхеком встречаются лицом к лицу. и, вообще-то, марк не думает церемониться – он хочет просто и понятно, как в лучших традициях жанра, вспороть донхеку глотку ножом; позднее – слой шумов, крики, полицейская сирена, последний несмелый выдох и лужица на асфальте, напоминающая разлитый свекольный сок. донхеку никак не помогает его затертая старенькая «zippo», и попытка громко закричать тоже; он проворный, но марк, который толкает его в ближайший переулок и зажимает рот ладонью, проворнее. и сильнее. и выдыхается не так быстро. до дрожи приятно упиваться чужим страхом, чувствовать неспокойное биение сердца, сорванное дыхание и то, как паника постепенно наполняет каждую клеточку тела, вводится внутривенно, ноет и болит. марк приставляет лезвие ножа к донхековой глотке и мимолетно усмехается усмешкой безумного. – кошелек или жизнь. // следующим утром донхек просыпается в своей постели, едва ли придя в сознание с адской головной болью. прошедшую ночь он помнит отрывисто, размыто и почти что никак. будто его долго пытали, а потом ударили чем-то тяжелым; но из последствий – ни единой раны, ни единой ссадины, только ужасающе сильная головная боль. на календаре – первое ноября, окно в спальню открыто настежь; рядом с донхеком на кровати – его джинсы, выключенный мобильник, зажигалка, пачка чипсов со сметаной и зеленью и маленькая сложенная вдвое записка. «ты слишком обаятельный, чтобы тебя убивать. xx»