01:27

за то, как донен говорит по-французски, можно умереть. за то, как он по-французски поет – устроить геноцид. за то, как он по-французски целуется – джено в зубах держит нотную тетрадь, пока промывает перекисью сбитые еще утром колени – так вышло, упал с велосипеда. его пожалела одногруппница, юбин, и вплела в волосы сорванный где-то под школой одуванчик. она одна знает, что джено играет. она одна знает, что джено любит. донена. и всегда, наверное, любил. влюбился еще с того дня, когда донен долго и чересчур громко умничал в университетском кафетерии, рассказывая, почему они, они все, обязаны немедленно избавиться от пластиковых тарелок и вилок в пользу окружающей среде. потом они еще вместе стояли в очереди к единственному работающему кофейному автомату, и джено хорошо запомнил, что донен предпочитает американо без молока и сахара. их сага началась, когда джено решил – так неаккуратно, спонтанно и очень беспечно – сыграть незаурядную мелодию на стареньком расстроенном пианино в опустевшем актовом зале, а донен – так неаккуратно, спонтанно и очень беспечно – подслушал. – parfait, – в повисшей тишине произнес он, и джено от неожиданности едва ли не уронил крышку пианино себе на дрожащие бледные пальцы. – прости. ты очень красиво играешь. и джено хотелось смехотворно ответить: «ты очень красиво… все». он промолчал. он промолчал неоправданно глупо, упустив прекрасный момент для того, чтобы не молчать, и уже тогда возненавидел себя за то, что не смог обронить даже простое «спасибо» в ответ. возможно, у него просто слишком нескрываемо и ярко горел дичайшим из восхищений взгляд; возможно, его руки очень заметно дрожали, возможно, он несуразно путался в ногах и начинал заикаться, пытаясь выдать хотя бы звук, и донен это – все-все-все – замечал. в любом случае, джено ощущал себя самым неловким существом на планете и определенно его, донена, ни капли не достойным. юбин ободряюще хлопала его по плечу. джено мог доверять только ей. только ей сетовать на невыученные ноты, разбитые коленки, невкусный кофе, ким донена, выжимающего его несчастное сердце раз за разом все сильнее, как мокрое после стирки белье. донен может признаться в любви кому угодно на трех языках, а джено не в состоянии вымолвить эти слова даже на своем родном. мысль о собственной ничтожности настырно выедает ему мозг, а потому джено предпочитает разговаривать музыкой – не с самим собой и не с кем-то конкретным, он просто играет, а голые белые стены слушают. он играет – стены слушают. и слушает – тайно – донен, облокотившийся о беспечно незакрытую джено дверь и в немом блаженстве прикрывший глаза. эта музыка так тревожно точит что-то у него внутри, как яблоко – червь, как десертная ложечка поддевает край дрожащего малинового желе на сервизном блюдце. и вот так они восхищаются друг другом, скрытно и молча, и каждый думает, что не делит и никогда не разделит свою влюбленность с другим. пока однажды джено не играет любимую доненову песню, а донен, не сдержавшись, начинает негромко петь заученные наизусть строки на мелодичном французском. он впархивает в зал апрельским ветром, пугает джено до немого вскрика, до сбившихся и посыпавшихся под ноги нот, он восхищает его, вытягиваясь тонким длинным деревцем посреди просторного светлого помещения и губами продолжая ронять слова песни. когда песня заканчивается, джено хочется, чтобы она никогда не. но вместе с пианино замолкает и донен, в этом солнечном свете – какой-то особенно сверкающий и вдохновленный, будто музыка джено, такая примитивная и простая, даже толком не отточенная технически, вдохнула в него новую жизнь мириадами неизученных галактик. джено не знает, рассмеяться ему, или же расплакаться, или же подорваться с места прямо сейчас, порывом циклона подбежать к донену, броситься ему в объятия и целовать, целовать, целовать его до блеска раскрасневшихся губ и беззаботной детской радости в темных глазах. но вместо этого джено – промолчал. как чудесно получилось, что донен – молчать не стал. – не хочешь выпить со мной кофе? он выглядит настолько уверенным, будто только что сделал джено предложение и не ждет никакого другого ответа, кроме: «да». и джено, даже без бриллиантового кольца на пальце, радостно шепчет в ответ: – да. и продолжает мысленный ряд: «да, да, да, да, да, да…»