***
— А потом он ужалил меня в ногу… Кассиопея! Ты уже познакомилась с Чарли? В маленькой комнатке приглушенно мерцал голубоватый свет ночника, освещая лица сидящих за круглым столиком людей причудливыми бликами: девушка с длинными каштановыми волосами, забранными в высокий беспорядочный пучок с выбивающимися во все стороны прядками-косичками, два парня с совершенно черными, дьявольскими глазами (одного взгляда хватило, чтобы понять — перед ней двойняшки) и Седрик, сидящий за столом на противоположной двери стороне, раскачивающийся на стуле и без зазрения совести глядящий на вошедшую подругу и драконолога. Когда до него наконец дошло, что перед ним Кассиопея, Седрик поперхнулся чем-то из своей большой темной кружки, которую держал у губ, и закашлялся; один из темноглазых братьев, тот, что с обожженым шрамом у виска, с силой хлопнул его по спине ладонью. Когда он отнял руку, на его пальцах сверкнули золотом два широких кольца. Заметив заинтересованный взгляд Кассиопеи, парень откинулся на стуле и приветственно кивнул ей; его соломенные, более темные, чем у Седрика, волосы даже не шелохнулись, острыми колючками окружая всю его голову. Седрик же, перестав изображать утопленника, мигом снял ноги с соседнего стульчика и подскочил навстречу подруге; в свете лампочки его лицо показалось Кассиопее розоватым. На секунду ей показалось, что все они здесь вовсе не чай пили. Она уже хотела улыбнуться, но вовремя спохватилась: ей все еще предстояло отчитать его за внезапное исчезновение. Кассиопея сжала губы и, обойдя Чарли со спины, с грохотом опустилась на освободившийся деревянный стул. Вытянула ноги, скрестила руки на груди и укоризненно зыркнула на пристыженного ее поведением друга. Седрик мгновенно смолк, проглатывая конец фразы и опустил голову, принимаясь лихорадочно накручивать на палец длинную светлую челку. — Познакомились, значит… Кассиопея почувствовала себя виноватой за излишнюю резкость. Она все же не хотела ссориться с Седриком, поэтому просто встала, подошла к нему и положила руку на плечо, сжимая его пальцами. Седрик поднял на нее взгляд и виновато улыбнулся, накрыв ее ладонь своей. Братья и девушка за столом, до этого не произнесшие ни слова, зашевелились, по очереди представились и предложили прибывшим две кружки чаю. Чарли, все еще гипнотизировавший взглядом их переплетенные руки, издал какой-то непонятный звук и опустился на низкий стульчик у стола. Когда в комнатку зашел Амос Диггори, они уже весело болтали и попивали чай из больших железных кружек. Братья, назвавшиесяся Чупом и Лисом, громко смеялись, рассказывая понятные только им истории; девушка, Мария, весь вечер смотрела только на Чарли, не призывно и соблазняюще, а с толикой грусти в темно-зеленых глазах. Кассиопее подумалось, что за этим печальным взглядом кроется история о разбитой дружбе, а может и разбитом сердце. Сам же Чарли, хоть и выглядел уставшим, травил шутки и загадочно смотрел на Кассиопею поверх своей кружки. Сама же Кассиопея, один раз заметив на себе этот странный взгляд, предпочла забыть его. Глаза среднего Уизли за напускной приветливостью сочились злостью и таким ледяным холодом, что волосы у нее на шее вставали дыбом. Драконолог невзлюбил ее с первой же минуты, и Кассиопея так и не смогла понять почему. Лишь после, уже лежа на прохладном белье скрипучей кровати, она вдруг вспомнила его слова об отце. Хорошо ли он знал Сириуса Блэка? Часто ли видел его? Улыбался ли ему отец, дарил ли подарки на Рождество или дни рождения? Наверняка. Отвернувшись лицом к стене, Кассиопея поглубже закопалась в тонкое одеяло, стараясь закрыться им от бессильной зависти, прокравшейся в самое сердце. От злобы на парня, который смог застать ее отца в расцвете жизни. Поспать ей все же не удалось: когда все в домике стихло, за стеной, в загоне, проснулся дракон, тот самый Норберт, с которым ей так и получилось увидеться. Седрик на соседней кровати заворочался и сердито засопел в подушку, оповещая Кассиопею о бессоннице. Выждав долгие полминуты, он сел на кровати и растолкал подругу, вытянув длинные руки вперед. Кассиопея выпуталась из одеяла нехотя и сразу поняла, что в этом коконе она изрядно взмокла: тонкая майка из рюкзака липла к коже, а пижамные штаны закрутились до самых колен. Отбросив с лица волосы, она выжидающе уставилась на друга. Седрик, в одних шортах, сидел на кровати по-турецки и лунный свет, исподтишка выглядывая из-за тонкой прозрачной занавески, вылавливал из темноты комнаты отдельные кусочки, пазлы от целой мозаики: ключицы и глубокие ямки над ними, плечи и запястья с проступающими венами, шею, окруженную светлыми волнистыми волосками, прямой нос с узким кончиком, длинные медовые ресницы, бросающие тень под глаза и на острые скулы, на плотно сжатые в сонном раздражении губы и желтые, ястребиные глаза. Кассиопея устроилась поудобнее и уткнулась подбородком в согнутые колени. — Мы уходим рано утром, через пару часов. Касс… если ты передумала, то скажи мне сейчас. Я понимаю, тебе не сильно хочется видеть его… — Кого? Фреда? — Кассиопея принялась усердно грызть ногти. — Я и сама не знаю. Это все так просто и одновременно сложно… Я не ненавижу его, не обожаю его, не люблю его. Друг ли он мне? Мне кажется, он и сам не решил еще, а я не могу жить от одной его улыбки до другой, понимаешь? Ждать, когда он бросит свои замашки я тоже не хочу, но сама понимаю, что я тоже не сахар. Так есть ли смысл продолжать то, чего нет? Скажи мне, Седрик! Я устала, я очень устала, поэтому уже все равно: увижу, не увижу… Но знаешь, не он тот человек, которого я не хочу видеть, — Седрик нахмурился и отпустил свое колено, свешивая ноги вниз, — на матч собираются волшебники любых сословий, уровней, не знаю, как это называется. Люциус и Драко тоже будут там, наверняка, и я… боюсь. Знаю, это глупость, и ты так давно хотел попасть туда… Седрик, прости меня. Я полная дура, — застонав, Кассиопея прижала ладони к лицу и с силой потерла его. — Эй, Касс, — Седрик сполз с кровати, уселся прямо на пол рядом и положил руки на ее колени, стараясь заглянуть ей в лицо. — Не говори глупостей. Ты человек, и имеешь право боятся, ненавидеть, любить, обижаться, понимаешь? Никогда не извиняйся за то, какая ты есть, даже передо мной. Я ведь такой же, как и ты, просто надеюсь увидеть на матче… Чжоу, — сквозь пальцы, прижатые к лицу, Касс увидела, как Седрик очень мило отвел глаза в сторону, произнеся имя любимой, и улыбнулась сама себе, — поэтому, если ты не хочешь идти, я не стану тебя силой тащить. Побудь здесь, побудь свободной, хоть чуточку, повеселись! Стань той, кем ты хотела стать! Где еще, как не среди драконов в Румынии, исполняются мечты волшебников, а? Думаю, Чарли тебе в этом поможет… Седрик несильно пихнул ее в плечо, но Кассиопея все равно свалилась обратно на подушки, тут же вскочила и кинула в него одну из них, улыбаясь весело и немного смущенно.***
«Стань той, кем ты хотела стать, стань той, кем ты хотела стать…» С этой мантрой Кассиопея проходила все утро, наворачивая круги по крохотной кухне. Все еще спали, а она подскочила через полчаса после ухода мистера Диггори и Седрика и изводила себя разными мыслями, прокручивая в голове сюжеты о том, как же лучше подойти к Марии со своей просьбой. Когда на ее пальцах не осталось ни одного целого ногтя, Касс поднялась по узкой лестнице на второй этаж и остановилась перед закрытой дверью, сделанной, как она уже поняла, из тонкой огнеупорной стали. Задержав дыхание, тихонько постучала по ней костяшками пальцев и застыла, услышав как по ту сторону двери заворочалось что-тот большое, тяжелое и шумное. Кассиопея едва успела отскочить назад, когда дверь распахнулась и в коридор вывалилось огромное нечто, замотанное в ядовито розовое пушистое боа, при ближайшем рассмотрении оказавшееся Марией. Девушка молча схватила Касс за руку и втянула в комнату, захлопнув дверь за ее спиной. Скинув с себя спутанное боа, Мария отлепила ото лба розовое перо и широко улыбнулась Кассиопее. Она выглядела великолепно: сегодня на ее голове красовались две ярко голубые косы со вплетенными в них цепочками, серебристая юбка-солнце, расшитый блестками топ, оголяющий плоский живот, длинные ногти были похожи на сверкающие монеты. Мария напоминала лунную богиню. Кассиопее захотелось её ударить. — Ну что, красавица, зачем пришла? Кассиопея как-то сразу стушевалась от дружелюбного тона и уставилась на свои обкусанные пальцы. — Мария… это не совсем обычная просьба, — она вскинула голову и встретилась со взглядом темно-зеленых раскосых глаз, участливо глядевших на нее. — Я хочу изменится. Так, чтобы совсем. Чтобы никто не смог сказать: это она, прежняя Кассиопея. Так, чтобы… — Чтобы стать другим человеком? — продолжила за нее Мария, все так же улыбаясь. — А ты готова? Ты действительно хочешь стать кем-то другим? Ответь сейчас, потому что я считаю преступлением иметь такие шикарные волосы, — она уперла руки в бока и с вызовом посмотрела на Кассиопею. Быть может, впервые в жизни Касс была уверена в своем решении. — Я хочу стать самой собой, — твердость в голосе была искренней, пусть и немного дрожащей. — Самой собой. Мария удовлетворенно хлопнула в ладоши, выводя Кассиопею из легкого ступора, и ее лицо озарила немного безумная усмешка. — Тогда ты по адресу, красавица. Весь следующий час или, может, три часа, ее волосы чесали, терли, поднимали наверх, стригли всевозможными чарами, перекидывали в разные стороны, поливали какими-то пахучими жидкостями и снова мяли. Со всей комнаты к Марии слетались сотни и тысячи мисок, банок и странных расчесок. Краска всевозможных цветов разбрызгивалась на покрытый клеенкой стол в центре комнаты, в которой будто взорвался маггловский дискотечный шар: два кресла были завалены блестящими кофточками, платьями, джинсами, даже нижним бельем, на пуфике у двери горкой валялись туфли, переплетенные каблуками невероятных форм и размеров, а на полке у овального зеркала, оплетенного длинными бусами, перьями и бантами, словно в контраст остальному бардаку, аккуратным строем стояли баночки с косметикой, кисти, ножницы, щипчики, разноцветные губки и целая батарея тюбиков с помадой (такую часто заказывала себе Нарцисса у известных модельеров магической Англии). Все это Кассиопея рассматривала в перерывах между манипуляциями с волосами, когда Мария устало сваливалась в кресло прямо поверх одежды и к ней неизменно плыла по воздуху чашка, судя по запаху, всегда до краев наполненная горячим сладким какао. Кассиопея же, от потрясения не ощущая голода, всматривалась в хозяйку круглой комнаты и не могла понять, сколько же умеет эта девушка, работающая в Румынии дрессировщиком драконов мелких пород. Она уже почти спала, когда Мария, наконец, опустила ее волосы, и они упали ей на спину и плечи, легкие, чужие. Внезапно Кассиопея почувствовала тугой узел в груди. Что же она наделала? Зачем она решилась на это? Сердце бухало в груди, отдаваясь болью в висках, пока Мария разматывала клеенку на плечах Кассиопеи и разворачивала ее лицом к зеркалу. Закусив изнутри щеку до крови, Касс открыла глаза и вздрогнула. Это она? Неужели она… Ее длинные, кажущиеся бесцветными, раньше белые волосы, теперь легкими волнистыми прядями опускались на плечи, иссиня-черные, блестящие и гладкие, как зеркало, оттеняя ее бледное лицо и прозрачные серые глаза, похожие теперь на капли густой и жидкой ртути. Касс зачарованно крутила головой, наблюдая за разбегающимися по ее волосам лучиками рассветного солнца, и не могла поверить, что девушка из зеркала — это она сама. Кассиопея нерешительно улыбнулась — розовые губы незнакомки растянулись в ответ; тогда Касс рассмеялась, счастливо и сумасшедше — и девушка в зеркале повторила за ней, смеясь громко, красиво, так как сама Кассиопея никогда не смеялась, считая свои зубы и улыбку далекими от идеала. Мария, встревоженно наблюдавшая за ее реакцией, увидев это проявление абсолютного счастья, заметно расслабилась и подошла к девочке со спины, положив руки ей на плечи. — Ну что, красавица, нравится? — Невероятно… Это я? Это действительно я? — Да, малышка. Знаешь, я долго примеривалась к тебе, обдумывала, та ли ты, на кого так сильно похожа. Потом Чар назвал тебя «милой Блэки» и я задумалась еще больше. А теперь… Мерлин, конечно! Я поняла! Я все поняла! — Мария, взвизгнув совсем по-девчоночьи, отскочила от зеркала и побежала к креслу у стены, качаясь на своих высоких каблуках. Она принялась раскидывать вещи на кресле, пытаясь докопаться до той самой, необходимой. Выудив наконец маленькую сумочку, облепленную кудрявыми фиолетовыми перьями, она сунула в нее руку, покопалась внутри и извлекла на свет большую тонкую карточку, зажав ее ногтями-монетками. Мария подлетела к Касс блестящим вихрем и бухнулась на колени, усаживаясь поудобнее на свои гигантские каблуки. Затем протянула ей карточку и сложила ладошки в замок, глядя на Кассиопею веселыми глазами. — Ты так на них похожа! Особенно на дядю Сириуса! Это ведь они твои родители? Правда-правда? Кассиопея медленно перевернула картонку пальцами и едва не задохнулась: карточка оказалась старым колдоснимком, на котором обнималась счастливая молодая парочка — парень с длинной черной челкой, спускавшейся на острые серые глаза-льдинки и девушка, которую он обнимал за плечи обеими руками, дурашливо захватив ртом прядь длинных белых волос, которые Кассиопея никогда бы не спутала с чьими-то другими, ведь такими были и ее собственные волосы. Отец, молодой, красивый, полный счастья и любви, не высушенный временем и Азкабаном, смотрел на Кассиопею ее же глазами и целовал тоненькую, как тростинку, маленькую девушку в больших шнурованных ботинках и красной кожаной куртке. Ее маму. — Да, да, — на карточку упали две слезинки и расплылись бесформенными кляксами, — это они. Они мои родители. — Однажды на нашу ярмарку заявился парень на мотоцикле в обнимку с девчонкой. Они были такими молодыми, красивыми и… дерзкими. — Мария восторженно махнула рукой. — Мне было семь, а тот парень был таким… совершенно обалденным. Он подарил мне кучу подарков и всяких вкусняшек. А она, девушка, заплетала мне волосы, мы ходили с ней по всей ярмарке, я показывала ей драконов и все такое… Моя мама была кем-то вроде тетушки твоему отцу и они приехали к ней погостить, отдохнуть. Они все время были вместе, обнимались, гуляли, катались на драконах, играли с нами, тогда еще детишками… В общем, они были счастливы, Касс, — Мария поднялась с пола и обняла Кассиопею, стирая с её щёк слёзы, — счастливы, понимаешь? Они действительно любили друг друга, по-настоящему, не так как в книжках, а взаправду. Со взлетами и падениями, но любили. И пусть я была мелкой и ничего не понимала, но этот… блеск в глазах, его ни с чем не перепутаешь. Так что, не плачь, красотка, теперь ты похожа на своего отца, прямо копия! Не плачь, Касс, не плачь, не надо. Мария, сама того не зная, за пару минут рассказала Касс о её же родителях больше, чем она узнала за всю жизнь, и теперь Новая Касс знала, что ей делать с этим знанием. Она больше не станет убегать, она больше не станет бояться, она больше не станет жалеть себя. Она встретится с ним. Не важно как, когда — все равно увидит. Должна увидеть.***
Этот день Кассиопея отметила на своем воображаемом календаре красным кружком — день возвращения в Хогвартс. Стоит ли так волноваться на этот счет? Стоит ли ей вообще волноваться? Разве от этого что-то изменится? Седрик уехал на матч всего день назад, а она уже вся извелась ожиданием: они должны были вместе поехать в школу, встретившись здесь сразу после окончания матча. Чуп, глядя на терзания Кассиопеи, тихо смеялся в свою кружку, вызывая ответные улыбки у брата и Марии. Кассиопея, однако, вовсе не развеселилась, а лишь разозлилась и кинула в уже плачущего от смеха Чупа кусок жаренной булочки. — Брат, не трогай Касс, не видишь, она ждет своего «не парня», — издевательски протянул Лис и тут же нырнул под стол, уворачиваясь от летящей в него тарелки. Мария, не выдержав, стремительно выбежала из кухни, и Касс услышала ее громкий смех далеко за поворотом. Вконец озверев, Кассиопея сама полезла под стол в поисках упавшей трехзубой вилки и, уже выползая на коленках обратно, почувствовала, как ее ладонь с этой самой вилкой крепко, но безболезненно перехватила сухая и сильная рука с мозолистыми грубыми пальцами. Чарли легко подтянул ее на себя, как пушинку, подхватил за талию, когда она начала неловко заваливаться на бок, и нехотя, тягуче медленно отпустил. Кассиопее такой жест показался жутко смущающим, щеки мгновенно захлестнула краска, и она тряхнула волосами, позволяя им закрыть пылающее лицо. Вся тревога и злость мгновенно ушла, уступив место непонятному тикающему звуку в ушах, и Касс застыла, не в силах ни опустить свою руку, ни оттолкнуть его. — Красиво, — и снова этот щекочущий, обволакивающий голос. Волна тошноты и колющей радости поднялась к самому горлу. Радости? — Тебе очень идет, Касси. Чарли отпустил ее руку, по пути вытащив из пальцев вилку, и метнул ее в стол так, что она звякнула и застряла зубцами в щели между пластинами. — Не стоит так волноваться по поводу Седрика. Он отправил мне письмо, в котором очень просил не ждать его, а помочь отправить тебя в школу. Он задержался с отцом… по какому-то срочному делу. — Чарли сложил руки на груди и выжидающе уставился на Касс. — Понимаешь, что это значит? Мы с тобой отправляемся в Хогвартс прямо сейчас, Норберт нам в помощь. — На чем? — тупо спросила Кассиопея. Голова почему-то стала легкой и звонкой. Срочное дело? Ехать в Хогвартс с… этим?! — На драконе, — парень участливо склонился к ней и мазнул по лбу ладонью. — Ты здорова? Лоб вроде не горячий… — Я никуда не поеду с тобой. Чарли лишь усмехнулся на ее смелую попытку отпора. — Ты можешь никуда не ехать, вот только мы сворачиваемся. Складываем вещички, переезжаем, сматываемся, понимаешь? — как слабоумной, начал объяснять он Кассиопее. — Если ты хочешь остаться одна на пустыре, без еды, воды и связи, то пожалуйста, я и сам не сильно хочу с тобой возиться. С этими словами парень просто развернулся и зашагал прочь из кухни. Каждый шаг его черных тяжелых ботинок ударом отзывался в голове у Касс. Неужели не шутит? Возьмет и оставит ее здесь, одну? Прежде, чем в голове сформировалась новая предупреждающая мысль, Кассиопея побежала следом за ним. — Подожди! Чарли! — она схватила его за локоть, чуть притормаживая, и ударилась носом об его спину, когда парень резко остановился. — Я… передумала. Когда мы едем? Лицо Чарли не выдало никаких эмоций, он лишь слегка кивнул и наставительно приподнял широкую бровь. — Семь минут на сборы. Жду тебя внизу, — развернувшись, он продолжил свой путь, оставив ее в коридоре. Кассиопея пожала плечами, фыркнула, сдувая с носа одинокий черный волос, и поплелась наверх. Ровно через шесть минут, не забыв обнять на прощание Марию и пожать руки Чупу и Лису, она уже неслась по лестнице вниз с рюкзаком наперевес, одетая в шорты (ее любимые джинсы бесполезной спаленной драконом тряпкой валялись где-то в куче у Марии) и старые добрые ботинки со шнуровкой. Чарли, весь в черном, за исключением алой банданы на голове, ждал ее, сидя на столе, и мурлыкал себе под нос замысловатую песенку, которая показалась Касс смутно знакомой. Отбросив ненужные воспоминания, она осторожно постучала пальцем по его плечу, привлекая внимание. — Молодец, — песенка оборвалась, когда Чарли обернулся. — Иди за мной. Похвала почему-то подняла ей настроение, поэтому вид огромного зеленого дракона с шипами на хвосте и морде не вызвал у нее должного ужаса, только тошноту. Легкую тошноту. Кассиопея втянула воздух через нос и зажала рот рукой, пытаясь сдержать не то радостный крик, не то рвотные позывы. Увидев дракона, Чарли резко переменился в лице, с уважением и обожанием глядя на зеленое чудище, которое громко зарокотало и принялось молотить хвостом по земле, едва завидев драконолога. В другой раз Кассиопея может и смогла бы пошутить по этому поводу, но сейчас она отчаянно пыталась удержать в себе завтрак, который поднимался прямо к горлу, стоило ей представить, на какую высоту им предстоит подняться. На крутой чешуйчатый бок Норберта ей помогал забираться сам Чарли, предусмотрительно подстраховывая чарами левитации, потому что дрожащие ноги совсем не держали ее, что и понял парень, когда она в который раз споткнулась и завалилась ему прямо на руки. — Тише, Норберт, тише, — он гладил дракона по морде, пока Кассиопея елозила по скользкому кожаному седлу с кучей ремней и пряжек. Когда ей это удалось, Чарли легко пробежал по лапе дракона наверх, устроился на седле позади Касс, и закрепил вокруг них кучу ремешков, прижимая ее к себе так близко, что между ними при всем желании не просыпалась бы ни одна песчинка. Бедра, ноги, грудь, руки, плечи. Чарли окутал ее со всех сторон, как большое горячее одеяло, возвращая ей потерянное чувство безопасности и тепла. Раздразнив дракона легкими чарами щекотки, Чарли двинул бедрами, призывая дракона к движению и обвил Кассиопею руками, крепко сцепив пальцы в замок у нее на животе. — Закрой глаза, Касси, — негромкий голос раздался прямо возле уха, теплое дыхание всколыхнуло волосы на виске, и Кассиопея послушно зажмурилась, впиваясь пальцами в плотное сплетение ремней чуть ниже шеи дракона. Взлет она скорее ощутила кожей: ветер резко всколыхнул ее связанные в пучок волосы и отбросил Кассиопею назад, на Чарли, который легко рассмеялся и наклонился, возвращая ее обратно на место. Издав боевой клич, парень не сильно сжал бока Норберта ногами в ботинках, и они взлетели под самое небо, как раз в тот момент, когда Кассиопея, оглушенная ветром, криком и биением сердца в ушах, рискнула открыть глаза. Долину под ними огласил радостный рев, и Норберт хлопнул кожистыми крыльями, унося двух ездоков все выше и выше, к самому солнцу. Они отлетели уже довольно далеко, Кассиопея даже успела привыкнуть к постоянному шуму ветра и объятиям Чарли Уизли, когда справа до них донесся странный долгий свист. Чарли отклонился в сторону, пытаясь увидеть в густых утренних облаках источник звука, осторожно отпустил Кассиопею, собираясь достать из ботинка палочку, и успел только сказать ей: «Не шевелись!», когда звук, превратившись в красный трескучий луч, врезался в дракона. От сильнейшего удара кожаные ремни лопнули, выскальзывая из петель, и дракон громко зарычал от боли. Кассиопея не успела схватить ускользающие из-под пальцев ремни, не успела задержаться за что-нибудь. Она услышала только громкий, отчаянный крик Чарли, которого отбросило ударом далеко от нее, прежде чем скользнула в глубокое голубое небо под ними.