Падение. Оно — ничто. Нет начала, нет исхода. Ты летишь, ты свободен, тебя не спасут. Ты поднялся слишком высоко и знаешь, что приземление будет не просто болезненным — смертельным. Ты знаешь это, но эта мысль падает вниз быстрее, чем твое легкое тело. А сейчас вокруг лишь лазурное марево, щедро разбавленное дымкой утреннего тумана… Да, пусть страх разрывает твою грудь, ты дышишь чаще, сильнее, сопротивляешься, но это небо не удержит тебя, сколько ни цепляйся за него. Оно смеется и великодушно позволяет бескрылой пташке лететь далеко-далеко…
Кассиопея задохнулась от порыва ветра и слепо замолотила руками и ногами, изворачиваясь, стараясь сделать что-нибудь.
Спастись.
Норберт, зажмурившись от боли удара, на мгновение приоткрыл темный глаз, и Касс увидела в его зеркальной глубине небо, озаренное красной вспышкой. Удивленная, она перестала сопротивляться и, нелепо перекатившись по гладкому боку дракона, упала вниз.
Так медленно; так быстро. Конец?
Кисть правой руки словно обожгло огнем. Что-то неимоверно сильное крепко стиснуло ее тонкие влажные пальцы и потянуло вверх. Падение прекратилось. Кассиопее показалось, что все ее внутренности упали куда-то вниз, голова стала тяжелой и наклонилась вперед. Больно ударившись носом о чешуистое брюхо Норберта, она резко подняла голову, болтаясь в воздухе, как тряпичная кукла. Чарли, злой, растрепанный, с огромными и широкими от ужаса глазами удерживал ее за пальцы одной рукой, другой вцепившись в наполовину развороченное кожаное седло. Утробно зарычав, парень потянул Кассиопею на себя так сильно, что плечо с диким хрустом выскочило из сустава, заставив ее закричать от боли, пронзившей тело до самого пояса. В глазах потемнело, и она буквально ощутила, как падает вперед, прямо на Чарли и, прижатая к теплому телу руками, слушает свою боль, скачущую в такт ударам его сердца.
Они ничего не говорят. Норберт, рухнувший было вниз, расправляет крылья почти у самой земли, задевая длинными когтями гладь светлого, почти белого в рассветном солнце озера. Холодные брызги летят в лицо Кассиопеи, но она не чувствует их освещающей прохлады, думая только о боли и страхе, растворившихся во всем ее теле. Немного погодя, она наконец ощутила легкое прикосновение к волосам: Чарли гладил ее по голове и шептал ей что-то на ухо. Позволив себе на мгновение растворится в этом теплом покое, Касс зажмурилась и уткнулась носом в плечо Уизли.
— Что болит? Касс, что болит? — Чарли осторожно перекатился на бок и приподнял Кассиопею, усаживая ее на спину дракона лицом к себе.
Тяжелое, мягкое, будто набитое ватой тело отказалось слушать Касс, шея откинулась назад, но она поборола это движение и мотнула головой, шевеля одним пальцем на травмированной руке. Плечо, казалось, превратилось в одну кровоточащую рану, объятую жарким острым огнем. Чарли чертыхнулся себе под нос и принялся стаскивать с нее куртку и футболку, оголяя плечи, ключицы и край нижнего белья. Кассиопея слабо запротестовала, пытаясь сказать хоть слово и пробиться сквозь вату во рту, еле ворочая языком. Услышав треск ткани, она сдалась и откинулась назад, положив голову на выемку в седле. Сквозь шум ветра в ушах Касс все же услышала, как зашипел и заругался Чарли, сняв с нее остатки ткани; осторожно прикоснувшись кончиками пальцев к огненной боли на ее плече, он так грязно выругался, что Кассиопея могла бы покраснеть, не будь она в полубессознательном состоянии.
— Палочка! — Кажется или нет? Он зовет ее? — Касси, где палочка?!
Мотнув головой влево, Кассиопея приоткрыла глаза, указывая на внутренний карман куртки, в спешке отброшенной в сторону. Парень все понял, просто встал на одно колено, потянувшись к карману, и, вытащив палочку, грозно посмотрел на Кассиопею. В его голубых глазах загорелся странный огонек решимости, будто он хотел сделать что-то, но опасался. Что он хочет? Зачем трогает ее, не дает ей уснуть? Так хочется спать…
— Касси, прости меня.
Кассиопея вяло хмыкнула, прикрывая глаза, а потом резко замолчала, застыла и распахнула глаза, недоумевающе глядя на него. Сознание немного прояснилось: сразу появился ветер, пахнущий водой, влажной травой; солнце, пляшущее по огненным прядям на лбу Чарли; тяжелое дыхание дракона и размеренный шелест его кожистых крыльев; стук собственного сердца; боль, боль, много боли, БОЛЬНО!
— Чего? — выдохнула она сквозь стиснутые зубы.
— Эпискеи!
Короткая желтая вспышка охватила ее плечо, вгрызлась в чувствительную плоть, обтянутую воспаленной кожей железными зубами, добираясь до выбитой кости тонкими ниточками-резинками. Ниточки, натянувшись до предела, схлестнулись у нее внутри сетью, тянущей щупальца в сердце, в голову, в легкие, ниже, выше, вдоль позвоночника до самых кончиков пальцев… Кассиопея закричала, вскинулась, отчаянно пытаясь вдохнуть и барахтаясь, как приколотая булавкой бабочка, но руки Уизли грубо схватили ее за кисти и осторожно прижали обратно к мягкой коричневой коже седла, а сам он не произнес ни слова, только всмотрелся в ее лицо, словно ища в нем признаки возможной потери сознания.
Вкус боли медленно, нехотя осел у Кассиопеи на языке и она потрясенно посмотрела на Чарли, улавливая, как его черты лица смягчаются, вытянутые в нитку губы расслабляются и глаза перестают быть страшными и испуганными. Ощущая противный привкус старой бумаги у себя во рту, Кассиопея сглотнула сухость и боль в горле, словно располосованном острейшими кинжалами. Рука, висевшая бесполезной плетью, сейчас показалась чужой, будто железной, и она, попытавшись опереться на нее, неловко завалилась бы вбок, не окажись Чарли рядом. Он обхватил ее руками за талию, быстро и легко, так, будто всю жизнь только и занимался тем, что поддерживал ослабших девиц. Застыв в этой неудобной позе, он смерил ее тяжелым взглядом и открыл рот, собираясь сказать что-то, но Касс перебила его, натягивая на плечи куртку с надорванным плечом, вяло отмахиваясь от рук, все еще сжимающих ее.
— У тебя в глазах звезды, ты знаешь?
Чарли посмотрел на нее бесконечно долго, высоко подняв брови. Улыбка растянула его губы.
— Спасибо.
— Пожалуйста. Что произошло?
— Кто-то очень захотел помешать нам прибыть в Хогвартс, — Чарли наконец отпустил ее и отодвинулся, поправляя сбившуюся бандану на голове. Кассиопея подавила мягкий вздох. — Не знаешь, кто бы это мог быть?
— Понятия не имею, — Кассиопея вновь закрыла глаза, не в силах смотреть, как небо отражается в его голубых глазах, смешиваясь в один большой океан цвета аквамарина. — Если бы нас хотели убить, то они бы довели дело до конца…
— Ты хочешь сказать, что недостаточно пострадала? Это ты только что чуть не отправилась в свободный полет, Касс! А если бы меня здесь не было, м? Какая разница, что это: неудачная попытка убийства или предупреждение? Ничего не меняется, ты… — Чарли хотел вновь встряхнуть ее, но переборол себя и крепко сжал кулаки. Глаза его будто превратились в грозовое небо. — Ты могла умереть. Понимаешь?
— Одной проблемой было бы меньше, — устало пошутила она и тут же пожалела: Чарли метнулся к ней, обхватил ее лицо ладонями, но тут же отпустил, будто испугавшись своего порыва. Кассиопее показалось, что сейчас он скажет что-то такое, что перевернет ее мир…
— Я обещал Седрику и мистеру Диггори доставить тебя в Хогвартс целиком, а не собрать по кусочкам и оставить в коробке на столе у Дамблдора, ясно? А я привык сдерживать свои обещания, так что ты уж прости, что не дал «этим», — он указал пальцем туда, откуда в них прислали чары проклятия, — избавиться от «одной проблемы»!
Он беспокоится о себе. Все понятно, вот теперь все намного разумнее. Касс мысленно обругала себя за идиотские мысли. Она длинно выдохнула и отвернулась от него, подставив лицо свежему ветру.
— Я хочу в Хогвартс. Чарли, я… — Кассиопея обернулась через плечо и застыла с открытым ртом: Чарли с обреченным видом ухмылялся ей, болтая перед лицом обломками своей палочки, державшимися на одной лишь сердечной жиле. — Эмм…
— Я сел на нее. — Чарли пожал плечами и опустил голову, пряча обломки в карман. — Теперь не смогу наколдовать тебе новую одежду.
Он лукаво подмигнул, и, прежде чем она успела произнести хоть звук, стянул свою куртку и бросил ей. Куртка прилетела прямо в лицо, и Касс зажмурилась, сжимая шершавую кожу ладонями. Приятное тепло разлилось по всему телу. Кассиопея надела куртку спиной вперед так, чтобы воротник доставал до самого носа. В тихую вдыхая чистый и неожиданно сильный запах цитрусового мыла, она уснула совершенно незаметно, так же тихо и быстро, как обычно засыпают здоровые и счастливые младенцы.
У самого охранного купола Чарли растолкал Кассиопею и принялся тормозить уставшего дракона. Норберт нехотя развернул могучие крылья и плавно спикировал на желто-зеленую траву. Красное солнце августа отсвечивало сухие травинки под ботинками Чарли, когда он помогал Касс слезть вниз, придерживая ее за локти. Сняв с пояса крохотный мешок, он засунул в него руку по самый локоть, выудил черный рюкзак и аккуратно передал ей, что Кассиопея немедля и сделала, прижимая его к груди с особым трепетом, чем вызвала у парня снисходительный смешок. Когда она попыталась закурить, Чарли просто выхватил сигарету у нее из пальцев, бросил под ноги и придавил носком ботинка. Аргументировав странное поведение тем, что Норберт не переносит запах свежего табачного дыма, Чарли перевязал бандану, поковырялся в креплениях седла палочкой Кассиопеи и уселся обратно на дракона. Не утруждая себя прощаниями, он просто кивнул ей, бросив напоследок что-то о куртке. Норберт протяжно фыркнул, обдав Кассиопею жарким сухим воздухом, и взлетел в синеватые сумерки.
Очень быстро его парящий силуэт превратился в крошечную точку на горизонте, а Касс долго стояла по колено в высохшей траве, глядя на эту точку слезящимися от ветра глазами и думала о чем-то тревожном. Почему он улетел так быстро, не сопроводил до замка, а оставил здесь, на пустыре? Хогвартс зубастой тенью маячил на добрый километр впереди нее, вокруг него простирался охранный купол. Кассиопея могла просто протянуть руку и дотронуться до прозрачной перламутровой оболочки, но делать этого не стала. Не очень ей хотелось попасть под действие агрессивных чар.
Тяжелые шаги, раздавшиеся за спиной, показались знакомыми, и она обернулась на звук ломающихся веточек и иголок, устилающих землю сероватым ковром. Хагрид, огромный, косматый, удивленно оглядел ее волосы, лицо и великоватую для нее куртку, понимающе улыбнулся в бороду, перебирая в руках маленький конвертик из желтого пергмента. Кассиопея умудрилась прочитать темные буквы, выведенные твердой рукой: Чарли. Хагрид что-то говорил ей, почему-то пряча свои темные добродушные глаза, а после протянул письмо и обнял, положив на плечи тяжеленные ручищи. Кассиопея обиженно мазнула взглядом по бумаге и сунула надорванный конверт в карман куртки Чарли.
Они направились к замку, два знакомых; два друга по молчанию.
Великан в темном плаще и девочка с темной душой.
Джинни, прибывшая в Хогвартс с братьями, Гарри и Гермионой за день до начала учебного года, видела эти две фигуры и тени от них, плывущие позади вытянутыми языками. Кто эта девушка с черными волосами? Угловатые движения показались ей смутно знакомыми, но Джинни быстро отбросила эту мысль и принялась одеваться. Сегодня вечером Джордж пообещал устроить им маленький пир. После случившегося на матче, после всего ужаса, криков, огня, взрывов, масок Пожирателей и огромной Метки на небе им просто был необходим отдых. Джинни вздохнула, в голове мелькнули черные волосы незнакомки. Глупости.
Она не долго стояла перед зеркалом. Забрала волосы в высокий хвост, но тут же опустила руки, и пряди рассыпались по спине, закрывая ее лицо огненной завесой. Ей никогда не нравились ее уши, немножко торчащие и потому придающие какой-то слишком детский вид. Оставив в покое свои волосы, Джинни, тщательно огладив руками темно-красную юбку, подошла к аккуратно заправленной кровати, но тут же остановилась, не найдя на покрывале свой школьный галстук. Она медленно осмотрела всю комнату, и взгляд ее упал на столик у зеркала, видневшийся из-за приоткрытой двери в ванную. С самого его края свисал кончик алого галстука, и Джинни озадаченно нахмурилась: она точно помнила, что оставила его на кровати… Но как же…
Поджав губы, Джинни быстро подошла к двери и широко распахнула ее. Тусклые красные светляки сгрудились у самого потолка, когда Джинни схватила со столика галстук, и тут же испуганно заметались по стенам, освещая розоватым светом ее бледные руки. Галстук змейкой выскользнул из пальцев и упал на пол. Нетерпеливо фыркнув, Уизли присела на корточки, подбирая полосатую ткань, когда вдруг заметила небольшое пятнышко на носке черного школьного ботинка. Она выпрямилась, собираясь намочить руку под водой, но словила какое-то движение в зеркале краем глаза и замерла.
Медленно откинув волосы с лица, Джинни подняла взгляд, заглядывая своему отражению за спину, и подавилась вскриком.
Там стоял он.
Уже знакомые черные волосы, белая кожа и ледяные, неправдоподобно синие глаза. Вздувшееся серое лицо пересекали толстые черные вены, сетью расходившиеся от его пустых ввалившихся глаз. Каждая вена, подобно змее, двигалась под кожей, извиваясь, выкручиваясь, уродуя и без того страшное лицо. Черные ветви капилляров под глазницами лопались, и вязкая, густая кровь лилась на белый накрахмаленный воротничок…
Выбежав из комнаты, Джинни молнией пронеслась по пустынным лестницам к стене с натюрмортом, пощекотала пальцем грушу и ворвалась в жар школьной кухни. Только там, окруженная шумом, разговорами и другими непереносимо громкими звуками, она вновь начинала дышать. Никогда больше она не останется одна. Нигде и никогда.
Глядя на загоревших рыжеволосых Фреда и Джорджа, бросающих булочки в Рона, Джинни Уизли пообещала себе никогда не оставаться в одиночестве. Убегая от него, она чувствовала покой, безопасность, и пусть все вокруг слишком громкие и шумные, зато… В этом грохоте она не слышала его.
Не видела его.
Это отвратительное лицо. Лицо Тома Реддла.
***
В своей комнате Кассиопея встряхнула куртку и хотела повесить ее на спинку кровати, но из кармана на пол выпал желтый конверт, неожиданно громко стукнувшись об пол. Развернув письмо, она быстро прочла две кривоватые строчки, написанные Чарли Хагриду с просьбой встретить ее у купола. Кассиопея хмыкнула и хотела положить письмо обратно в конверт, но внезапно ощутила его вес у себя в руке. Она нахмурилась и попыталась сунуть в узко склеенную бумагу руку. Пальцы натыкались на что-то маленькое и гладкое, но достать его никак не получалось. Чертыхнувшись, Кассиопея перевернула конвертик вверх дном и потрясла над кроватью.
Легко выскользнув, на красное покрывало упал маленький золотой медальон, звонко ударившись о крупные звенья длинной цепочки. Не веря своим глазам, Кассиопея схватила украшение, поднесла к самым глазам, слепо шаря взглядом по выпуклой гравировке птицы с распахнутыми золотыми крыльями, и резко отбросила медальон подальше от себя, будто он обжег ее пальцы.
Невозможно.
Невозможно.
Медленно, словно боясь удара, она схватила с кровати помятое письмо, вновь просмотрела уже прочитанное ею послание Чарли и перевернула бумажку, ища хоть что-нибудь, хоть какое-то объяснение тому, что у нее на кровати лежит медальон человека, умершего год назад. Медальон Рика.
Сморгнув подступившие слезы, Кассиопея прищурилась и сквозь пелену в глазах все же смогла прочесть крошечную надпись на обратной стороне. Красивую, ровную, черную.
«Я иду»
***
Кое-как цепляясь за стены, Кассиопея вышла из гостиной Гриффиндора и побежала, останавливаясь у каждого портрета с просьбой сказать, куда ушла Джинни Уизли, вещи которой она увидела в кресле у камина. Если она здесь, значит и близнецы тоже… и Гарри, все они. Бароны на портретах качали головами и молчали, глядя на нее пристально, осуждающе. Перед глазами замельтешили звезды. Придерживая на плече разорванную майку, которую так и не успела снять, Кассиопея бежала вниз по ступенькам.
— Кухня, — девушка в чепце с картины за углом, даже не посмотрела на нее, уткнувшись носом в шитье на коленях.
Открыть дверь ей не составило труда, Седрик поделился с ней этой маленькой тайной, но откуда он ее знал, Касс было не понятно. И теперь, с грохотом влетев в просторное помещение, она замерла под взглядом четырех пар одинаковых глаз. Джордж, Фред, Рон и Джинни обернулись к ней как по команде, а Кассиопея просто рухнула на ближайший стул, не в силах сделать ни вдоха. Едва за ней закрылась дверь, как в проеме смежного помещения показался Гарри, коротко осмотрел ее, повернулся было к ошеломленному Джорджу, но тут же обернулся на Кассиопею. Тень узнавания мелькнула на его лице; глаза его, зеленые и темные, расширились от благоговейного ужаса, и он подскочил к подруге, хватая ее за прядь волос у лица.
— Святой Мерлин, Кассиопея! — он тяжело сглотнул и мертвенно побледнел. Кассиопея приподнялась на стуле, встревоженная такой реакцией, но Гарри припечатал ее обратно тяжелым шлепком по больному плечу. — Сириус был бы в шоке…
— Будет в шоке, — поправила Касс, вежливо сбрасывая его руку. — Не важно, я тут… по делу, в общем-то. Вот это, — она разжала влажную ладонь и медальон громко ударился о стол. — Я нашла в конверте с письмом от вашего брата, Чарли. Он сопровождал меня в Хогвартс. Все было бы хорошо, но на нас напали…
Фред со свистом втянул воздух и тут же ойкнул: Джордж наступил ему на ногу.
— Я не знаю, кто это был. И все же, суть не в этом. Письмо, которое Чарли отправил Хагриду, перехватили по пути, и тот, кто это сделал, точно знал, что мы выживем. «Я иду», — она швырнула конверт и письмо на стол. — Написано на обратной стороне. В конверте лежал вот этот медальон.
Кассиопея подхватила пальцем длинные звенья цепочки и легко сжала ее. Медальон издевательски сверкнул в свете лампы.
— Гарри, — Кассиопея замерла, глядя на друга. Слезы жгли ей глаза. — Это… его медальон. Того парня, который спас меня от Пожирателей на ярмарке в августе. Я не понимаю, ничего не понимаю. Ему сломали шею, Гарри! — она обхватила лицо руками. Глаза жгло все сильнее, но Кассиопея изо всех сил старалась не расплакаться. Вместо Гарри она видела цветное расплывчатое пятно. — Рик умер, его убили, но это украшение было на нем, он никогда не снимал его. Я не знаю, что думать. А что если… если его тело, — слова зажевались, как старая пленка, и конец фразы она произнесла сипящим шепотом, — осквернили? Разрубили, сожгли, и теперь будут присылать мне его, что если медальон — это первая часть? Гарри, я боюсь, я не хочу, не хочу!..
Рыдания вырвались из ее горла ужасным булькающим звуком.
Первой очнулась Джинни. Метнувшись к трясущейся Кассиопее, она схватила ее в сокрушительные объятия, глядя из-за плеча на братьев глазами, полными жгучего понимания.
«Она ведь еще не знает ничего. Ни о метке, ни о восстании, ни об отце. Молчите. Молчите, пока можете. Это не совпадение. Не шутка». Джинни прокручивала в голове эту мантру, все быстрее и быстрее. Слова шурупом ввинчивались в голову, но она уже не могла остановиться. Легилименция, до этого мало проявляющаяся, сейчас расцвела внутри стальным цветком.
Том, это Том, из-за него ты можешь делать, то, что под силу только самым могущественным волшебникам. Его сущность все еще в тебе.
Так думала Джинни, крепко прижимая к себе Кассиопею. И ничто в мире не могло изменить правды в этих мыслях.
Фред был в ужасе. Касс, та самая Касс, тонконогая девчонка, Малфой на Гриффиндоре, сейчас выглядела как настоящая Блэк. Черные волосы, волнистым водопадом стекающие по лопаткам, серые стальные глаза, остро разрезанные, упрямые, и даже сейчас, полные слез, будто скопированные с лица Блэка старшего. Кассиопея. Теперь это имя больше подходило ей. Обманчиво мягкое, гладко скользящее по языку, оно скрывало ужасающую силу, от которой Фреду захотелось закрыться. Не в отвращении — в поклонении. Мысль, простая до невозможности, взлетела высоко-высоко.
Если будут «они», если это случится — она поглотит, раздавит его, а он не будет сопротивляться. Напротив — будет рад.
О нападении во время матча Гарри рассказал ей уже глубокой ночью. Потрясенная рассказом, Касс мчалась через весь замок к заветному повороту в гостиную Пуффендуя. Седрик стоял там, один посреди пустынного коридора. Едва завидев подругу, он сорвался с места и схватил ее в охапку, сжимая ребра с силой, огромной для семнадцатилетнего парня.
И ничего ей больше не было надо. Только она, лучший друг и этот мысленный островок безопасности, в котором они, как в коконе. В нем они — дети, окруженные развалинами, на которых пляшут ужасные твари, но они не доберутся до них, просто не смогут. Это ли не счастье?
***
День.
Неделя.
Месяц.
Октябрь закрутил замок в разноцветном солнечном вихре. Листья, сухие травинки, влажный мох на камнях и малиновые закаты. Дорожки из камня, деревянные трибуны, прохладные руки на нагретых солнцем метлах, длинные шарфы, треплющиеся в быстром потоке осеннего ветра, желтые, зеленые, синие, красные. Расцветая в самой душе, осень не оставляла равнодушных.
В Большом зале Кассиопея сидела рядом с сонной Гермионой и медленно ковырялась в манном пудинге с одинокой ягодой на вершинке. Гермиона пыталась прочитать что-то в своих свитках, но голова ее наклонялась все ближе и ближе к столу, и девочка вздрагивала всем телом, когда кончик ее носа соприкасался с шершавым пергаментом. В очередной раз задремав, она уже не проснулась, со стуком уронив голову на стол. Кассиопея, внимательно наблюдавшая за ее борьбой, осторожно подложила Гермионе под голову свою свернутую мантию и собиралась было сложить все свитки и книги в одну стопку, как внезапно в дверь зала ворвалась большая компания. Девушки и парни, мальчики и девочки, размахивая руками, они быстро бежали к окнам, огибая столы и скамейки, перепрыгивая через них не хуже лесных кентавров. Вскоре все окна были залеплены учениками разных возрастов, которые толкались, пихались, залезали друг друг на плечи, лишь бы встать поближе к стеклу. Гермиона, резко подняв голову на шум и крики, вскочила из-за стола и схватила Кассиопею за рукав. В глазах ее, все еще подпухших и заспанных, загорелся огонек.
— Касс, я же совсем забыла! Профессор Макгонагалл сказала мне еще вчера, но я забегалась и забыла сказать тебе! Сегодня в замок прибудут ученики из Дурмстранга и Шармбатона на Турнир Трех волшебников, представляешь, впервые…
Кассиопее будто заложило уши ватой.
Шармбатон? Зачем, зачем…
Не веря своим ушам, она в один прыжок добралась до окна, невежливо распихала студентов в стороны и прильнула к окну. Сердце заколотилось, как сумасшедшее, когда глаза словили проблеск золота и серебра далеко в голубоватых осенних тучах. Так и есть. Мешая острыми копытами влажный предвечерний воздух, прямо на них неслась тройка золотых абраксанских коней. Золотые глаза светились как огни, крылатые животные пронзительно ржали и закусывали серебряные удила, испуганно таращась на лохматого Хагрида, раскинувшего руки в стороны, как ветряная мельница. Круглая карета сверкала, как рождественская елка, вся обшитая янтарными металлическими перьями, камнями, тончайшей сеточкой из медных волос муз и белой замшевой тканью с золотым тиснением в виде крохотных рубчиков. Со свистом рассекая воздух, карета пронеслась мимо окон Большого зала, кони, вошедшие было в крутое пике, рывком выпрямились и расправили белоснежные крылья, плавно планируя над камнями внутреннего двора.
Толпа с криком и ревом отхлынула от окон. Кассиопею отбросило волной, чьи-то руки и ноги оттеснили ее в сторону, потерянную и напряженную. Кто-то схватил ее за плечо почти у самой шеи, и Кассиопея подпрыгнула от ужаса. Гарри молниеносно схватил ее руку, потянул за собой прямо в разбушевавшуюся толпу, петляя среди учеников, как заяц, и, наконец, сунувшись в глубокую нишу в стене, остановился.
— Касс, — он наклонился к самому ее уху и заорал так громко, что она машинально отскочила назад и чуть не свалилась под ноги бегущих во все стороны студентов и профессоров. Внизу мелькнула крошечная голова профессора Флитвика. — Нет времени объяснять! Я отправил письмо твоему отцу и сейчас он на каминной связи! Ты…
хочешь? — он серьезно посмотрел ей в глаза и крепко стиснул пальцами плечо.
Кассиопея опустила голову. Волна страха прошлась по ней не хуже электрического тока, ладони вспотели, спина под тонкой рубашкой взмокла, как в самый душный летний день. Голова закружилась.
Вот так просто? Возьмет и увидит?
Быстро, стараясь не передумать, она кивнула головой раз, потом второй, третий, и Гарри потянул ее вниз, удовлетворенно улыбнувшись.
Они неслись по лестницам вверх быстрее ветра, Гарри сбивающимся голосом рассказывал ей о своих видениях, появившихся внезапно и совсем не вовремя. Из-за этого он написал Сириусу, из-за этого подверг опасности и себя и крестного, которому дал обещание всегда первым сообщать ему обо всех изменениях, как в школе, так и в самочувствии. Гарри вел ее незнакомыми коридорами, дорогами, лестницами. Портреты на стенах постепенно редели, а потом и вовсе исчезли, сменяясь на серый барельеф.
Громкие звонкие шаги внезапно раздались слева от них, прямо из-за следующего поворота, и Гарри не стал медлить. Он втолкнул Кассиопею прямо в стену, с размаху, с силой, так, что она вскрикнула, зажмурилась и влетела в серый камень, сквозь него и дальше. Двигаясь по инерции, упала на бок и пролетела по гладкому полу до открытой пасти камина, объятого зеленым пламенем. Кассиопея закричала, когда зеленые дымчатые языки охватили ее руки, шею, плечи, голову.
Камин втянул ее почти наполовину, неожиданно прохладный, тихий. Ощущая лишь легкие прикосновения огня к царапинам на руках и зажмуренным векам, Кассиопея открыла глаза и странно всхлипнула. Звук эхом отпечатался в своде магической сети и замер, ударившись в грудь человека, призрачной тенью стоящего по ту сторону.
Черный костюм, черные волнистые волосы, мелкие шрамы на губах и вдоль левой щеки, морщинки вокруг глаз. Серых, ртутно-стальных глаз. Сириус смотрел на нее, крепко стиснув зубы, с потрясением вглядываясь в лицо напротив. Ошеломленный, он сделал шаг навстречу, но тут же остановился, боясь спугнуть, боясь, что она снова убежит.
Кассиопея сжала губы. Казалось, открой рот — и она разрыдается. Чувствуя предательскую влагу на щеках, Касс изо всех сил старалась держать лицо. Губы задрожали сами по себе, когда она протянула трясущуюся руку вперед в неосознанном жесте. С трудом разлепив губы, она коротко зажмурилась, смаргивая тяжелые капли слез. Сейчас, сейчас она сможет. Не убежит… Серые глаза. Черные волосы.
— Папа?
