Необъявленная война

Гермиона сидела неподвижно несколько минут. Потрясение и тревога сковали всё тело, сдавили в тисках безжалостной тварью, лишая мир красок. Как отказаться от того, кто нужен тебе как воздух? Нужен навсегда. Где найти силы, чтоб видеть Драко с другой? Просто — рядом. Как стерпеть ежедневную муку от расставания? Если тянет к нему до дьявольской духоты. И что пересилит: эгоизм или рассудок?.. Десятки вопросов — ни одного ответа. Но главное, что стало важным для Гермионы, — не собственные желания, а яд. Проклятый «дар» миссис Фламель. Её жажда мести завела их чувства в тупик, и разбитое сердце оказалось перед угрозой возмездия. Минуты неумолимо бежали, толкали к самому краю. На долгие раздумья у Гермионы не было времени, ведь чем дольше тянуть, тем больнее. И опаснее. Взмахнув, наконец, волшебной палочкой, она вернулась в спальню. Малфой всё ещё спал, и Гермионе почти изменила выдержка. Хотелось прижаться к нему и провести остаток дня вместе. И завтра, и послезавтра, неделю, дни, месяцы, годы… Больно даже от мысли. Но для Драко время — палач, и любовь маглорождённой не подарит ему спасение. Только — её саму. Первый раз в жизни она мечтала быть чистокровной. Мечтала до чёртовой крови! Отыскав на полу свою одежду, Гермиона сбросила с себя мужскую рубашку и стала потихоньку одеваться. Медлительность отсрочивала минуты казни. — Ты замёрзла? — голос Драко заставил вздрогнуть. Сердце свалилось в яму обречённости, вынуждая его страдать. — Бросай свои тряпки, иди ко мне, я согрею, — он призывно откинул простынь, но Гермиона не двинулась с места. Глаза её наполнились слезами, губы сжались, а тоска разорвала вены в клочья. Терзания души, должно быть, отразились на лице, как чёрные буквы на белой бумаге. Плохое предчувствие обрушилось на Драко: — Что-то не так? — встревоженно спросил он, вскочил с постели и бросился к Гермионе. — Чёрт, что случилось? В ответ — тишина. — Я с тобой говорю, Грейнджер! Куда ты уходишь? Что произошло, пока я спал? Она всё так же молчала. Качала головой. — Ничего?! Я же не идиот! Давай, соври, что хочешь прогуляться. Или ещё что-нибудь… Ты нервируешь меня. Да не молчи как стена! Ответь! — Не могу, — подавленно произнесла Гермиона. — Я что-то не так сделал? Я не понимаю. — Нет, Драко. Просто я ухожу. — Ты в своём уме? Куда?! — Ты не понял. Я от тебя ухожу. — Вот так?! Вдруг? Гермиона снова не ответила и поплелась к выходу. Развернув её к себе за плечи, Малфой повысил голос: — Да поговори ты со мной! Грейнджер, имей совесть! — Оденься, Драко. Прошу тебя. Я погреюсь у камина. — Там ты мне и объяснишь, что к чему. И никаких отговорок! Это шантаж. Или даже приказ. Решай сама, что лучше развяжет тебе язык! Гермиона прошла в другую комнату. Бесцельный взгляд следил за играми пламени, и сознание пыталось придумать хоть что-нибудь, отдалённо похожее на правду, иначе Малфой не отпустит её. Она не двинулась с места даже тогда, когда услышала его шаги. И через секунду, когда почувствовала любимые руки на плечах... тёплые губы на своей шее. — Гермиона… — Драко, не надо, — в голосе — мольба. И решимость. Малфой снова развернул её к себе: — Я обидел тебя? — Нет, ты не мог, — она избегала пытливого взгляда. Как будто от этого было легче! — Тогда скажи мне, что за хреновина творится? Что, твою мать, случилось? — Ничего не случилось, — весьма правдоподобно соврала Гермиона. — Ничего. — Ты лжёшь мне, Грейнджер, я знаю. Я сам умею лгать не хуже тебя и вижу, когда это происходит. Только вот почему? — Если я скажу тебе правду, ты мне не поверишь. — А ты попробуй. Я — доверчивая сволочь. — Перестань… Гермиона нервно сглотнула, отошла подальше от Драко и, собравшись с духом, произнесла: — Мы с тобой из разных миров. Я просто недостойна тебя. Твоя семья никогда меня не примет. — Ты уходишь из-за этого? Что за бред?! Им придётся проститься с предрассудками. Не такие уж они и монстры, Грейнджер. То, что мы разные, как ты говоришь, не имеет значения. — Если б это и правда не имело значения! — с отчаянием воскликнула Гермиона. И воскликнула очень искренне, потому что речь шла не о крови — о спасении. — Но это не так. — Что за долбаное «это не так»?! Не тебе это решать, Гермиона! Или они примут тебя, или потеряют меня, что неясного? — Я не стою такой любви, Драко. Не стою — и всё. — И это тоже не тебе решать. Не тебе! Смирись с этим. — Нет. Нет. И нет. Сейчас ты давишь на меня. И ты не прав. Ты ошибаешься. Как и я когда-то. — Ты?! Когда? Чушь какая-то… Очередная гриффиндорская чушь! — Я ошиблась в себе. Страшно ошиблась. Как видишь, я далеко не безупречна. Прости меня, я так виновата перед тобой. Предательские слёзы катились по щекам Гермионы, но она их даже не вытирала. Так было легче. — Всё внезапно изменилось, — продолжила она. — Я даже не знаю почему. — О чём это ты? — с волнением уточнил Малфой. — О своих чувствах к тебе. Это была магия. Да, я оказалась сильнее остальных, но не более. Я не отдалась тебе в Башне по чистой случайности, просто ты на миг опередил меня. И в следующие разы тоже. — Замолчи, Грейнджер. Ты лжёшь мне! Ты — особенная! — кричал Драко, не сводя горящих негодованием глаз. — Это ты так думал! И меня, дуру, убедил! Но, увы, это не так. Я ощущала слабые изменения после первой ночи, но убеждала себя в обратном. Я не желала признаваться самой себе, что могу ошибаться. — Да ну?! — Это всё проклятое самолюбие!.. Но реальность неумолима, Драко. С каждым днём ложные чувства слабели, и вдруг всё кончилось. Всё. Кончилось. Я решила сказать сразу, а не обманывать тебя. Ты такого не заслужил. — Ври убедительнее, Грейнджер! Или забыла, как стонала, что любишь меня! — он ткнул в сторону спальни. Лучик надежды светил в любимом голосе, причиняя Гермионе жуткую боль. — Так что заткнись, милая! И скажи мне об этом. Снова. — Нет. Я помню, не надо. Я хотела тебя слишком сильно и путала чувства с любовью. Твоя кровь опьянила меня однажды, я была не в себе, но тогда я верила в то, что говорила. Только виновата алхимия, мне пришлось это признать. Сделай и ты то же самое, Драко. Я не люблю тебя, — адовы муки — так лгать. — Никогда не любила. — Нет… — в неверии он качал головой. — Это враньё! Наглое гриффиндорское враньё! Или дурной сон, — нервно предположил он. — Я, наверно, ещё сплю. Только — чёрт! — проснуться никак не могу. Он застыл в оцепенении. Гермиона решила, что больше не выдержит. Наверное... — Это всё, Малфой! Всё... кончено. Прости меня. Драко предпринял последнюю попытку: — Ты мне нужна. Надеюсь, понимаешь насколько... Но Гермиона лишь чмокнула его солёными от слёз губами. — Умоляю тебя, прими моё решение. Я должна уйти. Сейчас. Дверь тихо закрылась. В наступившей тишине даже этот звук резанул Малфоя горьким набатом. Всё кончилось, рассыпалось, исчезло... Он долго стоял, не двигаясь, не веря в происходящее, и отказывался принять разрыв. Только слова Гермионы таранили мозг снова и снова, погружая Драко в океан боли. В боль пополам с отчаянием. Он люто ненавидел Арахниуса за его поступки и желания, ненавидел себя за свою слепоту. Клял свои заблуждения. Всё, что казалось любовью, обернулось наваждением для Гермионы. Но не для последнего Малфоя. Голова гудела, в глазах темнело, грудь стянуло до хруста, а ноги наполнила тяжесть. Пытаясь ослабить душевные муки, Драко хотел стереть те минуты, когда чувствовал себя счастливым. Он мечтал хотя бы на время отправить их «свет» в тёмные уголки разума. Боль была невыносимой. И казалось, что только чудо заставляет сердце биться, ведь всё, что хотелось теперь, — свихнуться. Яд услышал мольбы раненой жертвы. Он, как и Фламель, выбрал свой способ покарать последнего из Малфоев. Ранее не виданный, но не менее жестокий. И унизительный. Ведь для некоторых смерть — избавление, а не наказание.