Огоньки на зимовье

«Не думала я, что за один день дважды обращусь к дневнику. Но меня переполняют эмоции, поэтому… Нужно высказаться. И вновь единственным моим слушателем становишься ты, друг. Я встретилась с ним. С Лукасом. Встреча вышла более чем странной. Но иначе и быть не могло. Тот человек странен до ужаса. И я не преувеличиваю! От него словно исходит аура тайны, какого-то загадочного, даже зловещего секрета. Почему-то я сразу начала отводить взгляд, боясь заглянуть мужчине в глаза. Это было невежливо, поэтому я сделала вид, будто доставала из своего рюкзака книги. Хотя, конечно, мой блуждающий по комнате взгляд уже успел несколько раз остановиться на Лукасе. В сознании отчетливо промелькнуло удивление насчет его внешнего вида. Помню как сейчас тот испуг, когда я привлекла к себе внимание тем, что выронила книги. И до сих пор руки холодные, дрожат. Пальцы не слушаются… Мне трудно писать. Но я не могу остановиться. Столько эмоций! Кстати, потом — руки. Я, конечно, заметила его руки. Они были забинтованы, причем обе. В моей голове в этот момент что-то щелкнуло, в виски словно молотом ударило. В результате, книги оказались на полу. Быть может, меня бы даже и не заметили, ведь я была вне поля зрения Лукаса, когда тот вошел в дом. Хотя он сразу заметил тетушку. Она обратилась к нему на немецком — поздоровалась (они даже пожали друг другу руки!) и спросила про какие-то дрова. Ответить он не успел. А все мои книги. В тот момент мне захотелось стать невидимой! Я извинилась. Сначала на русском. Спохватилась и тут же исправилась, переведя на немецкий… Тогда удивился и он. Наверное, тетушка не рассказывала ему обо мне. О том, что я знаю немецкий язык, свободно говорю на нем. Так полагается по специальности. Вот так практика у меня получится! Всегда хотела познакомиться с носителем иностранного языка. Это так волнительно! Пока я поднимала книги с пола, мужчина едва успел пройти дальше порога, а тетушка уже начинала представлять меня, назвав по имени — „Елизаветой“. Меня немного смутило, когда тетушка назвала меня полным именем, хоть я и постаралась изобразить улыбку подружелюбнее, несмотря на сильную дрожь. Почему он вызвал у меня такие острые чувства? Чему я так впечатляюсь? Возможно, это просто моя эмоциональность. Тетка всегда говорила мне, что я излишне остро на все реагирую. А после мы пили чай. Его я заваривала сама. Из трав, которые собирала летом. На страницах своих прошлых дневников, что исписала до основания, я однажды упомянула, как хорошо вот так сесть вечером и выпить ароматный отвар… Замечательно! Теперь и ты, наверное, понимаешь. Сегодня я сделала чай из листьев ежевики. Их я собирала в июле — самое время для сбора. Чай получился насыщенный. Кажется, нашему гостю тоже понравилось. Интересно было бы поговорить с ним, но я боюсь подойти первой. Обязательно что-нибудь пойдет не так. Чертова робость! Ладно, хватит на сегодня. Нужно бы хорошенько отдохнуть с дороги». Николай держал дневник, словно тот принадлежал восьмилетнему ребенку — с присущей родителям бережливостью. Родных детей у него никогда не было, чего и не скажешь со стороны. Всем своим видом он напоминал добродушного дедушку. Впрочем, жители деревни знали Колю достаточно долго, чтобы принимать за образованного человека, и все-таки гуляку. А ведь с прошлого года (получается, что с предыдущей недели) он кардинально изменился. Пускай и не избавился от самогонного аппарата, однако больше не курил. Это показатель серьезных жизненных перемен. Нынче при виде огня, даже самого небольшого, Коля мгновенно покрывался потом. Даже если, скажем, пламя соскакивало со спичечной головки. Как-то раз, на днях, зажигая спичку, чтобы разогреть печь, он вгляделся в огонек и увидел там, в холодном оранжевом пламени, как плясало нечто другое, не одна только бездушная плазма: нечто, похожее на знакомого ему человека. Вглядывался, пока древко не истлевало, и пламя не начинало касаться его пальцев. Тогда Николай приходил в себя. Отбрасывал спичку в печь, и огонек давал жизнь новому огню. А тот расходился с новой силой, обогревая дом. Вспоминая недавние события, Коля не замечал, как лаяли, надрывая глотки, все соседские собаки. Коля думал о Лизе. Он не был хорошо знаком с ней лично, но все же знал в лицо. Лиза, какой он ее помнил, была милой девушкой в джинсах и ярком пуховике. В день их последней встречи за старушечьим, повязанным на голове платком торчала челка цвета светлой меди и длинная, чуть ли не до поясницы, косичка. Коля сразу заметил, что девушка не была местной, хотя внешне очень напоминала настоящую сибирячку. Не учитывая слегка заостренного подбородка и худощавого телосложения, девушка казалась ему полноватой: большие пухлые губы, круглые глаза и покрасневшие на морозе пухлые щечки давали о себе знать. Сразу становилось понятно — не красавица. Да только было в ней что-то необычное. Женское, светлое. Она могла заинтересовать, обратить на себя внимание мужчин. Собаки прекратили лай. Шедший мимо человек, виновник сего концерта, прошел вглубь деревни. В голове Коли, конечно, мелькнула мысль: а не Елизавета ли?.. Он отмахнулся.