Необъявленная война

Драко решил отвлечься от всего лишнего и скрыться от студентов своего факультета в неожиданном для них месте: библиотеке. С усердием буквоеда он перерисовал в каноничном порядке закорючки из скрипта и предпочёл запереть оригинал в потайном ящике. Разве мог Малфой не приобрести себе тумбу с секретом, когда в неё способна залезть всякая любопытная Грейнджер?.. Драко прихватил книгу по древним рунам из дома, но как-то не планировал переводить текст преданья в собственной спальне, ведь похвастать уважением к чужим границам слизеринцы не могут. Кроме того, он не отрицал, что одного учебника может не хватить, а в Хогвартсе хранились довольно редкие издания ещё со времён злополучной Фламель. Нельзя утверждать, что он испытывал к самой женщине ненависть, но к её деяниям — да. Далеко не глупый извращённый мозг Фламель сумел испортить жизнь Малфоям на века, внушив потомкам Арахниуса обоснованный страх даже перед её сыном. Драко не особо задумывался над тем, почему Николас вручил свиток только перед смертью, но отец однажды заметил, что, открыв текст преданья, алхимик по сути исполнил свой долг, просто отдать то последнее, чего касались руки любящей матери, преданный сын не смог. Возможно, он не исключал, что свиток — некая гарантия его безопасности. Устроившись у окна, подальше от докучливых рож, Малфой с облегчением отметил, что в кои-то веки заучки-Грейнджер в библиотеке не наблюдалось, и принялся изучать полчища символов, пугающих своим многообразием и сакральностью. Оказалось, что это весьма утомительное занятие — читать руны. И трудоёмкое. Но Драко цеплялся за призрачный шанс, как за соломинку, даже не понимая, что такое сверхновое собирается там найти. Наверно, каждый из нас в душе верит, что где-то есть человек, которого хочется впустить не только в свою постель, но и в жизнь, даже если вчера сама мысль считалась невозможной. Малфою нравилось думать, что от любви до ненависти — один шаг, и этот шаг далеко не односторонний. Лишь ненависть заставляет нас делать столько же глупостей, сколько и любовь, а её абсолютная тьма слепит словно яркое солнце. Удивительно, как чей-то голос, запах или нечто неуловимое вызывает бездумную потребность быть рядом и заставляет чувствовать друг друга близкими людьми, а с таким человеком хочется делить боль и радость. И если для одних всё начиналось с романтики и перерастало в страсть, то для Малфоя всё начиналось только со страсти. И «знак» этой страсти не столь важен. Отец как-то сказал, что девушек влечёт к тем, кого они любят, а парни учатся любить тех, к кому их влечёт. Поэтому Драко торчал в библиотеке уже не один час. Как избавиться от дара, его предки поняли почти сразу. Даже раньше, чем узнали о наложенном на него проклятии. После смерти виновника всех бед — Арахниуса — это выяснилось очень быстро. И, естественно, распространилось с потрясающей скоростью. Но о том, что отказ от магии крови опасен для жизни, стало известно только со временем, и фраза «любить до смерти» обрела для Малфоев чудовищный смысл. Предки Драко исчезали, гибли, сходили с ума, поэтому далеко не каждый шёл на это. То ли из эгоизма, то ли из страха многие Малфои не считали нужным так рисковать. Но чем больше Драко углублялся в перевод, тем яснее понимал, что ничего коварного или туманного не находит: всё те же слова, что столько веков передавались из уст в уста, и синонимы не меняли смысл написанного. Текст не был инструкцией, состоящей из трёх пунктов, как не был рецептом от «недуга», заставляющего род Малфоев уменьшаться и уменьшаться, не считая войн, болезней и трагических случайностей — избежать этого не удавалось ещё ни одному поколению. В документе встречалось лишь небольшое отличие: если легенда звала магию крови даром, то наказавшая Малфоев волшебница — ядом. Что, впрочем, неудивительно, когда дар несёт беды и смерть. Всё остальное тоже было вполне очевидным. Руна «шанс» не имела альтернативного толкования. А две ключевые — означающие «не поддаваться влиянию» — не вызывали вообще никаких сомнений. Но именно эти два знака не отпускали сердце Драко, поэтому он вместе с последним символом выводил их на отдельном листке, как заворожённый, погружаясь в надежды и страхи. Завершающий послание знак отличался каллиграфической сложностью и оставался самым важным в череде рун, потому Малфой, списав волнение на усталость, отложил расшифровку на другой раз. Драко всё смотрел на изображение, вглядываясь в его изгибы и чёрточки, будто надеялся, что сможет пробиться сквозь пророческий барьер этих рун и увидеть иной смысл. Он так увлечённо пялился в листок, что не заметил подошедшую со спины Гермиону. — Тебе помочь? — вежливо предложила она и невежливо уточнила: — Что ты забыл среди полок мадам Пинс? Малфой тут же сложил пергамент вдвое. — Твой длинный нос, — ехидно провозгласил он. — Разве я произвожу впечатление человека, не способного ничем интересоваться? — Ничем, что не несёт выгоды, — озвучила Гермиона. — Я знаю, что опасно лишать гриффиндорцев их заблуждений, но то, о чём не подозреваешь, опасно вдвойне. Я всё-таки студент, Грейнджер, а ты — жертва своих предрассудков. — Но я никогда тебя здесь не видела в свободное время, — ответила на его нападки Гермиона. — Уж точно не за чтением, — поправилась она. — Библиотека, всезнайка, есть не только в Хогвартсе, — уколол Драко. — Так ты поэтому отлучался домой? — Гермиона присела рядом. — Тогда почему ты здесь? Всё-таки Грейнджер невыгодно прозорлива. — Слушай, будет смотреться очень подозрительно, если нас застукают так: мило болтающими за книгой. Тебе не кажется? — похоже, эта фраза становилась между ними весьма популярной. — Тебе так важно, что думают другие? Хм... Мне — нет. На свете немного людей, чьим мнением я дорожу. И разве это проблема? А я-то надеялась, что слизеринцы умеют за себя постоять, — съехидничала она. — Конечно! — подхватил Драко. — И потому я здесь строчу кляузы, — сочинял он. — Какие? — Гермиона неожиданно выхватила листок. Драко даже не успел вовремя среагировать. — Верни немедленно! — скомандовал он. — Я просто посмотрю, не съем же... Это что, очень личное? — и она протянула пергамент обратно. — Нет, это банально не моё, — нашёлся Драко. — Хотя можешь взглянуть, мне не жалко, — он решил, во вмешательстве Грейнджер есть что-то символическое. Гермиона разогнула листок и удивлённо спросила: — Руны? Не знала, что тебе это интересно. — Зато интересно тебе, не так ли? — Да, это давно не секрет. Хочешь узнать, что значат твои? — Я бы не отказался, — кивнул Драко, пытаясь изобразить безразличие. — Руны чем-то похожи на иероглифы, они несут в себе и отдельные звуки, и слова, и даже понятия, — Гермиона повертела бумагу: — Хорошо, что твои не слишком сложны. Верхние два: «не поддающийся воздействию» или... «влиянию», или «не зависящий от»... Вообще смыслов много, но суть одна. А нижний символ я тебе и без книги переведу. Кто, как не я, хорошо с ним знакома. — Ты специально меня дразнишь или умничаешь? — с типичной издёвкой спросил Малфой. — Если верить учебникам, то это значит «чистая кровь», — Грейнджер бросила взгляд на его книгу. — Поверь, в твоей написано то же самое. — Ты уверена, что нет другого значения? — Это весьма захватывающе, — будто не расслышав вопрос, произнесла Гермиона, — в рунах всё не так просто. Как, например, в верхней строке: второй символ отрицает значение первого, поэтому должен писаться сразу за ним. Древние руны не Прорицание, в них очень важны сочетания. — Об этом не только тебе известно. Теперь ещё и комбинации перебирать, — он вздохнул. — Может, просто покажешь текст целиком? Хотя «чистая кровь», как мне кажется, не имеет двойных толкований. А ты не ошибся? Потому что если добавить тут апостроф и точку, то руна превратится в... — Без вариантов? — нервно перебил Драко, не считая себя криворучкой. — Если вариант есть, то я об этом не знаю, а я прочитала не одну книгу. — Иногда своей самоуверенностью ты напоминаешь меня, только плоскость у тебя иная, — заявил Драко, глядя Грейнджер прямо в глаза. Он поднялся из-за стола. И сейчас был похож не на заносчивого и высокомерного Малфоя, а на человека, способного испытывать нечто большее. Не обернувшись на Гермиону, он поспешил в Подземелье с единственной мыслью, что надежда не благо, а зло. В эту минуту Драко клял предков, алхимию, Фламель и запрещал себе даже думать о Грейнджер, оттого что думать о ней тоже зло. Плохо одно: желать то, что нельзя желать, — потребность любого влюблённого сердца.