01:27

– ты не писатель, а просто позер. – прошу прощения? донен останавливается, сойдя с бетонных ступенек, ведущих к подъезду, и сильнее закутывается в шарф, – сегодня почти страшный поздне-октябрьский ветер. а парень, сидящий на скамейке у подъезда, даже с первого взгляда – тощий и угловатый, с клетчатой банданой на голове, всей своей фигурой напоминающий лето. донен не подходит ближе к нему, чтобы не обжечься. он лета всегда боялся. он вообще человек-февраль. – книжку издаешь на следующей неделе, да? – безымянный парень фыркает и подносит ко рту сигарету, которую донен только сейчас замечает в его пальцах. – а я тебя с песочницы помню, ты в одиночестве в грязи колупался и отказывался знакомиться. а мне мама постоянно твердила, мол, надо искать друзей, тэен-а, друзья – твоя надежная опора, особенно, когда семьи нет рядом. так, о чем это я… – тэен опускает взгляд и хмурится, рукой с сигаретой почесывая бровь. – писатель ты, да? а автограф мне дашь? сделав шаг ближе, донен улавливает исходящий от парня шлейф перегара и морщится, пряча руки в карманы своего длинного черного пальто. – проспаться бы вам, – говорит, – или хотя бы выпить утренний кофе. тэен усмехается, тушит сигарету о край скамейки и лишь потом поднимает взгляд. в его темных глазах, двух дотлевающих кометах, отражается карминовая осень. – организуешь? – я на работу, вообще-то, опаздываю, – донен протягивает тэену небольшой картонный стаканчик крепкого кофе, за которым он бегло прошелся до кофейни через дорогу. тэен забирает кофе, обнимая стакан обеими ладонями, и, не поблагодарив, пьет жадно и молча. донен усаживается рядом, оставляя между ними промежуток, в котором с легкостью уместился бы еще один человек. он складывает ладони на бедрах и ждет неизвестно чего, пока напротив, во внутреннем дворике, постепенно облетает порыжевший клен. – опаздываешь? – тэен сильно горбится и смотрит украдкой. – так беги. – у меня свободный график, – одними губами отвечает донен, уворачиваясь от потребности срываться и мчаться к метро прямо сейчас. необъяснимым образом его настигает самый сильный за последние месяцы прилив вдохновения. – текст обо мне, говоришь? – тэен усмехается краешком губ. донен пихает ему в ладони худую стопку исписанных измятых листков, вырванных из замученного блокнота. – чем заслужил? скамейка у подъезда теперь становится их постоянным местом встречи, эдаким общим знаменателем, поскольку живут они на разных этажах и по разным расписаниям. донен – почти на самом верху, ближе к небу и звездам, и по ночам он часто разглядывает соседние крыши с точками алых огней; тэен – на первом, приземленно, просто, ближе к их грязному подвалу, как потрепанный брошенный кот. они оба холостяки, только тэен совсем не ищет любви, а вот донен хватается за любой намек на нее, как безумный. он приваливается спиной к холодной металлической двери подъезда, не боясь, что она в любой момент может открыться, складывает руки на груди и просто ждет, ждет, ждет. пока тэен читает, упивается словами, точно тем самым горьким кофе в их первую встречу, и местами, на обрывах некоторых строчек, беззвучно посмеивается. даже так – у него очень заразительный смех. сероватые, почти белые, как иней, волосы. и самые тоскливые глаза. обо всем этом донен пишет в другом тексте, который тэену никогда не покажет. в конце ноября выпадает первый снег, с этой датой совпадает и выход первой доненовой книжки. – подпишешь? – по-прежнему подстебывает тэен, когда донен, измученный двумя сутками без сна, возвращается с кипой бумаг из издательства. оборачивается на пороге подъезда под тихий назойливый писк домофона. – квартира восемьдесят восемь. – красивый номер квартиры. как две бесконечности. тэен снимает кроссовки (сумасшедший, зима на дворе) в прихожей, моет руки лимонным мылом, неловко усаживается за стол. донен разливает кофе из турки по кружкам из фарфорового сервиза, доставшегося еще от прабабушки. в духовке как раз запекается утка с яблоками на вечер, – донен позвал на ужин нескольких коллег по работе, а также сотрудников издательства, чтобы вместе отметить выход книги в продажу. они откроют бутылку дорогого вина, потом, если все пойдет хорошо, вторую, и будут несколько часов без умолку болтать ни о чем, изредка вкраплениями добавляя в реплики неуместные шутки. донен не думает, что тэен впишется, но все равно рискует его пригласить. – ну уж нет, приятель, светские приемы не для меня. выпив кофе и получив свою книжку (донен подписывает с кошмарно трясущимися руками – в первый, все-таки, раз), тэен обувается и салютует на прощание, переступая порог. – оставлю рецензию. рецензия выходит в виде письма, торчащего из доненова почтового ящика, ровно через неделю, и заканчивается фразой: я очень рад дружить с настоящим писателем. когда в первое утро декабря донен, застегнув пальто на все пуговицы, выходит из подъезда, тэен встречает его короткими аплодисментами, благодарным поклоном и – невероятно – улыбкой. – знал бы ты, сколько я делал пометок, пока читал. там все страницы в карандаше! – у тэена зубы стучат от холода, но он говорит, говорит, говорит, а донен слушает, слушает, слушает, потому что музу свою перебивать – негоже. и тут тэен срывается на это неловкое: – кстати. – а? – я тебе еще кофе должен. пойдем? тэен идет чуть впереди, снег хрустит под его разношенными кроссовками. донен мерно ступает за ним и сверлит задумчивым взглядом чужую макушку, не скрытую под шапкой. может, две бесконечности – это мы? чуть позже, когда они стоят у кофейни с двумя одинаковыми стаканчиками кофе в руках, тэен украдкой добавляет, что думает, что должен донену – еще или уже – поцелуй.