***
— Здравствуй, — улыбнулась девушка в дорожном плаще, полы которого были запылены, и аккуратно взяла Марка под руку. — Мы давно не виделись, я заскучала. — Рад тебя видеть, Маришка, - улыбается он в ответ и тянет девушку за собой. Маришка нравилась ему, действительно очень нравилась: властная, красивая, способная во многих сферах, манерная, где-то подлая, но неизменно снисходительная к самому Марку. Он рад дарить ей внимание. — Готов к соревнованиям? Я слышала, в этом году приехали достойные соперники. Дриадэра тоже принимает участие, представляешь? — продолжала Маришка. Они шли к дубу, где расположились домики, напоминающие жёлуди — импровизированная гостиница с проживающими до Чарований часовщиками, феями и лютами. С Маришкой они распрощались там же: она махнула рукой, расправила хрустально-голубые крылья и улетела; Маркус наблюдал за ней до тех пор, пока та не скрылась среди листвы. Ради таких девушек, как Маришка, Марк готов переболеть сотнями приступов флоремии - они стоят того. Марк зло хмыкнул, повел плечом и, долетев до своего домика, скрылся за тонкой дверью. Нужно собраться с мыслями.***
Шло бы все по чертовому плану! Мерзавец Драгоций взял кубок, призы, восхищённые овации и славу. Что намного больнее — горячечный, словно в бреду, поцелуй Маришки. Что намного приятнее — красное лицо малышки Огневой, которая, кажется, втрескалась в Драгоция по самое небалуй. Удивительно, как только она в себе это держала. Злость за проигрыш затопило все рациональное начало в Марке, и он едва успел заметить, как Маришка с гримасой ужаса и невыносимой (знакомой до оскомины) боли прижимает к губам руки. Лицо ее бледнеет, она исчезает в толпе, а Марк, поддавшись секундному порыву, ныряет за девушкой, напрочь забыв об усталости, проигрыше, своей нездоровой крови и зависимости от совершенно чужого человека. Марк распахивает дверь в домик Маришки и с каким-то облегченным ужасом видит, как та плачет. Тихо, совсем не по-резниковски, жалко и надрывно. Знакомо. Он проходит в комнату, и тело лижет полумрак. — Чшш, — успокаивает Марк, садится перед Маришкой на корточки и накрывает прижатые к губам руки своими. Он чувствует сильную дрожь, и тут же понимание пронизывает до корки мозга. Он не один на пять тысяч часовщиков. Сейчас холодные глаза смотрят на него с мольбой и оголенным презрением. На него, на себя, на человека, который причиняет боль прикосновением. — Давай я посмотрю, — просит Марк. Он никогда никого не жалел, не сочувствовал: это удел слабых, удел вроде Огневой, Драгоция и всего их сброда, но сейчас… сейчас это просто взаимность. Взаимное понимание дерьма, с которым им нужно справиться. Она отрицательно качает головой (видимо, больно говорить), шумно вдыхает и крепче прижимает к влажным щекам ладони. В ее глазах плещется стыд. — Я могу помочь. Пожалуйста. Марк прикладывает силу, отнимает дрожащие руки от лица девушки, зная, какую увидит картину, и все равно ошарашенно распахивает глаза, потому что… мучительно смотреть, как чувства разрывают человека изнутри. Челюсть измазана кровью, где-то блестят чистые дорожки слез; в руках — лужицы крови, капающие на платье, но что страшнее — Маришка в цветах. Губы и часть щек украшены белым кружевом. Цветы проросли сквозь ее губы, через подушечки пальцев и ладони, и на всех темнеет корка багровой крови. Кожи под мелкими цветами-бусинами почти не видно, но растения подрагивают, потому что, Маркус догадывается, губы тоже сильно дрожат. Чувства сожрали Маришку заживо. — Давно это? — спрашивает Марк, взяв себя в руки. Голос звучит твердо: когда один слаб, другой не имеет права быть слабым. Маришка качает головой и морщится от боли в губах. — Их придется срезать, иначе разрастутся и будут причинять боль, — предупреждает Марк, бережно беря ладони Маришки в свои. Он ожидает услышать отказ, увидеть испуг в глазах, но прогадывает: девушка на секунду задумывается, неуверенно кивает, потом еще раз, решительно. — Ты смелая. Маришка презрительно щурится и высвобождает израненные руки. Можно подумать, что она держит в ладонях пышный букет живых цветов, только измученный вид дает понять, что флоремия не приносит ни радости, ни счастливых слез. Маркус поднимается, начасовывает плошку с чистой водой и марлей, чтобы стереть кровь, потом, подумав, вызывает часолист и вынимает из «склада» нож, похожий на остальский скальпель, а еще слабое обезболивающее. Засучивает рукава на рубашке, глотает воздух, чтобы успокоить волнующееся сердце — как позорно он поддается чувствам! — и оборачивается к Маришке, которая продолжает сидеть неподвижно. Слезы высохли, в глазах — холодная решимость и привычное высокомерие. Смелая девочка. — Будет больно, — предупреждает Марк после того, как она проглатывает пузырек с обезболивающим. Невесть что, но хоть каплю облегчения это должно принести. Нависает над ней и приподнимая голову за подбородок, чтобы лучше видеть очаг поражения. Маришка хмурится, дергает головой, мол, не говори ерунды и начинай. Юноша берет первый цветок за основание и срезает. Девушка жмурится, из груди вырывается скулеж, но она не двигается, только слезы собираются в уголках глаз. «Чертов Драгоций, почему ты заставляешь моего друга мучиться?» — эта мысль бьет набатом в ушах, пока Марк аккуратно срезает цветы и видит, чувствует боль Маришки. Своего друга по несчастью. Он шепчет успокаивающе: — Тише, девочка, тише. А еще: — Потерпи, только потерпи, Маришка. Пожалуйста. И Маришка, славная девочка, судорожно цепляется за его бедра, не обращая внимания на то, что и на ладонях растут цветы, до синяков сжимает кожу сквозь ткань спортивной формы и воет-воет-воет… Она едва не теряет сознание от того, что ее олицетворенные цветами чувства срезают под корень, бросают на пол и принимаются за следующий росток. Ткань платья в крови, как и шея, как и руки Марка. Когда Марк, едва сдерживая злое рычание, заканчивает с правой рукой, девушка теряет сознание. Он дорезает мерзкие цветы на левой, бережно укладывает бесчувственное тело на кровать, аккуратно обмывает, обрабатывает раны и перевязывает руки бинтами. Немного часует над лицом, чтобы ускорить заживление и убрать шрамы, возвращает стрелу на запястье и падает без сил на кровать рядом с девушкой.***
Через некоторое время Маришка просыпается. Марк оборачивается на звук, устало разглядывает бледное лицо, воспаленные глаза и красные ранки на губах, и он понимает, что выглядит не лучше. Она садится рядом, так что их ноги соприкасаются. На полу валяются вялые белые цветы, измазанные кровью. Оба молчат. Оба понимают, что жизнь от души огрела их мешком с камнями. Марк спокойно протягивает к Маришке руки, бережно обхватывает ее, стараясь не тревожить раны, и прижимает к груди, уткнувшись в белесую макушку. Та не сопротивляется, с какой-то обреченностью приникает к Маркусу и вздыхает. Им больно. Больно от не тех людей, которых им предоставила флоремия и глупого бесполезного сердца. — Не прикасайся к нему больше, — выдыхает Марк в макушку и устало прикрывает глаза. Маришка согласно кивает. Марку чуть легче от того, что он не один. Марку чуть тяжелее и противнее, что малышка Огнева буквально держит его в своих ладошках.