* * *
Профессор Аберфорт Дамблдор, заложив руки за спину, с серьёзным видом расхаживал по пьедесталу для магических дуэлей. — Хочу напомнить студентам, а особенно факультету Слизерин, о строгом соблюдении правил. Я позвал вас сюда не случайно. Как неслучайным было и то, что я просил повторить окклюменцию, мы изучали её на прошлой неделе. Сегодня нам предстоит отработать теорию на практике. Поскольку вы неопытные студенты, уверяю, проникнуть в глубокие тайны своего оппонента у вас не получится, на это уходят годы тренировок. Вам будут доступны лишь свежие, весьма поверхностные события, а не то, что волшебник тщательно хочет скрыть. Принуждать не намерен, но если будут добровольцы, это станет весьма познавательным для обоих. При попытке придать огласке увиденное, специально для факультета Слизерин заявляю, что сам позабочусь о том, чтоб вытащить из вашего мозга самые страшные секреты. Это понятно? — Да, профессор Дамблдор, — сказали все хором. — Так, добровольцы есть? Наступила полная тишина. — Тогда я выберу сам. Мистер Малфой, в вашем роду способность к окклюменции была когда-то небезызвестной. Поднимитесь на подиум и продемонстрируйте сокурсникам хоть часть былой славы. Кто хочет присоединиться? Драко вполне уверенно поднялся на площадку для дуэлей. Сегодня палочка хорошо слушалась, и это успокаивало. Да и окклюменция не то, чего стоит бояться: тётка вдолбила азы кровью. Рон уже собирался сделать шаг вперёд, как Гермиона, почти инстинктивно, опередила друга и выпалила: — Я, профессор. Астория, если б увидела, позеленела бы от злости. — Мисс Грейнджер? — словно не веря своим глазам, поинтересовался Дамблдор. — Прекрасно! Вы-то, скорее всего, ничего нового не узнаете. — Но… — попытался возразить Драко. — В чём дело, мистер Малфой? — Но это же… Грейнджер! — окклюменция и эмоции плохо совместимы. — И что такого? В ваших интересах защищаться как следует. И уверяю, что на первом занятии ни один из секретов даже такая способная ведьма, как мисс Грейнджер, вытянуть не сможет. Только то, что вы сами позволите. Вы же волшебник, а не магл! Представьте что-нибудь нейтральное. Например, полёт на метле. Гермиона с волнением изучала Драко. Сегодня он выглядел не таким подавленным и колючим, но всё таким же неприступным. «А чего ты ждала? Ты ж его бросила», — она подняла палочку и произнесла: — Легилименс! В следующее мгновение в голове промелькнула знакомая слизеринская спальня, Астория на кровати, звук Воющих чар... И впрямь, ничего нового, события той ночи известны до точки. Только теперь картина того, как Драко занимался любовью, причиняла острую боль. Будто Астория обокрала Гермиону, лишила чего-то невосполнимого, отняла часть души. Хотелось прогнать видение, чтобы сделать вдох полной грудью, но вдруг всплыла пара фраз: «Эта хищница глубоко запустила свои когти, милый! — Всё, что могу, я предупреждал. Ты знала, на что шла...» Довольное лицо Драко говорило Гермионе о том, что он намеренно не сопротивлялся заклятью, но о случайно промелькнувших голосах, к удовлетворению дуэлянтки, не знал. — Ну что? — полюбопытствовал Дамблдор. — Ощущение незабываемое, правда, мисс Грейнджер? — У меня ничего не получилось, — посетовала она. — Мистер Малфой — достойный соперник, и я вынуждена с этим согласиться. Всё было как в тумане. Можно мне попробовать ещё раз? — Если мистер Малфой не против, — профессор посмотрел на Драко. Тот молча кивнул. — Тогда, мисс Грейнджер, — обратился к ней преподаватель, — прошу вас: невербально. Вы ведь почти выпускница, причём весьма одарённая. Противники молчали и смело смотрели друг другу в лицо. Драко не сомневался: Гермиона солгала Дамблдору. Так почему она хочет увидеть всё снова? Что за очередной гениальный план у неё созрел? Или дуэли будят в ней ведьму? В магловском понимании, конечно. Предчувствуя подвох, Малфой не собирался поддаваться. Гермиона максимально сосредоточилась, собралась; она ждала, пока отчаянное желание не поглотит её целиком, и в следующее мгновенье палочка взметнулась в воздух — Драко отшатнулся. Сознание его помутилось, кровь обожгло, и, стараясь удержать равновесие, он осел на пол. Но Грейнджер не отпускала, сверля и сверля голову нещадной магией. Секунду спустя мозг накрыло таким звоном, что комната поплыла, и он отключился. Гермиона, повинуясь порыву, бросилась к Драко, но Дафна, вбежавшая по лестнице, лишь оттолкнула её: — Что ты позволяешь себе, грязнокровка?! — Мисс Гринграсс, — резко прервал Дамблдор, — вы забываетесь! Останетесь для беседы после занятий, — и уже обращаясь к остальным, он добавил: — Успокойтесь, заклинание здесь ни при чём, окклюменция не вызывает ничего подобного. Мистеру Малфою, скорее всего, нездоровится, я провожу его в больничное крыло. — Не стоит, профессор, — воспротивился очнувшийся Драко. — Вы правы, я просто забыл позавтракать и переутомился. Но всё в порядке. И он действительно довольно легко поднялся. — Вы в этом уверены? — с недоверием спросил Дамблдор. — Я отправлю с вами кого-нибудь другого, если вас смущает моё присутствие. — Не стоит беспокоиться, до конца занятий осталось всего ничего. До обеда, я думаю, доживу. — Если вы так считаете, мистер Малфой... — профессор пожал плечами. В конце концов, тот совершеннолетний, а он не Люциус. — Так, Поттер и Уизли, прошу вас подняться. Следующие: Долгопупс и Финниган. Мисс Паркинсон и Булстроуд, готовьтесь.* * *
Последним предметом было сдвоенное зельеварение, но вместо того, чтоб внимательно следовать указаниям из учебника, Гермиона целиком ушла в картинки, что обрушились на неё в дуэльном клубе. Удивительно, но мысли Драко, как киноплёнка, невероятно бегло мелькали в голове, отпечатываясь там намертво. Сумасшедше-прекрасные, яркие, тёплые, окутанные страстью моменты переплелись с расставанием. И будто что-то потрескалось от него, лишив их неповторимости. Растерянная, но счастливая от увиденного, Гермиона размышляла о том, почему воспоминания были столь обрывочны. Местами — просто расплывчатые беззвучные пятна. Драко тяготился собственным признанием, поэтому минуты душевной близости и любви словно заволокло чёрным туманом. Память, очевидно, начинала изменять своему обладателю, что означало лишь одно: Обливиэйт тут ни при чём, ему хуже. Не исключено, что бесповоротно. Неужели он из принципа не хочет признаваться вездесущей сердобольной Грейнджер? Ведь они уже не вместе. И почему это происходит только теперь? Ответ пришёл сам собой. Это снизошло озарением: из-за неё. Потому что её любви не было рядом! Она, Гермиона, своими поступками позволила яду действовать, оставив Малфоя без защиты. Как же глупо было поверить Люциусу! Вдруг стало совершенно очевидным, почему Драко дважды терял сознание: произошло что-то особенное. Такое, что яд почувствовал угрозу, исходящую от Гермионы, причём в первый раз — очень мощную. Наверно, она сильно ранила его, будто врага, но не смогла уничтожить до конца. А теперь, когда алхимическая зараза начала набирать силу, процесс грозил стать необратимым. В дуэльном зале яд опять ощутил опасность, он ослаб, но всё равно оборонялся от Гермионы, пытаясь уберечь свою подлую сущность. Не дать добить. Но он её определённо недооценил. И плевать на пергамент! Возможно, он лжив и никакого раскаяния перед лицом смерти не было! Всё нутро утонуло в разочаровании собой, в бесконечном желании обнять Драко... Но он не вернётся к ней, не примет её жалости, гордость не позволит. Размышления Гермионы прервал раздавшийся со спины голос Слизнорта: — Мисс Грейнджер, что с вами? У вас неудачный день? Ваше зелье неопределённого цвета и консистенции переливается из котла, — удручённый профессор отправился проверять работу остальных студентов. Его любимица сегодня, видно, не выспалась. Гермиона высоко подняла руку. — У вас есть что сказать? — своим обычным тоном поинтересовался Слизнорт. — Да, — твёрдо и решительно произнесла она и поднялась. — Это очень важно, профессор... — отчаянные времена требуют отчаянных мер. С нетерпением Слизнорт уставился на взволнованную студентку. Гермиона глубоко вздохнула и на одном дыхании выпалила: — Я люблю Драко. Рон даже котёл опрокинул. У Малфоя в груди защемило так сильно, что дышать стало невозможным. Новый звон в башке на миг оглушил, к горлу подступили злоба и нежность, а мозг, кажется, взорвало непониманием. Наступила гробовая тишина, и только профессор остался невозмутим: — Всё с вами понятно. На следующем занятии мы будем готовить противоядие от Амортенции. И, мистер Малфой, проводите мисс Грейнджер к мадам Помфри. Если не боитесь, конечно… — теперь Слизнорт даже улыбнулся. — Зелье почти выветрилось. И покажитесь ей сами, вы побледнели как больничная простыня. Мисс Грейнджер не даст вам упасть, не так ли? Ситуация немного позабавила профессора, а в классе раздались смешки. Не смеялась лишь взбешённая этой выходкой Дафна, решившая, как обычно, донести до сестры все подробности. — Тихо, — прервал гомон студентов преподаватель. — Время ещё не вышло.* * *
— Ты что творишь, Грейнджер? — повысив голос, спросил Драко, как только они оказались в коридоре. — Паров надышалась? — Я признаюсь тебе в любви, — спокойно ответила она. — А я просил? — с тем же возмущением бросил он. — Выходки у тебя... тупые! — Я знаю, ты обижен, ты злишься, но я всё могу объяснить... — Не нужны мне твои объяснения! Я вообще не понимаю, к чему этот цирк! — Драко, прости, я виновата перед тобой. И давай ты прекратишь кусаться, словно я тебе враг. Я знаю, ты теряешь память. Не сильно, но всё-таки... — Та-а-ак... — протянул Драко. — Что из моих объяснений в башне ты не поняла? Допустим, я реально себя долбанул... Теперь-то что? — Обливиэйт так не работает, я-то знаю... Ври дальше, Малфой! — А я — особенный, — съязвил он. — Настолько особенный, что оглох? Я люблю тебя. Что из этих слов ты не понял? Или что они значат, ты тоже забыл? Поражённое лицо выдало его: он не забыл. Он верил ей и не верил, поэтому молчал, а серые глаза выдавали борьбу с собой. Но потом Гермиона услышала не то, что ожидала: — Намекаешь, что я вру? Я согласен со Слизнортом, тебе надо к мадам Помфри. Голову проверить. Ты меня преследуешь, что ли? Давай я тоже пристукну тебя Обливиэйт, и заживём счастливо! Обещаю филигранную точность — твои подвиги в ванной не пострадают. Будет что вспомнить в старости. — Ты опять про дурацкое пари, Малфой? — Надо же мне развлекаться! Уймись, выскочка: всё закончилось. Идём… — и он, взяв её за руку, потянул вперёд. — Тебя подлечат. Я вычеркнул тебя, что-то забыл, но тебя, увы и ах, это не касается! — Отпусти меня! — Грейнджер выдернула руку. — Я сама! — и с гордым видом заспешила по коридору. «Вот баран! — заключила Гермиона. — Он в беде, я чувствую. Проклятый упрямец! Не с той твой яд и натура связались!»