Необъявленная война

Если и есть разница между безумством и обыкновенной глупостью, разум лучшей из лучших отказывался её замечать. Как ни назови, соблазн совершить одну из них никуда не исчезнет, словно война дала некий карт-бланш на эти самые глупости. Несмотря на миллион всяких «но», Гермиона пришла к заключению, что спасовать сейчас не имеет права. Нельзя сказать, что её особенно волновало, как воспримет Малфой подобное бегство, зато можно было с точностью утверждать, что выглядеть в собственных глазах проигравшей трусихой хотелось и того меньше. Почему-то дико тянуло не только осадить пресловутого бабника, но и доказать себе, что ей эта мелочь по силам. Зачем? Сие невозможно было объяснить даже в масштабах Вселенной. Гермиона подозревала, что виною всему амбиции, тяга к исключительности и ещё масса причин со времён Адама и Евы, но не поддаваться гордыне, видимо, не входило в число её достоинств. Списав свои прошлые ощущения на то, что парень так целовал её впервые (Рон ограничивался лишь поцелуями в губы), она решила прийти на встречу во всеоружии. И речь не о броне, а о красивом белье, которое, безусловно, прибавит шансов в потенциально неравной борьбе. Скрыв козыри под типичным нарядом студентки, Гермиона мельком взглянула на себя в зеркало и отметила предательский румянец на щеках, выдающий не шибко невинные намерения. Она списала блеск в глазах на адреналин, а нешуточный пульс — на волнение и, не собираясь потакать своим страхам, выскользнула из спальни. Нервничать перед боем — это нормально. Ничего сверхопасного в Малфое нет. «Он избалованный, никчёмный, негодный мальчишка! Вот...» И она его сделает. Потому что ни капли не хочет. Глубоко вдохнув, Гермиона досчитала до десяти и, вспомнив пару дюжин непростых заклинаний, доказала себе, что в порядке. Она достала волшебную палочку и, набросив, как по книжке, дезиллюминационные чары, неспешно и тайно отправилась в Астрономическую башню... ...глупить. Но главное — не отступать.

* * *

Январской ночью в условленном месте Драко признал, что никогда раньше так не нервничал. Он бродил туда-сюда, как неприкаянный, и пару раз порывался слинять, оставив на стенке загадочное послание, способное обмануть отъявленную всезнайку. Необъяснимый жар в крови уже угас, но предстоящая дуэль с Грейнджер заставляла сердце бешено колотиться, словно он не игрок, а наивный школьник. «Откуда это волнение перед?.. — он отсёк нелепую мысль. — Да ну, нет! Свиданием?.. Вот тебе и древняя магия — капризничает как ребёнок!» Типично тревожное чувство казалось чужим и вместе с тем удивительно верным. «А девчонка, выходит, не так слаба... И не так предсказуема, как другие». Несмотря на недавний прокол, Драко не сомневался, что со временем чары станут действовать на неё всё больше и больше. И чем дальше зайдёт дело, тем сильнее проявится его возбуждение — и тем сложнее будет сопротивляться «влюблённым» порывам. Он закрыл глаза, рисуя в голове фривольные картинки и ощущая почти физически, как сладка вершина, когда она достижима. Драко отгонял даже тень беспокойства и представлял, как упрямица стащит с него штаны, обнажая своё нетерпение. Она забудет про стыд, про спор, про мораль, про нимб целомудрия и отдастся земным порокам с прилежной покорностью. Безусловно, Гермиона Грейнджер станет апогеем прошлых и грядущих побед, и это не подвергалось сомнению. Спорным смотрелось другое — извечная игра в соблазнение. Некое правило. Основа основ. Но как бы ни был коварен предок, он не собирался стать магнитом для всех и, наверно, поэтому оставил простор для манёвра. Для выбора. Для искушения. Ведь не жертва выбирает Малфоя, а Малфой — жертву. Конечно, кровь дарила радость господства, но в любой охоте важно не растерять азарт, вкус, наслаждение, да и повальный успех всегда подозрителен, а успех без флирта — вдвойне. Трахать дур — уж совсем примитивно, зато получить то, что хочешь, — священно. «А гряз… — он, как по команде, сжал губы. — Чёрт, что за ерунда?! А грязнокровки давно в чести?» Драко усмехнулся. В ожидании Грейнджер он проявил фантазию и наколдовал букет разноцветных аквилегий. Драко Малфой, хитрец и знаток, уповал на ритуалы и надеялся, что это ослабит её защиту. Отрицать которую — глупо. Она есть у любой. Но не у любой совершенна. Порой надо действовать тоньше: цветы, антураж, красивые слова... «Блин, я свихнулся!» Но на войне как на войне, а девушки этот бред любят. И хорошо, что в бред проще поверить. Время шло, а Грейнджер так и не приходила. Но когда Малфой с досадой подумал, что она сдалась, Мисс Недотрога показалась на последней ступеньке, полная боевой решимости. Дуэлянт спрятал букет за спиной и, не говоря ни слова, следил за приближением жертвы тире героини, и Гермиона этим воспользовалась, чтобы прервать неловкое для неё молчание: — Что, язык проглотил? Драко... — последнее слово ей далось ой как нелегко, хотя она раз десять повторила его, петляя коридорами замка. Малфой безотчётно задержал дыхание при звуках собственного имени, сказанных скорее ласковым, чем раздражённым голосом, и поймал себя на мысли, что Грейнджер далеко не идиотка, пустив в ход и свои уловки. Только уступать ей в этом был не намерен: — Есть от чего, — начал Драко романтическим тоном, — сейчас даже звёзды в небе заворожили бы меньше. Ведь рядом с тобой их блеск не ярче свечи. Свободной рукой он расстегнул пуговицы на пиджаке, чтобы тот не стеснял движений, и сделал шаг к продуманной Грейнджер, усиливая эффект: — Красота, и в этом её коварство, способна укоротить самые длинные языки, заткнуть самые чуткие уши и обмануть самые великие умы, — он невольно вспомнил про Святочный бал и едва не усмехнулся прозрению. Гермиона хмыкнула: — А вчера ты не выражался так изысканно... Бесспорно, было бы логичнее его отчитать, только внутри проснулась тактика «отражения»: — Наверно, виновата ночь... Ты впитал её смелость. Если, конечно, не выпил что-то покрепче пива и немного забылся, — Гермиона цеплялась к нему вполне осторожно. — Но, прости, астроном, сегодня тебя ничего не ждёт. Кроме падения слизеринского метеорита, — ироничный тон откровенно намекал на фиаско Драко, и она заметила, как чуть приподнялся уголок его губ — дуэль началась! — Неужели?.. — Малфой сдержанно улыбнулся. — Но ночь — это особое время. Она как тёмная повязка на глазах, заставляющая узнавать мир на ощупь... — Слышать в невероятной тишине дрожание ресниц, — смело подхватила Гермиона. — Сходить с ума от шёпота на обнажённой коже*, — Драко не уступал. Сердце Гермионы пропустило удар. «Да уж… Борьба не будет лёгкой. Вот тебе и Малфой! Кто бы мог подумать...» А чего она ждала? Давай начнём, детка? — А ты вооружился, — Гермиона начинала понимать, что Малфой не столь примитивен. — Смотрю, за словом в карман не лезешь, — она инстинктивно отступила, но Драко успел уловить уже знакомый аромат духов. И завёлся. — Читаешь не только газеты? Иначе откуда ему известны пассажи поэтов. — Ты плохо меня знаешь, — Малфой, ощутив прилив горечи, сжал скромный букет. — Ну а что между нами было? Одно объятие, одно обнажение, один укус, десяток стычек и пара обид... Может, я и распутник, Грейнджер, но не очередной твой невежда. «Решила, что я не породистей гоблина? Не галантнее Поттера? Наивна, как и все». — Надеюсь, ты простишь мне неидеальность, — упрекнул Драко, излучая неотразимость. — А ты — мою узколобость, — паясничала Гермиона, втянутая в странный спектакль в духе дамских романов. — Конечно же, ты не распутник, ты достойный соперник и настоящий эстет. — О-о-о-о, — притворно обомлел Малфой, — да мне надо быть осторожнее... Ты способна разбить не одно сердце, — прошептал он и подошёл почти вплотную, внимая если не голосу крови, то хотя бы избитому плану. Напряжение нарастало. Гермиона сделала ещё шаг назад и, не отводя глаз от бледного лица, опёрлась спиной на колонну. Сердце забилось, словно над пропастью. Бессмысленные «светские шашки» приятно щекотали нервы обоим, но каждый не забывал, что подобные утехи лишь извращённый способ начать дуэль с вежливого поклона. А кто из них прервёт этот фарс — вопрос времени. Или банально — выдержки. И после всего… Драко показал припрятанные, как чудо, цветы и протянул их Гермионе: — Они молчат, но говорят о многом. Малфой не проигрывал ей в этой битве взглядов: глаза в глаза. Будто они влюблённые, а не двое ненормальных студентов, свихнувшихся на пари. Гермиона с возмущением приоткрыла губы, но руки не протянула. Это было уже слишком! Для Грейнджер — определённо. И поэтому сорвалась первой: — Так, всё, Малфой, прекрати! Мы оба знаем, зачем мы здесь. И уж точно не для дешёвого балагана! — она указала разгневанным взглядом на букет. — Ты не кавалер, ты гастролёр! Зла на тебя не хватает... Драко ликовал: — Первый раунд за мной. Как же здорово, что на Гриффиндоре сплошь моралисты!.. Можно приходить и бесить некоторых, получая от этого... — Ты абсолютно бессовестный! — не сдержавшись, оборвала его Гермиона. — Беспринципный и лживый. Лишь бы порисоваться, да? Как так можно жить?! — Грейнджер, совесть никогда не уберегала меня от греха, зато точно помешала бы получить удовольствие. От раунда номер два... Малфой не отбросил, а аккуратно положил букет неподалёку и, вновь приблизившись, скользнул рукой по талии Гермионы. — Ты права, мы здесь не для пустой болтовни и словесных дуэлей, — ведь, сколько верёвочка ни вейся, исход один. — И я не стану ждать, пока ты попросишь, — на выдохе прибавил Драко и медленно склонился к её губам. — Попрошу что? — тихо уточнила Гермиона, отметая мелкую дрожь и вжимаясь спиной в грубый камень. — Руку и сердце? — отшучивалась она. — Лишь бы не душу, — искренне обронил Драко, поймав дыхание её слов. «Прочувствуй этот момент. Ты не можешь быть сильнее остальных. Нет, не можешь…» И Гермиона не могла. Она хотела этого: почувствовать его губы. Необъяснимо. Глупо. Но факт. Она хотела понять, есть ли что-то такое в заносчивом мерзавце, чего следует опасаться. То, перед чем и вправду невозможно устоять. «Так просто не бывает», — единственное, что промелькнуло в её голове перед прикосновением. Его прикосновением — осторожным, нежным, с лёгкостью встречающим ответное движение губ… Движением, заставляющим ненадолго задержать дыхание... Задержать и на один удар сердца отстраниться, чтобы вернуть сладость первого касания... Вернуть и раствориться в нём, не веря Драко, всему миру, самой себе... Раствориться и понять: Это случилось. Малфой поцеловал её. Поцеловал. Целует... Не останавливается. Никакой робости в движениях — лишь желание довести друг друга до края. До последней черты. Лишь жгучая потребность не разрывать губ. Не теперь. Они оба этого хотели. И в тот же миг, когда Гермиона почувствовала его язык, её гордыня рассыпалась. Поцелуи Малфоя были далеки от подлости и притворства, они отнимали реальность по каплям. Заставляли отвечать ему с придыханием и подаваться навстречу всем телом. Ещё слабо, но трогательно. Волнующе. Всё ближе и ближе. А Драко не спешил — подкрадывался к её желаниям. Она чувствовала, как крепкие руки робко гладили её волосы, шею, плечи… И сама не осознала, в какой именно момент обняла его в ответ. Прильнула, будто невидимые нити притянули её к Малфою, как притягивало его тепло. Гермиона ошиблась в себе. В нём. И Драко тоже. Во всём. Языки пламени вдруг обожгли его вены. Кожа вспыхнула, как от зелья. Сердце отчаянно застучало о рёбра, заявляя о том, что это — она… Та, которая ему нужна. Но Драко не поддавался! Каждой клеточкой. С каждым вдохом и выдохом. С каждым движением губ. «Это... невозможно». Может, и так… Только всё тело ломило от жара и возбуждения. Сейчас сам Малфой готов был поклясться, что это в жилах Грейнджер течёт магия. Магия, заставляющая целовать её более страстно. И он целовал. Смело. Самозабвенно. Драко уже не ограничивался только губами. Не получалось. Но ведь так и должно было случиться… Так задумано. Он целовал шею, ощущая тонкий аромат духов. Спускался ниже и ниже. Он хотел большего… Намного большего! Он хотел Грейнджер. И ему вдруг стало наплевать на её «нельзя». Если оно прозвучит... Но ни намёка. Его и не могло быть! Драко верил в это. Бездумно распахнув её плотную мантию, Малфой разделался с пуговицами на блузке. Он встретил лишь слабое сопротивление, когда без колебаний оттянул тонкое бельё вниз, оголяя истомлённую грудь. Какого оно цвета?.. Потом он даже не вспомнит — только грудь. Её чуткость и остроту. Желание сбежать исчезло у Гермионы с первым стоном. Ведь Драко склонился к её наготе и с нескрываемой жаждой прильнул к розово-нежной коже — губами, теплом, языком. Она забыла о зимней прохладе, как почти забыла, что это дурацкий спор, и будто запнулась: — Боже... Гермиона изо всех сил старалась произнести хоть слово протеста, но тело, тающее под ласками, не позволяло. А Драко не просто не хотел останавливаться... Ему казалось, что он буквально не сможет. Не сможет. Но должен! Чтобы победить. Чтобы проучить. Он не насильник. Он зачарован. Грейнджер сломается. Вот-вот. «Ещё немного… Давай». Малфой обманывал всех и вся и упрямо ждал её слепого, глухого, безумного падения. С неизменным «хочу». Но его не было. «Соберись, чёрт возьми!» — приказывали Драко обрывки сознания, пока Гермиона открывалась его натиску и желанию. Она не прятала полувсхлипы и полустоны и, безрассудно стягивая с плеч блузку, подстёгивала и пороки, и кровь. Как только Грейнджер притянула его полупьяную голову, он впился в голодные губы — в её губы — и вышептал сквозь пелену: — Послушай, я… — он едва не обронил это. Едва. Звук собственного голоса будто окатил ледяной водой. Драко застыл и отстранился. Только он знал, чего ему стоило придать лицу неприятно холодное выражение. Но Гермиона не купилась на блеф, она смотрела на Малфоя, сбиваясь дыханием, и поддевала: — Так что ты... хотел сказать? Она почти ощущала силу его признанья... и боялась. Но Малфой судорожно искал способ изменить ход её мыслей: — Я… я думаю, на сегодня хватит, — он оправил пиджак. — Мне столько всего надо сделать, что лучше я пойду спать, — и сам стал застёгивать одежду Грейнджер. — Ты так устал? Или признаёшь своё поражение? — с улыбкой спросила Гермиона, не сомневаясь, что на раз-два он не сознается. Даже если действительно проиграл. — Не надейся, — надменным голосом бросил Драко, прервав акт джентльменской заботы. — Между прочим, это была проверка боем. Не заниматься же сексом на грязных ступенях! И мне кажется, что проверка прошла успешно. Кто-то возбуждён не на шутку. Губы и щёки Грейнджер пылали, знакомое тепло бесконечным потоком разливалось по телу, но она по-прежнему не собиралась соглашаться с Малфоем: — Это ты про себя? Потому что я… — она смутилась и, запахнув мантию, продолжила: — Ну… было неплохо, да, но не так чтобы ах!.. Стандартный эффект от первой близости, и не более. Теперь я абсолютно уверена, что устою, — Гермиона старалась, чтобы её тирада походила на правду, но понимала, что заливает на полную катушку. — Тебе надо врать убедительней. — А тебе — изворачиваться! Туше. — Ох, детка, — съёрничал Драко, — мне и не нужно. Дуэль — это игра, а не работа. Я ничем тебе не обязан. — Что, неприятно, когда кто-то ещё знает правила игры? — зацепила его Гермиона. — А я ведь предупреждала... — Эй, Грейнджер, ты не звезда факультета! Потому что иначе и быть не может. — А ты не любовник года! — прямо в губы. — Тогда почему тебе так понравилось? — Как «так», фантазёр? «Нет, ну вот же трещотка!» — он молчал и злился. Что бы Гермиона ни говорила, Драко чувствовал, что она горит. Не так, как он, наверное, но всё-таки… А неопытным идиотом Малфой себя не считал. Он не стал доказывать её ложь, беспрестанно споря, поэтому взял и поцеловал Грейнджер. Опять. Зачем он это сделал? Зачем?.. Потому что его кровь будто взбунтовалась. Но он хотел её губ. Хотел как дурак. Снова. Таких мягких, податливых, нежных… Он целовал её недолго, прощаясь. Целовал, подчиняясь гордыне. Целовал, уступая влечению. Он — о, небо! — целовал её без чьей-то указки. Сам. Дозадирались!.. И в какой-то степени только что проиграли. Оба. — Малфой... — растерянно выдохнула Гермиона. — Почему? Почему он поцеловал её снова? Почему она снова ответила? — Все вопросы в следующий раз, — тихо осадил Драко и рывком отстранился, изо всех сил стараясь скрыть «кровавые подножки», что толкали его к ней. «Чёрт, хватит! Проиграть? Мне? Нет. Вот так, запросто…» — Следующий раз на моих условиях, — изображая спокойствие, заявила Гермиона. — Второй раунд ты провалил, поэтому место и время выбираю я. — Хорошо, — Малфой мечтал сбежать и не собирался с ней препираться. — Через три дня и не больше. Мне не терпится ощутить вкус победы. — Я в этом глубоко сомневаюсь, — обезоруженной, Грейнджер опять улыбнулась. — Спорщик из тебя ещё хуже, чем астроном… Драко не успел бросить ответную колкость, как Гермиона снова удивила его: не обернувшись, она склонилась к букету, мечтательно подобрала аквилегии и направилась к лестнице. С гордой спиной. И Малфой, сжав кулаки, провожал её взглядом. «Нет, Грейнджер, ты не та самая. Ты не чистокровная, ты вредная и какая-то неправильная...» Другие уже б стонали под ним. «Надо как-то взять себя в руки, ведь чуть не сорвался, — и почему она так действует на него? — Она ж недоволшебница!» Драко тянуло брякнуть «Глиссео!», дабы вновь спустить с лестницы и умницу-разумницу, и её гонор, но язык вдруг отказывался слушаться, словно магия Грейнджер подавляла не только древнюю магию. Всего одним поцелуем. «Ну, хорошо, двумя...» С гриффиндорками, видно, кровь справляется медленнее. «Если вообще справляется... Не чары, а хрень! — только Драко не растерял нюх на увёртки. — Она выскочка и обманщица, я готов поспорить и на это…» Но он подумает обо всём позже. _______________ * Глиссео — превращает ступени в покатую горку. * (с) Аль Квотион. Полнейшее АУ, но почему бы не пофантазировать... От автора: аквилегия — довольно красивый цветок, символизирующий чистоту и коварство, а в некоторых странах — соблазн и даже распутство.