Sentinel

      Тренировки «подготовишек» за эти три месяца пролетели почти незаметно. Каждый день в шесть утра продираешь глаза, толкаешься в душевых и плетешься наматывать круги вокруг города-базы. Затем — завтрак безвкусными, но питательными продуктами и до самого вечера тягаешь оружие в полной средней броне вне зависимости от будущего направления. И в конце каждой недели необходимо ходить в лазарет для замера показателей. Свободное же время появляется от восьми до десяти часов вечера по будням и с шести до одиннадцати по выходным — именно тогда я пишу «отцу», что все хорошо, изредка читаю медицинские статьи о физиологии ксеносов и просматриваю последние разработки медикаментов. И лишь иногда выбираюсь из казармы, чтобы поглазеть на работу местных инженеров в ангарах с «Гризли». Палят, конечно, и выгоняют, но на пятый раз уже даже двери перед носом не закрыли и позволили посидеть на безопасном расстоянии, видя, что я не пытаюсь ничего потрогать, а только наблюдаю. Больше я сталкерила за «боевиками» — те конструировали дронов и оружие и к большим машинам и шаттлам не лезли, предпочитая уединиться за столами. Мой взгляд их напрягал, но я, сама являясь человеком творческим, не лезла под руку, вопросов не задавала и смотрела издалека. Знаю, как все валится из рук, когда кто-то смотрит или мешает.       И вот, когда пролетела последняя неделя и наступил выходной перед зачетами, я с удивлением заметила, что стала гораздо легче и тоньше. Разогнувшись однажды от раковины, я осмотрела пропавшие «хомячьи» щеки и одернула футболку. Появилась талия, исчез животик и наметился легкий пресс. Я однозначно убавила в бедрах и подтянула ягодицы. Щурясь, пыталась понять, что не так… Ах, да. Жирок ушел не только с живота. Но и с груди. Грустно потыкав пальцем едва-едва двоечку (почти доска, а), помянула исчезнувший второй с половиной. Что ж. Смешок скользнул с губ, и я поспешила скрыть лыбу за зубной щеткой.       Подобную утрату можно пережить.       Переход на основное обучение принес и нового сержанта. Им теперь являлся Шан Оруэл. Тот самый, на которого в первый день залипал сержант Стоун (и я даже его понимаю, как и половина вздыхающего женского состава). Шан не отличался от других сержантов, но был куда более спокойным и не повышал голос без надобности (то есть, очень редко), а если начинался балаган или кто-то провинился, говорил так четко и вкрадчиво, что инстинкт самосохранения вопил во всю, заставляя всех заткнуться и вжать голову в плечи, чтобы услышать нагоняй или новые инструкции.       В принципе, особо сильных изменений в моём расписании не произошло, разве что порции пайков стали давать съедобные и даже с мясом, а не с сухой печенкой, к счастью моего бедного желудка, и нас распределили в другую казарму со всеми вещами. У меня их, не удивительно, оказалось мало: разноцветные футболки, заколочки и купленные во время сетевой распродажи кеды с неоновой голубой подошвой, на которые я отдала последние кровные. Пришлось клянчить денюжку у «папы», потому что на женские штучки кредитов не осталось. Соседки меня не жаловали — слишком обособленная и «презрительно» смотрящая (просто привычка щуриться, вашу-то мать!) — и делиться не стали бы из вредности. Не зря купила три щетки — одну на пятый месяц нашла всю изгвазданную ровно по центру туалетной комнаты. Вот ведь… дети. Будто в американскую школу двухтысячных попала, ей богу. Папка же на письмо ответил не сразу, и дело даже не в задержке сигнала. Скинул минимум, даже меньше, чем обычно оставлял не-мне на время своих отъездов, попросил обращаться в лазарет в целях экономии и снова пропал.       Видимо, увеличенное время работы никак не повлияло на оплату этого самого времени. Странно.       Первое, чему нас начали учить как космопехов, это не теория, а следование приказам. Дрючили до полной синхронизации во время построения «чтобы красиво», мучили реакцию, неожиданно выкрикивая команды, пока проходила пробежка, — так нам вбивали полное подчинение вышестоящим офицерам. Надо ли сказать, что я как самый наглый в мире человек даже не пыталась скрыть скептического взгляда, когда надо мной коршуном нависал один из инструкторов, пытаясь морально задавить? С самой невинной мордашкой я следовала приказам, а вот про постную мину в уставе не было ни слова. Я у папочки блондинка и вольная птица, товарищ сержант. Извольте идти нахер.       Еще начались, наконец, желанные лекции о видах и составляющих оружия и брони, о тактике, об Уставе и системе Альянса в целом. Информации было много, проверяли ее каждый день, а новое наращивалось сверху, как снежный ком. Будучи бывалым студентом, моя скромная персона внимательно все впитывала, правда, иногда с закрытыми глазами — или даже с открытыми, но сознание в такие моменты радостно вспоминало строение половых органов мужской особи турианцев (реально, синий!), и мне было очень трудно заставить себя смотреть на преподавателя и не алеть как помидорка. Инструктора, вообще, мало интересовало, слушают его или нет, так что народу посапывало в аудитории прилично. Другое дело, что в конце недели «сплюшки» бегали по всем казармам в поисках конспектов, пока я, имея за плечами опыт в десять лет, беспечно подходила к преподам повторно, и те охотно — хоть и с удивлением — повторяли то, что нужно. Я не гордая, и к инструкторам отношусь по-человечески и с пониманием. Они же нас терпят.       А первая неделя лета стала роковой для тех, кто не умел плавать, и забавной для меня, выросшей на даче у речки. Не забывайте, мол, детки, что вы теперь личинки космопехоты, а также вспомните, что к слову «Космо» идёт дополнение в виде «флот», а значит, вы просто обязаны уметь плавать. В конце концов, планет с обширными водными пространствами хватает, и Альянсу не хотелось бы отправлять на миссию космопехов только для того, чтобы узнать, что они все плавают как топорики. Бр-р, почему при этих словах мне вспоминается Деспойна? Впрочем, неважно. Учиться заново мне не пришлось, ибо я итак это умела и вполне неплохо с нынешней-то физической формой. Инструкторы разве что подтянули мои навыки, тогда как небольшую группку девушек, визжащих и хватающихся за подтянутых наставников, реально пришлось учить плавать с нуля, от чего «матерым» спортсменам удалось поспать на воде. До ближайшей попытки утопления от доброго и понимающего инструктора, злющего после «домогательств» скучающих по вниманию барышень.       Дополнительно мы продолжали практиковаться в оказании первой медицинской помощи, ограниченной «вколоть волшебный панацелин/зафиксировать конечность/остановить кровь и ждать медиков» и… Стрельбе. Пока запястья от отдачи не заболят, стоя, лежа, на месте, из укрытия, в движении, почти вслепую по приборам шлема и вообще проводили на стрельбищах девяносто процентов свободного времени. Пока не изобрели термоклипсы, мы развлекались с тренировочными кусками металла — халтурными и дешевыми, а потому на дураков-новичков их не жалели, и я почти все выходные проводила именно за стрельбой. Преимущественно выходило на десять из десяти с тяжелым крупнокалиберным, ибо винтовка у меня ходуном в руках ходила, и я ограничивалась исключительно короткими очередями из укрытия. А ККП давал за раз один мощный выстрел, да и прицеливаться я успевала, как показала статистика и недовольные рожи комиссии.       Еще мы зубрили Устав и просто тренировались с железом, тренажерами, в рукопашном бою, где меня либо одним захватом валили, либо поймать до посинения не могли, и учили собирать и разбирать оружие в рекордное время. Логичным исходом последних пунктов стали увеличивающиеся нагрузки, командные тренировки и пятимильный марш по лесистой местности недалеко от тренировочной базы. Пришлось экстренно развивать в себе навыки ориентирования и давить топографический кретинизм на корню. Честно — вышло далеко не с первого раза. И даже не со второго.       Ближе к зиме, когда кончался так называемый «курс молодого бойца», приближалось самое веселье. Началось-то всё безобидно, с небольшого письменного теста, а потом нам сказали собирать вещички и отправляться к посадочной площадке. И, только глядя на прилетающие и улетающие челноки с эмблемой «Альянса Систем», на которые я насмотрелась за год обучения, смогла тихо, но восхищённо выдохнуть. Сердце забилось чаще, я заметно оживилась и запищала, зажав рот ладонями и пританцовывая в законно полученной легкой синей броне, игнорируя тонны презрительных взглядов от вчерашней школоты.       Мы летели в космос. Нет. Не так.       Я летела в космос!!!       Из-за компенсаторных систем челнока мы не чувствовали сильных перегрузок, которые испытывали теперь уже древние космонавты даже в моё время, зато само осознание того факта, что мы улетали с планеты, будоражило моё сознание. От волнения я даже запинаться начала, когда отвечала на вопрос любопытной Прийи по поводу моего необычно возбуждённого состояния, потому как отвлекалась на экраны с изображением с внешних камер. Я ерзала на сидении, ковыряла стыки великоватой мне в груди брони, облизывала губы и едва ли не визжала. Длительное нахождение на другой планете — не на Земле — было пустяком, который затмевала учебная жопа. Но космос! Кос-мо-ос! Настоящий космос! С ретрансляторами!       Конечно же, мы не собирались улетать далеко — всё в пределах системы, но мне и этого хватало по самые помидоры. Целью нашего полёта был тренировочный полигон на станции «Арктур». Там мы проторчали почти всю неделю, расположившись в дальних от основного начальства кубриках по восемь человек. На полигоне была вся необходимая инфраструктура для размещения и быта рекрутов, рассчитанная на месяц или около того.       Расписание практически не поменялось, разве что сержант Оруэл ехидно ухмыльнулся, когда на утренней тренировке мы почувствовали, что что-то идёт не так. Уже одно только нетипичное выражение лица обычно спокойного, как удав, инструктора должно было нас насторожить. Как оказалось, физические тренировки остались прежними, зато изменилась искусственная сила притяжения. Гоняли нас при пониженных показателях в первый день и повышали на пять сотых каждый следующий.       Забудьте. Никакого космоса.       Помимо физических упражнений под увеличенным гравитационным притяжением мы учились вести бой в помещениях при отсутствующей, пониженной, нормальной и повышенной гравитации. Иногда это осложнялось дронами, которым требовалось сбить кинетический щит для «уничтожения», внезапными «разгерметизациями» помещений или резко повышающейся или понижающейся гравитацией. Признаюсь, хоть это и было сложно, но бесценный опыт ведения перестрелки на станции в разных ситуациях мы получили, а также с блеском сдали все нормативы и ведение боя в помещениях с отсутствующим притяжением.       А на время отдыха горячо любимый нами инструктор превращался в ангелочка и отключал притяжение в кубриках. Мы свободно летали в невесомости, веселясь в своё удовольствие, но потом, конечно, с предупреждением гравитацию включали. Свою порцию положительных эмоций после изматывающих тренировок получали все. Мне же очень нравилось «прыгать» от стены до стены, висеть вниз головой, не испытывая дискомфорта от прилива крови, и выписывать пируэты не хуже ниндзя из «Наруто». Подобное, к слову, развивало ловкость и помогло мне в «боевых» условиях отвесить пенделя подлетевшему близко дрону со сбитым щитом. Так бы это ведро однажды очень некрасиво пришибло бы мою тушку.       Последняя неделя, приходившаяся на весну, встретила нас спокойствием. Мы всё ещё тренировались, но это было теперь, скорее, для поддержания формы, а не для роста физических показателей. Появлялось все больше времени для себя, для прогулок по базе, куда до этого не пускали, типа ангаров с «Гризли», куда официально заглядывать вообще нельзя было. Прийя и остальные девчонки каждый день проводили не в помещениях, а на улице, иногда поднимаясь на крышу академии и мечтая посетить магазины в городе, который так и манил уставших от изоляции курсантов своими неоновыми огнями. Я же — как самостоятельная взрослая особь — не упустила шанс и во время очередной калибровки орудия бронетранспортера (пришлось пошпионить) сунулась под руку местному инженеру. Мужик, приметивший мой любопытный нос за этот год, оказался понимающим, а уж когда завидел, как курсантка ростом с хоббита любопытно сравнивает схемы на унике и плотоядно смотрит на «запчасти», ловко выудил меня лапищей из дверей ангара и подтащил познакомиться и посмотреть поближе. Он подробно рассказывал, что делает, для чего нужна та или иная деталь или провод, потаскал меня по кабине и показал внутреннюю начинку. За долгие два часа даже собралась публика из других корпусов, и механик провел небольшую лекцию для будущих инженеров. Когда-нибудь я начну изучать технику настолько подробно, чтобы ничего не сломать, ну, а пока мне оставалось только записывать.       После всей беготни, смотра формы, оружия и осмотра в лазарете нам предстоял День Награждения, на котором должны были вручить характерные Альянсу знаки отличия.       Ранним утром, еще до общего подъема, в женской казарме разверзлись недры Ада. Девушки, получив с уника благословение и посыл нахер от сонного сержанта, ломанули в город, чтобы пополнить припасы косметики. Я же обошлась расческой, пилочкой и заныканным блеском для губ. И так мордаха невинная, а накрашусь — буду похожа на Бордель Маман. Заколов отросшие до лопаток волосы в рогалик на затылке, заглянула в карманное зеркальце и удовлетворенно улыбнулась.       Всего полтора года, а так незаметно пролетело время. Хотя, с университетом так же было, так что — грех жаловаться. С фырком запихав в низ рюкзака джинсы, в которых теперь могло поместиться две таких как я, отправилась в полупустую столовку. Награждение назначено на полдень, так что времени — вагон и маленькая тележка — как раз хватит, чтобы полазать по экстранету и проверить «папу».       Сидя в отдалении у углового окна, я пила разбавленный кофе и задумчиво жевала типичный такой сендвич — с салатом, помидорами, сыром и чем-то еще, что я никак не могла разобрать из-за занятости мыслей. Не-мой отец перестал отвечать на письма еще месяц назад. Изначально была мысль, что его совсем загоняли, но небольшая сумма на мелкие нужды приходила исправно каждые три недели, и вроде бы претензий быть не должно. Но на письма он не отвечает. А где работает…       Я перестала жевать и резко отклонилась от стола, хмурясь и уставившись в центр квадратной столешницы, когда поняла одну вещь.       Не-я не знала, где работает ее папа. Не спрашивала, а если и получала ответ, то весьма мутный, а иногда и вовсе отец не отвечал, отмахиваясь от дочери. В почтовом ящике лежало около пятнадцати не отвеченных сообщений, а я могла только озадаченно хмуриться. Сегодня должны приехать родители курсантов, чтобы посмотреть на награждение… И когда не приедет не-мой папа, ко мне со стороны организаторов последуют закономерные вопросы.       Куда делся отец, подавший заявку на мое обучение?       Стоя в первом ряду (ибо мелкая) на трибуне среди сотни курсантов, я не могла не кусать губы, и только отдающий в карамельный блеск не давал мне делать это открыто и пустить насмарку аккуратный макияж — хватало только изнутри закусить щеку, чтобы особо не показывать волнения. Хотя, я была не одна, что заметно нервничала, — день-то действительно знаменательный… Однако, среди народа различной национальности перед зданием администрации, где в толпе то и дело мелькала синяя броня патрулей Альянса, не-моего отца так и не удалось выловить. На единственное сообщение «Сегодня Награждение. Ты придешь?» он не ответил, звонки тут же сбрасывались, а я все больше нервничала. Вот вроде не мой папа, но я жила на его деньги, и он вроде как действительно беспокоился за дочь, хоть и частенько его больше волновала работа. Неужели, мы с местной Зоей так сильно схожи по характеру, что у Александра на мои несмелые ответы не возникало сомнений?       Ничего не понимаю.       Оба сержанта, что на протяжение полутора лет гоняли наш взвод в хвост и в гриву, — Стоун и Оруэл — чеканным шагом от начала строя дошли, наконец, и до меня. Пока Дерек крепко жал мне руку, а я, отсалютовав к беретке, отвечала по Уставу «Клянусь» и все в этом духе, Шан взял с алой подушки с выложенными на ней медалями на руках офицера-помощника железный кругляшок с изображением символа Альянса и прицепил мне на грудь. Сержант поднял на меня глаза и чуть нахмурился — заметил, что я нервничаю не так, как остальные, и улыбку фактически выдавила из себя. Он посмотрел мне поверх головы и чуть сильнее, чем требовалось, нажал на значок — показал, чтобы держала себя в руках.       Хреново. Контролировать физиономию я никогда не умела.       Отступив к следующему курсанту, бывшие инструкторы продолжили награждение под фоновые аплодисменты толпы и речь местного полковника, а я могла только прикрыть глаза и смотреть на отражение в блестящих черных мысках сапог, да пытаться выровнять дыхание.       Мне не нравится то, что происходит.       Заходя на территорию базы, гражданские регистрируются и подтверждают свое родство с Выпускниками или право на опекунство — все-таки многим тут только-только стукнет двадцать один, а мне и вовсе семнадцать, и большинство отпустят только под контролем взрослого. Не думаю, что кто-нибудь не заметит, что в строчках гостей напротив моего имени стоит пробел, с учетом того, что сюда меня записывал «отец». Или на худой конец, что я одна осталась без сопровождения, когда все давно разъехались. Стараясь не думать, какие разбирательства предстоят мне через пару часов, я снова вздохнула и принялась ждать конца церемонии с обреченностью.       Что ж, я говорила, что легко не будет. Но чтобы настолько?       Народ потихоньку расползался от трибуны и рядов раскладных стульев на зеленом газоне в сторону КПП и далее — на парковку чуть в отдалении от высоченной стены. За время, пока рассасывалась толпа, я успела неспешно прогуляться под голубым небом до казармы и захватить рюкзак, попутно тепло попрощалась с инженерами, которым в течение полутора лет приседала на уши, и теперь в одиночестве сидела на ступеньке трибуны, копаясь в унике и освежая в памяти свой дальнейший маршрут. Впереди обучение биотике, а это очередная, но неизвестная военная база, назначение на которую мне пришлют в течение трех дней, очередной год, а то и два под давлением инструкторов, так еще и жалование, что мне платили, приличной суммой оттягивает виртуальный кошелек. Но этого все равно мало — L2 стабильно несколько раз в день мешал мне «прострелами» мигрени, и до замены нужно накопить гораздо — гораздо! — больше, чтобы не помереть в процессе смены импланта от дурного доктора. Что же все так плохо-то, а?..       — Рядовой Хилкоф! — вдруг раздался над ухом зычный голос Стоуна до звона в голове, и мне пришлось поднять свою ленивую задницу и отдать честь.       Наслушавшись за все время, как мою фамилию Хилкова даже с переводчиком, работающим каким-то неведомым образом, коверкают американцы на манеру Наташи Романовой-Романоф, я успела смириться и послушно отзывалась на позывной. Вот и сейчас все, что мне оставалось, это встать под привычный рявк сержанта и смирненько вытянуться по струнке со скукой на лице. Не было никакого желания изображать бурную деятельность. Все очень плохо — пускай об этом знают старшие, потому что я для них — всего лишь маленькая девочка, которой еще учиться и учиться по программе дальше. Если бы я пыталась сделать вид, что все хорошо, это выглядело бы вдвойне подозрительно.       — Слушаю, сэр. — Мое кислое хлебало впечатлило Стоуна похлеще моей же одинокой фигуры на фоне зеленой пустой лужайки. Не хватало только трагичной музыки и эпичного ветра для полноты картины.       Дерек нахмурился и оглянулся по сторонам, не заметив, чтобы к ребенку в лице меня еще кто-либо подходил, чтобы проверить, все ли в порядке. Он махнул рукой, разрешая отмереть, и посмотрел куда-то за мое плечо.       — Ты чего одна? — Собеседник присел на ту же ступень, откуда меня и поднял, и я с готовностью уронила кости обратно на пригревшееся место. Дереку даже пришлось подвинуться, чтобы не смять мой розовенький рюкзачок своими мощными ногами, но выглядело это так мило с его габаритами, что меня немного переклинило. — Родители не смогли приехать?       — Типа того, — опустив глаза, ответила я будничным тоном.       Отполированные утром ногти с щелчком ударялись друг об друга, но я не замечала этого механического движения, продолжая бездумно мять пальцы. Я не могу решать проблему внезапного становления сироткой самостоятельно, потому что для всех вокруг я еще ребенок, которого должна остро волновать пропажа папочки.       Вот, что делать? Сейчас или в полицию обращаться, или ябедничать старшим, что «папа не пришел с работы». Пораскинув мозгами, что хуже уже не будет… Почему бы и не попробовать?       Когда я уже собиралась открыть рот, чтобы вылить на собеседника поток нытья, Стоун вдруг встрепенулся и поднял руку, подзывая кого-то. Мне пришлось отвернуться от собеседника в противоположную сторону и выглянуть из-за части трибуны, чтобы разглядеть идущего от администрации сержанта Оруэла. В отличие от Дерека, что заметно ослабил верхние заклепки камзола, освобождая горло, и закатал рукава, безбожно смяв парадную форму, Шан оперативно переоделся в гражданское и теперь легкой походкой, не стесненной стрелками и заклепками, направлялся к нам. Лицо его было полным серьезности, а я вдруг поняла, что хоть смотрел он изначально на подозвавшего его Стоуна, но сейчас его глаза были прикованы ко мне. Кажется, кто-то все-таки проверил, почему на поле осталась несовершеннолетняя курсантка без сопровождения, и выводы ему не понравились.       — Хилкова, — кивнул Оруэл, взглядом намекая, чтобы Стоун свалил, но тот давил свою смазливую лыбу, и Шан быстро сдался. — ВИ засек, что за тобой не приезжал сопровождающий. — Густые брови мужчины нахмурились. — Сможешь нам объяснить?       «Или объяснять будешь полиции», — так и услышала я продолжение, позорно вздрогнув и сглотнув. Что ж, вариантов у меня немного. Так что пора поныть.       Услышанное моим собеседникам однозначно не понравилось. На вопросы, почему я раньше не обратилась к начальству, зная, что родственник не отвечает и не выходит на связь с маленькой дочкой, невинно отвечала, что отец часто задерживался на работе, а потому особо внимания не обратила. Все тот же вопрос «А где твой папа работает?», выявлял один и тот же ответ.       — Никогда мне не рассказывал, — пожала я плечами, сидя в местном полицейском участке перед пасмурным седым следователем, и с любопытством посматривала на дрона с камерой, что записывал разговор.       Волнения я не чувствовала, потому как отцом Александр постепенно переставал восприниматься вовсе. Если изначально хоть как-то я пыталась принять это, то после его исчезновения даже прекратила попытки. Я это я, а не та Зоя. Пускай все идут нахер!       — Знаю, что он носит лабораторный халат, часто устает. Зарабатывает немного. — Я неосознанно потерла рукав застиранной, но прикольной неизменно-розовой футболки с надписью «kawaii». — На вопросы отмахивается или переводит тему.       Нахмурившись, пыталась хоть что-нибудь выудить из чужой памяти, чтобы помочь полиции. Однако, поток двух сознаний — тела и души — ничего не мог подсказать. Об отце не-я действительно знала только дома. Что любит, что — нет. Что носит, как говорит. Не более.       Следователь устало потер глаза, но я только пожимала плечами. Даже услышала из-за двери, когда меня оставляли в допросной: «Она же блондинка, шеф». Вот так вот, да? Я не обижаюсь, правда. Все-таки ситуация реально какая-то нелепая — родная дочь ничего об отце, с которым живет всю жизнь, и не знает. Ориентиры на «папочку», конечно, составили, дом осмотрели вместе со мной, но даже его вещей в жилом блоке не осталось. Александр Хилков сбежал, но его документы не засекали в космопорту. Возможно, что ушел по поддельным, возможно, вообще он где-то на планете затаился. Но зачем все это?       В итоге, я, как бы грустно это не было, становилась сиротой при живом, но беглом папеньке и переходила в прямое пользование Альянса, поскольку была зачислена в армию. И я как бы все еще находилась в рядах курсантов. Только числилась теперь на другой базе, на другой планете и вообще в другой системе, куда меня сопроводит старшее руководство.       Новый пункт назначения — Система Утопия. Военный корпус биотики и инженерии в восьмидесяти километрах от столицы Константы.       Планета — Иден Прайм.       Расположение новой базы стало для меня той еще… детской неожиданностью. Только мысль о том, что впереди как минимум десять лет до глобальной жопы, которую я оттягиваю как можно более продуктивно, останавливала меня на полпути к панике. Сейчас на Иден Прайм только фермы, сады, аркологические мегаполисы и тренировочные центры. Никаких протеанских руин и раскопок, никаких техно-зомби, то бишь, хасков, никаких гетов, никаких жнецов, никаких Саренов и никаких Ричардов, мать их, Дженкинсов. По крайней мере, мертвых. А живой — пожалуйста. Где-то там живет себе в фермерском районе, возможно даже учится как я на космопеха… Если вообще носом дорос. Он вроде бы заметно младше предполагаемого Шепарда, так что не судьба нам встретиться. Да и в биотическом корпусе ему делать нечего.       И слава Космосу.       Вырвавшись из воспоминаний, вздохнула полной грудью (ну, или чем есть) и обвела жилой блок взглядом. Пусто и тихо. Только сверху сосед-Индус опять затянул песню и цветы на окне поливает. Сюда я вряд ли вернусь в ближайшие несколько лет, а потому робот-пылесос пришлось все-таки продать — отправила его на склад магазина, где и покупали, а там займутся б/у предметом. Немного денег на новую одежду зато наскребла. Я не выросла — размечталась, коротышка, — но похудела в два раза, и пришлось закупаться бельем и джинсами. Футболки-то ладно — висят мешком и не мешают особо, да и люблю я их.       Я закинула за спину пузатого розового друга, заполненного всем, что имела, и вышла на душную улицу, отдавая команду системе безопасности на консервацию блока. Сканирование сетчатки глаза — и энерго- и водоснабжение к дому отсекаются, а дверь с шипением блокируется. Теперь на такси до любимой базы, а оттуда — на шаттле с сопровождающим к транспортнику.       На плацу все так же зеленела трава и блестел асфальт после промывки от вредной пыли. Исполняли марш военные, звучали над городком-базой зычные голоса инструкторов. Будто и не заканчивала учебку, а вышла в обед погулять… Трехэтажное здание администрации с огромным символом Альянса и флагами на фасаде молча поприветствовало меня серыми стенами и отражающими небо стеклами, и я, сверив время на унике, присела на чуть пыльные ступени в ожидании сопровождающего.       Полет на другую планету вызывал у меня бурю эмоций, выражающихся в частом топанье ногой и щелканьем ноготочков друг об друга. Вредная привычка, но ногти-то у меня крепкие — многие умудрялись на тренировках что-то ломать, а я ограничивалась ушибами и растяжениями — так что о внешнем виде аккуратных овальчиков я не беспокоилась. И нет. Я не тратила честно заработанные на маникюр. Что я, сама пилкой не подровняю, что ли?.. Спустя несколько минут, полных самых нелепых мыслей о баранах и прочих личностях, взгляд расфокусировался, а попавшие в зону видимости магистрали над городом слились в яркое цветастое пятно и раздвоились.       — Рядовой Хилкоф! — раздалось вдруг над ухом, и я, позорно вздрогнув, вскочила на ноги с салютом.       Смех, раздавшийся после грозного окрика, который, казалось, разнесся на всю базу, отрезвил мою задремавшую голову, и я, расслабившись, посмотрела на нарушителя спокойствия. Дерек, мать его, Стоун сидел на кортах у подножья лестницы и откровенно ржал с моей реакции сонной мухи. Он никак не изменился за прошедшие несколько дней, разве что вместо синей скучной формы надел офицерский костюм с золотыми погонами. Утирая уголки глаз, этот монстрик альяновского разлива одним резким движением разогнулся в полный рост. От одного только зрелища у меня заболели колени и закружилась голова.       — Сержант, я ведь не посмотрю, что ты старше по званию, — прищурилась я, прикидывая, как бы достать до уха этого наглеца и оттаскать его хорошенько.       — Понял, каюсь. — Дерек отпустил еще один смешок, с улыбкой глядя на мою грозную физиономию, и поднял руки в безоружном жесте.       Сержант, может, и был той еще задницей, дрюча нас на пару с Шаном, однако парнем оказался компанейским, если видел, что к нему относятся как к равному, а не как к источнику «зла». Потому-то и позволял общаться с собой многим как к сослуживцу, а не к начальству.       — Давно ждешь?       — Не… — Мысль вдруг застряла, и я ухватила ее за хвост, вытаскивая на свет. И знатно так оху… кхм, удивилась, когда заметила за спиной сержанта увесистый рюкзак. — Так, погоди. Так ты и есть тот сопровождающий?       — Так точно! — отчеканил Стоун поставленным рявком, стукнул каблуками сапог и шутливо козырнул.       Но то, что он сделал дальше, в корне поменяло о нем мое впечатление. Как-то затейливо махнув рукой, сержант вдруг обзавелся сине-фиолетовым свечением, а меня приподняло над землей на добрый метр.       — Охренеть! — вырвалось у меня, когда я поняла, что впервые увидела магию этого мира.       Двухцветная энергия, окутавшая мое тело, никак не ощущалась физически, только где-то в районе импланта что-то откликалось на чужеродное воздействие. Почему-то я подсознательно отметила, что цвет Дерека — джинсовый. При чем он колеблется от глубокого до бледного, но чаще именно какой-то средний и чуть грязный.       «Во мне умер художник», — вспоминала я свои попытки в акварель лет эдак в пятнадцать, пока с искренним восторгом запоминала увиденное.       — Стоун, ты ж хренов биотик! — кое-как выдавила я, пытаясь не шевелиться.       Я чувствовала, что иначе перевернусь вниз головой, а в таком «облаке» энергии гравитация вообще не ощущалась — волосы свободно парили рядом с носом, а полы широкой мне футболки шли волнами.       — Спасибо, я в курсе. — Дерек снова заржал, кое-как опуская меня на землю, но аккуратно у него не вышло, и я свалилась на задницу. Явно рассчитан не на тонкое, а на грубое использование силы. — Упс. — Получив от меня взгляд злобного котенка из-под свесившихся на лицо волос, мужчина аж хрюкнул. — После неудачи с «Нулевым скачком» я обучался в пробной программе, — Дерек запнулся и потер нос, — название которой я не могу тебе рассказать по политическим соображениям. Но как только узнал, что ты, оказывается, и сама «волшебница» (да еще и единственная на весь набор), от лица куратора попросился взять за тебя ответственность. И-и мне разрешили тебя нянчить. Как видишь, я пользуюсь биотикой…       — Как топором гвозди забиваешь, — буркнула я, потирая копчик, и собрала свои кости с газона.       — Ну, да. — Стоун только шире улыбнулся на сравнение и весьма расхлябанно хлопнул меня по спине своей огромной лапищей. Чуть обратно, блин, не свалилась. — Может, я и сам чего почерпну на Иден Прайм, а то меня за полноценного бойца-то не считают. Вот и сижу в сержантах уже который год.       — Сидишь ты здесь потому, — вдруг раздался за спиной шипящий голос одновременно с лязгом открытия дверей, — что ленился дальше развиваться.       Сержант Оруэл, как обычно аккуратный и в элегантном черном джемпере в противовес лохматому собеседнику, вышел из здания администрации и с самым беспечным видом зарядил подзатыльник Дереку. Мужчина даже отговорку придумать не успел. И понеслась…       — Ну, Ша-ан!       — Сержант Стоун, прекратить балаган!       Понимая, что сейчас начнутся те самые шипперские разборки, я гаденько захихикала и под шумок отползла ближе к зоне посадки, не выпуская из поля зрения парочку. Вот, Дерек чуть наклонился к лицу Шана, но тот ткнул его пальцем в грудь и что-то пытался донести. Между их лицами было буквально несколько сантиметров, а разница в росте высоченного блондина и прилизанного брюнета приводила меня в полный восторг. И ка-ак на Оруэла смотрит Стоун! Он его даже не слушает! Бедный Шан или не видит этого, или пытается игнорировать. Дерека же это явно не останавливает… Но и сам Шан не отстраняется, а вполне комфортно себя чувствует, раз не пытается увеличить дистанцию.       Божечки, несите скотч! Хлебало трещит!       Мужчины словно почувствовали, что что-то не так, и одновременно посмотрели на краснеющую меня. Реакция последовала тут же — оба, не сговариваясь, сделали друг от друга шаг назад. Только Стоун еще давил лыбу и игриво подмигнул мне, а у Шана заалели кончики ушей, но физиономия снова стала кирпичом. Не-е, милые. Я все-е вижу!       На посадочную площадку, мерно гудя, опустились темно-синие челноки с символикой армии на железном боку — транспортный и охранный — покачивая маневренными двигателями, как медведи лапами, и оправдывая свое название. Одна машина, зависнув в полуметре от земли, выровнялась, и ее боковая дверь отъехала в сторону. Дерек, напоследок махнув лапищей поджавшему губы Шану, взял взвизгнувшую меня в подмышку, и одним движением мы оба оказались внутри темного шаттла. Пахло внутри не очень — это не фильтрованный воздух, а мешанина запахов с штампованного транспортника, антисептика и топлива. Пилот на шум высунулся из-за перегородки — им оказался молоденький парнишка все той же азиатской внешности (как я пошутила про себя, Китай разросся за пределы Земли, у-у!). Он приветственно отдал честь, на несколько секунд встав с места, и завалился обратно, выписывая немыслимые команды на все том же оранжевом интерфейсе. Дерек посмеялся с моей кривой рожи, выражавшей полное охреневание от обращения с моей тушкой, и типично военным жестом стукнул тяжелым кулаком по бронированной стене. Дверь «Кадьяка» закрылась, и машина, прилично вздрогнув всем корпусом, неспешно отправилась на орбиту.       Под понимающий хмык Дерека, что нагло устроился на место второго пилота шаттла, я прилипла к ближайшему экрану, когда на одном из них показался небольшой, светлый, плоский корабль, повисший в густом черном космосе. Его плавные изгибы ломали глубокие тени от местной звезды Эйлер, что выглядело сюрреалистично. Транспортник, смутно вспоминаемый мной по игре, но вполне запоминающийся как основной в Альянсе по учебной программе, был мною встречен как родной. Мозг заработал в фоновом режиме, и данные об этом корабле сами всплыли в голове с ближайшей лекции.       Планировка у серии «Коулун» была простой, а постройка относительно дешевой и штампованной. В задней части «флешки» располагается ангар и огромный грузовой отсек. Далее — череда кубриков и комнат, которые можно с легкостью заменить в любой верфи на готовое помещение. В начале — рубка пилота. Ядро у таких кораблей слабенькое, вооружения нет. На стандартных моделях. На этом же, занимающимся перевозом солдатни, стояли чисто формальные пушки, и я уже планировала под шумок поспрашивать техников про их установку — есть ли какие-то ограничения, можно ли поставить третий двигатель…       Шаттл, судя по экранам, влетел в раскрытый «рот» грузового отсека, шумно чихнув переключенными на посадку двигателями, и с легким стуком и качком от стыковочных захватов завис в полуметре над полом. Когда с шипением отъехала дверь, я успела увидеть второй, охранный, шаттл, что «застрял» в захватах в другом конце ангара. Дерек легким пинком выкинул меня из машины, легко приземляясь рядом, пока я терла пострадавший копчик, и вытянулся по струнке — подошло местное командование. Мгновенно приняв вид послушной девочки, я через слово вслушивалась в разговор, но мое внимание рассеялось почти сразу. Рядом что-то гудело, и я, ведомая своим так и не выбитым дисциплиной любопытством, скосила глаза, наблюдая за открывшимся мне зрелищем.       Синеватое свечение герметизирующего поля, состоящего из нулевого элемента, растянулось на всю ширину открытого ангара и сейчас защищало помещение, пока неспешно сходились тяжелые створки. За тоненькой, но надежной пленкой чернел космос, высветленный в пределах видимости крупным зеленоватым шаром Беннинга, раскинулись на весь доступный обзор звезды и планеты. Необъятная бесконечность. Миллиарды миров.       Меня кто-то пихнул в плечо, и реальность обрушилась на восприятие лавиной звуков и чувств.       — Простите, капитан, — кашлянул Стоун, пока мои уши и щеки спешно наливались помидорами. — Рядовой Хилкоф очень впечатлительная.       Усатый мужик неопределенного возраста «от пятидесяти до семидесяти» только хмыкнул, смерив меня цепким взглядом карих глаз и, махнув спрятанной до этого за спиной одной из рук, четко развернулся через левое плечо и приказал следовать за ним.       Знакомство с кораблем, носящим название «Оклахома», и распределение по комнатам прошли без сучка и задоринки. Меня и Дерека уместили в пару кают, расположенных рядышком и почти у самого ангара, чтобы «гости» не шатались где попало и не попадались на глаза лишний раз. А я, наконец, поняла, что было не так. Если в прошлый раз нас тренировали на станции, где изменялось притяжение полигона в зависимости от хотелок инструктора, но на корабле… Как бы сказать… Оно было родным! Почти как на Земле, с легкими какими-то отклонениями, учитывая, что оно искусственное. Но это куда ближе к тому, что я помнила, ощущая в родном мире. На Беннинге притяжение сильнее, это не совсем заметно, когда живешь там долгое время, но смена «тяги» после тренировок на спутнике ощущалась очень тонко, и сейчас я была рада родным циферкам настолько, что даже пропустила мимо внимания проход через дезинфекционный бокс и нормальные сытные порции во время ужина.       Когда беготня с поселением и изучением корабля закончилась, я с полным пузом вернулась в маленькую, немного темную каюту-коробку с четким намерением покопаться в своем хламе. Дерек в это время отчитывался по связи руководству Беннинга в соседней комнате, пока корабль находился в зоне охвата коммуникационного буя. Кровать оказалась заметно выше и чуток мягче, чем казарменные, и мне стоило больших трудов уместить свою пятую точку так, чтобы хотя бы доставать носками до пола, а не болтать ногами в воздухе как малолетка. Но возникла проблема. Нужно что-нибудь, что отвлекло бы меня от незаконного шастанья по чужому кораблю, иначе за свои шаловливые ручонки я не отвечаю! Потрошение рюкзака на предмет веселья длилось недолго — искомые ОНД с подробным рассказом старожилов о сборе техники «из говна и палок» в полевых условиях скоротали мне вечер, и после отбоя по корабельному времени я с чистой совестью бросила барахло где попало и вырубилась, едва голова коснулась мягкой подушки.       На утро я — как прилежная девочка — убрала весь многочисленный хлам обратно в рюкзак, готовая убрать еще что-нибудь размером с пару крейсеров. Настолько меня распирало от простого факта, что я выспалась! Корабельное время на пару часов отличалось от часового пояса Джугина, и эта разница волшебным образом вернула мне счастье в жизнь, а уж после бодрого душа я и вовсе полюбила всех и каждого вплоть до последнего хаска.       Но через час, когда плотный завтрак относительно улегся, а Дерек успел заскучать и порывался устроить спарринг, нас дружно затолкали в лазарет, расположенный между двумя административными коридорами. Да так мудрено уместившегося, что из его окон можно было увидеть столовую полуярусом ниже. Как-то до сознания, которое не привыкло, что мир-то тут другой, не дошло, что иная планета имеет иную атмосферу… И прививки «для и от» бактерий с Иден Прайм, чтобы мы не подхватили какую-нибудь местную простуду, не дали бы нам помереть так нелепо в расцвете лет. «Пуговки», подобные манту, нас покусали по всей внутренней поверхности левого предплечья в количестве десяти штук и жутко чесались, но мы мужественно терпели, пока организмы ругались на подсунутые им штаммы вирусов и экстренно вырабатывали антитела.       А под конец второго дня «Оклахома» достиг ретранслятора, который мы смогли увидеть на экранах. Мы как раз сидели в столовой, где частенько нынче собирались, обсуждая мою техническую лабуду «для тупых», когда по общей связи объявили о готовности к переходу. На мониторах над стеной с новостями вывели изображение громады ретранслятора и парочки грузовых кораблей, стоящих в очереди на «волшебный пендель». Народ перед прыжком разогнали по каютам, но я хотела впервые увидеть, что происходит, когда совершается прыжок, и потому Стоун попросился под свою ответственность остаться и наблюдать через мониторы. Капитан оказался дедушкой-душкой — сидите, но с места не дергайтесь, иначе расстрел. И мы, собственно, тихо уместились обратно.       Во все глаза наблюдая, как в смазанных вспышках исчезают оба грузовых, а потом и наш транспортник разворачивается параллельно масс-реле, синхронизируясь с системами и готовясь к переходу, я затаила дыхание. В столовой установилась полная тишина, и лишь гудение систем и какие-то перепады частот на грани слуха означали, что мы не оглохли. Когда-нибудь я смогу рассмотреть системные показатели во время прыжков напрямую из инженерного! Обязательно!       Пендель от ретранслятора тащил нас по коридору несколько часов, а не мгновение, как я наивно думала, опираясь на игру, и камеры на это время практически висли, показывая смазанный многоцветный космос за бортом. Я выдала невнятный писк, записывая в уник очередную хотелку: после пункта «полапать турианца» теперь красовалось «побывать в рубке пилота на момент прыжка».       Заглянувший через плечо в этот момент Дерек на рефлексе получил локтем под дых, что прервало его, несомненно, конский гогот в зачатке. Посмеиваясь через слезы и хрипы, он в отместку взъерошил огромной ладонью мои волосы, превращая те в соломенное гнездо, но промолчал, опасаясь, что я обижусь. Сердитым котенком пофыркав, я ничего комментировать не стала.       За пять часов — именно столько занял перелет от одного ретранслятора до другого — Дерек все-таки устроил спарринг, в котором меня, как обычно, или валили сразу, или поймать не могли до глубокой старости, еще мы успели поспрашивать местный экипаж о корабле и потравить байки за спиной дедушки-капитана, а под конец перелета я и вовсе задремала в великоватом мне кресле кают-компании. И, лишь когда Дерек весьма болезненно (но не специально) пихнул меня в плечо, я соизволила проснуться и заметить на экране небольшой голубой шарик планеты Иден Прайм.       Зачисление на довольствие тренировочной базы проходило весьма шустро. Не успел шаттл вылететь из «задницы» транспортника и приземлиться в космопорту, как нас отправили через военный пункт сканировать, отмечать, проверять «манту», а потом едва ли не за шиворот отбуксировали к очередному челноку и выпустили через час на свободу на плацу. Прямо перед белоснежным Центральным зданием Командования.       Настоящая военная база, а не личинка академии находилась в восьмидесяти километрах от столицы Иден Прайм, но планета почти точь-в-точь повторяла Беннинг, разве что бюджета в «Райскую» колонию было вбухано куда больше: все те же дома-коробки здесь более аккуратные и имеют собственные облагороженные участки, газончики и клумбы. Вдали, где-то там, в тумане, — огромные белоснежные небоскребы, сплошь покрытые зеленью. Фермы, сады и удивительно-зеленые поля и пастбища тянулись на многие километры, куда не кинь взгляд. Здесь было удивительно свежо, и я честно не удержалась глубоко вдохнуть воздух райской планеты, едва оказалась на плацу новой базы.       Новая казарма почти не отличалась от той, что осталась на Беннинге, и я чувствовала себя хоть и одиноко и немного растерянно, но вполне комфортно. Биотиков не так-то много — на всю базу тридцать человек разного возраста и пола, и женская комната была заполнена меньше, чем на половину. Одноэтажные кровати — каждая с тумбочкой — компактно расположились ближе к двери, пока у дальней стены пустовали железные каркасы без белья.       Вот только я забыла, что биотики — народ своеобразный. Новое лицо встретили с подозрением, но увидев, как маленькая блондиночка в розовой футболке и легкомысленных светящихся кедах все время молчит и не пытается качать права, местные почти сразу записали меня в категорию «ребенок маленький, безопасный». Да и я действительно ощущала себя неразумным дитя, когда дело дошло до самой магии.       Однако, произошло это немного позже.       Первым делом — аж три года — шел курс инженерии. Расширенный, чтобы не просто знать название деталей, но и уметь найти им замену, сконструировать таковые на коленке, заменить или вывести из строя. Это не оружие собирать — в проводах я увязала с десяти утра до самого вечера, а голова начала медленно, но верно пухнуть. Информации давалось очень много, и приходилось дополнительно штудировать статьи в местном информатории, да подбивать клинья к старшим. Со сверстниками — какими бы умными они не являлись, — мне было откровенно скучно и неуютно. Возраст поступивших варьировался от шестнадцати и до тридцати, вот только духовно меня тянуло именно к старшему поколению, а чаще — и вовсе к старожилам в обслуге ангаров. Потому, что я знала: инструкция инструкцией, а люди с опытом знают, куда лучше сунуть провод и нужен ли он там вообще.       И это все — между утренней пробежкой и вечерними тренировками на стрельбищах и тренажерах, чтобы не терять форму.       Я вроде бы справлялась. С трудом, с хвостами, которые активно подтягивала, не пытаясь по давней привычке прокрастинировать, со своими головными болями… Однако, и не меня одну мигрень беспокоила и мешала в повседневной жизни.       L2 — имплант, возможно, и мощный, но такой «деффект» достаточно редкий и признаки данного технического приспособления легко было выявить среди коренного населения базы. У девушек была парочка старших — они держались вместе, и делились обезболивающими, если у другой таковых не оказывалось. Брюнетка по типу «синий чулок» — всегда с аккуратным пучком на затылке и строгим взглядом серых глаз, а вторая — невысокая шатенка (но ниже меня никого, кроме волусов, и нет), вечно лохматая и с внушительными мешками под карими глазами. Их можно было часто заметить выходящих из лазарета, куда я обычно не совалась. Имена девушек я позорно не запомнила, но приметила, что всегда можно будет к ним подойти и поспрашивать насчет нюансов импланта. Мои же мигрени быстротечны, хоть и довольно болезненны, и я просто смысла не видела переводить медикаменты ради пяти минут спокойствия. Да и в прошлой жизни мне хватало шального организма, который на каждый пасмурный день устраивал мне истерики с тошнотой. Так что тут — тьфу проблема.       Честно, сначала я боялась того, что меня ждало на многострадальном Иден Прайм… Но ожидания не оправдались. То, что заставляло дрожать мои руки и колени, где-то там — в будущем. Нечто страшное и неизбежное, но такое далекое, что я смогла, наконец, расслабиться и получать так нужные в этом мире знания.       В конце-концов, впереди биотика!