01:27

в зверский февральский холод джено согревает только зажатый меж пальцев косяк, кофеин в банке энергетика и – как ни странно – доненов взгляд. проникновенный, какой-то влюбленно-больной, такой, что джено понятия не имеет, куда можно от него сбежать и можно ли вообще. в шестнадцать джено впервые пробует травку и назло старшей сестре прокалывает ухо в подпольном тату-салоне своего друга-студента марка. мочка болит и ноет еще неделю, но джено слишком рано растерял все свои тактильные ощущения, чтобы хоть что-нибудь чувствовать. он чувствует. холод. и холода этого так много, что у его подъезда замерзает даже бетонная лестница. донен у дома напротив – смотрит восхищенно, но как будто прячет за этим взглядом какую-то вселенскую боль. ледяной корочкой город покрывает поздний февраль. донен под шарфом, пальто и слоями одежды прячет серебряный крестик. за спиной – сигарету. как будто джено нельзя на нее смотреть. самая поэтичная цензура на свете. они становятся ближе друг к другу с каждым днем, шаг за шагом, неторопливо, будто в танце. на кирпичной стене дома, у двери подвального помещения, выбито сквозь трафарет посеревшей белой краской: «укрытие». укрытие, думается джено. так вот как это называется. он рассекает в старых кроссовках даже по снежным сугробам, вдевает в ухо серебряное кольцо, питается дымом от косяков и энергетиками и – не смотрит, как донен смотрит на него. джено возвращается домой поздно вечером, за несколько часов до ночи, в которую передают страшную вьюгу. донен встречает его в подъезде, тенью, призраком, смешной карикатурой, даже не отряхнув ботинки от снега. его шаги оставляют на ступеньках подъезда тающие следы. ему тридцать три, и он читает джено стихи. – ты меня не боишься? джено крутит косяки на подоконнике самого последнего этажа. за грязным окном медленно начинается апокалипсис. – я ничего не боюсь. донен усмехается; обеими ладонями – в темно-изумрудную стену за своей спиной, лицом – в потолок, липкий от паутины. его кадык выпирает так сильно, что будто вот-вот разрежет изнутри кожу, почти прозрачно бледную. джено, докуривая, понимает, что солгал. кое-чего он всегда боялся. – тебя. донен, на последнем издыхании от очередной продекламированной наизусть поэмы, спотыкается об это слово, неуклюже, невинно, вмиг молодея на пятнадцать лет. – вас, – исправляется джено. донен ровняет осанку, расправляет плечи, смотрит немного сверху. – ты выслушал больше одной строчки. я уже не могу прекратить. джено в ответ только пожимает плечами и достает из кармана куртки пакетик травки на следующий косяк. – ну тогда продолжайте.