юно поет have yourself a merry little christmas на маленькой сцене в баре на углу улицы, когда за окнами только непроглядная метель, дороги замерли в пробках, люди мечутся, переступая сугробы, в предпраздничной суете.
донен допивает третий бокал глинтвейна и вертит в руках последнюю сигарету, не решаясь закурить ее. тонкую, продолжающую косточки его пальцев, мятную мальборо.
кто-то подходит и высыпает в стоящую на краю сцены черную шляпу монеты. юно бросает взгляд себе под ноги, и голос его на мгновение вздрагивает, а сам он сбивается с нот, будто вот-вот расплачется.
потом уже, позже, за сценой, донен узнает, как мозолят ему глаза неоплаченные счета за квартиру, давно закончившиеся сигареты и невозможность даже пригласить понравившуюся девушку, официантку отсюда, на свидание. сигарету ему донен отдает последнюю, а вот насчет остального может только посочувствовать.
а голос у чон юно красивый и сладкий, как мед. его хочется вливать в себя, как хорошее сладкое вино; если бы донен мог, то питался бы одним его голосом.
они вместе решают пройтись до автобусной остановки, юно уверенно прячет свои большие ладони в карманы пальто, предварительно закутавшись в шарф; снег почти не контрастирует с его соломенными волосами. по крайней мере, не так, как с волосами донена: на его raven black каждая снежинка – как осколочек упавшей на землю звезды. а потом они все тают, и становится холодно и мокро, что хоть носи с собой маленький обогреватель прямо в рюкзаке.
– ты смотрел «ла ла лэнд»? – зачем-то спрашивает донен, когда они проходят вместе под уличным фонарем, в свете которого так отчетливо видно огромные хлопья пушистого снега.
–а что, хочешь, как там? – улыбка у юно очаровательная и губы искусанные. – смотрел. моя девушка даже расплакалась.
и, быть может, подметив то, как долго донен молчит, он добавляет:
– моя
бывшая девушка.
/
для горла он каждый вечер выпивает полбокала горячего красного сухого вина с корицей и медом, а после, если есть, тянется к вишневым сигаретам. он следит за собой, он репетирует, он – умничка. рубашки отглажены, пальто расчесано, шторы выстираны. в холодильнике всегда – не то курица, не то рамен. сам себе женушка.
на кофейном столике лежит книга, которую он читает сейчас. что-то философское, про самообразование и лучшую жизнь, что-то, во что донен никогда не сможет поверить.
в два часа ночи юно звонит ему по face time и в кадре валяется на своем пушистом ковре, рядом с мирно спящим рыжим котом.
– у него по сей день не было имени, – смеется юно, и смех его странно заразителен.
– а теперь? – донен выпускает дым прямо в дисплей телефона.
– а теперь, – юно медлит несколько секунд. – донен.
/
он поет в баре каждые выходные и уже не надеется получать в качестве чаевых что-то большее, чем горсть монет, которые потом теряются по карманам брюк и пальто. поэтому по воскресеньям приходит донен и неизменно кладет ему пять тысяч вон. и обязательно – пока он не видит, пока отворачивается, чтобы перекинуться парочкой слов с пианистом.
пианиста зовут тэиль, и чаевые они с юно потом делят на двоих, хоть и хватает их от силы на два стаканчика эспрессо из автомата и пачку самых дрянных дешевых сигарет. но хватает.
юно на работе даже в рождество, и единожды умудряется на это пожаловаться.
хоть они и оба знают, что идти ему некуда и не к кому.
о том, что он мог быть на его месте, донен, конечно, не говорит.
ну, это глупо – проваленное прослушивание, сиплый голос, который до затянувшейся ангины был способен на многое. но никто не стал бы его ждать. он не особенный. он – не важный.
он – не.
а юно наверное был первым красавчиком в школе, иначе как объяснить то, что его остановили на первой же строчке и сказали, что искали именно его? как он смог очаровательно улыбнуться, как поклонился, как трепетно обнимал руками ту самую стойку для микрофона, будто нет ему ничего и никого ближе. и все – ради того, чтобы собирать монетки в шляпу. и петь, глядя в искусственный туман полупустого кабака.
донен всегда, черт возьми, смотрел на него из самого темного угла.
так, чтобы они никогда не встречались взглядами.
но они, в конце концов, встретились.
– я знаю, что ты здесь, – вдруг говорит юно в микрофон вечером в канун рождества, и глядит точно в тот самый угол, где – привычно – прячется донен. – золушка.
и он тихо смеется.
– эта песня для тебя, ладно? – тэиль заносит руки над клавишами фортепиано – и начинают играть первые секунды city of stars. – ты просил.
и донен вспоминает. сообщение от него вчерашним вечером:
«сможешь спеть city of stars в рождество?»
он смеется тоже и надеется, что юно этого не видит.
продолжает тянуть глинтвейн сквозь трубочку и закуривает свою очередную последнюю сигарету – специально, чтобы в темноте вспыхнул ее огонек; как спасательный фейерверк на «титанике».
«а то у меня не получилось».