01:27

лукас этого не понимает. он, наверное, просто не хочет понимать. осознать сполна джеминову привлекательность, осознать и признать, что да, он чертовски красивый всегда, везде и при любых обстоятельствах. улыбается – лукас улыбается тоже. они меняются улыбками, и одна ярче другой. когда лукас ему отвечает, джемин странно распускается, подобно цветку, и остаток времени кружит по коридорам колледжа счастливый и почти взлетает, танцует с холстами и мольбертами, пачкает акварелью очередную белую футболку. как сквозняк шлейфом вдоль коридора. лукас идет курить с ребятами постарше, они обсуждают учебу и пары, но больше – девушек и алкоголь. лукас не знает, как сказать, что в его сердце никакой девушке отныне нет места. а отныне – это с каких пор? он уже самого себя не помнит. – чего помалкиваешь? – и он отмахивается, затягиваясь и пиная камни на асфальте. убивает свои старые кеды. странно и самого себя убивает, но пытается держаться, хоть и чувствует себя неправильным; не таким, как друзья, не таким, как остальные ребята, как те, с кем они делятся сигаретами. настоящим именем лукаса зовет только мама, а эти люди знают о нем информацию крайне поверхностную, расплывчатую и местами совершенно неправдивую. он никому и никогда не открывает ни свое сердце, ни настоящего себя. а потом приходит на джемин, этот детский сад на ножках, который постоянно ругается так некрасиво и неестественно, что с него хочется посмеяться, ведь ему совершенно не идет злость. красивые люди под влиянием негативных эмоций вообще смотрятся крайне странно. лукас просто радуется тому, что пока еще не делает ничего такого, что могло бы заставить джемина злиться. / в четверг на джемине джинсовый комбинезон и ярко-красная футболка. в перерыве между парами джемин сбегает в туалет, и лукас следит за ним (как ему кажется) незаметно. но проваливается, замирая в дверном проеме и видя джемина у зеркала – пыльного и грязного, на котором практически идеально ровной чертой расползается трещина. джемин поначалу не видит его и лопатками не чувствует; продолжает размазывать по губам помаду – кремовую и ярко-алую, цветом под стать его футболке-оверсайз. – ты сейчас немного похож на дженни из блэкпинк, – лукас усмехается, а джемин пугается и случайно роняет помаду в раковину. – напугал, – вздыхает и, видимо, замечает, что случайно испачкал алым уголок губ. достает из кармана бумажную салфетку и затаивает дыхание, осторожно вытирая. – не смотри. – почему? – лукас опирается спиной на стену и складывает руки на груди. – красиво же. – я проспорил, – вздыхает джемин, пряча помаду в рюкзак. – нужно пройтись так по коридору. лукас приглашающе кивает в сторону двери. – тогда иди. / на следующий день блог колледжа пестрит фотографиями джемина в его якобы «новом» образе, а сам джемин не приходит на пары. лукас смеется вместе со всеми просто для вида, но на самом деле отчего-то жутко беспокоится. и так отчетливо запоминает тот момент, когда он внезапно и сумбурно осознал, что джемину просто чертовски идет помада. во время перекура снова бессмысленные разговоры о девочках впиваются ножами в спину, а лукасу курить не хочется, так что он просто старательно вытирает с ладоней пятна грифельных карандашей. потом извиняется и уходит. потом узнает адрес джемина у его подруги, наен, и берет машину отца, чтобы быстро добраться практически на другой конец города. жуткий ливень начинается в тот момент, когда лукас тормозит у «макдрайва», чтобы купить побольше еды. он наблюдает за грозовыми тучами вдалеке и прямо над его головой и нервно постукивает пальцами по рулю. он запутался. он сам не понимает, что делает. а когда понимает, то не уверен, делает ли это правильно. / джемин открывает только после пятого или шестого звонка. лукас до боли в фалангах сжимает пальцами картонную подставку с остывающим кофе, когда замечает на его тонких, плотно стиснутых в ровную линию губах эфемерные, въевшиеся следы помады. полупрозрачные, сейчас уже какие-то коралловые. «ты красивый». – кофе будешь? – почти жалко. – заходи, – джемин вздыхает и отходит. – только лбом в проем не въебись, телебашня. / – я брал помады у сестры, – признается джемин, сидя за столом и вертя в руках, очевидно, последнюю, которую не выбросил; бледно-розовую, как сухой цветок. – они мне больше не нужны. «нужны», – лукасу хочется прокричать. но толку, если джемин не услышит? ливень за окном стеной. а в этом доме так спокойно и тихо, что лукас даже удивляется тому, как в мире еще могут существовать подобные места. со старыми фотографиями на стенах, с поцарапанным темным паркетом, с постельным бельем в нежно-розовый цветочек. поразительно. джемин забирается на стул с ногами в нежно-кремовых носочках и смотрит на себя в маленькое треснувшее зеркало на письменном столе. лукас чувствует себя странно. ему будто и не больно, нет, но что-то в нем ноет странной тоской по джемину прежнему, джемину, который танцевал в коридорах и смеялся так, будто вокруг не было больше никого. а теперь он что? как фарфоровую куколку на пол роняешь, отбиваешь ей руку и ногу, потом поднимаешь и смотришь – а у нее все равно взгляд этот нежный, дружеский и добрый, сколько бы ты ее ни бил. – уходи, хен, – спокойно просит джемин, и у него в глазах читается то же самое, только помимо прочего еще и какое-то эфемерное отчуждение. но лукас все понимает. он оставляет ему остывающий кофе и уходит прочь. / еще через неделю он возвращается и достает из кармана ветровки ярко-красную помаду. – вот, – он загнанно тянет джемину свою большую грубую ладонь и даже предполагать боится, как странно это все смотрится со стороны. – я не разбираюсь, но мне кажется, тебе идет красный. вместо ответа джемин за рукав куртки затаскивает его в дом, где пахнет свежей выпечкой, цветами и пудрой. на полу его комнаты – засохшие пятна разлитых красок; в углу – пустующий мольберт. джемин закрывается в ванной вместе с помадой, а лукас остается стоять у окна, сквозь узорчатый кружевной тюль рассматривая пасмурное небо и шаткие от ветра древесные кроны. все в этом городе напоминает ему о боли, которую он испытал. и это необъяснимо, но но сколько бы он ни бежал, все равно остается на одном месте. джемин открывает дверь неслышно, крадется на цыпочках, прячет лицо в ладонях. будто ему стыдно, что он такой, как есть; но ему не за что извиняться. лукас чувствует его спиной, чувствует, как он подходит к столу, как хочет достать салфетки, как – отпусти, – почти умоляет джемин, стоит лукасу перехватить его запястье. и рушится их карточный домик. – ты красивый, – лукас глотнул бы эти слова, но не может. джемин убирает ладонь от лица. – такой красивый, что у меня теперь синяки на запястье? лукас отпускает его руку, которую непроизвольно сжал слишком сильно. ему, похоже, вообще нельзя джемина касаться – тот с виду может развалиться, развеяться по ветру, будто он из песка. лукас слишком грубый. ему все это говорят. и как же, черт возьми, несуразно смотрелась на его ладони та маленькая помада. которая сейчас на джеминовых губах. – если я еще раз приду так в колледж, меня побьют, – изрекает джемин, роняя себя на стул и безнадежно глядя в треснувшее зеркало. – я буду тебя защищать, – отвечает лукас, и джемин явно пробует не рассмеяться. потом он уже (ладонями в спину) выталкивает его из комнаты, выталкивает прочь под ливень и под ливнем целует в подбородок, оставляя полупрозрачный алый след; возвращает помаду обратно в его карман. последнее, что лукас видит – его голые щиколотки на холодных ступеньках лестницы. последнее, что лукас помнит – скрип паркетных досок и эфемерный запах горького американо. дождь попадает ему за шиворот, и он морщится, пока плетется к машине. садится за руль, закрывает все окна, готовится тронуться с места, но вдруг замирает от стука чьего-то маленького кулака в плотное стекло. стекло опускается. – хен, – джемину на лоб липнут мокрые волосы. – спасибо.