01:27

они встречаются, словно герои манги, – ночью, под пугающим ливнем, каких не бывало за всю весну в этом городе. донен пытается закурить, но сигарета влажная и не поддается огоньку зажигалки, руки дрожат, а пряди волос настырно лезут в лицо, закрывая взор на ночной токио. они встречаются вновь, когда в районе синагава впервые за десять лет происходит убийство. донен сам слышит выстрел. дальше – в лужах тонут огни полицейских машин, в уши лезут сбивчивым шумом – их настырные сирены. обычно работа копа в этом районе – сидеть в офисе и разбирать бумаги, заворачивая в самые ненужные из них сэндвичи и хот-доги. посапывать на смене. неделями не доставать рацию. не отвечать на вызовы. не существовать. спать. юта накамото – крайне амбициозный молодой следователь, по слухам, заядлый трудяга, и то, что с его невероятной тягой к делам его определили в район с самым низким уровнем преступности во всем токио, – не более чем злая выходка судьбы. они с доненом спят однажды. глупо, киношно, знакомятся в баре, опрокидывают по шоту текилы, делают парочку смазанных селфи, которые остаются единственным свидетельством того, что этот вечер вообще был. – я думал, следователи, типа, хорошие парни, – пьяно смеется донен в чужое ухо и больно кусает куда-то ниже. юта отвечает надменной усмешкой и отводит взгляд, позволяя чужим проворным бледным пальцам расстегивать, почти отрывая вместе с нитками, пуговицы на его выходной рубашке. у следователя – только так: несколько рабочих рубашек и одна – на выход. потому что выходы не случаются больно часто. но в синагава можно напиться до помутнения рассудка и полезть в драку, или захотеть кого-то ограбить ночью в темном переулке, или быть четырнадцатилетней девочкой с броским макияжем и поздно возвращаться домой, – все равно останешься нетронут и невинен. донен, корейский студент по обмену факультета журналистики одного из престижных токийских вузов, до встречи с накамото ютой – тоже – нетронут и невинен. новых сообщений на смартфоне юты нет. неотвеченных звонков – тем более. синагава отзывается глубочайшим спокойствием в глубокой апрельской ночи, в лав-отеле, который они снимают на сегодня, – дешевый неоновый свет и повсюду кривоватые таблички с надписями на японском. донен едва понимает и половину из них. и все вокруг такое подпольное, но плохо скрытое, даже остатки кокаинового порошка на темном подоконнике номера – не убраны. донена это заставляет смеяться. им поют колыбельные крыши высоток напротив окна, но донен не может спать, потому что у юты тело греческого бога, и трахается он – не солгать и не приукрасить – божественно. донен впечатывает пальцы в кожу под его лопатками, одновременно мягкую и словно из гладкого скульптурного камня. юта старается, но он расслаблен, и донену даже почти не хочется шептать ругательства ему в кадык, но вскрыться им после, как острым лезвием. ни с одним парнем до него донену не было так кайфово, будто в хорошей японской порнушке, ради которой приходится спускать часть зарплаты на годовую подписку на сайт. донен и таким занимался. донен и ласкал сам себя подручными предметами ночью в спальне съемной квартиры, где нельзя было сильно шуметь, потому что стены росли ввысь из картона. донен делал всякое, за что ему почти не стыдно. а потом юта. а потом юта в бархатном свете неоново-алых ламп, в запахе дешевого алкоголя и сырости, потому что такие заведения никогда не могут позволить аренду дорогих помещений. и чужая рука на доненовом бедре в темном салоне такси. и его обеспокоенный взгляд в окно всю дорогу, как будто они едут не заниматься сексом, а умирать. в узком коридоре лав-отеля накурено и жарко. юта берет его прямо там, прижимает к стене не дойдя до двери двух шагов, скребет ногтями запястья и ругается на японском, потому что донен случайно вслух опрокинул, как сильно его это заводит. юта узнает его возраст и национальность – и этого ему достаточно. даже имя он не спрашивает – донен говорит его сам, но вскользь, и он даже не уверен, что юта его слышит и запоминает. утром они расходятся, не меняясь номерами телефонов. а потом в районе синагава происходит первое за десять лет убийство. преступления здесь – явление столь же редкое, как новые номера и люди в доненовом списке контактов. он из тех людей, кому не нужен никто, кроме доставщика пиццы и мамы. а уж накамото юта – тем более. юта смотрит на донена, стоящего по другую сторону улицы и тщетно пытающегося закурить, и, быть может, даже находит в нем что-то знакомое, что-то свое, но прежде, чем успевает распознать, – донен уже скрывается в темном, исписанном граффити переулке, и юте вновь начинает резать слух неприятный звук полицейских сирен. за столько лет бездействия он до сих пор к ним не привык.