Необъявленная война

Однажды в монографии Лича Драко прочёл, что любовь совсем не похожа на ангела. Она коварна, как дьявол, и в одной её руке — нож, а в другой — напиток Бессмертия. Малфой никогда не понимал широту мыслей бывшего министра, когда Люциус посвящал сына в его философские бредни, но теперь начинал думать, что в словах старика Лича есть немалая доля истины. Любовь, может, и добро, но чем-то смахивает на опасную болезнь, потому что неотвратимо и незаметно овладевает душой и телом. Непредсказуемо. Необъяснимо. Своей лёгкой рукой она стирает различия между людьми, будто круги на воде, и дарит надежду самому несчастному сердцу. Даже если это сердце... Малфоя. Сердце того, чья кровь — орудие преступления. Только любовь не всегда дар, порой любовь — это боль, но мы соглашаемся на неё совершенно осознанно, превращая себя в одержимых глупцов, которые засыпают и просыпаются в обнимку с мечтой. А лицо мечты Драко — эх, кто бы знал! — вполне себе человеческое. Хотя имя у неё абсолютно дурацкое... Магловское. Блин, отец бы его прибил! Он же мечтал влюбить в себя грязнокровку. Пусть и с помощью магии... Драко и не заметил, что, проснувшись утром в своей постели, не пытался, как раньше, отогнать мысли о Грейнджер. Дуэль приближалась, и он наслаждался тем, что от распутных игр его отделяет лишь несколько часов. Горе-выскочка явно не представляла, что ванна не подиум для сражений, не башня и даже не постель, ванна — это алтарь, на котором он разложит её, как покорную овечку. Мысль об этом вызывала тёплую животную жажду и вместе с тем заставляла внутренне петь, словно Драко — счастливый наивный мальчишка. Одевшись, он не толкнул, по обыкновению, Блейза, а спустился в общую гостиную, чтобы подождать его там, с удовольствием погружаясь в нескромные ожидания. За завтраком Драко украдкой наблюдал за Грейнджер, любуясь её очертаниями со снисходительной нежностью. Бедняжка даже не знала, что сама себе не принадлежит — лишь ему. Её точёные изгибы, её нравственность и гриффиндорская дерзость в какой-то мере его собственность, и Малфой будет полным дураком, если откажется от такой мечты. Встав из-за стола, он с удивлением отметил, что почти ничего не съел, однако голода не чувствовал. Малфой отсидел сдвоенную Защиту, пялясь в лохматый затылок с ленивой тоской, и мысленно утопал в этой копне пальцами, как в водопаде из мягких кудрей. Грейнджер то и дело вскидывала руку, умничала, бесила половину курса, но Драко не ухмылялся, а мысленно обзывал других «кретинами» и «пеньками», ощущая щемящий прилив гордости. В конце занятия Драко едва почувствовал тычок в бок и услышал шипение Блейза: — Ты что, болен, приятель? — С чего ты взял? — типично надменно спросил Малфой и чуть не поддался желанию ткнуть его в ответ. — Ты в зеркало на себя сегодня смотрел? Вид у тебя какой-то... потерянный. Может, наведаешься к мадам Помфри? — Каждый заблуждается в меру своих возможностей. Я более чем здоров, уверяю тебя! — Тогда в чём же дело? — одолевал его Забини. — Наверное, всё-таки подцепил какую-нибудь заразу от этой… А вот такого Малфой стерпеть уже не смог. — Что ты лезешь ко мне с допросами? — довольно резко оборвал он. — В авроры подался? Следи лучше за собой, Блейз! Драко схватил свои вещи со стола и бросился прочь, а мысли вдруг приняли кардинальный оборот: «Надо с этим кончать. Превращаюсь в чёрт знает что! Прям как тюфяк очкастый. Зануда меня заколдовала, что ли? Всё. Сегодня Грейнджер станет историей. И пошла она!..» — решительно заявил Малфой на взводе от лишних и назойливых вопросов Забини.

* * *

Прохладным вечером одолеваемая слабым сомнением Гермиона суетилась в спальне, играя в «напёрстки» с собственными вещами. Она нервно перекладывала их с места на место, отбрасывала в сторону, снова брала... Джинни не выдержала первой: — Та-а-к... — протянула она, — что происходит? У кого-то ночное свидание? Дурой подруга никогда не была. — Какое свидание? С кем?! — неловко выкручивалась Гермиона. — Я... я просто... терпеть не могу беспорядок! Педантичностью до мозга костей Грейнджер ещё не страдала. — А это что, — Джинни указала на мини-бардак, — генеральная уборка? — подсмеивалась она. — Господи, чёрт!.. — нескладно выругалась Гермиона, обводя взглядом родную спальню. — Да я ни к чему не готова! — Только не начинай про экзамены, — условно веря, Джинни насторожилась, — это не тянет на причину. До них ещё ой как далеко, Гермиона! — Для кого как! — взволнованно ответила она, рассматривая разбросанные по кровати вещи. — А для кого-то впереди самый «страшный» экзамен, — Грейнджер имела в виду явно не учёбу. — С каких пор гордость всего факультета чего-то боится? — подбадривала её Джинни, решив не мучить расспросами, и, скрыв прозорливость, опустила глаза. — Остынь, всё пройдёт так, как нужно. Где эти «страшные» тесты, и где наша Гермиона!.. — едва удерживая серьёзность, поддразнивала она. — Ах, мне бы твою уверенность, — с дрожью в голосе буркнула Грейнджер и собрала резинкой непослушные волосы. — Она бы мне сейчас не помешала. Гермиона, скрестив на груди руки, погружалась в липкие страхи и, взглянув на часы, подумывала капитулировать. Джинни читала на её лице знакомый трепет: — Не время для паники, честное слово! Отвлекись, найди в переживаниях что-то хорошее, — она притворно кашлянула и невольно попала в точку: — А ещё лучше — прими ванну. Это помогает расслабиться! — Вот этого я как раз и боюсь… — всё тем же неровным голосом созналась Грейнджер и распустила волосы. Её храбрость, похоже, сбежала. — Экзаменатора или ванны? — поддела Джинни и изобразила невинность. — Ты всё равно вроде как собиралась, — напомнила она. — Так что вот тебе… — рыжая издёвщица стала укладывать в скрещённые руки подруги туалетные принадлежности. — А ну, марш отсюда! И шутя вытолкнула Гермиону из спальни. Рассовав по карманам дары Джинни, отчаянная трусиха побрела коридорами к ванной комнате, и былое волнение приятно рассеивалось, словно перед рисковой игрой вернулись отвага и убеждённость. Гермиона ничуть не стеснялась ощущения силы и превосходства, ведь встреча в башне сама за себя говорила: Малфою эту крепость не взять. Она без слов миновала статую Бориса Бестолкового, и тот вдруг отвесил неглубокий поклон, очень похожий на приглашение, отсчитала задумчиво четвёртую дверь, но не успела назвать пароль «Лиловое мыло», как петли скрипнули и ванна открылась. Почему?.. Предчувствуя подвох, Гермиона вошла. Шаги мерным эхом разлетались по комнате, которая будто ждала её: высокие окна спрятались за длинные занавеси и вековые стены сверкали мраморной белизной. Бассейн был наполовину полон, и от поверхности воды даже сквозь обильную пену поднимался душистый пар, а в воздухе парили арки из тысячи пузырьков. Оглядев помещение, Грейнджер ничего необычного не заметила, русалка на портрете не била хвостом, никого не завлекала, а потому списала «боевой» антураж на происки... Малфоя. Ведь они, до Гермионы только дошло, не договорились о времени. И тот — вот негодник! — наплевал на общие правила и наложил на этаж... Гермиона вздохнула: — Следящие чары... М-да... Будто он царёк в этом замке. Позёр! Но предусмотрительность на отлично. И теперь подиум для дуэли готов. Грейнджер здесь. А Малфой — продуманный гусь! — уже извещён. Она немного потопталась на месте, дожидаясь позднего гостя, но с каждой минутой аромат и тепло горячей ванны завладевали... всем. И поэтому Гермиона взмахнула палочкой, одним движением закрыв краны и брякнув задвижкой, неторопливо разделась и с томной негой на лице опустилась в воду. Упираясь затылком в покатый бортик, Грейнджер наслаждалась окутавшим её бархатным чувством и как прежде ждала Малфоя. «В конце концов, ничего нового он не увидит. И такой будет легче вывести его из равновесия, — она улыбнулась необразцовым мыслям. — В этот раз сбежать не получится…» Время шло, пузырьки лопались, а Драко так и не появился. И что теперь? Ждать паршивца до посинения, пока он до неё снизойдёт? «Неужели... струсил? Так и быть, дам ему ещё час», — пожав плечами, она настойчиво отрицала проблески сожаления. Один час... Весьма удобный повод свалить всё на время. И прекрасный способ избежать следующей попытки Драко её соблазнить. Но самое страшное, его победы. «Уйду, не задумываясь! Я не нанималась торчать здесь, как проклятая. И, кажется, по привычке заперла дверь, — Грейнджер обернулась, оперевшись о бортик, и незаметно хихикнула: магией задвижку не стронуть. — Если Его-Величество-Малфой всё-таки пожалует, пусть постучит и потерпит. Встречу его в полотенце, посмотрим, как вытянется лицо». И Гермиона очень ясно представила себе это… Его горящие огнём глаза. Мягкие губы на своих губах. Тёплые руки, срывающие с неё единственный покров. Как они гладят… скользят… ласкают… Всё ниже и ниже… Смелее. Откровеннее. Гермиона знала это чувство. Она… хотела. И желание подталкивало её. Рука сползла с бортика, погрузилась под воду и спустилась по бедру. Гермиона закрыла глаза и провела кончиками пальцев между распахнутых ног. Она сделала несколько невесомых движений и ненадолго замерла, прежде чем продолжить, погружаясь в фантазии с головой, рисуя нахальные руки Драко и его жадное дыхание на своих губах. Гермиона отдалась ощущениям с таким наслаждением, что пылало всё тело. Не просто пылало — требовало своё. Она чуть прикусила нижнюю губу и снова застыла, стремясь продлить удовольствие, как вдруг услышала знакомый низкий голос: — А теперь представь, что вода — это я… Сердце Грейнджер подпрыгнуло. До невозможной высоты. Щёки запылали ещё сильнее. «Ма... Малфой». Она свела колени и стыдливо открыла глаза, ведь прятаться от расплаты бессмысленно: Он — здесь. И отрицать сие невозможно. Осталось лишь принять вызов. Хотя бы постараться... Неизвестно откуда материализовавшийся Драко с палочкой в руке расположился неподалёку, прямо в белоснежном бассейне, и пялился на Гермиону с неприкрытым азартом: — Но как ты вошёл? — срываясь на сип, спросила она и в нелепой попытке закрыться от невоспитанной натуры скрестила на груди руки. — Я же заперла дверь. Отворить её снаружи студент не способен. Преподаватель — да, но не втянул же хитрец Слизнорта! — Я тебя обставил. То есть опередил. Драко приподнялся, пристроил палочку на бортик и, нащупав ногами дно, повернулся лицом к Гермионе. Из воды проступили грудные мышцы, и он, медленно приближаясь к ней, пояснил однозвучным голосом: — Следящие чары в гриффиндорской башне, мисс... — Вот жук! — сорвалось у Гермионы. Всё виделось несколько иначе. — Я ведь понимала, что-то не так... Но на эмоциях упустила главное: Малфой — шельмец. Она корила себя за ошибку и безотчётно расцепила руки, погружая их в горячую ванну. — Не ты одна тут самая умная, Грейнджер. Я зачаровал шмотки и устроился поудобнее, а Бестолковый Борис, как привратник, распахнул дверь. Кстати, он благоволит не только Макгонагалл. Врунам о её указаниях — тоже. — Умею я расположить девушку, согласись, — улыбаясь и ёрничая, важничал Малфой. — Ванна, свечи, швейцар... — Ты прятался… — «самая умная» даже не заметила, что сказала это вслух. — И зачем? — Иногда разговор — ужасно бесполезная вещь, — Драко, подальше от соблазнов, старался не отводить взгляд от лица обнажённой Грейнджер, повторяя про себя: «Не набрасывайся на неё, как сопливый пацан. Ты ещё не готов, ты проиграешь…» — Одного он удивляет вопросами, другого — ответами, хотя тот отлично их знает. Невидимые чары в любом деле — полезная штука, с ними всё интереснее! Правда?.. — нагло припомнил он. — Так ты банально... подсматривал? — с возмущением спросила Гермиона и едва не выскочила из воды. Но вовремя спохватилась и, лишь слегка дёрнувшись, прибавила: — Это нечестно! — Опять твоя идиотская честность?.. — Малфой усмехнулся. — Только между нами, Грейнджер… Гриффиндорка, может, и звучит храбро, но слизеринец — куда честнее. Мне плевать, что это неправильно, потому что охренеть как восхитительно выглядит! Драко стоял совсем рядом, но не трогал Гермиону. Вместо этого он хищно, с вызовом, смотрел на неё и, собрав волю в кулак, приближал припухшие губы на расстояние вдоха. Грейнджер задержала дыхание. Ещё совсем чуть-чуть — и… обратного пути не будет. Не будет терзающего воображение расстояния между ними — останутся лишь глупые игры на грани. На пределе. Близость голого Драко волновала ещё сильней, чем когда-то, рождая настоящее искушение. Влажный блеск плеч и мокрые пряди влекли своей чистотой. — Почему ты остановилась? — прямо и верно. Не отрывая глаз. — Продолжай. — Нет, — упрямо и мягко. — Тогда скажи, о ком ты думала? Только честно, — он едва заметно качнул кончиком языка. — Ни о ком. Это не важно. Всё. Не смотри... так, — запинаясь, Гермиона зарделась. — Ты лжёшь и нарушаешь свои же правила. Мы же договорились: не жульничать, — шёпотом произнёс он, и его дыхание всё так же ласкало кожу. Гермиона почувствовала, что снова покраснела. — Это не считается, ты не должен был подсматривать, — смущённо отчитала она. — Считается. У меня считается. И разве я мог оторваться? Я же не идиот! Я всё видел. Эти губы... — взгляд серых глаз скользнул по ним, когда Драко отвёл от висков её волнистые локоны. — Грудь… — спустился ниже. — Бёдра… — застыл между ними. — Всё это… хочет меня. — Нет! Нет… нет… — Гермиона слабо мотала головой. — Некоторые девушки любят говорить «нет», и только болваны принимают это всерьёз. Особенно после таких откровенных ласк. Драко ясно вспомнил лицо Гермионы, пронизанное наслаждением. Взгляд застыл на её полуоткрытых губах, ещё минуты назад завораживающих своим изгибом и неосознанными движениями. Она издала нечто похожее на испуг и... ...внутри будто что-то толкнуло. Малфой больше не мог говорить и приник голодными губами к губам под гулкий удар несвободного сердца. Этот поцелуй отличался от прежних — никакой сдержанности. Как полёт двух обречённых в плену отчаяния. И желания. Неприкрытого. Обнажённого. Грешного. Оно растекалось на коже. Под кожей. В нервах. Стыд давно исчез за чертой, за которой он — преступление. Драко казалось, что он целует Гермиону впервые, потому что это… …Она. Оттого магия так беззвучно стенала. Его кровь… она не жгла — она безжалостно подгоняла. Подстрекала. Словно демон, шептала запретные слова, которые Малфой и без Лича, конечно же, знал… Но он запомнил табу с первого раза: Никаких признаний. Драко едва сохранял ясность мысли в приветных, шёлковых объятиях и заглушал голос крови чем мог: гордыней и... поцелуем. А его вкус лился, будто жидкая власть, обволакивая горло, когда их языки — уже не робко — касались друг друга. У магии предков в руке не нож, но нечто не менее ценное: Его разум. А игры разума порой не любовные — жестокие в своей полноте. Драко чувствовал жажду, жар, наготу и терял, как под Империо, нити происходящего. Какой контроль, если кровь диктует свои условия? Если толкает в пропасть, словно палач. В зеркальной воде Гермиона казалась Малфою почти невесомой, почти околдованной, почти его... И когда она, отбросив стеснение, шепнула «Боишься?», сорвался: — Нарываешься, Грейнджер... Его пальцы задержались на её груди: «Ты попросишь… — губы сомкнулись на её вершине, заставив нахалку прогнуться. — Попросишь, — язык заиграл с наслаждением. — И я не остановлюсь». Драко ласкал и ласкал беззащитное тело, чувствуя дикое напряжение в ногах, в спине... ...в члене. Тихий стон сорвался с губ Гермионы, и она крепче сжала их, стараясь придушить рвущееся на свободу «ещё». Притянула Малфоя за голову, к себе, чтобы ощутить его силу снова… чтобы раствориться в нём… чтобы отогнать все остальные желания. Драко прикусывал ищущие поцелуев губы в тревожном порыве наказать ту, что терзает своей наготой и невинностью. К дьяволу спор! «Я хочу...» Несказанное «хочу» ударило Драко наотмашь, и то, с какой страстью он набросился на Гермиону, испугало и её. Ведь это самый правильный страх — страх близости. Было невыносимо сложно сохранять холодность, когда руки Драко жадно скользили по коже, когда впивались пальцами будто в спасательный круг, а поцелуи стали более глубокими, и Малфой почти не сдерживал себя внутренними барьерами. Его тело и звуки, порой бездумно слетающие с губ, выдавали неприличные, неприкрытые ложным равнодушием мысли. Он всё сильнее прижимал Гермиону к себе, запускал пальцы во влажные волосы и шептал в каком-то слепом отчаянии: — Что же ты со мной делаешь... Что же ты делаешь… Распалённая признанием, чувствуя, как возбуждённый до предела член упирается в живот, она мысленно молила себя собраться, потому что выдержка ей изменяла. Дыхание Драко казалось горячее воды, а запах кожи пьянил и пугал до невыразимой дрожи. Гермионе очень хотелось, чтобы Малфой наконец сломался, ведь ещё немного — и его губы заставят её произнести несколько слов… И всё закончится. А этого ей хотелось куда меньше. Гермиона не сомневалась, что пространство вдруг сжалось и потом развернулось, когда Драко прижал её к краю ванной, и его рука скользнула меж ног. Он нежно дотронулся до влажных тайн, лаская её в предвкушении неумолимой развязки. — Ты об этом думала? — пальцы будто выписывали удовольствие в каждой клеточке тела. — Об этом? — А ты? — сквозь неровное дыхание. Шёпотом. — Когда... подсматривал. Разве нет? В ответ — почти рычание. Потому что про себя только одно: «Дай мне, дай, чёрт!..» Наглые пальцы Драко очерчивали изгибы и линии, подталкивая сдаться. Безотчётно. Глупо. Безвозвратно. Гермиона не устояла и застонала. Замерла, задержала дыхание. Снова застонала... «Нет, Малфой, нет… Только на равных». Её рука сама обхватила член, и Драко задышал ещё чаще. Нет, Гермиона не намерена была уступать. Это безумие превратилось в наваждение, где нет места для слабости. Да, она хотела кончить, но гораздо больше хотела продлить сумасшедшие мгновения, чтобы оргазм не захлестнул её так сразу. Потому что не знала, что будет с ней после... Когда всё иначе. Когда она с Малфоем. Если даже то, что срывалось с губ, поражало её саму: — А ты не хочешь... позволить мне... подсмотреть за тобой? — око за око. — Прямо сей... — Замолчи, — обрывая Гермиону на полуслове. — Замолчи, — целуя. — Хватит! — забываясь. Она, не отступая, ласкала член, пока Драко, грубо матерясь про себя, не убрал её руку, как в полусне, припадая губами к губам. Сгорая от негодования, слепо целуя и прижимаясь к нему бёдрами, Грейнджер услышала глухой отчаянный голос: — Ты меня с ума сведёшь... Скажи, — сильная рука прошлась по её груди. Задержалась. Сжала её. Снова и снова. Погладила по бедру. — Скажи: «Я хочу тебя», это ведь так просто. Попроси меня... Губы терзали губы. Руки разводили стройные ноги. Член скользил в опасной близости по атласно-розовой коже... по клитору. Но Гермиона молчала. Секунду, две, три… Она готова была проиграть под острыми ласками, как в дверь постучали. И раздался голос Джинни: — Гермиона, ты здесь? Макгонагалл тебя ищет. Я сказала, что ты будешь через десять минут. Грейнджер и Малфой замерли, не в силах восстановить дыхание и, как сговорившись, одновременно отстранились друг от друга. Гермиона собралась с мыслями раньше и уверенно заявила: — Мне кажется, что кто-то проиграл. В этот раз — точно. — Ты кого из нас уговариваешь? Н...не помню — значит, не было, — рвано возразил Драко. — Откуда в тебе это ослиное упрямство? Когда Грейнджер не так близко, кровь не превращает его в тряпку. — Мне повторить то, что ты сказал? — Не надо. Я помню, — Малфой шумно выдохнул. — Стандартная попытка тебя сломать. Я же не сказал, что хочу. — А было и так заметно! — сообщила Гермиона, победно глядя в горящие от возбуждения глаза. — Без слов. — Я парень, Грейнджер, а не истукан! И на войне, сама знаешь, все средства хороши. А жалость — ваше слабое место. Рыжая тебя просто спасла, — он сжал губы, отвернулся и, сделав несколько шагов, буркнул себе под нос: — И меня тоже. — Ты что-то сказал? — поинтересовалась Гермиона, глубже опускаясь под воду и наивно надеясь, что это охладит предательский жар в теле. Драко подтянулся, вызвав у неё отчаянную потребность закрыть глаза, вылез из воды и ответил: — Да. Я сказал: выходи, я не буду смотреть. — А я не против, — игриво произнесла Гермиона и спохватилась: «Что я несу?! На сегодня достаточно испытаний. Джинни, спасибо…» Но Малфой уже не слушал, решительно повернувшись спиной. Он поднял палочку, взмахнул ей пару раз и, одевшись, ждал, пока Грейнджер сделает то же самое. Они вышли из ванной, но Драко так и брёл чуть позади до самой Директорской башни. — Ты что, намерен сопроводить меня в кабинет? — хмуря брови, удивлённо спросила Гермиона. — Это ещё зачем? — Быть рядом с тобой мне можно только голым? — язвительно осадил он, но потом всё-таки ответил на вопрос: — Если Макгонагалл ищет тебя в такое время, значит, дело серьёзное. — И как это будет выглядеть? Ты и я… — негодуя, она остановилась у каменной горгульи в поисках объяснений. — Слегка необычно, — согласился с ней Драко, — но я скажу, что мне надо отлучиться домой. Послезавтра всё равно выходной. Типа семейные проблемы. — Так ведь это неправда! Макгонагалл поймёт. — Почему неправда? — возмутился Малфой, топчась у витых ступеней. — Я действительно отправлюсь домой. — Так ты хочешь быть рядом или хочешь от меня сбежать? — Грейнджер попала в точку. Он был напуган происходящим. И Драко вспылил: — Грейнджер, здоровый эгоизм способен украсить даже гр… — он осёкся. «Так, это уже серьёзно!» — ...любопытную зануду. Перевожу. Это. Моё. Дело. — Даже сейчас, Малфой, ты закрываешься от меня в своей скорлупе. Хватит отталкивать людей, которые… — она замолчала. — Что «которые»? — раздражённо отбрил он. — Что?! — Которые к тебе небезучастны, — закончила фразу Гермиона. — Это всё ненастоящее, — отмахнулся Драко и опустил взгляд. — Тупое гриффиндорское благородство. — Я не стану тебя переубеждать. Это твоё дело! — передразнила она Малфоя. — Вот именно. Заткнись уже наконец! Обидевшись, Гермиона назвала пароль и ступила на винтовую лестницу. Драко — следом, отгоняя не только прежние желания, но и новые. Потому что и те, и другие были чертовски опасными.