Грязная чистая кровь

В гостиной Гриффиндора было как всегда тепло и уютно. Красные бархатные кресла с вытертыми от времени спинками, оранжевые всполохи пылающих углей в широком окошке камина, ковер, мягкий, немного пыльный, багровый, как что-то… Как кровь. В золотистом узоре на самом краю плетеной ткани подушки Гарри четко и ясно увидел чьи-то узкие, злые глаза. Гарри встряхнул головой, прогоняя глупые мысли. Все это сказки, прорицания, гадания на чаинках… и Грим. С того самого первого урока у профессора Трелони, Гарри не находил себе места. Черная собака мерещилась ему везде, в коридорах Хогвартса, за любой дверью, за любым поворотом, в темных окнах… это было невыносимо. Гарри поудобнее разместил длинный свиток на коленях, мимоходом отпихнув злосчастную подушку подальше, и принялся усердно выводить на самом уголке дату. Бумага шелестела и мялась, перо неудобно скользило по шершавой поверхности, но мальчик продолжал рисовать неровные черные цифры. Второе декабря. Снаружи тихо хлопнула дверь и в красное тепло растрепанным шаром влетела Гермиона.  — Гарри, ты… — она странно вздрогнула и опустила взгляд, но Гарри успел заметить то самое выражение облегчения, — здесь. Она снова это сделала. Уже не первый раз. Гермиона упорно таскалась за ним как хвостик, делала вид, что оказывается рядом случайно, но Гарри видел. Видел ее страх — Гермиона боялась, что он не выдержит, сорвется, все-таки пойдет наперекор всем и будет сам искать Сириуса Блэка. Зачем ему это? Зачем искать того, кто хочет его убить? Гарри делано сдвинул брови и уткнулся в бумагу самым носом, неразборчиво хмыкая.  — Здесь я, здесь… читаю что-то об убийствах… — пробормотал он едва слышно. Гермиона встрепенулась и подозрительно сощурилась.  — Что-что ты казал? — Я говорю, читаю, как распознать мифических существ, похожих на собак, — Гарри поднял голову, взглянув на подругу невинными глазами, и сполз по сиденью ниже, вытягивая ноги к камину. Гермиона выпрямилась, каштановые пряди мягко колыхнулись, и она смахнула челку со лба.  — А зачем это тебе? — Ты что, забыла? — Гарри притворно удивился и вновь закрылся от девочки листом пергамента. — Снейп задал нам эссе по оборотням и аним…  — Профессор Снейп, Гарри, — одернула его Гермиона и устало отвернулась, скидывая тяжелую сумку на пол. — То, что он плохой человек, еще не значит, что ты можешь пренебрегать правилами уважительного отношения к старшему человеку, понимаешь? Это…  — Джордж, твою же… ДЖОРДЖ! Портрет хлопнул с такой силой, что с высокого потолка посыпалась какая-то труха. Гарри и Гермиона разом подскочили и увидели бледного, как смерть, взмыленного Фреда и застыли на месте, как статуи: на руках парня безвольно висела до синевы белая Кассиопея Блэк. Первым с места сорвался Гарри. Подбежал к тяжело дышащему Фреду и подхватил сползающую голову Кассиопеи. Глаза девочки были открыты, она не моргая, уставилась стеклянным взором куда-то высоко, в самый потолок, и только ресницы ее судорожно подергивались, будто она хотела, но никак не могла закрыть наконец глаза. Под нижними веками пролегли густые, будто нарисованные ее излюбленными черными тенями нездоровые синяки. Голова ее на теплых руках Гарри ощущалась ледяной и слишком тяжелой. — Что… что случилось? — голос подбежавшей Гермионы непривычно сорвался и истерично взвизгнул, сама она уже вытащила и держала наготове свою волшебную палочку. Краем сознания Гарри уловил волну теплой гордости за свою лучшую подругу: даже в стрессовой ситуации она умудрялась не потерять самообладание.  — Все потом, — Фред тяжело сглотнул и перехватил Кассиопею одной рукой под острые коленки. — Где, Мерлин его дери, Джордж? Подрагивающий палец Гермионы указал на лестницу в спальню мальчиков.  — Он н-не пошел на завтрак, — язык у Гарри странно заплелся и будто прилип к небу, — вродле… вроде как спал… Фред глухо чертыхнулся и одним прыжком взлетел по ступенькам. Гарри и Гермиона бросились за ним. По пути Гермиона споткнулась об ступеньку и чуть не встретилась носом с дверным косяком, но Гарри в последний момент потянул ее на себя и торопливо впихнул в красный полумрак комнаты мальчиков пятого курса. Дверь за ними бесшумно захлопнулась. Через секунду она вновь приоткрылась, в узкую щель рывком высунулась лохматая голова Джорджа, который подозрительным взглядом осмотрел коридор и спуск лестницы. Голова сунулась обратно, дверь вновь закрылась, всколыхнув запыленный воздух, и с другой стороны тихо клацнул металлический замок. Воцарилась тишина. На багровом покрывале кожа Кассиопеи казалась еще белее. Она лежала на кровати Джорджа, и в горле ее странно булькал какой-то непонятный звук. Казалось, она тихонько скулила, как маленький подбитый котенок, такой же слепой и беспомощный. Даже под двумя толстыми покрывалами ее тщедушное тельце вздрагивало и вибрировало, будто напрямую подключенное к открытому току.  — Я НЕ ЗНАЮ… — голос Фреда внезапно перекрыл гулкий шепот.  — Тиш-ше! — Гарри и Гермиона шикнули на него одновременно, и все, как по команде, обернулись на кровать под балдахином.  — Я не знаю, — уже тише шепнул Фред. — Мы… она… мы были в Малфой-мэноре.  — ГДЕ ВЫ БЫЛИ?! — теперь уже Джордж подскочил с кресла, но тут же вновь упал в него, придавленный тяжелой рукой Джордана.  — Нуу, это особняк Малфоев…  — Я знаю, что такое Малфой-мэнор, — бешеные глаза Джорджа почти метали синие искры. — Я спрашиваю, что вы там делали?! — Она попросила меня отвезти ее туда. — А ты конечно же послушался! Откуда она к тебе пришла? А? С больничной койки, Фред! Какие, нахрен, полеты? Какие побеги? Почему ты ничего мне не сказал?!  — Ты бы нас затормозил, — Фред откинулся на спинку и принялся ковырять ногти, — а мы уже должны были…  — Ооо, вот оно, то самое, царское «мы»! — Джордж издевательски посмотрел на брата. — Ты на что это намекаешь.?!  — Все заткнулись! — Ли в порыве чувств крепко треснул ладонью по туго набитой подушке, и та, не выдержав удара, лопнула прямо посередине. В воздух взметнулось облако перьев. Джордан отбросил подушку на пол, но пара легких перышек все же залетели ему в нос. Он смешно сморщился и глухо чихнул в ладонь, а после вновь зло уставился покрасневшими глазами на ребят. — Заткнулись все, — еще раз повторил он и краем глаза глянул на кровать. — Ты сказал да он сказал… а я скажу так! Фред, — он развернулся к ошалевшему Фреду и наклонился к нему, тщательно проговаривая слова громким шепотом, — какого хрена вы забыли в Малфой-мэноре? Джордж закатил глаза и хлопнул себя рукой по колену: — Опять это «вы»… Джордан грозно наставил на него палец и вновь посмотрел на Фреда:  — Ну? Фред опустил глаза и сунул руки в карманы толстовки. — Утром я пошел в библиотеку.  — Куда? — Гарри сощурил глаза и попытался скрыть улыбку. — Книжки небось читал, — не выдержав, он широко улыбнулся, за что получил затрещину от Гермионы. — Да я что, я же просто спросил…  — Отвянь, Поттер, — беззлобно отмахнулся от него Фред. — Да, в библиотеке. Отнес метлу туда, хотел… хотел… ну, посидеть, подумать, — он быстро взглянул на Джорджа и вновь отвел глаза, — а потом услышал какой-то скрип. Это была, — он махнул рукой в сторону кровати, — Блэк, — о своем феерическом падении со стула и невероятном облегчении при виде вполне живой и здоровой девчонки он благоразумно умолчал, — я спросил, почему она не у мадам Помфри, а потом она… и я… короче, — Фред тяжело вздохнул. — Она попросила меня отвезти ее туда. Сама попросила. Сказала, мол, срочно нужно что-то проверить. А я, ну, я тоже был не против посмотреть на особняк…  — Ну да, конечно, — встрял Джордж.  — Да! А ты сам отказался бы посмотреть на особняк белобрысых? Интересно же! Гарри недоверчиво вскинул бровь:  — Что, правда что ли? — сарказм в голосе было тяжело скрыть. Фред поджал губы, и в глазах его затаилась странная тень. — Я думал, что будет интересно. Это не дом. Я… я даже не знаю как это назвать. Там… она увидела там комнату. Комнату, полную отрубленных голов домовых эльфов. Ли шумно втянул воздух, Гермиона закрыла рот ладонью. Джордж крепко стиснул ладонями ручки кресла. И только Гарри не шелохнулся. Даже бровью не повел. Только взгляд его зеленых глаз внезапно помертвел и стал ужасающе тяжелым, липким. Взрослым.  — Она кричала, плакала. Я не знал, что мне делать. Она, — Фред замялся, — на секунду мне показалось, что она сошла с ума. Что я сошел с ума. Этот дом… он будто убивает. Никогда бы там не остался. А потом я подумал: она ведь прожила там столько времени. Столько лет… в этой черноте. Я бы не смог. Я бы точно не смог. Он замотал головой и прикрыл глаза. Всегда веселый и живой, Фред Уизли побледнел и осунулся. Из него будто вышло все веселье, улыбки, радость… Гарри сотрясла крупная дрожь, и он поежился.  — Какого это, жить вот… вот так? Без друзей, без родителей, с этими уродами? Ребята молчали, придавленные неожиданно тяжелой, живой правдой. Где-то тихо скрипнул пол да одиноко шевельнулась занавеска. — Это страшно. Джордж вздрогнул и обернулся, они все обернулись, одновременно, как по команде. Кассиопея сидела на кровати, по шею замотанная в багровый плед, и смотрела на них красными, заплаканными глазами. Такими пустыми и стеклянными, что Фред ощутил ползущий по позвоночнику холодный ужас.  — Страшно жить вот так. Знать, что ты один, что тебя никто не захотел, не захотел, чтобы ты стал частью этого мира, частью семьи. Они просто подобрали меня, как собаку с улицы. Я и есть… животное, — ее тихий, четкий голос не выражал никаких эмоций. — Животное, которое нарядили в красивый ошейник, погладили, а потом снова ударили, чтобы показать, кто здесь хозяин. Когда ты один, это не страшно. Страшно, когда вокруг много людей, но они не могут помочь, не могут ничего сделать, не хотят. Страшно, когда ты что-то говоришь, но никто не слышит, потому что всем все равно. Друзья… у меня была подруга. Она была маглой. Мы общались, всегда ходили вместе, дружили. Мы были одни против всего мира. А потом она умерла. Упала с балкона, прямо на лестницу. А я видела, как она лежала в луже своей крови, слышала, как кто-то ругался, что моя подруга испачкала замок своей грязной кровью. Через день я узнала, что из Азкабана сбежал преступник, мой отец. Никто и никогда не говорил мне, какой он, что с ним случилось. Никаких фотографий, писем, ничего. Будто его никогда и не было. Кассиопея замолчала. Тишина вдруг стала такой гнетущей и темной, что Фред нетерпеливо заерзал в кресле. Никто не издал ни звука, переваривая эту неожиданную исповедь. — Уже тогда я приняла решение никогда больше не возвращаться в Шармбатон, во Францию. Все там до конца моих дней будет напоминать мне о потере, — она тяжело моргнула и опустила голову, притягивая колени к себе. — Я вернулась в Малфой-мэнор. Там-то я и встретила ее. Лестрейндж. Она… она разговаривала с Нарциссой обо мне и о том, что это с ее помощью моя подруга умерла. Она сказала, что мне, как чистокровной волшебнице, не за чем даже стоять рядом с грязнокровками. Вот так просто. Будто не человека убила, а пыль с полки смахнула. Там было еще много чего, слишком много. — Блэк зажмурилась и болезненно скривилась. По бледным щекам поползли дрожащие слезы. — Кричер, он просто помог мне сбежать. Я хотела его забрать, очень хотела, но эта сука запретила ему покидать замок, привязала его какими чарами, из-за которых он умер едва вышел бы за порог. Я так хотела… — она плакала беззвучно, изредка смахивая краем пледа слезы с кончика носа, — так хотела уйти оттуда. Но я еще не знала, что попаду не туда, куда надо. Я соврала вам еще в одном. Та деревня… я не искала волшебников, наоборот, надеялась, что попала к маглам. Хотела отдохнуть от всего, хотя бы день, а потом… потом я бы нашла его, как-нибудь, я хотела отправиться на поиски. Найти отца. Сказать, что я его дочь. Там, в лагере, я встретила парня, магла, который помог мне. Это был замечательный человек, добрый, смешной, — улыбка на ее лице была еле заметной, но такой искренней, что у Фреда внутри что-то екнуло. В такой неподходящий момент его глупое сердце дернулось от осознания того, что ему она так никогда не улыбалась. Фред поморщился и мысленно дал себе по голове за такие мысли. Идиот. С чего бы это он так волновался об этом?  — Пожиратели убили его. Свернули ему шею на моих глазах. Я не успела помочь ему. Знаю, это глупо, но я не могу спать, каждую ночь верчу в голове мысль о том, что я могла спасти его. Могла ударить Пожирателя под руку, дать Рику сбежать. Но я не успела. Я слишком медленная, глупая, Мерлин, я дура, дура, дура! — Блэк схватилась за волосы и прижалась лицом к кровати, подогнув под себя колени. Гарри не выдержал, рывком поднялся с кресла и подошел к кровати, но остановился на полпути, пригвожденный к месту осознанием собственной бесполезности. Что он может сделать? Только продолжать слушать. Кассиопея не услышала, как он подошел, и продолжила глухо говорить в покрывало.  — Я не хотела, чтобы так получилось. В Хогвартс меня потянула весть о том, что Сириуса Блэка заметили в деревне неподалеку. Не знаю, чего я хотела. Узнать, какой он, наверное. Увидеть хоть одним глазом. А потом он напал. Мне больше ничего не хочется. Только уснуть, потому что я устала, ужасно устала. Везде мне мерещатся вещи, люди, которых уже давно нет. Кажется, я схожу с ума. Я уже не знаю, что мне делать, не знаю, как быть, не знаю, кто прав, а кто виноват. Как мне с этим жить? — Кассиопея внезапно подняла голову и в упор посмотрела на Гарри. — Как мне с этим жить? Гарри, как… как ты с этим справляешься? Как живешь с мыслью о том, что ты один? Неужели… неужели легче закончить все это? Гарри подумалось, что кто-то внезапно и со всей силой ударил его по голове огромным молотом. Он знал, что именно значились эти слова. Какая-то неведомая сила потянула его вперед. Гарри точно знал, что делать. Он остановился совсем рядом с Кассиопеей и схватил ее за плечи, обняв так сильно, как только мог. Девочка как-то стразу обмякла и повисла в его руках, увлекая за собой. Гарри тяжело опустился на кровать и закрыл глаза, уткнувшись лицом в ее плечо. Слезы накатили внезапно и с такой силой, что он просто не мог сдержать их. Никто не сказал ни слова. В мужской комнате башни Гриффиндор на кровати, обнявшись, как брат и сестра, Гарри и Кассиопея оплакивали свои сломанные судьбы, и налетевшая на замок метель вторила их безмолвному крику.

***

После всего они еще долго разговаривали уже в комнате Гарри, пока все были на занятиях. Просто говорили, рассказывали разные вещи, свои жизни. Это давалось так легко и просто, что Гарри к концу дня чувствовал легкий звон в необычайно пустой и легкой голове. Будто от него наконец отвязали висящий груз, который был таким неподъемным и темным, что он даже удивился, когда эта девочка с такими тяжелыми и тягучими глазами одним словом вытянула из его сердца раскаленную иглу. Несколькими часами позже Гарри отвел Кассиопею обратно в больничное крыло, где они долго слушали, как крайне разгневанная мадам Пофри отчитывала Блэк за побег. Когда Гарри уже собрался уходить, она махнула ему на прощание рукой, а потом грустно взглянула на него, подошла и крепко обняла; Кассиопея Блэк пахла как холодная осень, сладким лимонным чаем и черным перцем из жестяной банки. До кровати она не дошла: потеряла сознание, отойдя от Гарри на пару шагов. Сердце его уже который раз за день провалилось куда-то в желудок, он кинулся к ней, но мадам Помфри строго шлепнула его по руке, сказав что такая реакция организма вполне понятна. Затем она легко левитировала Кассиопею на кровать и принялась укрывать ее одеялами. В конце концов она все же вышла в коридор к Гарри, добродушно похлопала его по плечу и с грустной улыбкой посоветовала не беспокоиться и хорошенько выспаться: его новой подруге будет нужна неслабая поддержка. И вот теперь Гарри лежал на кровати под балдахином и смотрел вверх. В его легкой, звонкой голове плавали мысли, образы, обрывки фраз… … я, конечно, была слишком мала, но все же помню ее… я могу закрыть глаза и сразу же увидеть ее… она такая молодая, легкая, красивая… Гарри зажмурился так сильно, что под веками начали вспыхивать жирные лиловые пятная и мелкие звездочки: он видит ее, пытается увидеть… … знаешь, сначала я подумала, что у людей не бывает таких глаз… зеленых-презеленых, как морская вода, полная длинных водорослей… я видела такой цвет, яркий, как… как изумруды, что ли… а потом я увидела тебя и поняла: вот они, ее глаза, тот же невероятный цвет… Сквозь расплывчатые клубы Гарри наконец увидел их: большие зеленые глаза в дымке темных медных ресниц, так особенно по-женски завитых на самых кончиках… … у нее длинные рыжие волосы и от них пахнет… красными яблоками, да-да, именно красными, они самые сладкие… а еще какими-то травами, летними, теплыми… у нее мягкий голос и гладкие руки… это она, гарри… это точно она… Гарри улыбается сквозь полудрему, пытаясь до самого последнего кусочка удержать образ рыжеволосой зеленоглазой красавицы. Он улыбается и плачет одновременно; не так, как плакал в ночь, когда нашел зеркало Еиналеж. Сейчас он плачет беззвучно, счастливо, и на подушку с уголков его закрытых глаз скатываются горячие слезы. … она… это Лили. Твоя мама, Гарри…

***

На блестящем деревянном столе прямо перед Гермионой лежал длинный свиток, весь исчерканный кривым мальчишечьим почерком. Изредка Гермиона помахивала палочкой прямо под носом и что-то тихонько бормотала; буквы на пергаменте плавали и выстраивались красивыми ровными дорожками, кляксы и неровные черточки расплывались и впитывались в бумагу, не оставляя никаких следов. Когда с самого края пергамента спрыгнул нарисованный кот с длиннющими усами и вспыхнул крохотным пыльным облачком, Гермиона фыркнула себе под нос и закатила глаза.  — Рон, ты хоть иногда можешь нормально делать домашние задания? Не вот эти закорючки, а нормальные, ровные, разборчивые буквы! — она с чувством шарахнула чернильницей по столу, и капелька синей жидкости выплеснулась в кубок лежащего лицом на своей тетрадке Симуса. От громкого стука он вздрогнул и рывком поднял голову, уставившись осоловевшим взглядом в воздух; на его щеке отпечатался приличный кусок эссе по Травологии. — Спи, Симус, спи! — Гарри легко опустил руку на голову Финнигана и вновь уложил его на тетрадь. Симус мгновенно захрапел. Гарри добродушно улыбнулся и впился зубами в сочную куриную ножку, покрытую золотистой корочкой сыра. Рон взлохматил рыжие патлы и сполз еще ниже по скамье, отчаянно краснея под взглядом Гермионы.  — Не у всех тут почерк как у заучки… — Что ты сказал?  — Ничего! Ничего я не сказал, — Рон поднял ладони и пожал плечами.  — Вот и хорошо, — Гермиона сдула волнистую челку со лба и вновь склонилась над пергаментом, постукивая кончиком палочки по краю стола. — Гарри, сегодня мы снова пойдем в Хогсмид. Тебе принести что-нибудь? Помнишь, тебе понравились перечные чертики? А карамельные бомбы… те которые так прикольно лопаются во рту…  — И то, и то, и еще сахарных перьев мне возьми, — пробормотал Гарри, ссыпая в ладони Рона сверкающие монеты. — Захвати несколько бутылочек сливочного пива, — прогнусавил он на самое ухо другу, покосившись одним глазом на Гермиону. Та не обратила на них никакого внимания, полностью сосредоточенная на работе. Вскоре Большой зал зашумел нестройным хором голосов и хлопаньем совиных крыльев. Близнецы сидели в середине гриффиндорского стола и о чем-то спорили, низко склонив друг к другу рыжие головы. Вокруг них не было обычной непроходимой толпы девчонок со всех курсов и факультетов. Наверное дело было в Алиссии Спиннет, подружке Анджелины. Они обе сидели по бокам от братьев и отправляли друг другу по воздуху короткие записочки. Алиссия была весьма колоритной личностью: любила только красный цвет, хоть и надевала всегда темные вещи, свои яркие каштановые волосы она носила распущенными; они лежали у нее на спине синеватым плотным плащом и собирали все сияние факелов и свечей, темные глаза сурово сверкали из-под необычно изогнутых бровей со множеством серебристых колечек, из-за чего казалось, что она смотрит на мир исподлобья, хитро и резко. Охотница гриффиндорской команды по квиддичу наконец вышла с больничного после стычки с Маркусом Флинтом и была готова порвать любого, кто хоть бы словом обмолвился про их проигрыш в осенней игре. На ее фоне обычно грозная и серьезная Анджелина казалась девочкой-лапочкой, милой и безобидной. Записочки летали вокруг них с бешеной скоростью, близнецы живо жестикулировали и отчаянно шептались, ученики едва ли не стояли на головах, кидались пончиками с малиновым джемом, отовсюду доносилось дребезжание и звон столовых приборов и кубков, перья, шум, запах крылышек и шоколадного пирога разносился далеко за выход из большого зала. Между столами важно расхаживали старосты и пытались не наступить на выныривающих из-под ног малышей-первокурсников; преподаватели уже давно оставили попытки заткнуть этот огромный шар из ног, рук, губ, волос и непрерывных голосов. Хогвартс готовился к Рождеству. Гарри подумал о том, как было бы хорошо, если бы он смог сам попасть в Хогсмид. Довольно почесав макушку, он встал из-за стола и стремительно вышел из Большого зала: в комнате ждали обломки его драгоценного Нимбуса, которые он почти каждый вечер старался починить, кляня про себя Гремучую иву. На Истории магии было так интересно, что Фред успел увидеть десять снов и два раза поссориться и помириться с Джорджем. За это время за окном выпало еще больше снега, чем прошедшей ночью. Он мягко и таинственно светился в сероватом отражении совсем уже зимнего неба, и Фред словил себя на мысли о том, что давно уже мечтает съездить к родным. После занятия он выдернул Джорджа из учебников и кинул ему какую-то одежду.  — Пойдем в Хогсмид.  — Фред, нам нужно нормально сдать С.О.В. — «Фред, нам нужно нормально сдать С.О.В.», — Фред перекривил брата тонким голоском и тут же пробасил собственным, — тебе нужно сдать С.О.В., — он сделал акцент на слове «тебе» и поплотнее запахнул короткую серую куртку и мантию, по пути натягивая на лохматую голову шапку. Она села набекрень, но парня это не особо заботило; даже такой, не совсем собранный, в расстегнутой куртке, с криво сидящей шапкой и в больших подкованных ботинках он умудрялся свернуть головы всем встретившимся им на пути девчонкам. Всем, кроме Джорджины, которая поспешила удалится с поля зрения, едва заметила высокие фигуры близнецов. Фред лишь весело хмыкнул в полосатый красно-желтый шарф, Джордж кисло поджал губы и вышел во двор. Крупные белые хлопья лениво скользили по воздуху, едва-едва касаясь своими холодными лапками покрасневших лиц учеников. Одни спешили в Хогсмид, их было большинство и во главе с ними стоял напыщенный и вечно замызганный Филч, другие просто не спеша прогуливались, некоторые пытались слепить из подмерзшего снега снежки и увлеченно мутузили ими друг друга. Девчонки взвизгивали и рассыпали свой молодой, заразительный смех по всем окрестностям замка. Братья неторопливо прошлись по двору, Фред успел наступить какой-то девочке-младшекурснице на ногу, и теперь вычурно извинялся перед ней так, что она покраснела от смущения, а потом и вовсе вся покрылась испариной, когда парень, совсем разойдясь, смачно поцеловал ее в щеку и был таков. Девочка отошла к подружкам ни жива, ни мертва, и на вопросы о том, что случилось, могла только рассеянно и невпопад кивать головой, как китайский болванчик. Спрашивали ее подружки в основном о том, понравилось ли ей, знакомы ли они и что вообще она делала рядом со старшекурсниками. Джордж сам все слышал и уже не успевал закатывать глаза от абсурдности этой болтовни. Фред же не обратил на этот мини-взрыв ровным счетом никакого внимания. Он вообще был какой-то сам не свой после того случая с Блэк. Да что они там вообще задумали…  — Джо-ордж, мне кажется или это реально чьи-то следы? Джордж встрепенулся и посмотрел на вытоптанную в снегу дорожку. Они с Фредом стояли около большого, слепленного первокурсниками снеговика, а рядышком с ним, огибая по маленькой дуге, быстро тянулась веревочка из четких следов.  — Вот же мелкий засранец, — Фред плотоядно улыбнулся и, деловито вытащив руки из карманов, принялся подтягивать рукава повыше. — На счет три хватай его слева. — Чего? — Джордж ошалело моргнул, а потом до него медленно начало доходить происходящее. Мелкий засранец — так Фред, и только он, звал Поттера, а тот в свою очередь звал Фреда рыжим гавнюком. Вот она, дружба. Джордж прошел пару шагов и резко выбросил руку вбок, хватая плотный воздух поперек своего локтя. Послышалась сдавленная ругань. — Парни, да вы чего… Ну же, отпустите меня. Обещаю, такого больше не повторится…  — Ну-уу, — Фред шутливо и недоверчиво цокнул языком, мол, это еще проверить надо, — а что нам за это будет? — он вновь ухмыльнулся и чуть поднапрягся: Гарри отчаянно сопротивлялся и мешал движению, еле волоча ноги по рыхлому снегу. — Ну-ка, Гарри, появись перед нами, — затащив его в боковой закуток, братья разом сдернули с него прозрачную мантию и довольно улыбнулись покрасневшей злой моське Поттера.  — Прекрасный день, да? — Прекрасный день для побегов, — вставил Фред. — Да ладно вам, — Гарри закатил глаза.  — Ты реально подумал, что сможешь вот так просто пойти в Хогсмид?  — Наш Гарри давно не целовался, — Фред шутливо сдвинул брови, — бедняжка. Ну ничего, эти твари с радостью засосут тебя по самое…  — Фред, — Джордж пихнул его в бок и серьезно посмотрел на мальчика. — Гарри, ты же знаешь, все выходы охраняют Дементоры, а тем более Хогсмид! Нормальный вообще? Джордж обернулся к брату, ища у него моральную поддержку и подтверждение глупости ситуации, но Фред уже уплыл в свои мысли. Пустой взгляд, сжатые губы и глаза в сторону: он очень крепко задумался. Джордж от всей души хлопнул брата по макушке. Фред мигом выплыл из себя, гневно подвигал носом, как злой кролик, но тут же ухмыльнулся и дернул Джорджа на себя, быстро зашептав ему что-то на ухо. Джордж поначалу ничего не услышал из-за шапки, и теперь уже Фред с чувством треснул его, но после продолжил что-то ему втолковывать. Под конец непонятного шептания Фред сиял, как рождественская елка, а Джордж стал в два раза более вытянутым и подозрительно улыбчивым. Сейчас он больше походил на Перси: такой же торжественный, по причине и без. * — Вот тебе наш подарок на Рождество. — Джордж вытащил из-под мантии большой квадратный лист старого пергамента и торжественно протянул его Гарри. Пергамент был совершенно чист, на нем не было ни единой строчки, и Гарри решил, что это очередная шутка близнецов.  — И что это такое? — Это, Гарри, секрет нашего успеха, — ответил Джордж и нежно погладил пергамент.  — Нелегко с ним расстаться, — сказал Фред. — Но мы решили, что тебе он нужнее. — Мы-то его наизусть знаем, — прибавил Джордж. — Поэтому и вручаем тебе. Нам он больше ни к чему.  — И что я буду делать с куском старого пергамента?  — С куском старого пергамента?! — Фред зажмурился и скорчил рожу, как будто Гарри смертельно его обидел. — Объясни ему, Джордж. * Далее последовал увлекательный рассказ о том, как это чудо попало к ним в руки. Джордж наглядно продемонстрировал крайне удивленному Гарри как работает волшебная карта и принялся в красках расписывать ее достоинства и функции. Фред изредка по привычке вставлял шутливые фразы, но мысли его были далеко: когда Джордж открыл карту, взгляд Фреда мгновенно приклеился к точке с именем Кассиопея Блэк. Точка размеренно плавала в палате больничного крыла и знать не знала, что за ней горящими голубыми глазами наблюдает Фред Уизли. Гарри был так сильно потрясен подарком близнецов, что несся по коридорам, как молния, изредка огибая учеников-одиночек. Бок страшно кололо, но он не останавливался. Сейчас скрытый под мантией-невидимкой, он изо всех сил прижимал к груди чистый пергамент и задыхался от долгожданного чувства свободы. Гарри наконец остановился возле статуи Одноглазой ведьмы, проделал все нужные манипуляции и проскользнул в открывшийся ход.

***

Никто не обратил на него внимания. Зачем? Он всего лишь большая иссохшая собака, черная, как сама ночь. Сириус манерно подскулил какой-то мелкой дворняжке и вильнул обрубком хвоста. Мимо него проехала повозка с каким-то маленьким толстым человечком, по самые уши закутанным в шарф. От повозки и человечка так сильно запахло сытостью и достатком, что Сириус не выдержал и поджал бурлящий, голодный живот, но сдержался и отошел в тень за углом паба. На встречу человеку из повозки из жара «Трех метел» выскочила Розмерта, вся разрумянившаяся и пахнущая свежим пивом и чесночными булочками. Сириус поспешно отвернулся и уткнулся носом в лапу: его анимагическая сущность чуяла такие запахи, что голова вертелась, как детский волчок. Внезапно, как тяжелый молоток, ударивший его по голове, среди этого вороха ароматов на него внезапно и с такой ужасающей силой обрушился один единственный, такой знакомый запах, что Сириус чуть не свалился в ближайший сугроб. Воздух соврем рядом с рыжим мальчишкой и девочкой с каштановой челкой наполнился запахом виниловых пластинок, полировкой для метлы и кожаных перчаток без пальцев. Сириуса будто ударили по сердцу когтистой лапой. Джеймс?! Большой черный пес долго бесцельно блуждал возле паба, никак не желая успокаиваться. Когда стайка детей рядышком с ним начала петь какую-то милую и веселую песенку про Рождество, Сириус просто не смог сдержать беспокойный вой: запах все еще держался в воздухе. На двери звякнул колокольчик, на Сириуса вновь пахнуло до боли родными шоколадными лягушками и фланелевыми рубашками и он поспешно потрусил следом за запахом в тени, поставив нос по ветру. Уже знакомые ему мальчик и девочка неотрывно следовали за ним, и Сириус никак не мог понять: может они тоже это чувствуют? Нет, это невозможно. Люди так не умеют… Большая черная собака притаилась за широким стволом дерева и пристально вгляделась человеческими серыми глазами в просторную лесную полянку, всю заваленную белым снегом. Собака на мгновение сунулась чуть подальше, потеряв из поля нюха беспокойный запах, но потом вновь подвинулась вперед, опускаясь на все лапы разом. Когда на низком трухлявом пеньке проступили очертания сгорбленного черноволосого паренька, черный пес не выдержал, подскочил и чуть было не вышел в залитый светом круг, но вовремя остановился, напоровшись на зеленые глаза, как на ножи. Зеленые глаза. Сириус бежал так быстро, как только могли бежать его уставшие ослабшие ноги. Когда небо наконец стемнело, он остановился и ничком повалился под пушистую ель, всю запорошенную безликим рыхлым снегом. Если бы он только мог плакать, если бы только мог… Лес пронзил отчаянный, по-волчьи пронзительный, долгий вой.

***

Фред вернулся в Хогвартс раньше всех. Просто сказал Джорджу, что жутко устал и свалил, так и не дождавшись своего, кажется, седьмого сливочного пива пополам с «Огденом». Он и вправду устал. Вот только вместо того, чтобы отправиться в башню Гриффиндор, Фред развернулся на полпути и зашагал к больничному крылу. У самого входа он засветил свою палочку и приоткрыл дверь в палату с пациентами. Внутри было темно и сухо, приятно пахло колбочками, лекарствами и чистым постельным бельем. Фред скользнул за дверь и бесшумно захлопнул ее, прикрывая ладонью пульсирующий огонек на конце палочки. Потом на ощупь подобрался к крайней у окна кровати и опустился на корточки, безошибочно угадывая очертания тонких белых рук под больничным одеялом. Кассиопея спала и в красноватом свете его палочки она казалось странно румяной, такой живой и теплой, что Фред просто не удержался, наклонился и прикоснулся сухими, чуть обветренными губами ее лба. После он просто опустился на пол рядышком с ней, положив палочку на низкий крохотный столик, осторожно взял обе ее ледяные руки в свои и сжал их, потирая и согревая. Что в этот момент у него было в голове, он не знал. Как будто кто-то другой сидел внутри него и делал эти странные и в то же время правильные вещи. Все это казалось ему таким нужным и правильным, что Фред даже чуть задохнулся, когда Кассиопея заворочалась во сне, но не отняла свои руки, а лишь придвинулась к неожиданному теплу и свернулась в клубочек. «Огден» ударил ему в голову. Фред сделал это. Просто потянулся вперед и, не разбирая ничего в этой темноте из-за погасшей палочки, слепо поцеловал ее прямо в губы. Жаркое тепло разлилось прямо по его венам… Она проснулась лишь на секунду, учуяв горячий сладкий запах. Секунду, когда темнота прикоснулась к ней теплыми… губами? Кассиопея не поняла, когда именно она вновь потеряла сознание.