***
— ТЫ… — Джордж шагнул вперед и вытащил палочку, направив ее прямо в лицо Кассиопеи. Фред вышел из-за его спины, как смерть в капюшоне, и бросил испепеляющий взгляд на соседнюю кровать. — Этта, — ровный и спокойный голос, чуть ниже обычного. Эджком выпрыгнула из кровати, как мяч, и вылетела в пустой проем, взметнув голыми ногами свет из коридора. Фред шевельнул запястьем, и дверь с грохотом вернулась на законное место, укоризненно прогремев большой задвижкой, которую парень демонстративно медленно задвинул, глядя прямо в глаза Касс. Палочка Джорджа смотрела вперед и чуть подрагивала в его пальцах, как змея, готовая к прыжку. — Ты… это все ты… — Джордж наконец нашел слова, сминая внутреннюю ярость, как бумажный комок. — Тебе я сказал накануне, с кем и где живет Рон, тебе. Недавно Блэк, пару часов назад, не помнишь? А я думаю, отлично помнишь. Я вот только не понимаю, это что, какая-то извращенная месть? За что? Что тебе сделал двенадцатилетний мальчик?! Я ведь даже поверил тебе. Подумал, что людям, даже таким как ты, нужна помощь. Знаешь, человеческая доброта, понимание, сострадание. Дружба, в конце концов, Кассиопея! — он выкрикнул это так отчаянно, что Касс обняла себя руками, все еще не понимая, что происходит. — Джордж, я понимаю. Мариэтта рассказала мне. Это ужасно… ваш брат… Но при чем здесь… — Молчи, просто молчи. Никакое из твоих слов и жалких оправданий не будет правдой. Теперь я это точно знаю. Узнаёшь? — Фред сделал какое-то неуловимое движение в воздухе, и на кровать рядом с Касс приземлился длинный черный предмет. Нож. Кассиопея машинально отпрыгнула, но тут же подошла ближе и наклонилась вперед, силясь прочесть надпись на рукоятке. Грубая гравировка в виде готической розы и две буквы. К. М. Нет. Пожалуйста, нет. — Это не мое. Это не мой нож, — Касс так сильно замотала головой, будто от этого зависела ее жизнь. Хотя так оно и было. Это презрение и боль в их глазах ей не вынести. Так люди смотрят на расчленителей котят и убийц-маньяков. — К.М. Кассиопея Малфой. Кажется, именно так ты представилась в письме Дамблдору? Анджелина тоже была права. Ты отличная актриса, кстати. Можешь гордиться собой, потому что я … я ничего не заподозрил. Даже не успел заподозрить, — Джордж странно рассмеялся, его губы пару раз судорожно дернулись. — Надо было слушаться Фреда, а я как дурак, поверил тебе. Этот нож мы нашли в коридоре у одной очень интересной статуи. Как думаешь, зачем он его оставил здесь? Может, потерял? А может, решил вернуть его законному владельцу? Гордись, Блэк-Малфой, теперь ты совсем как твой любимый папочка. — Джордж… — Фред неожиданно вклинился в разговор, но не успел сказать ни слова. Кассиопея скорчилась на кровати, как побитый ребенок. — Нож не мой, Джордж. Это не я… не я… не я… Джордж, я бы никогда… никогда не сделала бы так… Джордж. Казалось, будто ее заклинило, как старую пластинку. Фред наблюдал за ее судорожным раскачиванием на одном месте и во всю силу игнорировал скребущихся под кожей драконов. Она вела себя не как преступница, не как виновная. Она будто… сломалась. Фреду вдруг захотелось, чтобы Джордж заткнулся. — Замолчи. — Фред услышал свой голос из-под толщи воды. — Ты слишком много болтаешь, маленькая предательница, — он открыл дверь, и Джордж вышел из комнаты быстрым шагом, не оборачиваясь больше. Фред тихо закрыл за ним дверь и посмотрел на Кассиопею так, что ей стало и холодно и жарко одновременно. Будто ее засунули в ледяную прорубь, полную огневиски, а после подожгли огромной спичкой. — Молись всем богам, каких когда-либо знала. Если я увижу тебя рядом с кем-нибудь из моей семьи, клянусь Мерлином, Азкабан покажется тебе сказкой. — Фред опустил ресницы и вновь взглянул на тонкую фигуру в багровом платье, всю окутанную белыми волосами, как сетью. — Оставь его себе, — он кивнул на нож. — Пусть он напоминает тебе о хрупкости жизни, Кассиопея. Блэк дернулась на кровати, опуская ноги на пол, и вдруг сорвалась к нему, подходя совсем близко. — Фред, Фред… Подожди. Ты… ты же не думаешь, что это я? Правда? Скажи мне! Это ведь не я! И нож не мой, Фред! Скажи ему, скажи, СКАЖИ! ОН НЕ ВЕРИТ! — Фред мягко перехватил ее оседающее в воздухе тело и машинально прижал к себе. Слабый запах спиртного витал вокруг нее, превращаясь в сладковатый аромат ягод и вербены. Блэк была пьяна. Сердце у Фреда странно расширилось, ударяясь в ребра и горло, огромное, жаркое. Блэк подняла голову и посмотрела на него так, что ему, Фреду Уизли, захотелось убить любого, кто причинил ей боль. И себя тоже. Широкие черные зрачки заполонили ее светлые глаза и теперь напоминали ягоды черной смородины, влажной и чуть красноватой. Она что-то бормотала в истеричном припадке и все сильнее цеплялась за его плечи, обтянутые черной футболкой, волосы налипали на ее щеки и губы, ноги все слабее держали ее, но Кассиопея продолжала кричать, периодически срываясь на глубокий хрип. — Ты пьяна, — кровь гулко застучала у Фреда в ушах. Одно движение палочки в кармане черных джинс — и девчонка обмякла в его руках сломанным цветком. Фред осторожно положил ее на смятое покрывало и отвел тонкие серебристые волосы с лица. Дракон номер один, красный, с черными иглами на хвосте, довольно зарычал в груди, когда Фред коснулся ее подбородка самыми кончиками пальцев. Безумие. Он быстро развернулся и вышел из багряного плена, тихо стукнув дверью. Чтобы понять безумие непонятого человека, не надо быть умником. Фред не был дураком.***
Гарри спал. За закрытыми веками проносились самые ужасные мысли. Каково это, бояться каждого шороха, стука, удара капель дождя за окном? Каково это, представлять свою смерть, склонившуюся над твоей головой, с широкой раззявленной пастью, из которой несет гнилью разлагающегося человеческого предательства с самых закоулков черных, потерянных душ? Когда ты ребенок, тебе кажется, будто все в этом мире принадлежит тебе. И небо, и земля, и деревья, и камушки на дороге, и зеленый лист с дырочкой посередине, через которую видно яркое желтое солнце, и весь этот мир. Он твой, только протяни руку и схвати его. Схвати, прежде чем твое небо накроет зеленый череп и змея, прежде чем погаснет свет в коридорах замка, прежде чем сон принесет тебе белые глаза Кассиопеи Блэк. Гарри снилось многое. Он проснулся в темной спальне с окнами, завешенными черной тканью. Кровать под ним проваливалась, затягивая его вниз, в густую, вязкую жижу, кишащую дьявольскими силками. Гарри дернулся пару раз, дезориентированный, потерянный, не видящий ничего без очков. Что-то светлое обвивало его ноги, руки, живот, шею, душило и шевелилось. Гарри поднес руки к лицу, вырывая ладони из противной мокрости, и близоруко сощурился. Долгий пронзительный крик утонул в черных шторах. Волосы. Длинные белые волосы кишели вокруг, красно смазанные багровой кровью и черной слизью. Прядь на горле затянулась, притягивая голову Гарри вниз, закрываясь над ним плотной решетчатой пеленой. Воздух закончился. Гарри судорожно вдохнул и проснулся. Касс не была его врагом. Тогда почему такой пронзительный сон? Джордж рассказал ему про свои туманные догадки. Она ни при чем, Гарри сразу понял это. Откуда это знание пришло — Поттер не знал. Просто чувствовал, что Кассиопея вовсе не та, кем хочет казаться, не та, кто будет предавать. И замысел с покушением был не ее. Гарри не был дураком.***
Анджелина стояла под огромным деревом с низко загнутыми шершавыми ветвями и смотрела себе под ноги. Темно-синие ботинки приминали мокрые шафрановые листья, и на самых носках влага скапливалась крупными каплями. Анджелина поежилась и сунула руки в карманы теплого пальто. Осень вокруг нее полыхала костром, огнем, пожаром. Агрессивным, игривым и таким красивым, жестоко красивым. Но Джонсон не любила осень. Не любила она и низкое серое небо, не любила дорожки из разноцветных листьев, не любила дожди, не любила отсутствие солнца, не любила… Осенью не стало ее мамы. Это было так давно, что теперь Анджелина могла вспомнить только ее темные волосы на сиреневой подушке, глубокие запавшие глаза в серой обводке усталых теней и сладковатый запах, исходивший от пышного букетика осенних листьев, стоящих в вазочке у кровати. Желтые, бордовые, с зелеными и бурыми прожилками, уже с завернутыми сухими краями. Этот запах преследует ее каждую осень, как напоминание о смерти. Каждый раз Анджелине кажется, что случится что-то плохое, стоит ей почувствовать эту гнилую сладость в воздухе. Несколько капель дождя сорвались с верхних листьев и попали ей на щеки и лоб. Анджелина подняла взгляд и увидела вдалеке пляшущий рыжий огонь. Джордж. Улыбка растянула ее губы, как заводной моторчик. Высокий и сильный, Джордж заскочил под низкую темную крону мокрого дуба и улыбнулся ей в ответ, пальцами разгребая намокшую под дождем рыжую челку. Волосы потемнели от влаги и стали чуточку волнистыми, и Анджелине захотелось тоже провести по ним ладонью, взъерошить. — Что ты здесь делаешь в дождь? — Джордж склонил голову вбок. — Думаю, — унять разбушевавшееся сердце было не так легко. — О многом думаю. Но это не важно, — она выдавила из себя еще одну, теперь вымученную улыбку. Джордж все еще кривил уголок рта в ухмылке, но его глаза уже стали серьезными и острыми, как заточенная сталь. — Важно все, о чем ты думаешь. Анджелина, ты же помнишь, что я знаю о твоей «любви» к осени? — он поднял брови. — Рассказывай. — Это глупо, Джордж. Очень глупо. — Анджелина прикрыла глаза и приподняла плечи, пряча подбородок в воротник. — Я думаю о ней… о Кассиопее, постоянно думаю. Она въелась в мои мысли, как… липучка какая-то. И самое странное то, что я уже не уверена в ее виновности. Понимаешь? Ветер рванул с небывалой силой, подхватил с земли тяжелые листья и бросил длинные волосы Анджелины ей в лицо. Она молча поправила их и посмотрела на Джорджа. Он стоял как и прежде, с руками в карманах, немного ссутулившийся, с растрепанными волосами, уходящими под капюшон на шее жесткими волнистыми прядями. Дерево над их головами шумно загудело, вращая своими исполинскими ветвями. — Что-то идет, Джордж. Что-то… темное. Что-то более серьезное, чем сбежавший узник Азкабана, более… смертельное. Не знаю, как объяснить, — Анджелина помотала головой. — Я просто чувствую. — Я понимаю, Лина. Мне самому как-то муторно, неприятно, что ли. Происходят странные вещи, а я никак не могу связать их. Как какая-то дебильная мозайка, — Джордж глубоко вдохнул холодный воздух и запрокинул голову, всматриваясь в переплетение листьев далеко вверху, — вот только в ней не хватает пазлов. Блэк… не вовремя, совсем не вовремя. Не хочу думать о том, что она может быть в этом замешана… — Джордж зло пихнул желудь носком ботинка. — Рон очень испугался. Я… я не знал, как его успокоить. Мне хочется найти виновного, но Блэк, она… она не похожа на них. Звучит как отмазка, да? — Джордж грустно посмотрел на Анджелину и сжал губы. — Нет, вовсе нет, — она наморщила нос, смахнув с него капельку дождя. — Кажется, пора возвращаться. Джордж кивнул и слабо улыбнулся ей. — И… Джордж. — Анджелина нахмурилась, умоляюще глядя на друга. — Не вини себя ни в чем. Мы все еще не знаем, кто она такая. Конечно, незнание не освобождает от ответственности, но… не бери ее на себя. Ты ведь никому ничего не должен. И кстати, мне нравится, — она улыбнулась немного печально, но так тепло, что у Джорджа защипало в горле. — Ты назвал меня Лина… так меня звал только дедушка. Мне нравится, — она накинула капюшон на голову и вышла в дождь, придерживая пряди волос одной рукой. Джордж чуть не задохнулся от нахлынувшего на него счастья. Он так же поднял капюшон и направился вверх по дорожке, следя за развевающимися полами длинного пальто Анджелины. Лины. Джордж улыбнулся своим мыслям и прибавил шаг.***
Касс снились странные сны. Люди с ангельскими крыльями и мордами животных вместо лиц, горы костей и черепов, огромная толстая змея, бьющаяся в ловушке из белых волос; Фред, голый по пояс, весь в чернильных рисунках; Джордж, лежащий в высоких красных цветах; искры зеленого света и далекий хохот. Черный нож лежал под подушкой, и Кассиопея гладила его кончиками пальцев, засунув руку под голову. Девочки давно ушли на уроки, солнце уже катилось к горизонту, а она все лежала в кровати пластом, ни разу не сдвинувшись и не шевельнувшись. Каждое движение причиняло жуткую боль, будто ее тело откусывали маленькими щипцами по кусочкам. Указательный палец сорвался с гладкого корпуса и скользнул по лезвию. Кассиопея выдернула руку из-под подушки и сунула окровавленный палец в рот, слегка поморщившись. Вытащила черный клинок и поднесла к глазам, рассматривая мелкие трещинки и выемки. Вновь сунула его под подушку. Мысли текли лениво и вяло, как густая патока. Сначала мятая краснота стаканчика, глотки обжигающего огня, свет в ресницах и теплые руки, крики, две черные фигуры на пороге, подсвеченные огнем со спины. Взметнувшееся черное лезвие, ужасные слова, грохот двери. Касс наморщила нос. Дальше картинка никак не хотела идти. Только смутные образы. Рыжие волосы, близко, перед самыми глазами; чьи-то голубые глаза, эхо низкого голоса и ее дрожащие колени. Кассиопея медленно сползла с кровати и обняла себя за плечи. Мозг отчаянно цеплялся за какую-то важную вещь, которая дразнила, ускользала, смеялась, и Касс казалось: еще секунда — и она вспомнит, еще секунда, еще, еще… на спину и голову будто плеснули ледяной и кипящей воды одновременно, Кассиопея вздрогнула и задохнулась, вскочила с кровати, широко распахнув невидящие глаза. Запустила пальцы в волосы и сжала их, оттягивая кожу до саднящей боли. Сириус был здесь… попытался убить… Мерлин, Мерлин, Мерлин… Касс странно всхлипнула и зажмурилась, остановившись в центре комнаты, сильно ссутулившись и пригнувшись к самому полу. Рот раскрылся в немом крике. Убийца, убийца. Она тоже убийца, тоже. К.М. Кассиопея Малфой. Скоро это клеймо нельзя будет оттереть от лица, от кожи, от души. Никто не поверит в ее оправдания. Уизли уже, должно быть, рассказали друзьям, преподавателям, Дамблдору,… всем, всем. Седрику. Часы с полки описали внушительную дугу в воздухе и со звоном впечатались в окно. Прозрачное, чуть запотевшее стекло пошло трещинами и лопнуло, обдавая Кассиопею резкими порывами ледяного ветра, ворвавшегося в огромную дыру. Крупные осколки звякнули где-то внизу, видимо, зацепившись за низкий подоконник. — Кассиопея… Касс застыла на месте. — Касс… что ты делаешь…? Кассиопея медленно обернулась к двери и отвела от лица влажные волосы. Анджелина. — Все уже знают? Знают? Они уже рассказали? — улыбка вышла жуткой, будто насильно прорезанной в коже и мышцах. — Все уже знают… — Что знают, Касс? О чем ты говоришь? Кто и что должен был рассказать? — Анджелина нахмурила брови и принялась осторожно идти, по шажку приближаясь к явно невменяемой Блэк. Она была похожа на дикого зверя в ловушке. Испуганная, но до ужаса, до дрожи в груди агрессивная. — Обо всем! О Роне, Сириусе, Джордже! О том, что я тоже виновата! Эджком сказала, что это ты развела панику... ты развела! — Касс взмахнула рукой и чуть наклонилась вперед, таращась на Джонсон бешеными глазами. — Я не понимаю тебя, — Анджелина выставила ладони вперед в успокаивающем жесте, — присядь… Касс, тебе нужно еще отдохнуть. — Издеваешься, да? Думаешь, это смешно? Ну да, да, — Блэк качнула головой и в глазах у нее неожиданно сверкнули слезы. — Одной занозы в заднице будет меньше. Одной ученицей меньше. Как ожидаемо. Вот только, ни... нифи… — она задохнулась, пытаясь быстро что-то сказать, — нихрена… нихуя вы не правы. Я ему не помогала, Сириусу я не помогала, Джордж просто выдумал все, и нож не доказательство, я даже не знаю, что за нож, я не стала бы такое творить, он ведь даже не помнит меня! — ее голос становился все выше и выше с каждым словом, и в конце вовсе перешел на пронзительный крик. — Касс, Касс! — Анджелина одним прыжком подлетела к трясущейся девочке и схватила ее голову руками, вынуждая смотреть в глаза. — Касс, успокойся! — она опустила ладони на ее худые плечи и крепко сжала их. — Какой нож, Касс? Какой нож? — Тот, черный, н-нож. Там м-мои инициалы. К. М. — Кассиопея горько всхлипнула и подошла к кровати, сбросив цепкие руки Джонсон. Подхватила край подушки и отбросила ее в сторону рваным движением. В полной тишине стук металлической скрепки, болтающейся на тканевом уголке подушки, об каменный пол прозвучал неестественно громко. Кассиопея ошеломленно смотрела на белую простынь и все шире открывала глаза, затем крепко зажмурилась и вновь распахнула веки. Под подушкой не было… ничего. Никакого присутствия длинного черного лезвия с выщербленной рукояткой и гравировкой розы. Касс моргнула. — Какой нож? — осторожный голос Анджелины вывел ее из ступора на одно мгновение. Этого не может быть. Этого просто не может быть. — Анджелина, скажи мне, что было вчера вечером? — Кассиопея, тебе надо отдохнуть… — Анджелина, ПОЖАЛУЙСТА! — громкий крик всколыхнул воздух в комнате. — После… вечеринки, ты выпила слишком много… и уснула в кресле. До спален тебя донес… — Джонсон замялась и как будто споткнулась о собственные слова. — Кто? — резко бросила Касс, все так же вглядываясь в пустую мятую постель. — Фред. Дальше тебя вела я и Этта. Ты была сильно пьяна. И… когда… Сириус, — она шумно сглотнула, — пришел в спальню мальчиков, ты спала. Мы пытались тебя разбудить, но ничего не получилось. Ты… ты будто окоченела, не знаю… почти не дышала. Я позвала Фреда, он что-то дал тебе, какое-то успокоительное. Не пей больше. Пиво тебе точно не друг. Это бред. Ничего не было. Не было. Не было. Все это — сон. Тупой гребаный сон. Ничего не было. Не было Джорджа. Не было обвинений. Не было ножа. Кассиопея подхватила с пола пальто и вылетела из комнаты, на ходу вытаскивая сигареты из кармана. Указательный палец заныл, когда она перехватила сигарету за фильтр. На внутренней стороне пальца виднелся крохотный красноватый порез. От ножа. Ножа, которого не было. Кто мог сделать такое?